Короткий путь

      Оживленная работа шла две с половиной недели. Я буквально приползал домой: работал допоздна и без выходных. Из-за этого мы с Папсом немного отдалились друг от друга, из-за чего мы оба переживали. Ночные кошмары и головокружения стали моими привычными спутниками в это время. Чара постоянно грозилась выпотрошить Папса, стоит мне на секунду потерять бдительность. Поначалу я остро на это реагировал, но… ко всему рано или поздно привыкаешь. Магией я пользовался редко, только для телепортации в лабораторию и домой. На большее у меня банально не хватало сил. Папс старался и поддерживал меня, как мог. Он, если честно, был рад, что я «вернулся к жизни» и принялся усердно работать. Хах, похоже, по-другому в этот раз у меня бы все равно не получилось.       Что касается исследований, они, к счастью, оправдались. Мы тщательно изучили оставшиеся способности Фриск и даже смогли сохранить ее. Загружать её мы не отважились, боясь непредвиденных ошибок.       Быстрее всего мы справились с «приманкой» для Чары. Нужное устройство мы сделали всего за пару дней. Андайн пришла от него в полный восторг.       К Фриск все относились несколько холодно, кроме, пожалуй, Папса. Девочка понимала, что нам всем нужно время, чтобы её понять и простить.       Единственным, кто открыто не одобрял эту затею, был Азриель. Чара, по сути, была его сестрой и лучшим другом, поэтому он совсем не хотел о ней забывать. Во что бы она не превратилась… впрочем, как и Тори с Азгором, но, как взрослые монстры, они понимали, что стоит на кону и как может обернуться их жалость для всего мира. К сожалению или к счастью, он был единственным протестующим.       Однажды я услышал его разговор с Фриск:       - Ты должна сказать нет!       - Я не могу выбирать, Азриель, - тепло улыбнулась девочка.       - Но они сотрут её! – негодовал юный принц.       - А, может, и меня тоже. Но я сейчас не могу ничего изменить.       - Где твоя решимость? – бросил ей вызов Азриель, пытаясь спровоцировать её.       - Со мной, как и всегда. Но я понимаю, что иначе нельзя… ты тоже должен это принять.       - Нет! Она мой друг! Я смогу ее переубедить!       - Ты слышал её…- грустно ответила Фриск, - она считает тебя предателем и предпочтет умереть, чем принять от тебя помощь. Если Чара вырвется – ты погибнешь первым.       - Я не верю! – крикнул Азриель, но в его голосе я слышал слезы. Фриск обняла его.       Мне отчего-то стало… больно. Легкая душевная боль, где-то глубоко внутри. Значит, я еще не разучился сочувствовать.       Таким образом, сегодня мы все собрались в университетской лаборатории. Шли последние приготовления. Фриск с каждым днем слабела, и медлить было нельзя. Сегодня мы должны продумать план действий.       Король и королева за это время стали выглядеть хуже. Не такие эмоциональные и открытые, как обычно. Даже я это заметил, а это значит, что дела у них действительно плохи… сейчас они сидят и пьют чай. Андайн крутит в руках полюбившееся ей приспособление. Папс сегодня напросился со мной и даже поспорил, иначе бы его здесь не было. Сейчас он с любопытством осматривает изменившуюся лабораторию.       Множество досок с расчетами, чертежи, которые валяются на полу. Много всяких запчастей и колб. Да… нам пришлось много поработать.       Я помогаю Альфис выкатить доску в центр комнаты. Фриск успокаивает грустного и, вместе с тем, сердитого Азриеля. «Однажды, он поймет», - решаю я, глядя на него, - «хотя… он ведь даже не вспомнит о той, кого сейчас так отчаянно не хочет забывать». Я прекрасно понимаю его, если честно. Если бы мне сказали сбросить Папса в Ядро, я бы скорее сбросил всех остальных в эту проклятую бездну…       Ни у кого уже нет сил спорить. Все препирательства мы бросили уже давно. Много речей было сказано, много мнений высказано, но… На кону мир монстров и людей. Все, чего мы достигли, сейчас под угрозой уничтожения. И мы должны это предотвратить. Все кивают, когда мы с Альфис говорим о наших устройствах еще раз. Никто не спорит, когда Андайн говорит о плане сражения. Кажется, все смирились и наполнились решимостью, а главное уверенностью в то, что они все делают правильно. Без этой уверенности… король и королева сошли бы с ума. Иногда не существует правильного выбора, тогда нужно поступать в целях общего блага. Хотя… это легче сказать, чем сделать. Я боюсь, что из-за своего слепого эгоизма, я не смогу поступить правильно.       - Все понятно? – серьезно спрашивает Андайн. Она перестала радоваться всей этой авантюре и теперь выглядит очень сурово. Как будто идет война… хотя, наверное, так и есть.       Никто не говорит, все просто кивают, негласно подписывая Чаре приговор. Что ж… это к лучшему, у нас нет времени и возможностей рассуждать о том, что правильно, а что – нет. Надеюсь, моя совесть простит мне убийство ребенка… еще одного, пусть и такого чудовищного.       - Как ты, малая? – спрашиваю я, когда мы прерываемся на обед.       - Волнуюсь, - неуверенно, но честно отвечает мне Фриск, - спасибо… за все, - улыбается мне она.       - Рано меня благодарить, малая, - улыбаюсь я.       - Ты не дал им меня убить… несмотря на все, что я сделала, - я не успеваю ей ответить, так как замечаю, как Азриель демонстративно проходит мимо меня с очень обиженным видом.       - Он её даже не вспомнит… и… он не будет на тебя злиться… потом, - говорит девочка, словно читая мои мысли.       - Звучит как обман, - грустно усмехаюсь я.       - Не всегда все можно сделать правильно так, чтобы всем было хорошо.       - Я не узнаю тебя, малая, - удивляюсь я словам Фриск, - ты – последний человек, от которого я ожидал подобных слов.       - Я сейчас… переосмысливаю все, - улыбается мне девочка. По тому, насколько улыбка выглядит натянутой, я понимаю, как она измучена и истощена.       - Все получится, - киваю я ей, на что она еще раз слабо улыбается. Похоже, она не слишком-то верит в счастливый исход, хоть и решительно готова пожертвовать собой во имя «общего блага».       - Нам пора! – прерывает нас Андайн с рюкзаком на плече.

