***
Луна металась по своему кабинету, словно адская гончая в предсмертных муках. Она проклинала все на свете: сестру, своих командиров, свежеиспеченного генерала и старшего унтер-офицера первого ранга, стоящих в ее кабинете, «сволочей-нацистов, использовавших столь жестокий вид оружия» и многое другое. Затем, успокоившись, она сняла диадему на своей голове, и сказала: — Простите, господа. Я испортила торжественный момент. Но теперь, генерал Спитфайр, я хочу, чтобы вы возглавили эвакуацию оставшихся сил в Кантерлот… Соарин, до сего момента не вмешивавшийся в монолог, воскликнул: — Что? Вы, хотите сказать, что мы сдаем Понивилль? Спитфайр шикнула на него, но Луна сделала величественный жест и потянулась к сейфу. — Да, дорогой мой офицер. Нужно бросить все силы на Кантерлот, на его защиту, — она открыла сейф и достала оттуда бутылку выдержанного яблочного виски с логотипом семьи Эппл, — нужно отозвать Шепарда из Лос-Анджелеса. Боюсь, только он сможет помочь в битве за Кантерлот… Маллорк, он… он… Глаза Лунной Принцессы наполнились злобой, а затем отчаяньем и горем. Она налила полный стакан и выпила его почти залпом. — Он не послушал предупреждения других командующих и даже моей сестры. Я доверяю… доверяла Маллорку, как самой себе. Он — прекрасный полководец и стратег. Он говорил, что это все бредни, что бомбу такой мощи создать невозможно, не имея мощного магического артефакта… — Луна не выдержала и заплакала, — Я доверила ему командование всем гарнизоном Понивилля, и даже войсками морской пехоты… Принцесса безудержно плакала, закрыв лицо руками. Она опрокинула стоявшие сервиз и бутылку, и те разбились при падении. Но Луна даже не заметила этого. Спитфайр встала с места и подошла к плачущей правительнице. Она положила руку на ее плечо и сняла свои очки. — Госпожа, вас не в чем винить. Вы не могли знать наверняка. К тому же, генерал Маллорк всегда отличался излишней самоуверенностью и сильным чувством собственной важности. Луна тихо подрагивала, ее плечи судорожно ряслись в такт всхлипываниям. Она медленно убрала руки от лица, а затем достала платок и высморкалась туда. — Спасибо. Спасибо за то, что оказались рядом, — Луна говорила уже более уверенно, — с моей стороны это бестактность, но и вы вероятно были поражены не меньше. Столько всего свалилось на наши с сестрой плечи… Спитфайр провела рукой по ее плечу и вздохнула, но затем грозно взглянула на своего друга, мол «скажи что-нибудь уже!». Соарин дернулся и глубоко вдохнул. — Мы все теперь в одном положении. Но при всем уважении, госпожа, давайте уже перестанем лить слезы и вернем фрицам чертов должок. У нас со Спит есть теперь на то не только общегосударственные мотивы, но и личные. Спитфайр кивнула и отошла от Главнокомандующей. Затем, отдав честь, они оба в унисон задали вопрос, больше похожий на ожидание приказа. — Разрешите идти. Луна сделала кивок с закрытыми глазами и свободно отдала честь двумя пальцами от виска. — Разрешаю. Они открыли дверь, и вышли. Но перед тем, как они окончательно исчезли в коридоре, Принцесса нажала на кнопку на ее столе и жестко, без доли грусти или печали, сковывавшей ее еще пару минут назад, отдала приказ: — Служба Безопасности Эквестрии? Это Принцесса Эквестрии и Верховная Главнокомандующуя Военных Сил, Луна. Отдаю приказ на задержание генерала Обороны и резервных войск, Доура Маллорка. В случае сопротивления… Ликвидировать.***
Первое, что он почувствовал, начиная приходить в себя — жуткое жжение. Все тело словно засунули в соковыжималку и вытянули всю влагу, оставив стойкое ощущение сухости во всех частях тела. Боль пришла медленно, но мучительно. Боец открыл глаза, но еще долго жмурился не столько от яркого света, сколько от адских мучений. — Твою мать… Солдат медленно поднялся, все время опираясь на закопченную стену, которая уже больше была похожа на груду камней. В глазах темнело, живот скручивало, а взор мутило от каждого движения тела. Он встал, но тут же рухнул, отхаркнув струйку крови. Она плюхнулась на песок и медленно впиталась в него. Наконец, боец осмотрел себя на