***
Стоя перед полкой с довольно обширной коллекцией пластинок, Роберт рассеянно перебирал их яркие обложки в поисках той композиции, которая была бы созвучна охватившему его сентиментальному настроению. Тихая солнечная улыбка озаряла его лицо, стоило ему подумать о том, какие чувства овладевают любимой, примеряющей сейчас его подарки. И ещё большая радость наполняла его сердце, когда он думал о том, в какой восторг приведёт Кэти ещё один заготовленный для неё сюрприз, который она получит немного позже: может быть, после танцев, а может, и завтра утром. «Что же всё-таки выбрать? — думал Роберт, откладывая просмотренные конверты в сторону. — Хочу, чтоб наш танец был так же романтичен, как прошлой осенью на Риджент-стрит, когда Кэти приезжала к нам на репетиции. О, моя девочка постаралась тогда на славу, создав в квартире такую красоту, что я почти забыл обо всём на свете! Этот вечер до сих пор в самых радужных красках вспоминается мне. Это было так мило, так… Однако сколько же здесь пластинок — и где та песня, под которую я поведу мою драгоценную светлой дорогой любви?» Внимание Планта привлёк диск, непонятно каким образом затесавшийся в фонотеку Кэти. «Энгельберт Хампердинк, — прочёл Роберт. — Странно, почему Кэти купила его альбом, она же вроде эстрадной музыкой не увлекается. Хотя… а, вот оно что! Пожалуй, эта песня — именно то, что я так долго искал». Роберт вытащил блестящий винил из конверта, повертел немного в руках и принялся возиться с проигрывателем. Лёгкий стук каблучков донёсся до его слуха в тот самый миг, когда иголка коснулась чёрной поверхности пластинки. Молодой человек выпрямился и поспешно обернулся. Кэти стояла в дверях, с улыбкой вслушиваясь в краткое вступление. Шёлковая материя мягко струилась по её телу, декольте самым выгодным образом подчёркивало роскошный бюст. По лицу Роберта скользнула кошачья улыбка: он представил, как украсит шею возлюбленной главный его подарок, как заиграет разноцветными бликами на алебастре её кожи. Но это будет потом, а сейчас — сейчас самое время вновь пригласить Кэти на танец. Роберт протянул руку — в его ладонь легла узкая женская ладошка, украшенная подаренными им кольцами. Левая ладонь Кэти уютно устроилась у него на плече, а его рука обвила тонкую талию двадцатипятилетней Королевы Света. The shadow of your smile When you are gone Will color all my dreams And light the dawn. (Твоей улыбки тень, Когда уйдёшь, Раскрасит мои сны, Зарю зажжёт). Едва заметное движение — и пара начала неторопливое движение по кругу. Губы Роберта вновь изогнулись в улыбке. — Я выбрал ту самую песню, которую ты хотела бы услышать, любовь моя? Кэти едва заметно кивнула, не в силах отвести от любимого зачарованного взора; в её глазах крохотными бриллиантами поблёскивали слёзы, которым, впрочем, не суждено было пролиться сегодня. А из динамика всё текли сладкие слова: Look into my eyes My love and see All the lovely things You are to me. (Любимая, взгляни мне в глаза, И увидишь: Самое прекрасное для меня — Это ты). — Я мог бы поставить песню по своему вкусу, но ведь это твой праздник, — продолжал шептать Роберт, глядя на чувственные губы возлюбленной. — Впрочем, я и сам могу спеть для тебя. Он и в самом деле запел, хоть и не без некоторого напряжения — голос его был куда выше голоса Хампердинка — но чего не сделаешь ради любимой женщины. Our wistful little star Was far too high, A teardrop kissed your lips And so did I. (Наша задумчивая звёздочка Так высока и далека! Слезинка коснулась поцелуем твоих губ — Так, как делал это я). Оборвав куплет на полуслове, Роберт прильнул к губам Кэти: петь о поцелуях и не касаться губ любимой было сегодня свыше его сил. Кэти ответила пылко, страстно, и всё, всё на свете стало вдруг ненужным, второстепенным, ничего не значащим. Now when I remember spring, All the joy that love can bring… I will be remembering, The shadow of your smile. (И теперь, когда мне вспоминается весна И вся та радость, что приносит любовь, В памяти оживает всякий раз Твоей улыбки тень). — Милый, я хочу послушать это ещё раз, — выдохнула Кэти, закончив поцелуй. — Как скажешь, любимая, — улыбнулся Роберт, передвигая иголку к началу дорожки, — сегодня твой день. — Но сейчас пока ещё ночь, — возразила Кэти. — Значит, праздник будет долгим, — Роберт вновь протянул руку, приглашая Кэти на