in regards to hate

Как и ожидалось, я выгляжу абсолютно дерьмово в костюме, подобранном мне Виктором. И совершенно очевидно, что я все равно надену его, потому что он действительно подходит под мою программу, и, что более важно, Виктор никогда не простит меня, если я выберу другой — какой запутанной и неприятной может быть логика. Я должен быть неумолимым участником этой войны. Плюс, из-за неприличного количества блесток и прозрачной ткани он кажется очень девчачьим, до такой степени, что я, честно говоря, был смущен, когда увидел свое отражение в зеркале. Серьезно, что за сетка? Не думаю, что мне есть, что показывать. Что хуже, Юри достался один из моих самых любимых костюмов, и я не хочу признавать, что он выглядит чертовски сексуально — и это с моей-то точки зрения, даже не хочу представлять, что подумает Виктор, когда увидит такого Юри. Я бы предпочел утопиться в туалете, чем лицезреть этот день позора, спасибо огромное. Я пытаюсь сфокусироваться на идее, что младшая, длинноволосая версия Виктора однажды носила тот же самый костюм, соприкасаясь с ним кожей. Он такой тонкий и тесный, что я боюсь порвать его к чертям, если неправильно приземлюсь. А ведь он должен был думать о чем-то, когда выбирал мне костюм. Может быть, конечно, Виктор не имел в виду ничего такого, но я предпочитаю считать, что он действительно хотел увидеть меня в нем. И, о боже, я не подписывался на это, я выгляжу как ебаная кукла Барби, убейте меня здесь и сейчас, пожалуйста. — Юрио? — Что тебе надо? — Ой… Ты в порядке, Юрио? Прости, я просто… просто хотел сказать, что ты хорошо выглядишь. Тебе действительно идет костюм. Клянусь, я закатил глаза так сильно, что увидел мозг. — Заткнись, свинья. Я знаю, что выгляжу дерьмово. В конце концов, что ты знаешь обо мне, почему ты думаешь, что все это отражает меня, это не я, ничто из этого не я. — Почему? Этот костюм очень изысканный, — я ненавижу его улыбку, его голос, его нежный взгляд, — и я думаю, он подчеркивает твою красоту. Глядя на такого тебя никогда не подумаешь, что ты можешь ругаться как ворчливый пьяный дед. Это должно быть смешно? Иди нахуй. — Я бы предпочел твой, — я тут же жалею, что сказал это, мысленно чертыхаюсь и бью ладонью по лбу. Почему блять он сейчас улыбается? — Забавно, я только что подумал о том же самом, но наоборот: я хотел бы надеть что-то вроде твоего костюма и быть стройнее и грациознее. Отъебись. Просто. Отъебись. — О, поверь мне, ты не хочешь этого, — я хочу сорвать эти тряпки с себя и поехать домой, — иначе ты перестанешь нравиться Виктору, — давайте покончим с этим, наконец. — Что это значит? Я прекращаю разговор без каких-либо дальнейших разъяснений, потому что это меньшее, что я могу сделать, чтобы отплатить ему за все — заставить его волноваться и сомневаться, и надеваю форменную олимпийку поверх дурацкого костюма. Ты не заслуживаешь любви Виктора, если даже не замечаешь, как он очарован тобой. Потом я надеваю наушники, чтобы еще раз прослушать музыку из моей программы. Разогрейся. Разогрейся. Мои ноги как макароны. Осталось всего пара часов, и все закончится. А вот и Виктор. — Мы почти готовы начать. Вы не волнуетесь? Это — самое ожидаемое противоборство, когда-либо случавшееся в Хасецу! О, я так взволнован перед тем, как поеду домой побежденным или увижу твое разбитое сердце, ты даже не представляешь. — Я изо всех сил пытаюсь подавить боль в животе сейчас, пожалуйста, не напоминай мне… — Юри говорит, Виктор смеется. Виктор всегда выглядит счастливым, когда Юри говорит, может быть это и есть настоящая любовь, когда все, что тебе нужно — это один человек, и плевать на обстоятельства. Мне нужно разобраться в этом получше. Я действительно хочу разрушить это? — Юра? Я даже подскочил. — Что? — Ты долго молчал, — снова тот же обеспокоенный голос, то же выражение лица. Кажется, что прошли месяцы, нет, даже годы. — Может быть я пытаюсь сконцентрироваться? Ты не думал? — Эй, не нужно огрызаться! Как тебе костюм? Я даже еще не видел тебя в нем… — Я ненавижу его. Чувствую себя в нем ебаной куклой, — судя по выражению его лица, ему больно. А ведь я просто хотел быть привлекательным, как Юри. Виктор пытается что-то придумать, но мы оба знаем, что это — пустая трата времени, учитывая, что мое выступление через 5 минут, и мы не успеем найти замену костюму. — Мне жаль, — он действительно выглядит так, — я думал… — Оставь меня в покое, хорошо? И он просто дуется в углу, пока я продолжаю разминку, зная, что она бесполезна. Я чувствую, что готов максимально выложиться. Я должен победить, в пекло все остальное. Я должен победить и вернуть его домой. С другой стороны, что еще мне остается делать? — Юрио! Время пришло! — Хорошо. Я сожалею, что расстраиваю Юко, ведь она единственная всегда была мила по отношению ко мне, но я ничего не могу поделать. Должно быть, я выгляжу очень жалко без олимпийки. Я не хочу, чтобы Виктор видел меня таким. Что ж, по крайней мере, кажется, она не слишком беспокоится об этом. — Это же тот легендарный прозрачный костюм Виктора с его юниорской программы! Я не