предмет ран, и увидел кусок арматуры, что торчала из его полностью разбитого костюма на боку. На его плече до сих пор красовалась надпись «Alliance Forces», а над ней разорванным лоскутом висел погон с капитанской звездой. Это место он отметил еще неприятнее: здесь был сильнейший ожог, который вряд ли полностью залечит даже сильный маг-врачеватель. — Дьявол… — капитан сплюнул кровью и ощутил позыв рвоты. Через несколько секунд он снова упал, и из него изверглись остатки… а вчерашнего ли?.. обеда. Еще с полминуты он продолжал выделять непереваренные отвратные остатки гнили в животе, как вдруг перевернулся на живот и хлопнул себя по лицу. «Идиот… у меня же есть обезболивающее и зелья лечения…» — он открыл плату своего костюма, но с ужасом обнаружил, что она не отвечает на кнопку включения. Он тыкал ее так несколько секунд, но поняв, что это бессмысленно, просто откинулся на спину и посмотрел в небо. Солнце только начинало вставать, воображая всю красоту природы ранней осени. Небесное светило, поднимаемое великой Принцессой и Богиней, медленно окрашивало небосвод из темно-синих в небесно-голубые оттенки. Он повернул голову направо, в сторону низменности, и с запоздалым удивлением обнаружил, что от центра Понивилля ничего не осталось, кроме ровного кратера. Окраины же были похожи на угли от остывшего костра — вся эта картина навевала в голове у капитана похоронный звон. — А, к черту… Надеюсь, вам, нацистским сволочам, уже уготовано место в аду… Капитан прикрыл глаза, дабы вновь утопить в себе подкатившую тошноту, и уже мысленно отдал честь своим сослуживцам, но в последний момент увидел трупы чуть поодаль от него самого. Он медленно встал, и подавляя рвотные позывы, а вместе с ними и подкатившую диарею, хромая, пошел к солдатам в смольно-черных и голубоватых цветов формах. Он подошел к трупу командира Лунной Гвардии, и перевернув, убедился, что это именно труп: вся его каска была в трещинах, а открытые переломы ключиц до внутренней боли Фира торчали из неположенных им в шее мест. Он посчитал всех лежащих, и убедился — из спецназа никто не выжил. Они были гораздо ближе к взрыву, далеко от самых мелких укреплений. Он шел дальше. И все больнее ему становилось, и не только от торчащей в боку арматурине. Вот лежит Соур Свит: ее пустой взгляд чуть ли не заставил капитана упасть перед ее телом и разрыдаться. Точнее, лишь перед верхней ее половиной тела. Слева от нее, ближе к землянке, под кучей обломков видны костюмы с позывными «Sugarcoat» и «Deuson». Головы второго бойца нигде не было видно, да и разницы это уже не имело никакой. Здесь, возле остатков бронетранспортера, лежат Найт Глайдер и Пати Фэйвор. Эта парочка была всегда неразлучной. Капитан подумал, что лучше было бы, если бы они ушли на тот свет одновременно. Вот и Эппл Трэк, непутевый кузен мисс Эпплджек. Он лежит окровавленным рядом с трупами своих последних пациентов — Берста и Дарка. «Ушел, выполняя долг. Как и все мы.» Он не видел только одного. Самого главного. Его друга. Его соратника. Его верного сержанта. Мучительная мысль о том, что близкий друг ушел на тот свет, даже не оставив в этом мире о себе памяти, окончательно сломала капитана. Тот снял с себя треклятую броню, которая стала только обузой, в ярости выдернул штырь из бока, чем вызвал вспышку ослепительной боли, и подошел к лежащему эсэсовцу. В его кобуре он нашел пошарканный, но изящный C96 Маузер. Заряженный. Готовый к тому, что задумал капитан. — Я иду к вам, ребята. Эмон взял пистолет в руку, спустил курок и навел себе его на висок. Он смотрел на догорающий город впереди, и о чем-то в последний раз думал. Видимо, о смысле и несправедливости судьбы. Вот, он закрыл глаза и слегка надавил на крючок… … но его отвлек шум, что был издан каким-то несуразным и контуженным движением в терминальной. Офицер направил пистолет в том направлении, и уже не сдерживая себя, начал кричать в воздух: — Ну давай, чертов урод! Выходи, нацистская рожа! Я тебе сейчас надеру твою морду, затем натяну тебя на флагшток и прострелю еще одну дыру в заднице! Давай, мать твою! Но его трепещущие речи тут же рухнули в пропасть, когда он увидел вылезшего из терминальной перепачканного кровью и сажей, сержанта Дабл Даймонда.***