танец. Пара снова закружила по комнате, глядя в глаза друг другу. Look into my eyes My love and see… Кэти видела в глазах Роберта такой восторг, такое обожание, что готова была воспарить над землёй и лететь, лететь куда-то вдаль; она была уверена, что её возлюбленный чувствует сейчас то же самое. А сердцу Роберта было тесно в груди; он и сам желал подняться высоко-высоко в небо и стать той путеводной звёздочкой, о которой так проникновенно, так выразительно пели сопровождавшие Хампердинка бэк-вокалисты, сплетавшие нить мелодии в невероятной красоты невесомое кружево джазовых аккордов. Now when I remember spring, — вновь повёл песню к финалу певец. Роберт, не давая Кэти опомниться, закрутил её, перемещаясь к дверям. Он вёл уверенно — танцы были для него привычным занятием, которое он любил почти так же, как пение — а Кэти беспрекословно подчинялась заданному темпу и ритму, позволяя Роберту начать то увлекательнейшее путешествие, которое, собственно, и затевалось ради неё. Сладчайшие звуки ещё витали в воздухе, а за влюблённой парой с тихим стуком закрылась дверь спальни…***
Этот вечер стал поистине бенефисом графини Катрин де Нуво. Сегодня прославленная группа Лед Зеппелин играла для неё и только для неё; сегодня златокудрый Принц Мира пел исключительно для той, которую зовёт своей Королевой Света. Кэти любовалась тем, как Роберт гарцует по сцене в свете прожекторов, яркие лучи которых расцвечивает его тщательно уложенные белокурые локоны то красным, то зелёным, то медово-золотым. Красивое лицо молодой графини то и дело озаряла счастливая улыбка, а рука непроизвольно тянулась к груди, на которой сверкал, рассыпая во все стороны брызги алого пламени, главный подарок Планта — большой рубиновый кулон в обрамлении россыпи мелких бриллиантов. Кэти раз за разом трогала этот залог любви и улыбалась Роберту снова и снова. А он, догадываясь о том хороводе чувств, что кружит голову сейчас возлюбленной, разве что не взлетал над сценой, лелея в душе надежду на то, что вечер будет фееричным, а ночь — бесконечной. Он-то знал, какой сюрприз ожидает нынче его ненаглядную девочку — разговор об этом был ещё в самом начале гастролей — но предпочёл ничего не говорить ей, чтобы чуть позже увидеть восторг и восхищение в её взоре. А Кэти снова и снова перебирала в памяти все примечательные моменты этого долгого дня, так романтично начавшегося танцем под пластинку Хампердинка. Вот она открывает глаза и видит роскошный букет чайных роз, который протягивает ей Роберт. Цветы благоухают, одурманивают принявшую их в руки молодую женщину, и кажется, что они радостно кивают своими очаровательными головками, когда светящийся от удовольствия мужчина склоняется над возлюбленной, чтобы слиться с ней в полном нежности поцелуе. Букет рассыпается по жемчужному шёлку простыней, руки Кэти обвиваются вокруг шеи Роберта, и время замедляет свой ход… А вот Роберт и Кэти завтракают, хотя полдень давно уже позади и правильнее назвать их трапезу обедом. Стол уставлен яствами — сегодня в меню только самые любимые блюда и напитки именинницы: тут вам и шампанское, и сыры, и мудрёные русские салаты, и запечённое мясо, и блины с икрой, и умопомрачительно вкусные десерты, названия коих враз и не запомнишь. А к сладкому Роберт подаёт собственноручно заваренный чай — крепкий, ароматный. Кэти делает глоток и прикрывает глаза от удовольствия — Роберт рад, что угодил милой. Плант рассказывает весёлую историю из своего детства, над которой влюблённые долго смеются, а потом принимается подтрунивать над подружкой. Кэти, впрочем, в долгу не остаётся, и звонкий смех вовсю витает над кухней, отражаясь от стен и потолка. Но вот настало время собираться в аэропорт. Маленький «Фалькон», на борту которого не было уютной спаленки, но не возбранялось, отбросив все условности, оказывать друг другу знаки внимания, должен быть отвезти Цеппелинов в Филадельфию. Кэти надела подаренное накануне платье; Роберт, уже облачившись в дорожную рубашку и джинсы, вертелся рядом и придирчиво оценивал новый наряд возлюбленной. «Чего-то тут явно не хватает, — наконец изрёк он. — Подожди минутку, детка, я сейчас». Кэти открыла было рот, чтобы спросить о чём-то, но Роберт жестом фокусника достал спрятанный до поры до времени подарок. «С днём рождения, милая, — произнёс он, протягивая Кэти упакованный в яркую обёрточную