Heil Hidra!

Утро Ганс встретил заблаговременно умытым и причесанным, уныло жуя сосиски, прекрасные на вкус, заедая их гороховой кашей(вот она уже была не очень). Мальчик не хотел выглядеть не благодарным, но и запихивать в себя сверх меры не любил, хотя родители часто журили его, рассказывая истории о том как они сами не доедали, как и большинство жителей Германии, до прихода Фюрера к власти. Допив остатки молока, он пошел обуваться и они с Мартой, держась за руку, вышли на улицу. Солнце закрывали серые тучи, нагоняя тоску, а снег убаюкивающе хрустел под ногами. Ганс почувствовал, что не прочь еще вздремнуть. Теплый шарф закрывал его лицо от ветра, но уберечь глаза от докучливых снежинок не мог. Мальчик бросил взгляд на свою маму. Она была прекрасна! Щечки раскраснелись от холода, а серые глаза светятся весельем. Такая уж она была женщина, спокойной ее никто и никогда назвать не посмел бы. Добравшись до здания, они прошли внутрь, сдали одежду в гардероб и наконец-то увидели место посвящения. Внутри здания театра, ныне использующегося для посвящения, расположилось прилично народу. Взрослые рассаживались на кресла, ребятню пытались поставить шеренгой на сцене, а над потолком величественно развивался черно-красный стяг. - Удачи! – улыбнулась Марта. Ганс серьезно кивнул, взашел на сцену и встал в строй. Как раз вовремя, уже все было готово для начала действа. Его впихнули между толстым мальчиком, у которого был ужасно красный нос, из которого без остановки текло, и парнем, чей вид вызывал желание проверить на месте ли кошелек, а не отдать ему германское приветствие. Вперед вышел мужчина за пятьдесят с залысиной на седых волосах и в строгих очках. Прокашлявшись, он начал вести хорошо составленную речь. Гансу было не слишком интересно, поэтому он слушал в пол уха. Увы, речь уже лилась добрые пять минут, и заканчиваться не спешила. Втихаря вздохнув, Ганс бросил пару взглядов по сторонам из под густых ресниц. Никто за ними пристально не наблюдал, все внимание толпы было сосредоточено на лысом военном, изо рта которого летели капельки слюны. Мальчик вытянул указательный палец в сторону толстопуза и запустил слабой искоркой прямо в его здоровый зад. - Ай! – воскликнул тот, схватившись за причинное место. Все обратили на это внимание, оратор тоже. Вскоре он вернулся к своей речи, но, видимо потерял настрой, и быстро закончил ее. Толстому ребенку на глаза навернулись слезы, он был действительно жалок в этот момент. Ганс недоумевал, как из него может получиться бравый арийский воин. Хоть парень и был уверен, что его преступление осталось не замеченным, все же чувство пристального внимания не покидало Ганса. Развернув голову, он столкнулся с водянисто-голубыми глазами своего соседа, на чьих губах плясала мерзкая ухмылка, будто говорящая: «Я все знаю. Это ты обидел того мальчика!». Гансу сразу же захотелось стереть эту мерзкую усмешку с тонких губ. После они все принесли торжественную клятву Германии, Фюреру и нации. А дальше их не стали долго мучать, сказали когда следует прийти на сбор и отпустили. На следующей неделе Ганс пришел в назначенное время немного раньше срока. Было не далеко от его дома, поэтому мальчик пришел сам, да и кто захочет показываться вместе с матерью перед своими одногодками лишний раз? Уж точно не с Мартой, считал Ганс, она не прочь была его опозорить каким-либо неприятным образом. Например, заведя разговор о вот совсем не подходящей для обсуждения при посторонних теме. Дети сбились в кружки, с некоторой неловкостью знакомясь, но не все. Некоторые стояли в сторонке, стесняясь, либо полностью довольные таким положением дел. Ганс был среди последних, мыском ботика рисуя на снегу звездочки, рожи и хуи. Хуи были самым распространенным элементом его творчества, откровенно говоря. Тут его отвлекли самым мерзким способом из возможным, чей-то снежок врезался ему в затылок, больно ударив. Резко развернувшись, парень яростно уставился исподлобья на говнюка, который это сделал. - Эй, шутник, - обратился к нему тот самый звереныш из посвящения. – Зачем ты обидел моего друга? Рядом с ним стоял тот самый жирдяй. Вокруг начали собираться другие мальчишки. - Ты, мелкий засранец, а ну извинись, быстро! – процедил сквозь зубы голубоглазый, его товарищ с ненавистью бурил своего визави взглядом. Ганс почувствовал, что страх в нем победила ярость. Он был довольно низок, как для своего роста, в купе с длинными вьющимися платиновыми волосами он действительно не внушал сверстникам почтения. - Пошел ты. – рассмеялся Ганс, сложив руки на груди для уверенности. Более высокий и сильный чем Ганс, его оппонент подскочил и ударил того в лицо. Ганс пригнулся, уклонившись, и сразу же повалил врага на землю. Он успел нанести всего пару хороших ударов, когда тот очнулся и они начали кататься, избивая друг друга. Их растащили другие ребята, опасаясь прихода взрослых и наказания всему отряду. Ганса, не смотря на субтильную внешность, держали сразу три человека, он с яростным криком рвался продолжать. Когда он немного угомонился, его отпустили. - Я убью тебя! Слышишь, тварь?! – скрипя зубами, воскликнул Ганс. - Да ты просто псих. Безумный злобный карлик! – сплюнул кровь из разбитой губы решивший выпендриваться на публику парень, и внезапно получивший яростный отпор. Нагнувшись, якобы за слетевшей с него во время потасовки шапкой, Ганс делает рывок и пинает в живот толстяка. - Закрепление материала. – сказал Ганс, шокированной и немного испуганной толпе. – Если мне мешают набить твою морду, дружок твой сгодится. - Ах ты сука! – закричал не добитый ранее враг, кидаясь на Ганса, стоящего над скрючившимся на снегу его друге, но ему помешали, вновь не давая им начать драку. - Учитель идет! – крикнул кто-то, и все быстро разошлись. Спустя некоторое время, резво маршируя под счет в сторону дома престарелых, где они должны будут помочь старикам, Ганс словил себя на мысли, что ему тут уже чертовски нравится. Прикладывая к саднящей шишке на лбу слепленный им самим снежок, мальчик улыбался.