23 Days to the Eclipse

Я недоверчиво разглядывала листок белой бумаги с множеством непонятных чернильных закорючек и, конечно же, несколькими рядами ровных строчек печатного текста. Я и не подозревала, что ещё есть люди, которые так красиво пишут. Правда, большинство слов оставались непонятными, но это ведь не так уж и важно. Главное на этой бумажке был не почерк, а значение слов. Выписка из больницы. Я до сих пор не могла поверить в это. Разве сумасшедшую могли вот так просто выпустить на свободу?! И почему-то мысли клонились в сторону почти незнакомого парня, друга того придурка. Но ведь он приходил ко мне всего один раз, неделю назад и больше не появлялся. Неужели Джей подкупил главу больницы? И психотерапевта. Или да?! Или я это все выдумала, чтобы успокоить саму себя. Но даже то, что кто-то, не говоря уже о Джее, мог подкупить кого-то в больнице, казалось невероятным. Особенно, если речь хоть как-то касается меня. Да кому я нужна? Последнюю неделю я действительно вела себя спокойно и ничего не вытворяла, но это ведь не значит, что человек здоров. И психотерапевт так и не смогла простить ту выходку с карандашом, поэтому рассчитывать на их щедрость и доброту душевную просто не получалось. Я стояла возле стола, который очень плотно утыкался в окно. Вообще, мою комнату нельзя было назвать маленькой. Проблема заключалась в том, что я делила своё пространство со старшей сестрой. Ребекку, самого первого ребёнка в семье, с детства ставили всем как пример. Она была невероятно талантлива, красива, умна и имела большие мечты и стремления на будущее. Ей хотелось попасть в палаты парламента или иметь огромный бизнес. И все знали, что она добьется своего. Бекки поступила в один из самых престижных университетов Америки — Виттенберг, а потом… почти бросила учебу из-за какого-то козла. Правда, через месяц её все-таки выгнали за ужасное поведение и неуспеваемость. Мечта разбилась в одно мгновение на тысячи кусочков и склеить их уже было невозможно. Теперь она работала кассиром в небольшом ресторане быстрого питания, но, честно говоря, работа ей не была по душе, но и искать что-то другое сестрёнка не собиралась, ведь надежда уже давно угасла в ее сердце. Какое-то время она верила, что поступит куда-то снова, но на тот момент нам срочно понадобились деньги. Где их взять, никто не представлял. Малышке Николь, самому младшему члену этой семьи, тогда было только два года, поэтому мисс Бауэр, моя мама, была не в состоянии выйти на работу. У Бекки не было другого выхода. Я никогда не могла найти общего языка с сестрой, а последние четыре года вообще превратились в Ад. В семье Бауэров были проблемы, она же их только добавляла постоянными скандалами и ночными уходами непонятно куда. Ребекка имела особую страсть к алкоголю, через что и происходили те самые скандалы. Козел хорошо потрепал ей нервы. Она считала, что в мире нет справедливости, с этим я, конечно же, была согласна, но не более. От одного запаха спирта меня начинало тошнить. Бекки было все равно на мои протесты по поводу её разгульного способа жизни. Она говорила, что только пьянки помогали ей развеяться и забыть о реальности. Потом она ужасно страдала и раскаивалась в своих действиях, но не надолго. Каждый заглушает боль по-своему. Ребекка выбрала свой морфин и остановится уже не могла. А я не могла терпеть, поэтому часто приходилось ночевать в гостиной, когда заранее знала о её пьянке. Алкоголь был для меня самым большим страхом, и где-то внутри себя я понимала насколько это глупо. То, что случилось пять лет назад слишком сильно повлияло на мое мировоззрение, и ничего уже никогда не изменится. Какой идиот говорил, что время лечит?! Когда Бекки выпивала, то жаловалась, что вся семья села ей на плечи, что только благодаря ей у нас есть, что поесть. Отец просто не мог работать, а мама… она