бумагу предмет. — Я же говорил, что удовольствие так приятно растянуть на целый день!» — «Спасибо, — Кэти взяла в руки подарок. — Интересно, что там?» Роберт улыбнулся. «Открывай скорее, тебе понравится», — сказал он, предвкушая радостное удивление подружки. Кэти нетерпеливо дёрнула ленточку, которой был перевязан пакет, и распотрошила бумажную упаковку. Её взору явилась шкатулка из полированного дерева, отдалённо напоминавшая ту, в которой прошлой осенью в Шато-Нуво прибыли украшения для неё и Планта. «Она ведь с секретом, я правильно понимаю?» — Кэти подняла газа на Роберта. «Это не совсем обычная шкатулка, но секрета в ней никакого нет и открывается она очень просто», — улыбнулся Плант. Кэти поддела пальчиком крышку и… До боли, до мурашек знакомая мелодия разлилась по комнате. Только выпевала её не гитара Джимми, не флейта Джонси, а нежные голоса колокольчиков, заключённых где-то в двойном дне музыкальной шкатулки. «Как красиво, — чуть осевшим от волнения голосом сказала Кэти, — спасибо, милый». — «Загляни внутрь, детка, — ответил Роберт, — там кое-что есть». Кэти покорно опустила взор в тёмную глубину шкатулки и ахнула от изумления: на густо-синем бархате лежал огранённый в виде капли крупный рубин; золотая оправа обнимала его со всех сторон, а по ней мириадами звёзд рассыпались скромных размеров, но совершенно чистой воды бриллианты. «Роберт, это… это…», — от восторга Кэти едва могла говорить. «Это кулон от Тиффани, — мягко произнёс Роберт. — Я хотел подарить тебе что-то такое, что напоминало бы о том, как сильно я люблю тебя — и вот нашёл это чудо. Надень его, милая». Кэти непослушными от волнения руками достала украшение из шкатулки и отставила её в сторону. «Позволь, я помогу тебе», — попросил Роберт, глядя на сводящие с ума губы цвета неспелой вишни. О, как хотел бы он махнуть рукой на всё и припадать губами к этим губам весь день, весь вечер и всю ночь! Однако сегодня концерт в Филадельфии, завтра и послезавтра — в Нью-Йорке и подводить группу он не имеет права. Роберт вздохнул чуть слышно — в конце концов, целоваться можно и в самолёте, а шоу они с ребятами договорились не затягивать, чтобы к полуночи успеть вернуться в Нью-Йорк — и в его пальцы лёг холодный металл цепочки. Плант с некоторой торжественностью застегнул замочек и глянул в зеркало, перед которым разворачивалось это действо. Порозовевшие щёки Кэти и её полный обожания взор стали для влюблённого по уши англичанина истинной наградой. «Спасибо, милый, спасибо тебе», — повторила Кэти. Рубин торжествующе сиял на роскошном декольте графини, и Роберту стоило большого усилия, чтобы оторваться от возлюбленной и сделать шаг в сторону. «Идём, милая, — облизнув враз пересохшие губы, сказал Плант, — иначе мы точно никуда не улетим. Поцелуешь меня чуть позже». Кэти коротко кивнула, но всё же не удержалась и ткнулась губами в щёку Роберта. «Это аванс, — лучезарно улыбнулась она, — всё остальное после концерта». — «Во время «Моби Дика», — покачал головой Роберт, — до дома я явно не дотяну». Кэти опустила взор долу, стараясь скрыть своё смущение, но Роберт успел увидеть шальной блеск в её глазах. «Ты готова, детка? — лукаво прищурившись, спросил он. — Если да, то можем начать целоваться прямо в такси». Кэти вспыхнула как маков цвет, но без тени сомнения протянула руку Роберту, и они покинули уютную квартирку, что в Ленокс-Хилл, близ Пятой Авеню. А теперь мадам де Нуво стояла за кулисами концертного зала и, то и дело прикасаясь к мерцавшему в полутьме рубину, с замиранием сердца ждала, когда же любимый объявит: «Дамы и господа, я рад представить вашему вниманию великолепного музыканта, моего лучшего друга Джона Бонэма. Джон Генри Бонэм, «Моби Дик»!» Гитарное вступление едва началось, а Кэти уже оказалась в жарком плену цепких рук и жадных губ. И она плыла и плавилась в этих объятьях, не разбирая ни времени, ни места. Где они, что они — Роберту и Кэти было всё равно, лишь бы скользить по дрожащей на волнах лунной дорожке, лишь бы всё время звёзды над головой гасли и вспыхивали, вспыхивали и гасли вновь… Четверть часа спустя донельзя счастливый Роберт снова стоял за кулисами, сжимая в ладони трепетные пальчики женщины своей мечты. А Кэти чуть смущённо улыбалась потягивавшим пиво Джонсу с Пейджем и не ведала о том, что главный сюрприз этого чудесного дня уже не за горами.