***

      Путь до горы Эббот занял у нас весь остаток дня. Мы заночевали у подножия горы. Спал мало кто, все слишком волновались из-за завтрашней битвы. Я же улегся на траву и рассматривал звездное небо.       Звезды…как же они прекрасны в своем блеске и простоте величия. Ветер нежно играет с листвой и травой. Я слышу приглушенные голоса. Я неспешно закрываю глаза, наслаждаясь своей, возможно, последней ночью на этой прекрасной земле.       - Санс, ты не спишь? – я открываю глаза. Конечно же, это Папс.       - Что такое, Папи? – улыбаюсь я ему, словно завтра у нас не будет очень важной битвы.       - Т-ты уверен, что я должен остаться?       - Альфис будет нужна твоя помощь. И если что…ты будешь последним рубежом, - я бы не за что не взял своего бро в самое пекло. Если нам суждено погибнуть, то я должен дать шанс Папирусу спастись.       - Не говори так! – восклицает брат. Я слышу в его голосе, как он волнуется обо мне, - ты… все будет хорошо?       - Конечно, Папи, - улыбаюсь я ему, скрещивая пальцы в карманах толстовки.       - Точно? – по-детски недоверчиво спрашивает он.       - Ну, мы все продумали, - пожимаю плечами я, уходя от прямого ответа, - а теперь пора спать. Хочешь, я расскажу тебе сказку?       - Ньех, - радостно восклицает Папирус, - про плюшевого кролика?       - Конечно, - зеваю я, - жил был плюшевый кролик Банни…       Под конец сказки вокруг меня собираются все наши. У них стоят слезы в глазах, впрочем, как и у меня. Просто сказка очень добрая и милая, а сейчас нам не хватает всего этого.       - „Я люблю тебя, Банни“, сказал его брат Фани, - говорю я с улыбкой поглядывая на детей, которые сидят, обнявшись, - „и я тебя, братик“, улыбнулся Бани и обнял его, „Ты меня не бросишь?“ „Никогда“, ответил Фани и укрыл Банни одеялом, - тише обычного говорю я, - никогда.       Повисла тишина. Такая тишина бывает в театре, когда представление закончилось, а зрители с упоением осмысляют увиденное. Уже через несколько секунд зал загремит в аплодисментах. Такая тишина и царит сейчас. Они захлопали мне, но тихо, будто боясь спугнуть эту атмосферу.       - Ложитесь спать, - по-доброму улыбаюсь я всем, - завтра будет много дел.