B R O K E N

Выхожу из клиники и радостно жмурюсь, подставляя лицо навстречу солнечным лучам. Погода сегодня настолько хорошая, что я решаю пройтись пешком. Звонила Эндра, сказала, что заглянет вечером, если я не буду против. Я согласился. Она не переезжает обратно ко мне, так как я не совсем уверен в том, что это необходимо. В конце концов, мне требуется некоторое время, чтобы побыть одному и разобраться в своей жизни и своих мыслях. Самая большая беда заключается в том, что я не могу отличить свои воспоминания от чужих. Даже сейчас, шагая по широкому проспекту, ловлю себя на мысли, что никогда прежде не бывал тут раньше, но в то же время знаю здесь абсолютно всё. Вон там справа, около небольшого скромного кафе, стоит прямо на дороге пятнистая коровка с забавной мордой и добрыми глазами — своеобразный символ забегаловки. Там делают самые вкусные телячьи отбивные, а по средам — обязательные шоу с аниматорами и большими мыльными пузырями, которые так любит Линн. Если пройти чуть дальше и заглянуть в переулок, то можно увидеть маленькую тележку продавца сладкой ваты, украшенную разноцветными шарами. На выбор можно купить ваты с различным вкусом — ассортимент, правда, не особо богатый, но достойный внимания любителей полакомиться. Разномастные голуби, нимало не боясь прохожих, важно разгуливают по брусчатке, выпячивая грудь и самодовольно курлыча. Запах свежевыпеченного хлеба приятно щекочет ноздри, и я делаю глубокий вдох, наслаждаясь им. Нащупав в кармане мелочь, подхожу ближе. Впереди, у прилавка, уже стоит небольшая очередь. Вот пожилая миссис Хоакин, которая всегда покупает бачету к полднику, чтобы неспешно съесть её за большой кружкой кефира, мистер Блан, предпочитающий большие кренделя с шоколадной помадкой, обсыпанные толчёным арахисом, которые он покупает для своих детишек, и ещё пара незнакомых мне людей. Пристраиваюсь сзади них, улыбаясь и глядя на залитую ярким солнечным светом улицу, временами щурясь. Мне должно хватить на багет и четыре круассана с ванилью — Линн любит такие, а я всегда беру ей их, если бываю в этих краях. На душе как-то радостно и светло, словно наступила долгожданная весна после долгих зимних холодов. Когда подходит очередь, достаю монетки и кладу на прилавок, с ностальгией глядя на пекаря — добродушного толстяка Бланхарда, который заведует этой лавкой вот уже много-много лет. — Мне как обычно, — небрежно кидаю я, — как поживает миссис Бланхард? Давление всё так же скачет? Пекарь с некоторым удивлением смотрит на меня своими большими, словно приклеенными к лицу глазами-пуговицами и осторожно переспрашивает, чего именно мне нужно. — Один багет с луком и четыре круассана для Линн, — продолжаю улыбаться, думая о том, что мистер Бланхард становится забывчивым. Толстячок, пятясь, поглядывает на меня с некоторым подозрением, но складывает в два шуршащих бумажных пакетика заказ и кладёт его рядом с моими монетками. — Джози пьёт мяту, как советовала Линн, — осторожно отвечает он, ловко отсчитывая нужную сумму, — что ей передать? — Передайте ей поклон от нас, и пусть ест побольше апельсинов, — забирая сдачу и пакетики со сдобой, отвечаю я, даже не задумываясь над разговором, который кажется мне самим собой разумеющимся. — Всего хорошего, мистер Бланхард! Пекарь снимает с головы белоснежный колпак и вытирает потный лоб полотенцем, висящим через плечо. Он долго глядит мне вслед — этот взгляд я узнаю из тысячи, он так же смотрел на меня, когда мы с Линн начали жить вместе. Линн была его соседкой до тех пор, пока не переехала ко мне. Бедняжке выпало немало пересудов и косых взглядов, пока окружающие не начали наконец считать нас парой. Откусываю большие куски от горячего багета и шагаю дальше, мимо подземки, мимо больших витрин, заставленных всевозможным товаром: сувенирами, одеждой, сладостями, игрушками, инструментами, мимо небольшого импровизированного рынка, куда раз в неделю съезжаются фермеры, продающие свой, экологически чистый товар. Мы постоянно ходим сюда с Линн за продуктами, встаём пораньше и приезжаем, чтобы успеть к открытию и купить продукты, пока мало народу — свойское мясо, яйца или молоко вмиг разлетаются тут, так что уже