***
Окопы, воронки, штабные землянки. И это длится уже месяцами на севере… Война затянулась. Сомбра никак не ожидал, что конфликт двух стран перерастет во всеобщую проблему. А причиной этому станет Республика. — Wenn die Soldaten, Durch die Stadt marschieren, Öffnen die Mädchen Die Fenster und die Türen… Над окопами плыло прекрасное сочетание игры на губной гармони, четкого барабанного ритма по каскам и отличный боевой дух, поддеваемый словами старинной народной песни этнического происхождения… Бойцы открывали бутылки со шнапсом, закусывали консервированной тушенкой и травили байки. Офицеры сидели на ровне с простыми солдатами и просто, от души, смеялись. Всем уже осточертела война… — Хайнц! Поди сюда! Давай с нами? Офицер в штабс-форме хмуро осмотрел солдат, сидящих по окопам и весело пьянствующих, но ничего не предпринял. И лишь посмотрев на своего старого знакомого — обер-лейтенанта с закинутой назад фуражкой серого цвета — он смягчился. — А вы не боитесь, что имперцы нападут, а вы тут сидите в открытую? Тот самый обер-лейтенант посмотрел на Хайнца, что так же повторили и все сидящие рядом, но потом по-дружески и с некоторой издевкой рассмеялся. Гомон только усилился. — Ну ты даешь. Дык какие имперцы? Они ж трусы. Кишка тонка. Да и… кто ж хочет воевать? Штабс-офицер надменно поднял правую бровь, делая вид, что он удивлен и заинтересован. Сделав жест рукой в сторону оберлея, Хайнц подозвал его. Тот поднялся с флягой, где был залит шнапс, и подошел к старому другу, широко улыбаясь… … но получил прикладом маузера по голове и сапогом по животу. — Gott im Himmel! Хайнц! — тяжело кашляя и отхаркиваясь, прорычал обер-лейтенант. — За дело! Всем тревога! По боевым постам! Или вы все под трибунал захотели? Но ничего, кроме насмешек и нескольких оскорблений, далее не последовало. Несколько офицеров нехотя поднялось и подчинилось приказу, однако оставшаяся масса продолжала веселиться, смеяться и пить шнапс… — Вы совсем с ума посходили?! Это приказ! Никто и не обернулся на вопли штабс-офицера. Однако он почувствовал чью-то крепкую руку, опустившуюся ему на плечо. — Хайнц, это бессмысленно. Война остановлена. Никто не хочет воевать, нам всем обещан мир… Штабс-капитан грубо отмахнулся, но все же глянул через плечо. Все тот же надменный взгляд его старого друга, внутри которого алым пламенем горел пылкий нрав. — Да, Марти… Тут ничего не скажешь. Может быть, война и правда окончена? Борман, сидевший рядом с ним и протягивавший кружку с крепким чаем, натянуто улыбнулся. — А я вот все думаю, может, действительно стоило стать политиком? Нет, понесло же меня в армию, да за свободу воевать… Хайнц хмуро осмотрел того с ног до головы и покачал головой. — Не жалей о прошлом, дружище… Я вообще хотел в поле работать. Как отец. Вернее, как он когда-то в лучшие времена. Оба гоготнули и отхлебнули из своих кружек. Штабс-капитан расслабился и вдруг заметил, что все ему уж больно это надоело… — Вернусь домой, с радостью уеду в поле или куда-нибудь в горную деревушку… Но закончить свое обсуждение они не успели. Рядом с ними, метрах в двадцати, где только что сидела кучка солдатни, вверх взлетели куски земли и укреплений, нанеся тяжелый по ничего не ожидающим солдатам. Спустя еще несколько секунд сзади раздался еще один взрыв, уничтоживший коновязь и убивший половину стоявших там лошадей. Оставшиеся в панике заржали и начали разбегаться. — ТРЕВОГА! — во весь голос завопил оберлей, который уже достал ящики с… оружием и противогазами. — Все по боевым постам! — Хайнц кивнул Мартину, и оба вытащили свое личное оружие: у Хайнца позолоченный маузер с красивым прикладом, а у Бормана был парабеллум с красивым узором в виде меча, пересеченного с крестом; на стволе была надпись «Gott mit uns». Шквал снарядов продолжался еще несколько минут, после чего он прекратился. Гудериан медленно вылез из укрытия и мимолетно глянул на принесенный ущерб. «А я ведь говорил вам, идиоты…». Но то, что произошло далее, полностью деморализовало всех стоящих рядом солдат. «Что это? Неужели они ведут в бой… рабов?» — Хайнц тяжело глянул на Мартина, но тот, видимо, прочитал мысли и опередил его. — Южане. Впереди, в первых рядах, вооруженные мечами и тяжелыми щитами, шли темнокожие воины. Они кричали призывы к битве и боевые речи, но на удивление их язык звучал очень мелодично и приятно, хоть одновременно гордо и пугающе. Один из таких воинов, закованный в тяжелую броню, которая закрывала почти все тело, вышел вперед. Только сейчас Хайнц увидел его полностью: на его лице в полуоборот была завернута тряпка, скрывающая его лицо; жуткие окуляры магических очков закрывали его глаза, но было понятно, что этот южанин прекрасный воин и все видит прекрасно; его крепкая броня из черного металла скрывала все уязвимые места его тела. Он напрягся и поднял тяжелый стальной меч-мачете, окутанный странной дымкой, и встал в полный рост. — Pour l’Empire et sa majesté Mi Amore!