Бойцы Лунной Гвардии рассредоточились по городу. Они бегали по улице, вверх и вниз, взад и вперед, разыскивая подозрительные лица. Селестия ввела комендантский час и полный запрет на использование магии на улицах и крупных открытых пространствах. Повышенная боевая готовность была введена часом позже. За всем этим медленно, с извращенной улыбкой, наблюдал приятного вида мужчина с уложенными темными волосами, чересчур лоснящимися от неяркого света лучины. По улицам столицы бегали вперемешку как бойцы интернационала, как и солдаты гвардии Альянса. Было удивительно видеть, что только из-за сидящего в кресле старшего офицера подняли весь этот сыр-бор. — Найти его! Но не стрелять — он нужен нам живым! Рядом с сержантом гвардии, что стоял внизу, тоже самое объяснял на своем языке своему отряду какой-то южанин. Но он был слишком уж темен и высок, для обычного бойца Кристальной Империи. Тем более, что носил символику Интернационала. — Trova! Ma non ripresa! Ne avete bisogno per noi vivo! — а затем вдруг неожиданно повернулся к своему «товарищу» из Альянса, и спросил на ломанном эквестрийском, — Кого мы искать? Сержант отдал приказ разойтись, а затем посмотрел на чернокожего, и показал листовку. — Генерал Маллорк. Главнокомандующий сил Обороны. Мы должны взять его живьем. Огонь открывать только в случае чрезвычайной необходимости. Мужчина, что сидел в большом номере отеля и смотрел на все происходящее, лишь усмехнулся и сделал еще один глубокий глоток прекрасного южного кофе. — Мавры. Самые дикие и уродливые монстры из всех южан. Дай бог хватило бы печей, чтобы всех их сжечь. В этот момент в комнату, где сидел наблюдатель, зашли трое в стандартной униформе «лунной гвардии», отдали честь и учтиво поклонились. Один из них вышел вперед и снял свой шлем. — Генерал, нам стоит уходить. Принцесса выдала ордер на ваш арест. Машина уже готова, мы вывезем вас к аэропорту на ваш коптер. Маллорк сделал еще один глоток, а затем отложил чашку, встал и отряхнулся. Он подошел к сундуку, снял с себя жуткий эквестрийский китель, скинул парик, и начал свое преображение. Спустя пару минут он стоял в темно-сером бушлате, с погонами и золотым орлом Рейха. Парик, что был на его голове, был лишь для отвода глаз. Дабы его не узнали. — Für euch. Für alle da.* Тот боец, что снял свой шлем, откинул его, а затем вытащил из подсумка фуражку с золотым орлом. — Für das Recht und unser Land.** Внутрь комнаты забежал еще один боец, весь запыханный, но уже в гестаповской форме. Он что-то бормотал про себя, а затем выпрямился, и начал доклад. — Генерал Модель. Гвардейцы Принцессы Селестии ворвались в здание. Сейчас идет отвлекающий маневр, но это ненадолго. Мы должны вывезти вас! Не теряем ни минуты, генерал! Маллорк, или как его назвали, Модель, наконец окончательно закончил скидывать с себя эквестрийскую «пижаму» и надел на себя «дневной костюм» Рейха. Он выглядел очень строго, но и одновременно солидно. — Выходим. Я закончил. — Модель уже двинулся к выходу, как вдруг развернулся и подошел к столу. — Чуть не забыл. Надо бы оставить это для принцесс. Он вытащил из кармана красивую позолоченную ручку с вычерченной на ней заглавной буквой «М» гравировкой и что-то начиркал на крохотном листке бумаги. — На случай, если им захочется узнать обо мне побольше… — Модель очень недобро улыбнулся, что больше было похоже на оскал. Он потянулся, поправил пуговицу на мундире и сделал несколько шагов на выход. В этот же момент взрыв на первом этаже оповестил Гестапо о том, что бойцы гвардии Принцессы ворвались в здание. Канонада выстрелов, а затем шквальный огонь из немецкого пулемета дал понять, что пора ускориться. MG-42 вел поразительно долгую очередь: видимо боец не жалел ни себя, ни патронов. — Господин Модель. Нам пора. Гестаповец поправил фуражку и вытащил парабеллум из кобуры, левой рукой в этот момент открывая дверь. То же сделали и другие солдаты. Несколько бойцов