L. A. Woman

      Расположившись на высоких табуретах возле барной стойки, Сейбл и Лори, потягивая коктейли, с большим интересом наблюдали за сидящими в отдалении Антонио и Кэти. Внешне всё выглядело весьма благопристойно: мадам графиня и её визави ужинали, чинно-благородно поедая мясной салат и запивая его разлитым в большие тонкостенные бокалы красным вином — из таких принято пить Бордо, Каберне или Шабли. Пара вела тихий неспешный разговор, и решившие поиграть в шпионок юные вертихвостки много дали бы за то, чтоб подслушать, что же такое обсуждают Антонио и Кэти. Увы, к великому сожалению девчонок, это было невозможно: слишком далеко сидели мадам де Нуво и её латиноамериканский гость. Подсесть бы к ним поближе, но все столики, как назло, были заняты. Оставалось только посматривать за этой нелепой парочкой да сочинять реплики их воображаемого диалога. — Смотри, смотри, — давилась смехом Сейбл, — латинос, должно быть, признаётся в любви этой швабре: «Ах, Кэтрин, я был бы счастлив, если бы ты уехала со мной в Рио-де-Жанейро!» — В Буэнос-Айрес, — с важным видом поправила подругу Лори. — Эта ненормальная француженка спит и видит, как бы сманить туда Перси. — Откуда ты знаешь? Лори с самым сосредоточенным видом прихватила зубами соломинку и втянула очередную порцию коктейля. Потом, видя нетерпение Сейбл, снизошла до ответа: — Мне Джимми кое-что про эту дамочку порассказывал. И между прочим, строго-настрого наказал не цепляться к Кэтрин и не вставать у неё на пути. — Отчего же? — насмешливо скривилась Сейбл. — Говорит, себе дороже выйдет. Лори повертела пластиковую трубочку в пальцах, прикидывая, заказать ли ещё порцию коктейля или подождать немного: утром Джимми обмолвился, что после саунд-чека Цеппелины поедут отдыхать в «Рэйнбоу». А это значит, что обеим девчонкам туда дорога, если они хотят приятно провести время в компании любимых музыкантов. «Ладно, дождусь Джимми, а там будет видно», — решила Лори и вновь стала прислушиваться к гудящим в воздухе обрывкам фраз. Ресторан жил своей обычной жизнью. Звякали вилки и тарелки, пушечно выстреливали пробки, шампанское текло рекой в подставленные фужеры. Невнятно мурлыкала музыка, сновали между столиками расторопные официанты с подносами, уставленными самыми разными яствами. То тут, то там по залу прокатывались взрывы смеха: кавалеры вовсю старались развеселить раскрасневшихся от выпитого шампанского дам в надежде на приятное завершение вечера. Дамы, желая сохранить некий романтический флёр, вели свою игру, но по всему было видно, что любовные приключения для них как сладкий десерт: предложи небольшую интрижку — ни одна не будет против. Дожидаясь, пока миловидная блондинка в форменном коричневом платьице и белоснежном накрахмаленном фартучке расставит на столике заказанное горячее, Кэти посматривала в сторону барной стойки, где две голенастые нимфетки угощались коктейлями. «Сейбл и Лори, маленькие глупышки, — лениво думала мадам де Нуво, вполуха слушая сбивчивый рассказ Антонио о том, что ему довелось пережить с момента их последней встречи и до нынешнего дня. — Стервозности им, конечно, не занимать. Да только зря вы затеяли эту игру, девоньки, ох зря. Ну да ладно, мне даже интересно, каков будет ваш ход сегодня. А уж я найду чем ответить, не извольте сомневаться, крошки». — …и тогда я решил попытать счастья здесь, в Лос-Анджелесе, — долетел до Кэти голос Антонио. — Катарина, ты слушаешь меня? — Да-да, конечно, — встрепенулась Кэти. — Где ты сейчас устроился, амиго? — А, толком пока ещё нигде, — махнул рукой Антонио. — Так, перебиваюсь случайными заработками. Но что мы всё обо мне да обо мне? Расскажи о себе, пожалуйста. Кэти печально улыбнулась. — У меня всё сложилось как в сказке, — проговорила она. — Вот только никто мне не сказал о том, что сказки не всегда бывают добрыми и со счастливым концом. Моя оказалась весьма печальной. — Что же случилось с тобой, милая Катарина? — Это долгая история, — чуть помолчав, ответила Кэти. — Не хочу сейчас вспоминать. Скажу лишь, что встретила Симона и мы полюбили друг друга. Он сделал мне предложение, мы поженились и