Kardemomme

Они переехали в Тронхейм из-за учебы Исака. Эвен думает, что продал бы богу и дьяволу душу, чтобы остаться тут навсегда. Возможно, когда-то в прошлой жизни он жил именно на берегу Тронхеймского фьорда. Возможно, когда город весь был еще деревянным и носил гордое звание столицы Норвегии. Временами ему снится что-то такое... Церквушка на месте монументального Нидаросского собора, где и сегодня коронуют монархов. Пустой каменистый берег там, где сейчас раскрываются "Врата счастья". И разноцветные дома, как игрушки, выстроившиеся рядком на другом берегу. И страшный, ревущий пожар, что слизывал их один за другим, оставляя после себя лишь дым и золу. Пепелище. Город, десятки раз за столетия восстановивший себя из руин. Город, где сейчас ему хорошо. Где Эвен до жуткого безобразия счастлив. С Исаком. — Прости, на лекции задержали, — вот и он. Легок на помине. Приземляется на соседний стул, наклоняется быстро, чмокая коротко в кончик носа, на который скатились очки: зрение за проверкой бесчисленных контрольных с годами не становится лучше. — Но у нас есть еще два с половиной часа. — М-м-м-м-м... заманчиво, детка, — тянет Эвен и выразительно дергает бровями. Исак моментально заливается краской. Исак и сейчас, спустя столько лет, смущается, будто до сих пор — неуверенный в себе, запутавшийся ученик школы Ниссен, бегущий от собственных чувств. — Т-ты уже заказал? — сбивается, а уши малиновым полыхают. Должно быть, вспомнил, как на прошлой неделе они обедали здесь. Тогда Исак отлучился на две минуты в уборную, а Эвен просто отправился следом. Обед в итоге непоправимо остыл, а официанты изо всех сил старались при взгляде на них не хихикать. Но до сих расплываются в ехидных улыбках, стоит им только войти. Впрочем, к подобным выходкам парочки уже скорее привыкли. — Конечно. Куриный бульон, гренки с сыром и кардамоном, овощной коктейль и стейк из семги. Ничего не забыл? — Кардамон? Эвен! Блять. Ты, что ли, серьезно? — Ага... — хитрые черти — вприпрыжку из-под стекол очков. Почти опрокидывает кружку со своим капучино, когда лезет через стол целоваться. Прикусывает легонько губу. Исак выдыхает со всхлипом и дергает за лацканы пиджака на себя. Эвен шлепает шутливо по пальцам: — Профессор Вальтерсен-Найшейм, вообще-то здесь люди, — но тут же ладонью овивает ладонь. Добавляет с придыханием хрипло: — Или ты хотел повторить?.. Брови... ох уж эти невозможные брови. — Н-не хотел... — Исак откидывается на спинку стула и дышит, как будто бежал стометровку. Забывшись, лезет за сигаретами в карман пиджака и даже прикуривает, но, спохватившись, тут же сконфуженно тушит о блюдце. Заканчивает скороговоркой: — Всегда хочу. Как будто не знаешь. И опять, как подросток. Смутившийся. Милый. У Эвена теплеет в груди и что-то остро щемит в области сердца. Стареет он, что ли? Залипает на линии губ. Тянет руку к щеке, ладонь царапает щетина. Да. Давно уже не подростки. Эвен под столом опускает руку на острое, худое колено. Исак облизывается торопливо и залпом в себя вливает коктейль, не чувствуя вкуса. — Ой, а я ведь забыл... — Эвен театрально себя по лбу хлопает ладонью. Позер. И лезет во внутренний карман за плотным конвертом. — Два билета первым классом до Осло. Уже в следующий уикенд. — Уверен, что хочешь поехать? Голос дрогнет от скрытой тревоги. В их прошлый визит они заглянули к Юнасу с Магнусом в садик. Детишки на Эвене гроздьями висли, а тот хохотал и позволял себя оседлать, изображая то жирафа в упряжке, то мула, то вообще, черт знает почему, — крокодила. Исаку тогда стало грустно и стыдно. — Хочу. А ты нет? У Магнуса и Вильде скоро свадьба, вообще-то. А Эва, помнишь, обещала наконец рассказать про свою таинственную работу. — Ага, — тихо фыркает в руку Исак, — порнхаб какой-нибудь, не