POV Полина
Колкий холодный ветер щиплет щеки, по которым непрерывным потоком скатываются обжигающие слезы. Ноздри разъедает влажный воздух. Каждый вздох дается мне с пронзающей острой болью, отходящей от легких к сердцу и заставляющей его периодически пропускать удары. Выдыхаю через рот, издавая звук, слегка напоминающий подавленный стон. Голова кружится то ли от нехватки кислорода, то ли сна. Колючей проволокой душат меня осколки продолжения того моего злосчастного сна. Дрожащими руками закрываю лицо, пытаясь избавиться от набегающих мыслей, от которых тело предательски наполняется приятным теплом. Зарываюсь руками в свои волосы и нервно сжимаю их в кулаки. Но ни к чему эти действия не приводят, лишь отчетливей заставляют вспомнить яркие картинки сна…Головокружительная духота заставляет вдыхать и выдыхать чаще, из-за чего я лишь ярче ощущаю накатившееся на меня возбуждение. Во рту все пересохло. Я смотрю в его притягательные глаза, в которых ярко отражается моя похоть, а не я сама. Я смотрю ему прямо в глаза, потому что он не смотрит в мои. Его взгляд устремлен на мои губы, от чего по ним проходят короткие легкие электрические заряды. Мы стоим неподвижно. Никто не решается нарушить эту невыносимую тишину. Неожиданно раскрытые ладони Лепса проскальзывают по моим бедрам, заставляя меня вздрогнуть, с губ срывается едва слышимый стон, но его Григорий в одну секунду заглушил прикосновением своих сухих губ к моим. В ушах закладывает. Я слышу, как сердце начинает ускорять ритм, отбивая новую мелодию, более страстную и волнующую. Ненадолго Лепс прерывает наш поцелуй, невесомо касается моего подбородка, на что я приподнимаю голову и предоставляю ему голую, открытую шею. От горячих и влажных прикосновений его губ и обжигающего дыхания кожа покрывается испариной, а ладошки потеют. Слегка подёргиваясь, словно при ознобе, прижимаюсь всем телом к Грише, а дрожащие руки сами собой тянутся к пуговицам на его рубашке. Слишком маленькие пуговицы отказываются выскальзывать из петель. Лепс жадно исследует мою шею, переходит на ключицы и опускается ниже, посасывая и слегка покусывая чувствительную кожу. Он неестественно резкими движениями расстегивает мою блузку, и она, почти одновременно с его рубашкой, летит на пол. Несмело отталкиваю его от себя, беру за запястье и тяну к дивану. Гриша садится, выжидающе смотря на меня. Встаю напротив и легким движением скольжу замком по «молнии» кожаной юбки. Ненужная часть гардероба спадает к ногам. Переступаю ее и не глядя пинаю в крайний угол к остальным вещам. Все тело невыносимо ломит от нетерпения в сладком предвкушении. Присаживаюсь на него, широко раздвинув ноги. Прожигаю его взглядом из-под полуопущенных ресниц, еще больше возбуждая. Прогибаю поясницу, когда ощущаю, как он проводит своими пальцами по моей спине в поисках застежки у бюстгальтера. Задыхаясь, требовательно целую его губы, передаю ему свою агонию. Теперь он тоже задыхается. Отстраняюсь, чтобы выбросить часть нижнего белья, которая полетела к чертям, как и все мои принципы. Пододвигаюсь обратно, кладу руки на широкие горячие плечи. Теперь мы еще ближе. На пределе. Его очередь вести. Поваливает меня на диван и нависает надо мной. Его глаза прямо перед моими, можно разглядеть, как вспыхивают в них черные угольки. Скользящим движением рук снимает с меня оставшийся атрибут одежды. Нервно пытаюсь расстегнуть ремень и «молнию» на его штанах, справляясь со своим внутренним волнением. Когда замок поддается, стягиваю вместе с боксерами, а Лепс уже швыряет их. — Гриша, прошу… — умоляюще прохрипела я, когда Гриша устроился между моих колен. Сбивчивое дыхание. Сладостные стоны. Бешеный ритм. Его фразы шепотом. Подступающее тепло наслаждения. И упоительное расслабление. — Ты восхитительна, — целует меня в носик, заставляя поморщиться. В груди трепещут смешанные чувства. Хочется, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась.