взяли штурмовые винтовки и заняли позиции у дверей на этаж ниже. Вдруг оба штурмовика насторожились. — Идут. Пулемет прекратил стрелять. Модель вошел в распахнутую дверь и увидел нечто. Огромный воздушный шар, полностью бронированный и оснащенный мощной системой огня, приближался, становился все больше. Отовсюду бежали бойцы в черной броне с полумесяцами в качестве опознавательных знаков — Лунная Гвардия, но теперь уже в спецовках и прочных энергокостюмах. Но настроение генерала тут же изменилось, улыбка исчезла, а Маузер в кобуре вдруг резко потяжелел, как только он увидел Ее. — Боже, храни Фюрера. Она в ярости. Луна стояла на краю цеппелина и кастовала мощное заклинание. В один момент она отвлеклась, увидев мелкие коптеры, облепившие ее воздушный флагман. Это дало Моделю шанс на эвакуацию. Он усмехнулся, но снова почувствовал себя болезненно плохо, поняв, что каждый коптер может задержать ее лишь на короткий срок. — Итак, где моя машина? — он спустился вниз и ответ тут же сам приплыл к нему. Перед ним стоял маленький кубельваген, на крыше которого стоял немалый пулемет, больше похожий на ствол зенитки. — Так. Штемерман — за пушку. Кляйтер — со мной. Грегор — за руль. Остальные — прикрывать. Все ясно? Настоящий, командирский голос Вальтера прорезался, и гестаповцы рассредоточились. Молодой боец, что сел за руль, скорчил кислую морду и спросил: — А что же с теми, кто останется? Модель вновь нахмурился, но сделав вдох, на выдохе ответил. — Они послужат Рейху и их будут помнить, как героев. А теперь поехали. Взрыв в доме и ужасные вопли оттуда, откуда генерал только что выехал, дали намек на то, что его ловушка-кричалка сработала. — Господин Модель. А что вы написали на том листочке? Вальтер улыбнулся, и снял фуражку, протерев лоб. — Euch allen den Weg zur Hölle.******
Пинки ускорилась. Она не бегала так с тех самых пор, как окончила академию СС. Легкие болели, кости скрипели, а мышцы ныли: уже весь организм намекал полковнику, что пора остановится и отдохнуть. Но чувство чего-то более важного, чем долг перед Родиной, продолжало толкать ее вперед. — Крестендюрф… еще тринадцать миль… Я не доберусь туда за час на своих двоих. Около двух часов назад Пинки рассталась с братом и покинула район Аллезии. Сейчас, судя по карте, на которую она мельком поглядывала время от времени, она находилась неподалеку от Рейхсгарда, небольшого торгового города на границе Рейха. Пару минут назад она выбежала из леса, и уже в полумиле от нее должна находиться торговая застава. Но вдруг ее бег замедлился. Ноги подкосились, и девушка со всего маха улетела в крупную канаву. — Надеюсь… Это… Стоит… Всех… Усилий… — Пинки упала на землю и закашлялась. Привкус пыли и меди во рту вызывали жуткое отвращение: похоже, полковник разорвала губу и прополола лицом землю последние пару метров после падения. — Я больше не могу. Это совсем не весело, а скорее наоборот… Я на это не подписывалась! — что есть мочи завопила девушка. Но ее злобную тираду прервал грубый женский голос. — А на что же ты подписывалась, когда вступала в ряды штурмовиков и присягала Фюреру? Пинки испуганно подняла глаза и взглянула на миловидную фигуру девушки, чуть более старше, чем она сама. Сначала пришло оскорбительное чувство, какое возникает у маленького ребенка, у которого отняли конфетку, затем пришло некое отрезвление от понятия ситуации, в которую она попала, а после она вскочила на ноги и вытащила пистолет, намереваясь использовать свое звание и опыт дел с простыми людьми, дабы заставить девушку перед собой подчиняться. — Я — рейхс-полковник СС, Пинкамина Диана Пай. И по закону военного времени, как уполномоченный представитель органов военного управления, приказываю вам, кто бы вы ни были, провести меня в ближайший укрепрайон, дать мне средство передвижения и фураж по табелю! При несоблюдении предоставленных норм, я имею законное право арестовать вас в подозрении измены Рейху и его идеям! А теперь… — но Пинки остановилась, и ее рука нервно дрогнула, когда она увидела комиссарскую фуражку, два голубых глаза-сапфира, сверкающих