уехали к нему во Францию. Простая девочка-москвичка стала французской графиней — какой головокружительный пассаж, не правда ли, амиго? Видя, что Антонио затрудняется с ответом, Кэти отпила большой глоток вина из фужера и принялась терзать остывающий ростбиф, но вскоре бросила жалобно звякнувшие приборы. — А потом муж погиб, — едва слышно произнесла она, и в глазах её блеснули слёзы. — Как жаль, что тебе довелось такое пережить, — вздохнул Антонио и накрыл руку Кэти своей. — Ничего, — ответила графиня и высвободила ладошку из-под мужской ладони. — Время прошло, теперь уже не так больно. К тому же я встретила Роберта, а он вернул мне вкус к жизни. С этим удивительным, прекрасным человеком я снова стала счастливой. За столом повисла очередная пауза, прерываемая лишь скрипом ножей о фарфор. — Знаешь, Антонио, — неожиданно сказала Кэти, — тогда, в шестьдесят шестом, ты ведь пострадал из-за меня. Но и мне из-за тебя тоже пришлось несладко. — Как это? — удивился панамец. — Неважно, — отмахнулась Кэти. — Я же сказала, что не хочу сейчас об этом говорить. Но раз уж судьба свела нас с тобой снова, то позволь мне протянуть тебе руку помощи. — Что ты имеешь в виду, Катарина? — Хочу предложить тебе работу, — улыбнулась Кэти. — В Нью-Йорк поедешь? — В Нью-Йорк так в Нью-Йорк, — пожал плечами Антонио, — поеду. А что за работа? — Была бы шея, а хомут найдётся, — хмыкнула Кэти. — Здесь, в Штатах, у нас с кузеном покойного мужа есть небольшой бизнес, связанный с авиастроением. А поскольку Филипп считает латиноамериканский рынок довольно перспективным, то хороший испаноговорящий экономист будет для нас весьма полезен. Так что, амиго, принимаешь моё предложение? — Такое ощущение, будто ты продаёшь мне кота в мешке, — улыбнулся Антонио. — Тем не менее терять мне нечего, так что мой ответ — да. — Чудесно, — сказала Кэти. — Тогда давай выпьем за взаимовыгодное сотрудничество. Бесшумно появившийся рядом со столиком сомелье разлил вино по бокалам. Кэти учтиво поблагодарила его и с явным удовольствием пригубила благородный напиток. Густая, терпкая рубиновая влага пришлась по вкусу знающей толк в хорошем вине графине. — О, какой роскошный букет, какой восхитительный аромат! — воскликнула Кэти. — Трудно поверить, что это вино произведено здесь, в Калифорнии: по вкусу оно почти не уступает французским винам. Надо будет заказать это чудесное Бордо для нашей с Робертом вечеринки — думаю, ему понравится. Антонио кисло улыбнулся: не шибко приятно в очередной раз осознавать, что Катарина, эта девушка-мечта, предназначена не для него и шансы завоевать сердце строптивой красавицы безжалостно стремятся к минус бесконечности. Однако некое латиноамериканское упрямство, неожиданно взыгравшее в нём, заставило незадачливого панамца пойти напролом — вдруг что-нибудь да получится. Антонио встал, решительно отодвинул стул и коротко поклонился Кэти: — Катарина, разреши пригласить тебя на танец. Кэти хотела было любезно согласиться, но в этот момент раздался зычный, чуть насмешливый голос с явным бирмингемским акцентом: — Извини, приятель, но эта дама танцует только со мной. Антонио поднял глаза. Перед ним стройной античной колонной возвышался красавец с плаката — Роберт Плант. Выглядел вокалист Лед Зеппелин весьма колоритно: золотистые кудри густой волной спускались на горделиво развёрнутые плечи; узкие бёдра туго обтянуты модными джинсами — как только не лопнут! И без того бесконечные ноги казались ещё длиннее благодаря двухдюймовым каблукам щёгольских туфель; рубашка с ярким набивным рисунком наполовину расстёгнута — почему бы не выставить все соблазнительные части сиятельного тела на всеобщее обозрение. На мускулистой груди легкомысленно сверкали разноцветные бусики, правое запястье украшал массивный серебряный браслет с огромным самоцветом — яшма это? агат? — Антонио совсем не разбирался в каменьях. Плант тряхнул волосами — в левом ухе тускло блеснуло золото цыганистой крупной серьги. Кэти грациозно протянула руку — Роберт изящно приложился к ней и уж совсем по-свойски чмокнул возлюбленную в щёчку. — Милая, я так скучал без тебя на этом