иначе. Вообще отказываюсь понимать, зачем на пустом месте создавать эти тайны. Одно только слово — девчонки. Смеются. Эвен гладит успокаивающе по руке. Эвен видит, что под беспечной улыбкой растет напряжение, густеет. Еще немного — и грянет. Чуть-чуть. А, может быть, нет. Продолжает вкрадчиво, ласково: — И Сана из Амстердама приедет. Микаэль написал, что Юсеф уже забронировал им билеты. — Микаэль. Ну, конечно. — Не делай вид, что ревнуешь. Ведь не ревнует совсем. Потому что ревность = недоверие или сомнения, которых между ними совсем не осталось. Еще со времен Осло. С первой общей съемной квартиры. С покупки подержанной стиральной машинки, с котенка с ободранным боком, которого вылечили и нарекли Фараоном. За монаршие замашки и общую наглость. — Я все еще помню, что ты его целовал. — А мне напомнить, кто т е б я учил поцелуям? Или, может, вспомним ту историю с Крисом Шистадом? Исак сразу — снова как свекла. Бурчит: — Я тебя тогда даже не знал. И Шистад вообще в этом случае — мимо. Эвен ржет: — Как и я тебя, детка. Но обязательно напомню Юнасу про ваши те упражнения. Мне интересны его ощущения. — Да он и думать о том давно уж забыл. — О поцелуе с тобой? Скажешь тоже. Эвен видит: смена темы не помогает. Исак все еще напряжен. Исак загоняется чем-то так сильно, что забывает про остывающий суп. Не замечает ладонь, поглаживающую чувствительное местечко за ухом. Эвен смещает стул ближе к нему. — Малыш, расскажешь, что происходит? Жмурится, будто с духом собираясь перед тем, как голышом сиганут со скалы в ледяные воды залива. Целых восемнадцать секунд Эвен думает, что не дождется ответа. — Ты хочешь детей. Я... стой, Эвен. Дай мне сказать, раз спросил. В том детском саду они тебя облепили, как мухи. И ты казался таким счастливым. Нет, был им. Сейчас, перед нашей поездкой, ты в детский сад снова так рвешься. У Саны с Юсефом четвертый уже на подходе. Да даже Нура, Эва писала... с Вильямом уже собрались. Решила бросить свой модный журнал, представляешь? — Тише. Маленький, тише, — столько лет, а он все еще зовет Исака своим малышом и умеет снимать напряжение всего парой касаний. Прижимается лбом к его лбу. — Конечно, я хочу, чтобы у нас был ребенок. Разве ты — нет? Вот закончишь со своей кандидатской... Исак моргает растерянно и отстранятся, откидываясь на мягкую спинку стула. — Да, но... — Разве ты не ученый? И не знаешь про процедуру ЭКО? Ни разу не слышал про суррогатное материнство? В любое время мы можем взять малыша, который родителям оказался не нужен. Я так понимаю, ты снова себя накрутил, что лишил меня вероятной нормальной семьи? Отпивает медленно кофе из кружки. Исак сконфуженно челюсть трет. Забавно дергает носом. — Ну... я как-то думал об этом... — Понятно, — кивает Эвен и прижимает к себе. — Детка, у кого из нас вообще биполярка? Конечно, болезнь — не тема для шуток. Но четыре года без эпизода — наверное, это рекорд. Нет, не так. Это — знак или символ. Того, что у них получилось. Жить минуту за минутой. И дальше. — Прости, я дурак. — Не буду спорить. Хоть и самый любимый, и еще — охренительно умный. — Ой все... Исак улыбается с облегчением и вспоминает, наконец, про обед, спешно отправляет в рот кусок давно остывшего рыбного стейка. Кривится. Эвен давится смехом и подзывает официанта, чтобы убрал это все. — Предлагаю прогулку. Купим пиво и в парке возьмем по кебабу. И сегодня ты в свой университет не идешь. Позвони, чтобы отменили последние лекции. — Согласен. Исак ухватывается за руку любимого мужа. Эвен сплетает их пальцы. В вены — разрядом. Под кожу — теплом. На улице — с залива свежий ветер в лицо. И птицы поют. Сладко пахнет цветами, молоком и печеньем. Эвен верит: у них все хорошо. Эвен точно знает, что ничего плохого уже не случится. Не с ними.