через час после открытия выбор товаров будет невелик. Багет пахнет хлебом и жареным луком, солнце ласково светит, и я улыбаюсь. Всё просто замечательно. И этот мир вокруг тоже такой замечательный, что хочется объять необъятное — подарить ему свои крепкие объятья, улыбаться каждому встречному, громко петь и делиться своим счастьем. Мне хорошо. Мне давно не было настолько хорошо. Наверняка Линн уже дома и ждёт меня, готовя очередной кулинарный шедевр. Она превосходно готовит, и я рад, что мне повезло с ней, ведь я люблю вкусно поесть. Линн часто балует меня всякими вкусностями, а после сытного ужина мы нередко балуемся с ней в постели. Я счастлив. Сердце мерно отстукивает в груди, и хочется запеть в такт его ударам. Сегодня нас ждёт удивительный вечер. В парке сегодня многолюдно, впрочем, как и всегда. Пересекаю его по диагонали, мимо пруда с утками и белыми лебедями, куда мы обычно любим ходить с Линн, запасшись различным кормом для птиц. Подхожу к берегу, отламываю куски от багета и бросаю в воду. Толстый лебедь по кличке Хромой косится на меня, словно видит впервые, затем опасливо подплывает ближе и цепляет красноватым клювом намокший кусок, плавающий на поверхности. Утки менее разборчивы: неуклюже переваливаясь с лапы на лапу, они цепочкой ковыляют в мою сторону в надежде получить заветный кусок хлеба. Утки прожорливы и не отличаются особым умом. Лебеди так и не покинули пруда, но я накидал им хлеба в воду, а уткам покрошил уже на берегу. Забавно наблюдать, как они жадно набрасываются на пищу, толкаясь и крякая. Недалеко от пруда стоит невысокая женщина-цветочница в широкополой соломенной шляпке, одетая в длинное бордовое платье с мелким цветочным принтом. Решив, что не мешало бы прикупить цветов, направляюсь было к ней, но на полпути вспоминаю, что не взял с собой денег. Однако это не останавливает меня. Оставшейся мелочи хватает на маленький букетик каких-то полевых цветов; остаётся ещё несколько центов, которые я отдаю цветочнице в благодарность. Она улыбается и протягивает мне большую алую герберу. Линн не любит герберы, но отказаться неудобно, и потому я, поблагодарив женщину, отправляюсь дальше. Через парк, по проспекту, названному в честь какого-то чрезвычайно важного учёного — его бюст даже стоит на постаменте где-то здесь, далее, на перекрёстке, перехожу дорогу наискось, прохожу ещё дальше, сворачиваю направо и сразу же попадаю в пленительное царство Липового переулка. Весной, когда деревья цветут, тут безумно вкусно пахнет, непрестанно жужжат пчёлы, собирая пыльцу, чтобы потом сделать из неё душистый липовый мёд. В тени деревьев невольно замедляю шаг, наслаждаясь прохладой. Солнечные лучи застревают в густой листве и создают причудливые тени, достигая земли. Это совсем рядом с домом, и мы с Линн часто приходим сюда погулять и подышать свежим воздухом. При виде знакомой до боли многоэтажки сердце начинает сладостно щемить в груди, и я убыстряю шаг. Хочется поскорее оказаться дома. Нужный подъезд совсем рядом, но мне кажется, что до него бесконечно далеко идти. На двери кодовый замок. Если нажать определённую комбинацию кнопок, то дверь легко откроется. Это просто: нажимаю на цифры 2 и 3 в верхнем ряду и 3 и 6 в нижнем. Щёлк! — знакомый и давно привычный звук, и подъезд дохнул на меня прохладой бетонных стен. Вхожу в темноту, но глаза тут же различают источник света, идущий из окон, что на втором этаже. Мне на четвёртый. Старый лифт тихонько поскрипывает стальными тросами, лампочка всё так же моргает при закрытии и открытии дверей. Нужная кнопка обведена сердечком — наша с Линн работа, наш маленький секрет. Всё внутри замирает и словно падает куда-то вниз, а затем так же останавливается, как и этот подъёмник. Моргает лампочка, и дверь открывается. Прямо на пути стоит зелёная коляска, в которой сидит розовощёкий карапуз — миссис Спенсер с Робертом собрались на прогулку. — Добрый день, Сьюзи! Надо же, как вырос! — наклоняюсь к мальчику и треплю за пухлую щёчку. — Эй, Робби, хочешь круассан? Достаю из пакета один и протягиваю его мальчику, который, пролепетав что-то на своём инопланетно-детском языке, радостно хватает выпечку и тут же тянет в рот. Сьюзи