— Господи, ну почему я? — всхлипывая, на выдохе шепотом проговариваю я в пустоту. Пытаюсь успокоить внутреннюю дрожь и присаживаюсь на рядом стоящую скамейку, опустив голову. Едва касаясь кончиками пальцев, провожу по ледяной скамейке и ничего не чувствую. Меня полностью окутывает своими объятиями пустота, холодная и мертвая. Шелест деревьев, редкие крики пролетающих мимо птиц, отдаленный лай собак и тускло мерцающий фонарь мимолетно заполняют пространство моей одинокой души. Для чувств там не остается места. Вспоминаю, как в страхе глупо сбежала из дома. Стыдно? Непонятное раздражающее, просто до скрежета зубов, чувство сжигает изнутри. На руку приземляется холодная одинокая капля. И сразу же другие такие за ней. Теперь ещё надоедливо накрапывает дождик. Странное горящее чувство необъяснимого гнева подступает к груди, сердце, резко покалывая, ускоряет биение. Встаю со скамейки, сжимая руки. — Нет! Я люблю мужа! — кричу сиплым голосом, одновременно всем и никому, слабо ударяя по спинке скамейки, и поднимаю голову. Слез больше нет, но глаза больно колет. Я стою неподвижно, руками обняв себя, и неожиданно кто-то решительно дотрагивается до моих плеч. Паника охватывает, но не из-за страха, что этот человек может что-то со мной сделать, нет, а потому что мне внезапно становится неловко за то, что он слышал мой крик безысходности. — Полина… — вдруг шепчет голос сзади. От этого голоса вся моя душа вздрагивает, а мысли путаются. Медленно оборачиваюсь. Приоткрываю рот, чтобы пропеть его имя, но мужчина не дает мне сказать. — Что произошло? — Гриша… — подхожу к нему ближе и прикладываю голову к его плечу. — Я так устала… — вымученным голосом тихо говорю, поднимаю голову и с закрытыми глазами дотрагиваюсь кончиком носа до его лица. Опаляю его губы своим горячим дыханием. — Полина, тебя муж ищет, — произносит равнодушно Григорий и отстраняется. — Кстати, вот твой телефон, — протягивает его, все так же держась на расстоянии. — С-спасибо, — задыхаясь от обиды, отвечаю. — Тебя довести до дома? — сухо отзывается. Молчу. — Со мной поедешь? — повторяет он. Опять игнорирую. — Полина, — слегка повышает голос. — Пешком пройдусь, — пытаюсь сказать спокойно, разворачиваясь и отдаляясь от Лепса. Иду, а ветер беспощадно хлещет по лицу. До ужаса неприятно испытывать чувства, когда у тебя, казалось бы, уже есть любовь, и до боли обидно любить того, кому ты и вовсе не нужна. — Но как объяснить неразумному сердцу, что бьется оно о закрытую дверь? * — напеваю слабым голосом строчки моей старой песни, передергиваясь от холода. — Полина, подожди, — останавливаюсь и оборачиваюсь, слыша родной женский голос. — Поля, ты что здесь делаешь? — удивленно спрашиваю и нежно обнимаю запыхавшуюся подругу. — Что я здесь делаю? Странная ты какая-то. В пять утра, значит, пишешь мне смс-ку, мол, срочно беги сюда, звоню — не отвечаешь. Что происходит? Что-то случилось? Полина, не молчи, пожалуйста, — не останавливаясь говорит Пелагея, оживленно размахивая руками и испуганно заглядывая мне в глаза. — Я не писала… — на выдохе выдавливаю из себя. — Что не писала? Гагарина, ты меня пугаешь! Да Поля, что с тобой? Ну, не молчи, прошу. — …смс-ку. — Как не писала? Вот, — протягивает мне светящийся экран с текстом сообщения, где пропечатан точный адрес этой аллеи. — Лепс… — всхлипываю, закусив губу. — Боже, девочка моя, что же с тобой. Все, идем ко мне. Может, хоть там ты начнешь говорить адекватными связными фразами, — приобняв меня одной рукой, ведет к своей машине, закрывает дверь после меня и садится на водительское кресло. Перевожу взгляд от Поли к дороге. Гул машин сливается с душевным плачем, и глаза сами собой закрываются. Время проносится незаметно. Сквозь сонную дымку до меня доносится вкрадчивый голос: — Очень не хочется, но я вынуждена тебя разбудить, дорогая. Хоть ты так мило посапывала, — Пелагея несильно толкает меня в плечо, тем самым вынуждая меня проснуться. Устало смотрю на неё и выхожу из машины по направлению к нужному подъезду. Поля закрывает машину и быстро подходит ко мне. Смотря на неё, можно подумать, будто она выспалась. — Сама-то дойдешь? — аккуратно спрашивает. «Где-то я это уже слышала», — проносится в голове. Безысходно выдыхаю, очередной раз прокручивая в воспоминаниях тот сон, где мне было хорошо, беззаботно и легко. В это время подруга, не дождавшись моего ответа, подхватывает меня под руку и, можно сказать, дотаскивает собственными силами до своей квартиры. Плавное звучание поворота ключа в замке приятной мелодией отзывается у меня в голове. Дом Поли наполнен какой-то особенной атмосферой уюта и тепла, здесь всегда мне становится спокойнее на душе, словно настигает душевное умиротворение. С кухни всегда веет ароматом чего-то вкусненького, как сейчас, на что даже мой желудок реагирует: в нем, как и на душе, давно