саунд-чеке! — нарочито громко оповестил всех и каждого Плант. — Кстати, кто этот парень, который так жаждет с тобой потанцевать? — Ах да, — спохватилась Кэти. — Позволь тебе представить, Роберт, моего давнего друга Антонио Гарсия Альвареса; мы познакомились шесть лет назад ещё в Москве. Антонио, это Роберт Энтони Плант, солист Лед Зеппелин и мужчина всей моей жизни. Кавалеры пожали друг другу руки: Роберт с откровенной ленцой, Антонио — горячо, пылко, с огоньком в глазах. — Так вы тот самый Роберт Плант! — восхищённо проговорил панамец. — А можно… — Тот самый, — прервав соперника на полуслове, вальяжно кивнул Плант. — Автограф — да, можно. Билет на завтрашнее шоу в Форуме — если у Ричарда ещё есть, то тоже можно. А всё остальное — пожалуй, нет, нельзя. Антонио смущённо замолчал. Посетить концерт свинцового квартета было очень, очень заманчивой идеей, но унижаться, выпрашивая контрамарку, он ни в коей мере не хотел. Кэти поспешила прервать неловкую паузу. — Милый, присоединишься к нашей скромной трапезе? — обворожительно улыбнулась она. — Когда женщина просит, ей совершенно невозможно отказать, — сказал Роберт и неожиданно подмигнул Антонио. — Да, детка, я выпью с вами, но только немного, а то мы с ребятами собирались поужинать в «Рэйнбоу». Пойдёшь со мной? Тараторя без остановки, Роберт плюхнулся на свободный стул и небрежным жестом пригласил присаживаться Антонио. Светловолосая официантка, слегка побледневшая от торжественности момента (ещё бы, ей посчастливилось обслуживать столик, за которым сидел сам Роберт Плант!), принесла чистые приборы и, замирая от восторга, поставила перед кумиром сырную тарелку. Сомелье откупорил новую бутылку, и тёмно-рубиновая влага змеисто потекла в бокалы. — Ммм, отличное вино, — заметил Роберт, отставляя в сторону бокал и принимаясь за ноздреватый жёлтый сыр. Затем повторил вопрос: — Так ты пойдёшь с нами в «Рэйнбоу», милая? — Нет, — покачала головой Кэти. — Что-то не хочется сегодня шумных компаний, настроение не то. К тому же у меня есть одна замечательная идея, но мне потребуется пара-тройка часов для того, чтобы воплотить её в жизнь. Я пришлю тебе записку, когда всё будет готово. — Хорошо, — согласился Плант. — А теперь давай потанцуем. Роберт встал и совсем как несколько минут назад Антонио, протянул руку Кэти. Она без промедления вложила ладошку в его ладонь и непринуждённо поднялась с места. — Выйдем поближе к бару, — шепнул Роберт на ушко Кэти, попутно целуя её. Маленькая графиня разгадала манёвр возлюбленного, но лишь тихонько улыбнулась в ответ. — Хорошо, — просто сказала она и последовала за своим кавалером. Антонио проводил парочку печальным взглядом и со вздохом придвинул к себе полупустой бокал. Бармен вытащил пластинку из новенького конверта, установил её на диск проигрывателя и потянулся к тонарму. Из динамиков полилась пронизанная светлой печалью незатейливая песенка. Нежный голос Лори Либерман совершенно обыденно выпевал историю о том, как блюз случайно встреченного гитариста стал болезненно-красноречивой иллюстрацией к её жизни. I heard he sang a good song I heard he had a style And so I came to see him To listen for a while And there he was this young boy A stranger to my eyes Strumming my pain with his fingers Singing my life with his words Killing me softly with his song Killing me softly with his song Telling my whole life with his words Killing me softly with his song (Я слыхала, что он неплохо поёт, Слыхала — у него есть свой стиль. И я пошла посмотреть на него, Да и послушать немножко. И этот самый юнец, Этот чудной мальчишка Вдруг заиграл на моей боли, как на струнах, Пропевая своими словами мою жизнь. Нежно терзая меня своей песней, Бесстрастно истязая меня своей песней, Повествуя своими словами обо всей моей жизни, Тихим голосом напевая, он напрочь сразил меня). — Презабавнейшая песенка, не находишь, детка? — спросил Плант, теснее прижимая партнёршу к себе. Кэти пожала плечами, вслушиваясь в слова. I felt all flushed with fever Embarrassed by the crowd I felt he found my letters And read each one out loud I prayed that he would finish But he just