Kardemomme

— Ты не похож на Исака, — глубокомысленно выдает пиздюк Холм и с громким хрустом откусывает сразу половину морковки. Кролик недоделанный, блин. Тай хмыкает и только вскидывает брови, продолжая что-то увлеченно набирать на лэптопе. Лишь ехидно изогнувшийся краешек рта свидетельствует: он все услышал, принял к сведению, не пропустил мимо ушей и обязательно ответит, как только закончит с делами. — Нет, я серьезно. Исак — та еще задница. Ты помнишь, например, сколько подлянок он подстроил лучшему другу, чтобы развести его, может быть, с любовью всей жизни. Ты у меня совсем не такой, — выдает эту тираду с таким опупенно-важным видом, почти королевским. Тут же седлает табурет — ну, точно принц крови на троне. Устроит подбородок на скрещенных пальцах, взглянет исподнизу, хлопая ресницами, как какой-нибудь эльф — своими гребаными воздушными крыльями. У Ти какая-то щекотка в носу. Это явно пыльца виновата. — Ты с утра пораньше ебанулся немного? — бросит невозмутимо ему, опять занося пальцы над клавишами. Быстро почешет нос о плечо, изо всех сил пытаясь не чихнуть и не спугнуть с таким трудом пойманную за хвост мысль. Книга сама себя не напишет. Хенрик же... Хенрик ведет себя странно. — Ты ведь... тогда, на съемках... — он мнется и нижнюю губу жует, как вот только что овощ несчастный. Всегда так делает, если сомневается в чем-то, психует. Вот же дурачина, ей богу. Нашел тоже повод. Выдохнет и продолжение выпалит, как очередь из пулемета. Тарьей только и остается, что воздух глотать и ресницами растерянно хлопать. — Ты же тогда влюбился в меня, я ведь прав? Не в Эвена, не в его смазливую рожу? Это ведь был я — с первого дня? Не он? Не сериал? Не игра, не легенда? Пиздец. Вот это Холм выдал номер так выдал. Тай даже не знает, что на это сказать. Нет, серьезно. Только стянет с носа очки. Холм говорит, что он в них деловой... сексуальный. — Хенке... ты только честно скажи... — Да не курил я с Сондре траву. Сказал же, он забегал за той книгой. Ладно, проехали... черт с тобой. Не хочешь отвечать — и не надо. Так и знай, я все равно лучше него. — Ты у меня самый лучший, — Тарьей соглашается быстро, покорно. Обнять со спины уныло согнувшуюся тушку, руки запустить под футболку и носом ткнуться в шею, коснуться кожи губами, спуститься вдоль позвонков, чувствуя, как дрожит, как его отпускает. — Самый лучший не в Осло, не в Норвегии — в мире. Самый лучший, хоть и полный придурок. Куда там Эвену, боже... — И ты меня любишь? Нет, видимо этот его лучший друг опять что-то пизданул, не подумав, и походя разворошил какую-то старую рану, вот и всплыли со дна сомнения и страхи, как осадок со дна в ставшей так быстро мутной воде... — Как никого. Никогда. — Никаких ассоциаций со Скамом? — Конечно. Поцелуй на вкус, как утренний кофе, табак. Поцелуй на вкус, как настоящее счастье, как зимнее слепящее солнце после долгой метели. Поцелуй на вкус... самый лучший. Любимый. Выдохнет, опуская ресницы, позволяя утянуть себя в него с головой, уже смиряясь, что замаячивший на горизонте финал такой тяжелой главы...просто отодвигается чуточку дальше. — Я билеты купил в Марракеш, — выдаст вдруг Хенрик, чуть приподнимая, подсаживая на себя. Спрячет лицо где-то в изгибе шеи потрясенно вдруг замершего парня. — Что? Ты против? Но куча ведь праздников, выходных... Рождество... Новый год... Никаких ассоциаций со Скамом? Марракеш? Ну, конечно. — Я люблю тебя, боже. Кажется, он не поймет, почему вдруг Тарьей расхохочется прежде, чем заткнет свой рот его же губами.