ничего не было. Я стою на пороге, прислонив голову к стене, внимательно вглядываясь в какую-то невидимую точку. — Полин, ты чего стоишь, не раздеваешься, не разуваешься? Что случилось с моей веселой и непринужденной подругой? — долго всматривается в мое, похоже, прозрачное лицо, а затем командует. — Так, сейчас ты раздеваешься, идешь на кухню и все мне рассказываешь. И да, в таком состоянии я тебя никуда не отпущу, останешься у меня. Сейчас я быстро Диму наберу. — Я и не собиралась никуда… — вполголоса говорю вослед уходящей в другую комнату подруге. Закрыв глаза и глубоко вдохнув, начинаю поочередно, чересчур медленно, снимать с себя верхнюю одежду и обувь. Выполнив приказ Пелагеи Сергеевны, прохожу на кухню и сажусь на стул, сложив руки на столе. Усердно смотрю в одну точку перед собой и даже не замечаю суетящуюся Полю. — Кушать будешь? — кратко спрашивает, открывая холодильник. — Нет, спасибо, — не задумываясь отвечаю, хотя живот ужасно крутит от голода. Но, кажется, Пелагея слишком хорошо меня знает, потому что в следующую секунду я слышу шум, вызванный микроволновой печью. Поля ставит тарелку с аппетитной пастой Карбонара и подает вилку. Становится немного неловко, что подруга так ухаживает за мной, но могу из себя выдавить только спасибо искусственной вымученной улыбкой. Я вижу, она замечает фальшь, но лишь понимающе и как-то выжидающе смотрит. Еда согревает не только желудок, но и отчасти душу. Свист чайника опять заставляет её встать. Наливает чай и ставит одну кружку передо мной, а одну перед собой. — С мелиссой, хоть поможет успокоиться тебе немного, — констатирует она. — А покрепче ничего нет? — держа ладошку на своем лбу, с надеждой спрашиваю я. — Ну, нет, подруга. Тебе же на съемки завтра! — восклицает Поля, грозно смотря на меня. — И что? — устало выдыхаю. Пелагея почему-то решает со мной не спорить и тянется к бордовой бутылке в шкафу. Следом достает два стеклянных бокала и ставит на стол. — Но чай все равно выпей, — разливая красноватую жидкость по бокалам, говорит Поля и, взяв его в руки, продолжает вглядываться в мои глаза. — Теперь ты точно обязана мне всё рассказать. Что произошло на той аллее, почему ты сбежала из дома, если это можно так назвать, да и вообще, что с тобой творится последние два месяца. — Всё слишком сложно… Я не знаю, с чего начать… — слабо выговариваю это и подношу бокал к губам. — Ну начни уж с чего-нибудь. — В общем, в последнее время, ну, как это сказать… Я стала видеть эротические сны… — не зная, как начать, решаю рассказывать от обратного. На щеках загорается слабый румянец. — И это всё? Фух, я уж думала что-то серьезное! Полин, представляешь, тебе почти тридцать лет, это, как бы, не ужасно, — несильно смеется, слегка даже умиляясь, словно над ребенком. — Подожди, Поль, это не все. Дело в том, что эти сны неслучайны… — выдерживаю небольшую паузу, подбирая слова. Пелагея внимательно слушает и настороженно смотрит. — В них я с Гриш… в смысле, Григорием Викторовичем, с Лепсом, в общем… А это все потому что я его… в него… Ну… — все слова даются мне с невыносимой болью, а в итоге все равно образуют несвязный текст, но Пелагея все понимает. Задумчиво выдыхает, допивая остатки жидкости и доливая нам обеим вина в бокалы. — А Дима? — осторожно спрашивает. — Я люблю Диму, правда люблю, но… — одинокая слеза скатывается по щеке. — Я бы могла тебе посоветовать забыть Лепса, но сама понимаю, что невозможно забыть человека, с которым тебя вечно сталкивает судьба, — уже не смотря на меня, медленно говорит, словно выпевает каждую букву, поправляя волосы. Затем поворачивается тихо спрашивает: — И что ты решила? Что будет дальше? — Ни-че-го, — проговариваю слово по слогам, — жизнь сама за меня все решила. Все будет по-прежнему. Он ничего ко мне не чувствует. — Лепс? — уточняет Поля. — Угу, — киваю в ответ. — Господи, Полечка, — осторожно подходит ко мне и нежно обнимает, уткнувшись носом в мои волосы. На душе сразу становится спокойно, её объятья греет мою душу, словно меня укрыли плюшевым пледом и напоили ароматным чаем. Я в который раз убеждаюсь, что у этого человека невероятная душа и энергетика. Да что уж там, она сама по себе невероятная! — Пошли, я тебе постелила уже в гостевой на кровати, — разорвав объятия, говорит и идет по коридору. Иду за ней. — Спокойной ночи, — спокойно улыбаюсь. — Спасибо, Поль. — Сладких снов, — как-то странно усмехается Пелагея. — Э-эй, — наигранно возмущаюсь, а подруга уже скрывается в своей комнате, почему-то сейчас мне кажется это все смешным. Странно и необъяснимо, но факт. Прохожу к кровати, снимаю одежду и достаю с верхней полки оставленную пижаму. Ныряю в постель, почти с головой укутавшись в одеяло, с легкостью на душе уже почти погружаюсь в царство Морфея, как вдруг экран телефона загорается, высвечивая только одно имя…