* Тут же он сорвался с места, а затем и все стоящие за ним темнокожие воины. За ними шла в полный рост обычная пехота, но держась на небольшой дистанции. — ОГОНЬ! Все бойцы, которые уже из принципа подняли винтовки, выстрелили. Солдаты перезарядились, и кто-то даже начал настраивать пулемет… Но этот залп не дал никакого эффекта. Пули лишь слегка погнули броню южан. — Еще раз, цель! Огонь на усмотрение! Борман наконец-то вышел из ступора и выстрелил в приближающуюся фигуру, но это не возымело ничего толком… Стройная линия в черных латах влетела в окопы, разя всех налево и направо щитами и мечами, и стала пробиваться глубже в укрепления. — Ils ne passeront pas! On ne passe pas!** Выхватив винтовку у только что упавшего солдата, штабс-капитан нацепил на его дуло штык-нож, и, разглядев между латами одного из южан дыру, незамедлительно ударил туда. — Für Kaiser und für VATERLAND!*** Чернокожий завопил и что-то пролепетал на своем экзотическом языке. Хайнц слишком сильно отвлекся на уже, фактически, мертвого легионера, и тут же расплатился за это. В метре от него появился обычный имперский пехотинец, который ударил того щитом. Последнее, что Гудериан увидел — это падающий на него труп солдата, что только что оглушил его.***
Южане — это одна из самых древнейших и наиболее трудолюбивых рас на всем земном шаре. Они, в отличие от простых людей, имеют более высокий рост и более крепкое физическое телосложение. Несмотря на всю свою свирепость в виде, они никогда не были жестокими завоевателями. Наоборот, они — первые, кто начали вести оседлый образ жизни и заселили земли дикого востока и юга. Первым их лидером — Цезарем — стал Октавиан Великий. И именно он считал, что будущее его страны — развитие торговли с мировыми державами. Увы, но это и погубило некогда независимую нацию: воспользовавшись проблемами между свежеиспеченной Республикой и Эквестрией, Кристальная Империя поделила сферы своего влияния с Якистаном, насадила свои экономические формы у южан, тем самым полностью закабалив их экономику, а затем полностью подчинила своей воле весь Цезариат. На долгие года южане стали фактическими рабами Империи. Многие темнокожие, которые перестали верить своему лидеру, становились воинами и наемниками. А когда Мировая война свалилась всем на головы, этим воякам нашлось применение…***
Хайнц лежал в контуженном состоянии и всматривался в того, кто его спас. И, конечно же, он не был удивлен, когда Борман выстрелил еще несколько раз куда-то за угол, поднял его с колен и поволок за собой. — Они заняли первую траншею. Нужно уходить. Рядом прогремел взрыв. Хайнц, будучи весь в ошметках земли, наконец пришел в себя. — А… а что с остальными… Несколько бойцов пробежало мимо них и спрыгнуло вниз в первую траншею. — Нет больше остальных. И подкрепления нам не дадут. В Столице какой-то пуч подняли. Многих солдат вернули в центральные районы. Этим же и воспользовались эквестрийцы и имперцы. Еще один взрыв, а затем канонада винтовочных выстрелов возвестили о том, что последние бойцы из первой траншеи уже мертвы. — Все ко второй линии! Давай газ! Срочно газ по первой линии! Дойдя наконец до второй линии, центральная площадка траншеи была тут же завалена бревнами и ящиками, дабы воспрепятствовать врагу. В следующие несколько секунд были поставлены минометы и вытащены ящики с перечеркнутым облаком дыма и противогазами. — Приготовиться. Целься! Бить по следующему квадрату! Солдаты натянули противогазы и зарядили газовые снаряды. — Огонь! Борман опустил руку в знак одобрения, и тут же несколько бомб вылетело по направлению к врагу. — LE GAZ! Из окопов тут же послышались вопли и крики, прерываемые редкими всхлипами и истериками. Из окопов виднелся красивый, но ужасно ядовитый газ. Через несколько минут все утихло. — Выходим! Займем наши позиции назад! Борман подхватил пистолет-пулемет и дал флягу Гудериану. — Присядь. Отдохни. Тебе по лбу дали. При том очень сильно и вовсе не кулаком. Но Хайнц осуждающе на него посмотрел и схватил свой Маузер. — Чтобы тебе досталось все веселье? Ага, конечно. Просто теперь я сниму фуражку и надену каску. Мартин подмигнул и начал заряжать по патрону в магазин винтовки. Вокруг стали вставать солдаты, опуская оружие и смотря вперед, к противнику. — Gott im Himmel…**** Борман задумчиво посмотрел на вокруг идущих бойцов и остановил одного из офицеров. — Что происходит? Тот перепугано посмотрел на старшего по званию и сквозь дрожь показал на первую траншею. Оттуда выходили бойцы в черной броне, теперь уже полностью окутанные зеленоватым свечением. — Notre ennemi est ici! Découpez-le!***** И весь отряд вновь помчался на испуганных немцев.