старалась успеть как можно больше, поэтому работала в одной компании через интернет. Большинство её работы заключалось в каких-то документах и их проверках. А Бекки приносила в дом копейки, потому что большинство зарплаты тратила на выпивку и развлечения. Карли в шутку называла это моральной компенсацией за испорченную жизнь. Наверное, именно так считала Ребекка. В свои двадцать два она до сих пор жила с нами, что в большинстве семей считалось непозволительным. Моя же мама почему-то тешилась, что дочь находится под её могучим крылом. Конечно, я слышала поговорку о том, что лучше дома, рядом с семьей, чем втайне за углом, но вот Ребекку этой пословицей выгородить никак не получалось. Теперь же я стояла по одну сторону с сестрой и это причиняло еще большую боль. Я тоже стала дурацким грузом на плечах у родителей, что не очень-то радовало. Комната делилась на два треугольника, условные территории. На моей стороне стоял тот самый старый стол, небольшое окно и узкая кровать, что постоянно скрипела, не давая другим нормально спать. Вся стена была закрыта длинной антресолью, в которой хранились все книги, которые я так хотела прочесть раньше, и которые сейчас не вызывали у меня никакого интереса. Мои вкусы очень сильно изменились, и если раньше я бы не отказалась от парочки романов или фэнтези, то сейчас мне вообще мало что нравилось. Я продолжала читать много, вот только книги казались мне рутиной для младших классов. Моя озлобленность началась с того дня, дня, когда я узнала, что Санты Клауса не существует. Хотя этот день был у каждого и каждый получил свою психологическую травму. О Санте у меня тоже была книга «Рождественская ночь», которую я не читала, но выбросить жалко. Книги были единственным ярким элементом на моей стороне. На так называемом участке сестры все выглядело намного ярче и красивей. Рядом с кроватью, укрытой розовым одеялом, стоял огромный шкаф и тумбочка. Все остальное пространство стены было обклеено множеством постеров и фотографий с Кристофером Чейс Кроуфордом, имя которого я еле запомнила, да и то, только благодаря Бекки.  — Всё сидишь без дела? Лучше пошла бы и помогла Эмме. У нее ведь не десять рук, — я совершенно не заметила, как открылась дверь и вошла очередная проблема в моей и так не сладкой жизни.  — Мама сказала, чтобы я не мешала ей, — и это было одна из самых дерьмовых причин, из-за которой жизнь оставалась паршивой. Теперь родители не успокоются, они будут опекать меня, как и старшую сестру. Хвалить без повода, баловать, делать вид, что всё хорошо и… молчать. Они закопают меня заживо, превратив в куклу, которую будут нянчить всю оставшуюся жизнь и в ту же секунду молчать из-за произошедшего. Теперь родителей постоянно будет преследовать мысль о том, что я в любую секунду могу повторить свой идиотский поступок, попытаться убить себя снова. И, похоже, они правы.  — Такими темпами ты никогда ничего не добьешься в этой жизни и твой поступок это подтверждает, — Бекки всегда говорила всякую дрянь в лицо людям. Дрянь под названием «правда». Эта зараза перешла и ко мне, что многих отталкивало. Ну, а кому понравится, когда ты постоянно все критикуешь вместо похвалы?! Например, в девятом классе, на вопрос о том как мне новая прическа Руф, я сказала ей, что у неё на голове гнездо. После этого Руф со мной не общалась. Не то, чтобы я очень расстроилась… И, наверное, я была немного слабоумной. И шутки у меня не смешные. Через несколько минут она успокоилась и постаралась говорить в более спокойном тоне: — Я уже опаздываю на работу. Ты не видела моё чёрно-белое платье? — все это время она стояла в теплом махровом халате амарантового цвета и носках в полоску. Носки мне нравились, а вот цвет халата не очень. Я вообще не любила тона даже хоть капельку напоминающие розовый. Халат же прям кричал: «Я — розовый». А вообще, если бы у меня была такая фигура, как у Бекки, я бы ходила голой даже на работу. Правда, есть небольшая вероятность того, что меня бы арестовали, но все равно, где-то внутри меня сидел маленький завистливый тролль и завидовал розовой завистью.  — Ты о «Нивея. Невидимая защита»?  — Да. — Бекки устало закатила глаза. Ее немного бесил тот подход, с которым я относилась ко всему. Старшая сестра была более расчетливой, ну, а я же, если хотела, плевала на всех.   — Не знаю, — села на кровать и серьезно задумалась о новом поведении родителей. Они по-любому не будут относиться ко мне как прежде. И это тоже стоит ненавидеть.  — И почему в этом доме никогда ничего невозможно найти?! — а сейчас Ребекка мастерила себе гроб. Она ведь действительно еще может добиться многого, только на данный момент опустила руки. И как заставить её хотя бы бросить пить? В комнате воцарилось молчание и столь любимое одиночество заполнило пространство. Через некоторое время Ребекка снова зашла в спальню и начала хватать первые попавшиеся вещи. Странно, она никогда не опаздывала, всегда делала все с огромнейшей точностью. Речи об опоздании и быть не могло, даже после весьма бурной ночки. Так что могло заставить её так опаздывать?! Прошло немного времени, прежде чем послышался громкий удар входной двери. Она всегда ею хлопала, когда была злая или взбешена чем-либо. Ребекка ушла. Только сейчас я задумалась о том, какого черта она начала надевать такую одежду на работу. Или она не на работу пошла? Возникло странное ощущение, будто против тебя устроили заговор, а ты и догадываешься, но поделать ничего не можешь, так как доказательств нет. Быстро поднявшись с постели, я медленно приоткрыла дверь, которая в этот раз каким-то чудным образом не заскрипела, и начала тихо идти по небольшому коридору. Мой дом был очень старым и считался одноэтажным, хоть это и не было так. Всё младшее поколение спало на чердаке. Бывшем чердаке. Теперь здесь было почти уютно. Проходя мимо белой двери, я не сдержалась от любопытства и аккуратно её приоткрыла. На маленькой кроватке было пусто. Значит, малышка Николь уже проснулась. Пятнадцатилетний Дэниел же до сих пор сладко спал в своей постели. Он всегда был совой и любил просыпаться где-то в обед, поэтому его или приходилось будить очень долго, или все просто не заморачивались, например, в выходные. Потом шла старая лестница, по которой любой спуск был наказанием. Кроме неприятных звуков, она еще и немного шаталась, хоть в остальном и была очень удобной. В конце стояло небольшое зеркало, и я на всякий случай зажмурилась. В моей комнате не было зеркал, а в остальные я старалась даже не смотреть, ведь я слишком хорошо себя знала, чтобы надеяться на лучшее. Правда, несколько раз на месяц приходилось смотреть в зеркало. У меня была слишком бледная кожа, огромные синяки под глазами и черные глаза, которые только подчеркивали эффект панды. Конечно, я испытала жалость и омерзение от увиденного. В такое не то, что влюбиться нельзя, на это смотреть страшно. Иногда я пыталась сотворить себя идеальную, но у меня не получалось. Я не нравилась себе полностью, от корней волос и до кончиков больших пальцев. Но мне было к чему стремиться. Я могла бы получить такую работу, что позволила бы мне кардинально сменить внешность. Или можно просто напялить маску кролика, которая у меня валялась еще с детского сада. Это точно бы мне помогло. Вот только что хуже: маска кролика или ты сама? Все началось пять лет назад. Именно тогда мой мир перевернулся из ног на голову. Воспоминания отдались огромной болью внутри, и на глаза могли бы выступить слезы, если бы я еще умела плакать. Только какая в этом польза? Я в курсе, что прошлое не изменить, также, как и прошлую Карли не вернуть. Карли Бауэр, которая любила свою жизнь и радовалась каждому новому мгновению. Та Карли еще не знала, насколько жизнь дерьмо. Как я и думала, мама была на кухне и готовила завтрак. Заметив меня, улыбка озарила её лицо. Она была чёрноглазой брюнеткой, которая в своей молодости завоевывала и разбивала сердца многих мужчин, пока не познакомилась с мистером Бауэром, моим отцом, что логично.  — Доброе утро, солнышко. Ты слишком рано проснулась. Может, пойдешь еще поспишь, а я пока закончу с готовкой? — страх сбылся. Теперь она будет опекать меня до конца жизни и подбирать сопли, потому что… потому что боится потерять. Именно поэтому я не могла её попрекать или обижаться, ведь она хочет меня уберечь, а на самом деле только заставляла скривиться.  — С каких пор утро стало добрым?  — Малыш, конечно оно доброе. Ничего ведь плохого не произошло и настроение такое хорошее, — ложь. Эмма Бауэр прятала страх и боль под счастливой улыбкой. Кого она пыталась обмануть?! — А я вот готовлю твои любимые блинчики…  — Хватит! Эмма удивлённо посмотрела на свою дочь, меня, человека, который больше не мог этого терпеть. — Ты знаешь, что ничего как прежде уже не будет. И я тоже это знаю. Но меня всё устраивало. А сейчас ты ведешь себя отвратительно, пытаясь исполнить любой мой каприз и обеспечить всем, что только пожелаю. Я уже давно изменилась и ты это знаешь. Так лучше перестань делать вид, что всё хорошо, и вести себя так, будто ничего не произошло. Несколько мгновений она стояла без каких-либо действий и просто молчала. Мне стало очень стыдно за свое поведение, за боль, которую постоянно причиняла родным, но отступать было слишком поздно. Я люблю свою семью, по-своему, но люблю.  — Прости… это я виновата, — по щеке потекла слеза и она обняла меня, так крепко, пытаясь спрятать свое лицо от меня. Но поздно. Я задумалась, что именно имела в виду Эмма? Она была единственным человеком, который знал о том, что произошло со мной тех самых проклятых пять лет назад. Тогда она не смогла помочь. А теперь она хочет окружить опекой, пытаясь сейчас наверстать упущенное.  — Ты не в чём не виновата, слышишь? И я прошу тебя, пожалуйста, не меняй своё отношение ко мне. Это слишком.  — Хорошо. Я постараюсь, — и снова улыбка. Нет. У неё не получится. — Позавтракаешь с нами? — я очень редко ела с семьей, что было очень странным по началу. И сегодняшний день уж точно не станет исключением. Не хотелось очередной истерики. А мне нужно прийти в себя. Сегодня суббота, потом — воскресенье, а дальше будет школа, которая станет концом. Конечно, никто не должен знать, куда я делась и почему не было несколько недель. И всё же… слабое место есть всегда и во всём.  — Наверное, нет, — понимая, что сейчас Эмма снова заплачет, она решила перевести разговор в другое направление: — Где Николь?  — Сидит с отцом в гостиной и смотрит мультфильмы. А Дэниел как всегда просто спит.  — Ладно. Тогда я пойду пока к себе, — быстро развернувшись, я пошла в сторону лестницы. — Карли… — на секунду остановилась, но потом продолжила путь как ни в чём не бывало. Мне не о чем говорить. По крайней мере, сейчас. В моей комнате как и всегда царил полный хаос и беспорядок. Все на своих местах. Я легла под свой любимый тёплый плед из разноцветных лоскутков ткани, который пахнул лавандой, и попыталась заснуть, но свет каким-то образом все еще проникал через жалюзи и огромное, в этот момент безлиственное дерево. Пришлось встать и подойти к окну. Там было действительно очень солнечно и ярко, лишь ветер мешал этой райской идиллии. Я ненавидела ветер. И зиму. Правду говорила Валентина Гоби: «Зиму придумали нарциссы». Слишком красивая для обычных людей, ею нужно любоваться. А я не видела смысла любоваться совершенством. намного проще искать недостатки, или хотя бы стараться их найти. Я уже привыкла, что зима неизбежна и бороться с ней бесполезно. Я вообще к многому привыкла. Множество детей в такую погоду