kept right on (Я почувствовала, что залилась краской до корней волос. Мне было так неудобно перед собравшейся публикой! У меня возникло ощущение, будто он нашёл мои письма И теперь читает их вслух — одно за другим. Я умоляла его остановиться, Но он просто продолжал…) — По-моему, она попросту грустная, — ответила Кэти. — И довольно прилипчивая. Вот увидишь, в скором времени её будут петь все кому не лень, разве что ты не войдёшь в число этих сомнительно счастливых исполнителей. — Отчего же, — засмеялся Роберт и склонился к самому уху Кэти. — Припев совсем несложный, так что не будем откладывать это дело в долгий ящик — так по-русски говорят? — Так, — согласилась Кэти. А Роберт, довольный тем, что угадал с русской поговоркой, замурлыкал на ушко любимой: Strumming my pain with your fingers Singing my life with your words Killing me softly with your song Killing me softly with your song Telling my whole life with your words Killing me softly with your song (Перебирая своими пальчиками мою боль, будто струны, Пропой своими словами мою жизнь. Убей меня нежно своей песней, Прикончи меня нежно своей песней, Пусть твои стихи расскажут всё о моей жизни. Убей меня нежно песней своей). — Ты решил отнести это на мой счёт, Роберт? — недоуменно спросила Кэти. — Зачем? — Тсс, милая, давай не будем ссориться у всех на виду, — ответил Роберт. — Мне жутко неприятно, что ты принимаешь ухаживания этого… как его… Антонио, но запретить тебе общаться с ним я не вправе. — Ми-и-илый, да ты ревну-у-уешь, — дурашливым голосом протянула Кэти. Звонкий смех мадам де Нуво серебряным колокольчиком отозвался в ушах солиста Лед Зеппелин. Роберт чуть улыбнулся и подтвердил догадку любимой: — Да, ревную. Мне очень больно видеть чужака рядом с тобой. — Неважно, кто сидит со мной за одним столиком, — парировала Кэти, — важно, кто обитает в моём сердце. — И кто же этот счастливчик, покоривший сердце моей любимой женщины? — Сдаётся мне, ты хорошо с ним знаком, Робби. Очень хорошо знаком. — И имя этого невероятного везунчика… — Роберт Энтони Плант. — Как здорово быть Робертом Энтони Плантом, — усмехнулся Роберт, — всё-то ему дозволено, всё-то ему можно. — Но не всё полезно, — съязвила Кэти. И тут же рот ей закрыли жгучим поцелуем. В первый момент Кэти оторопела: никогда прежде Роберт её так не целовал. Даже в тот злополучный вечер в Сиэтле, когда они едва не разругались в пух и прах, Плант не был так груб и настойчив. И если тогда это был жест отчаяния, то сейчас Роберт вложил в поцелуй весь спектр своего недовольства. Вместо нежных ласк Кэти ощущала довольно болезненные укусы; она хотела отстраниться, но никакой возможности сделать этого не было: Роберт, едва почувствовав, что любимая хочет сбежать, сжал в ладонях её лицо. Кэти застонала чуть слышно — и тут же движения Роберта стали осторожными, будто и не он вовсе всего мгновенье назад причинял своей женщине боль. Наконец Плант отпустил свою сиятельную добычу. — Не думала, что ты такой кусака, — едва переведя дух, сказала Кэти. — Мне теперь надо себя в порядок привести: ты всю мою помаду съел. — Судя по тому, как ярко выглядят сейчас твои губы, помада тебе вряд ли сегодня понадобится, — заметил Роберт. — И вообще, заканчивала бы ты этот идиотский ужин, сил никаких нет на это смотреть. — Ужин затянулся, это верно, — задумчиво сказала Кэти. — Но поводов для ревности, Робби, у тебя нет, уж поверь мне на слово. — Поверю, — согласился Плант. — Прости, что укусил. По лицу Кэти скользнула странная улыбка. — Я тоже умею кусаться, но стоит ли? Проводи меня на место, милый, песня закончилась. Пара проследовала к столику, за которым окончательно приунывший Антонио сидел, подперев щеку рукой. Бордо в бутылке осталось совсем на донышке: панамец явно последовал русской традиции топить горе в вине. — Вы красиво танцевали, — слегка заплетающимся языком проговорил Антонио. — А можно мне ваш автограф, мистер Плант? Жаль, у меня с собой того плаката нет. — Какого плаката? — поинтересовался Роберт. — Видел недавно в одном баре, — ответил Антонио, — вы там все по отдельности сняты. Панамец пошарил по карманам