думала, что увижу его своими глазами! Он такой красивый… — Да, думаю, Виктор выглядел в нем шикарно, он не был настолько худым в моем возрасте, и ему повезло с внешностью. Боже, почему я до сих пор такой низкий, почему я родился с такой девичьей внешностью, почему я просто не могу выглядеть чуть более… — Тебе очень идет костюм! Удачи! О, правда? Правда? — Время! Давай, иди! Сейчас действительно моя очередь? Стоп, Виктор все еще здесь? Что он думает обо мне? Мне действительно идет? Смогу ли я победить? Он даст мне шанс? Нормально ли бояться? Что, если я проиграю? А если нет? Будет ли он меня ненавидеть? Простит ли? Мы сможем хотя бы попрощаться? Смогу ли я остаться? Сможет ли он уехать со мной? Что, если я исчезну? А вдруг я уже исчез? Вдруг? — А сейчас, победитель финала Гран-при среди юниоров и чемпионата мира среди юниоров. С надеждой на отличный дебют во «взрослой» категории с программой, поставленной Виктором Никифоровым — Юрий Плисецкий! Я — ничто. Давай, Юра, давай. Конечно. — Он выступает под «О любви: агапэ». Давай, давай. Ты хочешь, чтобы я победил или проиграл? Ненавижу эту музыку. Ненавижу всем сердцем. Что я знаю о любви? Ничего. Законна ли моя любовь? Значима? Виктор вообще смотрит на меня? Я не хочу знать. Я не хочу проиграть. Я приземлил первый прыжок и не могу думать об этом меньше. Я не чувствую ничего, я ничто, я лучше этого. Дедушка? Где? Как? Я не могу ни о чем думать. Я чисто приземляю все свои прыжки, абсолютно все, я катаю превосходно, и это все еще ничего не значит, ноль баллов, я собираюсь проиграть, не важно как. Просто пусть это закончится. Я всего лишь хотел быть с Виктором. Пусть это прекратится. Верни его, верни его, я был первым, мы можем вернуться? Мы можем никогда не бывать в Сочи? Мы можем никогда не встречать Кацуки Юри? Музыка заканчивается, и я ослеплен лампами сверху; я горю, сгораю, как падающая звезда, сейчас я тут, а в следующий момент меня нет. — Юрио! Это был лучший твой прокат, который я когда-либо видел! Давай, поприветствуй зрителей! Это был Виктор? Вау, мне действительно аплодируют. Так много людей приветствуют Юрия, я везде слышу свое имя. Только это больше не мое имя, я не Юрий, я бесполезная версия Юрия. Был ли я хорош? Показал ли я достаточно самопожертвования? Я хочу подойти к Виктору, но я не делаю этого, потому что он уже отвернулся от меня, к важному Юрию, который выглядит паникующим. Ты боишься? А я нет? Если мне шестнадцать, тогда почему я остался один, когда я точно также испуган? Это ли не показатель? Это ничего не значит? Посмотри на меня в этом тупом костюме, я надел его для тебя. Затем они стоят лицом к лицу, когда я иду в их сторону, чтобы найти себе место и посмотреть выступление Юри. Я думаю, он плачет. Я тоже хочу плакать. В момент, когда они так красиво обнимаются, я чувствую что-то вроде свободы. Я? Я не принадлежу кому-то или чему-то, конечно я, я могу пойти куда угодно и найти кого угодно. Это не твое место, ублюдок, я был первым, я хочу блевать. И я хочу пойти туда и бить его по лицу, пока он не станет выглядеть кошмарно, но вместо этого я только надеваю олимпийку, потому что меня не нужно бить, чтобы я выглядел также. Упади, упади, поскользнись и сломай руку и ногу, просто упади перед всеми и заставь Виктора осознать, что все это — ложь, все это было ложью, он обещал мне, он обещал мне, но забыл, ты можешь просто уйти, пожалуйста? Виктор только что присвистнул ему? Он так красив в своем костюме, почти самоуверен, и катается так профессионально, чего я не замечал за ним раньше. Даже я могу сказать, что он вложил все свое сердце в свое выступление, я могу услышать, как он думает «я катаюсь ради Виктора». А кто нет, можешь ли ты винить его? Он делает ошибку на четверном сальхове, но это все еще ничего не значит, сто баллов, он собирается выиграть, не имеет значения как. Еще есть Виктор, который ни на секунду не отрывал от него взгляда, был ли он также внимателен во время моей программы? Был ли он также загипнотизирован? Беспокоился ли он также об ошибках и падениях? Выглядел ли он так, словно весь его мир перевернулся? Выглядел ли таким же счастливым, когда смотрел на меня? Хочу ли я заставить его выбирать? Действительно ли я хочу разрушить это? Я ухожу. В раздевалке я почти рву костюм пока снимаю его. Отвали, отвали. Я не могу дышать, я плачу? Я в порядке? Моя одежда и коньки разбросаны по полу, как и я, как и я. В зеркале я вижу себя, держащегося за раковину так, словно от этого зависит моя жизнь. Мне кажется, я где-то блевал, но я не помню, я чувствую горечь во рту. Что я собираюсь делать? Что я собираюсь делать? Кто победил? Какое значение теперь имеет фигурное катание? Где Виктор? Он видел, что я ушел? Нет, не видел, он не видел. Мы даже не можем попрощаться, поэтому я хочу оставить записку, но я не знаю, что писать. Должен ли я оставить костюм? Это единственная вешь, которую мы делили. Я оставляю его на полу. Я переоделся в свою одежду и больше не смотрел в зеркало. Я не плачу. Я ухожу. Вы спросите почему? Ради Виктора, конечно. Он — причина всего.