катаются на санках и лепят снеговиков. Казалось, декабрь только недавно кончился, но вот… уже прошли и рождественские праздники. Наверное, время так быстро пролетело из-за того, что я не видела этих праздников в этом году, провалявшись на больничной койке. Я медленно подняла руки к лицу и с ужасом уставилась на уродские порезы, которые расположились на запястьях и предплечьях. Как ужасно поступила, поставив на себе клеймо. Они никогда не проходят. Возможно, это послужит для меня уроком. Или вызовом. Отдернув рукав своей клетчатой рубашки, я быстро закрыла жалюзи и легла в постель. Но сон не шёл. Может, это из-за того, что сегодня первый день выписки и я все-таки привыкла к больничной койке?! Или это потому, что меня нашли в этой комнате на полу. Но ведь вены я перерезала на постели. Погрузившись в свои мысли, я немного перепугалась, когда зазвонила старенькая мобилка. На большее денег не было, но ничего большого и не хотелось. Есть проблемы и побольше, чем нехватка денег в семье. Например, причина нехватки денег в семье.  — Привет, маленькая Самоубийца. Теперь несложно было догадаться, кто звонит. Только один человек называл её именно так. И этот человек, казалось, исчез из ее жизни неделю назад. Джереми Кларк относился к тому типу людей, которых я не переносила: самоуверенная (раз с легкостью пришел ко мне, начал давать советы и наставления, психолог хренов) урод (стоит отметить, что не каждый урод может позволить себе говорить такую горечь прямо в лицо. «Теперь ты снова будешь спокойно жить и радоваться каждому дню. Думаю, твои родители будут рады такому раскладу событий». Ее родители уже ничему не будут рады).  — Алло, — как тупо это прозвучало, но терять все равно уже нечего.  — Я заеду за тобой в одиннадцать. Будь готова и предупреди своих родителей о моем приезде. Ах да. Чуть не забыл. Я убью тебя, — почти как «я люблю тебя». В трубке послышались быстрые гудки. Он сбросил. Сволочь. Назло не буду готовиться. А может, он пошутил? Если вспомнить его поведение в больнице, то вполне невозможно. Но… почему-то хотелось ему довериться. Один раз. Я уже пять лет никому не доверяла, Джей Кларк не станет исключением, поэтому послав весь мир к черту, я решила не напрягаться. Да и ехать с ним никуда не собиралась, разум подсказывал, что это не лучшая из моих идей. Пусть обломается. Мы спокойно можем поговорить у меня в комнате, я бы даже угостила его чаем. На самом деле мне очень хотелось угомонить паренька, но интерес к его обещанию был слишком велик. Не каждый день в открытую говорят, что убьют тебя. Еще один вопрос — откуда он узнал, где я живу? И номер мобильного тоже. И снова ответа не было. Может, мне стоит перечитать Шерлока Холмса, чтобы хоть как-то включить мозги, потому что другого метода, кроме дедукции, я просто не представляла. Снова спустившись на кухню, я застала отца, читающего газету. На инвалидном кресле. Только одно предложение билось каждый раз, когда я видела его, в моей голове — он никогда не сможет ходить. Арчи попал в аварию несколько лет назад. После этого я стала ненавидеть число тринадцать. Именно в тот год все пошло под откос и жизнь сменила свой окрас с ярких и пестрых цветов на черный. Хотя, черный цвет совсем не грубый. Наоборот, он чертовски элегантный. Период захоронения веры в лучшее будущее хоть и прошел, я так и осталась жить в нем.  — Доброе утро, Карли. Что-то ты рано, — в голосе отца слышался сарказм, ведь время для завтрака уже кончилось. Но я и так часто нарушала график, поэтому любила поесть вкусно в любое время. Еще я часто питалась в фастфуде, когда не было времени перекусить. Джейми Оливер был бы мной недоволен.  — Я не спала, — быстрый поцелуй в щеку. Арчи выглядел уставшим в последнее время, что очень напрягало. Волосы уже начала трогать небольшая седина, а на носу сидели всё те же старые очки с коричневой оправой. Я начала искать «Капитана Кранча», который даже не был капитаном, что стало еще одной трагедией в детстве, но их не было. Это не удивительно. В этом доме ничто и никогда долго не задерживалось.  — Если ты ищешь хлопья, то Дэниел их съел.  — Ладно. Обойдусь без еды. Содовая ещё есть?  — Посмотри в холодильнике, — быстро все-таки съев один блинчик с черничным вареньем и запив всё это дело содовой, я решила вернуться к главному вопросу.  — Ко мне скоро должен приехать один парень…  — У тебя есть парень? — глаза Арчи вмиг ожили.  — Он мой… — на секунду я задумалась, кем он для неё был. — Знакомый. Его зовут Джереми Кларк.  — Джереми Кларк? Из больницы?  — Ты его знаешь? — я медленно села по другую сторону стола и заинтересовано уставилась на отца, который за всё это время только два раза посмотрел на меня. Его отношение ко мне не изменилось, потому что он был уверен, что теперь всё будет по-другому и я снова полюблю эту жизнь.  — Мы познакомились, когда ходили тебя навещать. Столкнулись с ним один раз, немного поразговаривали. Отличный парень. Он, кстати, из Лондона. А это много значит, — что-то странное было во взгляде Арчи. Оставалось только надеяться, что он еще мысленно меня не выдал замуж. У меня с Джеем не было ничего общего, мы виделись всего лишь раз, и даже тогда разговор получился очень скупым.  — Пап, если парень из Лондона — это не значит, что он отличный.  — Ну, по крайней мере, вежливый, галантный и добрый.  — Или он просто подлизывался, — поняв, что Арчи не собирается отвечать, продолжила: — Джей пригласил меня… куда-то. Сказал, что будет ровно в одиннадцать… — именно сейчас хотела добавить о том, какая я умница, ведь не согласилась на предложение, когда отец перебил:  — Прекрасно. Сходите куда-нибудь, развеетесь, — если вспомнить обещание Джея, то развеяться вполне возможно.  — Ты серьезно? Я даже не представляю, куда он меня повезёт. И где закопает.  — Карли, что за глупые предположения?  — А вдруг он маньяк? — сразу же накатила паника. Почему-то предположение казалось таким реальным, правдивым.  — Карли…  — Это ты сказал ему, где мы живем, да? И мой номер телефона? — и тут до меня самой дошла реальность. Арчи не знал моего номера. А вот тот идиот, друг Картера, знал. Так как в больнице общаться было не с кем, я часто пересекалась с этим чудаком. Конечно, я не интересовалась, почему парень так долго там лежал, я ведь самомнящая эгоистка, но было предположение, что он там просто несколько раз «отдыхал». В это легко верилось. Когда-то он меня конкретно достал своими шантажами по поводу того, что я отдаю большую часть еды ему, а сама недоедаю. Ну что я могла поделать, если еда не вкусная? Короче, он потребовал мой номер, и я дала ради забавы, но тот успел записать на уже подготовленный листочек. Зачем ему был мой номер? Он часто ждал меня в том самом коридоре в надежде выдавить хоть слово о том, что я тут делаю и больно ли резать вены. Так почему он не мог его отдать Джею?! Насчет местонахождении моего дома я ещё не разобралась.  — Карли, я ещё не настолько глуп, чтобы раздавать такие данные всем подряд.  — Все. Теперь я точно никуда с ним не пойду. Я бы сказала ему это, но он сбросил слишком быстро.  — Почему тогда ты ему не перезвонила?  — Я… это слишком умно для моих мозгов.  — Теперь уже слишком поздно.  — Разве не ты мне всегда говорил: «Лучше поздно, чем никогда»? Улыбка озарила лицо Арчи, но, увидев как я достаю мобильник для звонка виновнику разговора, он постарался совладеть с накатившимися эмоциями.  — С этим не поспорю, но объясни мне другое: мне казалось, тебе всегда было плевать на всех. В особенности — на каких-то незнакомых парней. Так почему тебя так волнует этот мальчик?  — Я… Меня… — вопрос поставил не только меня, но и мои мысли в тупик. И правда. Почему я вообще о нём думаю?