смотрит на меня раскрыв рот, а я, подмигнув ей, направляюсь в сторону нужной двери. Сердце готово выпрыгнуть из груди и приходится сделать несколько глубоких вдохов, чтобы хоть немного успокоиться. Чёрная металлическая дверь украшена коваными завитушками по краям — Линн любит такое. Торопливо, сунув букет и пакетик с круассанами под мышку, достаю из кармана ключи и вставляю в скважину. Крак! Металл неприятно щёлкает, я пытаюсь провернуть ключ в замке, но он не двигается. Очевидно, я взял ключ от загородного домика — они похожи. Вынимаю ключ из скважины и… По телу словно проходит разряд тока. У меня нет загородного дома. У меня нет ключа от этой двери. Это не моя дверь. Не моя квартира. Растерянно озираюсь по сторонам, ощущая, как мне становится плохо. Словно пелена падает с глаз, и я смотрю на всё иначе. Я стою сейчас в незнакомом подъезде у незнакомой двери. Я впервые в жизни вижу эту дверь. Я никогда не жил на четвёртом этаже. Я напуган, меня трясёт, руки дрожат и не слушаются, когда пытаюсь положить ключи обратно в карман. Быстро кладу на коврик под дверью букетик и бумажный пакет с выпечкой и бегом срываюсь отсюда. Здесь всё чужое — и этот лифт с сердечком на цифре 4, и подъезд, и этажка. Выбегаю на улицу и мчусь обратно, благо запомнил маршрут, по которому пришёл сюда. Я никогда не гулял по Липовому переулку. Я не знаю эту женщину с зелёной коляской и мальчика, доедающего ванильный круассан. Во рту сохранился привкус лукового бачета, но как я мог его есть, у меня ведь всю жизнь аллергия на лук? Какая-то блондинка проходит мимо, нечаянно задевает плечом, и сердце начинает стучать ещё сильнее, но я слишком тороплюсь, чтобы обращать внимание на кого-то. Выхожу к перекрёстку, перехожу дорогу и понимаю, что заблудился. Я никогда раньше не бывал в этой части города. Звоню Эндре, пытаюсь примерно объяснить, где нахожусь. Она не задаёт вопросов, не говорит лишнего, лишь тихонько вздыхает и просит никуда не уходить. Пока я жду её приезда, пытаюсь разобраться в произошедшем. Я был на приёме у доктора Чейза на очередном сеансе ремембертерапии. Он показывал мне какие-то разноцветные пятна, которые что-то означали, но я сказал, что ничего не помню. Память подсовывает странные обрывочные видения, куски фраз, чьи-то смазанные лица, голоса, места… Я пытаюсь ухватиться хоть за что-то, начинаю рассказывать, путаюсь, сбиваюсь, начинаю сначала и понимаю, что всё забыл. Доктор Чейз ничего никогда не говорит, лишь записывает мои слова и фиксирует показания приборов. Если я сам не знаю, мои это воспоминания или нет, то ему об этом знать тем более не дано. Пока идёт лишь систематизация, отлаживание процесса — так сказал врач. Интересно, смогу ли я вспомнить последние четыре года своей жизни? Итак. После клиники я сразу пошёл домой. Или не домой? К кому домой я пошёл? Чья это квартира? Что, если бы мне удалось открыть дверь? Что, если бы я встретился с хозяевами? Вспомнил бы я их? И что сказал бы при встрече? Неподалёку замечаю остановку и шагаю к ней. Я никогда не бывал здесь раньше, и местный пейзаж совершенно не знаком. Постепенно успокаиваюсь, мысли приходят в порядок, да и сердце стучит уже не так сильно. Пока я думал, позвонить ли доктору Чейзу, чтобы рассказать о случившемся, приехала Эндра. Таксист — молодой парень, с нескрываемым любопытством смотрит на меня, и я предполагаю, что раньше мы работали вместе. Он называет своё имя, которое совершенно ничего не значит для меня, интересуется моим самочувствием и выруливает с остановки, вовремя уступая место подъезжающему автобусу. Я знаю его — мы часто ездим на нём с Линн в… — Эндра, — склонившись к её уху, стараюсь говорить как можно тише. Почему-то мне кажется, что я не должен доверять таксисту, который продолжает глядеть на нас, бросая нескромные взгляды в зеркало заднего вида. — А кто такая Линн? Я её знаю? Эндра встревоженно смотрит на меня, затем переводит взгляд на таксиста, и так же тихо, но твёрдо произносит: — Ты вспомнил что-то? Джей, скажи мне, что именно ты вспомнил? Она пристально смотрит прямо в мои глаза, крепко держа за руку, и я начинаю подозревать, что Эндра знает обо всём гораздо больше, чем делает вид.