в поисках подходящего для автографа предмета и вытащил на свет до боли знакомую открытку: маленький мальчик в бескозырке, привстав на цыпочки, смотрел в иллюминатор на белый пароход… У Кэти перехватило дыхание. «На добрую память амиго Антонио от Кати В.», — с трудом разобрал замысловатую вязь русских букв Роберт. «Что ж, видно, крепко дружила моя Кэти с этим парнем в Москве, — подумал он. — А он до сих пор в неё влюблён, раз таскает эту открытку с собой. Ну и пусть. Напьюсь сегодня вечером и — будь что будет». — Детка, у тебя ручка есть? — вслух произнёс он. Кэти не глядя достала из сумочки шариковую ручку и протянула Роберту. Губы её подрагивали: видимо, открытка вызвала не очень приятные воспоминания в душе графини де Нуво. И Роберт возненавидел этот дурацкий кусок картона, терзавший душу той, что милее всех на свете. Но надо было держать марку перед этим залётным латиносом — и Плант оставил размашистый росчерк рядом с аккуратной подписью Кэти. — Спасибо, — заплетающимся языком поблагодарил Антонио. — А ещё мне очень хочется попасть на ваш концерт. Говорят, любое шоу Лед Зеппелин — это грандиозно. — А… Милая, у тебя есть контрамарки? — Кажется, да, — Кэти опять полезла в сумочку. — Вот, осталась одна. Антонио взял протянутый ему входной билетик. — Какой удивительный день, — потрясённо промолвил он. — Я встретил тебя, Катарина, познакомился с вами, сеньор Плант. Получил ваш автограф и билет на концерт Лед Зеппелин… — И будь, парень, этим доволен, — не слишком любезно оборвал речь панамца Плант. — Мальчики, я на минутку вас покину, — Кэти решила погасить назревавший конфликт. — Мне надо носик попудрить, пёрышки почистить. — Постой, детка, я уже ухожу: вон ребята меня зовут, — ответил Роберт. — А что касается пёрышек… дай-ка мне свою помаду, я хочу как следует её рассмотреть. Кэти, не ожидая подвоха, выудила из сумочки золочёный патрончик помады. Роберт выхватил его из пальчиков любимой и незамедлительно раскрыл, вывернув алый стерженёк на всю длину. — Говорят, настоящий мужчина за свою жизнь должен съесть семь фунтов помады, — глубокомысленно принялся рассуждать он. — Пожалуй, я займусь этим прямо сейчас. И не обращая внимания на изумлённые взоры Кэти и Антонио, почти целиком откусил столбик едва начатой помады. — Ммм, как невкусно, — Роберт потянулся за полнёхоньким бокалом и запил своё косметическое хулиганство вином. — А вот так куда лучше. Не плачь, милая, я куплю тебе новую помаду — вкусную. А теперь разрешите откланяться: меня ждёт вечер в «Рэйнбоу». Роберт ушёл, оставив почти целомудренный поцелуй на губах Кэти и небрежно кивнув Антонио на прощанье. Панамец ошалело посмотрел вслед певцу. — Что это с ним? — потрясённо спросил он. — С Робертом? Он ревнует, но старается не подавать вида, — ответила Кэти, пряча поруганную помаду обратно в сумочку. — Как я его понимаю, — горестно прошептал Антонио и затих. С минуту посидели молча. Потом Кэти подозвала удручённую уходом Планта официантку и попросила счёт. — Пора и нам расстаться, амиго, — скучнея лицом, сказала она. — Завтра вечером шоу, а послезавтра я пришлю тебе билет в Нью-Йорк. Диктуй свои координаты. Записав адрес Антонио в записную книжечку в кожаной обложке, Кэти поднялась из-за стола. — Рада была нашей встрече, Антонио. Не провожай меня, не надо. Прощай. Каблучки элегантных туфелек процокали по звонким плиткам ресторанного пола. Девушка покинула зал, и Антонио почему-то второй раз в жизни показалось, что кусочек его пылкого сердца Катарина унесла с собой. Бармен сменил пластинку — в воздухе неизбывной грустью разлилась цеппелиновская «Babe I’m Gonna Leave You». Антонио поёжился, будто от холода, и поспешил к выходу. В холле он снова увидел Кэти — она вызвала лифт. Антонио хотел рвануть к ней, чтоб хоть на миг продлить свидание, но тут вывалившаяся из бара ватага разномастно одетых хиппи оттеснила его. Панамец успел краем глаза увидеть, как за девушкой его мечты плавно закрылись двери лифта — и гомонящая толпа вынесла его в душное марево лос-анджелесского вечера. Антонио вздохнул тяжко, махнул рукой и побрёл вдоль залитой огнями Сансет Стрип.