из-под нее и уверенную ухмылку на лице девушки. Она стояла, оперевшись на мелкое деревце, и медленно, очень каверзно, хлопала. Ее форма была штабной, с камуфляжными штанами, почти такая же, как у Пинки, и она не задумываясь посмотрела на погоны, чтобы убедиться в догадке: зрение не подвело, хоть и потемках плохо видно. — Госпожа Рейхсфюрер? Нет… быть не может! Это не можете быть Вы! Теперь улыбка с лица девушки исчезла, и она подошла ближе, распустив хвост золотых волос и поправив мундир «Ваффен-Элит». Она подходила все медленней, все тише, пока полностью не подошла к Пинки. Затем она спокойно протянула свою руку, без резких движений забрала «Вальтер», при этом не сводя своего взгляда с таких же голубых глаз Пинки. В последнюю секунду, все же, полковник вышла из ступора, и осмотрела Рейхсфюрера СС с ног до головы. И все же один вопрос у нее продолжал вертеться на языке. — Что вы здесь делаете? Арианне встряхнула руки, а затем нахмурилась и встала ровно. — Не ты здесь задаешь вопросы, а я. Назови свою дивизию. Пинки, недолго думая, честно ответила. — Пятая дивизия «Ваффен-Элит» СС, находящаяся в резерве третьей заградительной бригады имени Муссолини. Была передислоцирована из Столицы к границе, расквартирована в поселении Галарингия, земли Аллезии. Все также хмуро, Арианне продолжила спрашивать. — Теперь без раздумий. Причина визита к тебе Гестапо? — Ордер на арест. Но дядя… то есть, генерал Гудериан, отозвал ордер по одобрению самого Фюрера… ну, по крайней мере я так поняла. — Хорошо. Зачем тебе транспорт, и почему ты не в расположении части? Пинки боялась, что госпожа Арианне задаст этот вопрос. Но на это она уже успела придумать оправдание. Фактически проигнорировав первую часть вопроса, Пинки легко ответила на второй, немного преукрасив. — Когда меня везли, я попросила остановиться по нужде. Закончив, я вышла на опушку, но никого не увидела. Меня бросили, но кое-что оставили. Именно поэтому я все еще жива. — Хм. Хорошо. Покажи мне карту. Пинки уже готова была вытащить из кармана нужную вещь, как вдруг осеклась. — Но… госпожа Рейхсфюрер. Я ничего не сказала про карту… Девушка вновь поправила фуражку и улыбнулась. — Нетрудно догадаться, как ты перебралась через болота и лес. Либо компас — что маловероятно, ибо местности ты не знаешь, либо карта — это вероятней всего. Пинки вдруг подумала, что может быть это чутье человека, умеющего разбираться в людях. Такое же, как ее Пинки-чутье. Но отогнав глупые мысли прочь, она все же достала карту и развернула ее перед лицом командира. Та солидно поправила шевелюру и вытащила из нагрудного кармана маленький фонарик. Лишь несколько секунд при его свете она изучала бумажку, как затем свернула ее и убрала в карман. — Ладно. Идем. Есть у меня кое-что для тебя. Арианне бесшумно поднялась по пригорку и спустилась вниз, к дороге. Пинки последовала за ней. Как только она встала, чтобы поправиться, светловолосая девушка развернулась, и наотмашь влепила ей удар в челюсть. Пинки отключилась, не понимая того, что случилось. И только подергивание в суставах ног говорили, что она все еще жива. — Посмотрим, так ли ты дорога, насколько меня заверили… ≪≪<! ≫≫> Пинки начала приходить в себя. Она лежала на кровати в беспамятстве, но вспомнив то, что случилось… э… пару часов назад (?), резко поднялась. Жуткое жжение в ноге заставило ее пошатнуться, но свалилась она не от этого. — Ой-ой-ой, моя голова. Это не совсем смешная шутка, госпожа Рейхсфюрер, — но при попытке встать, упала снова, поэтому продолжила, — Вернее сказать, это совсем несмешная шутка. — Да, Пинкамина. Не похоже на шутку. И шутить я не буду. Твой дядя говорил, что у тебя крепкое тело и заживает все на тебе, как на собаке. Поэтому есть договор… Пинки отдернулась и посмотрела на источник раздражения ушей… … и увидела минимум пятерых эсэсовцев, не считая Арианне, и какого-то человека, очень сильно скрученного и с мешком на голове. — Итак, вопрос. Ты не имела дел с… ну… так сказать… предателями Родины? Пинки улыбнулась сквозь морок и, непонятно почему, захихикала. — Вы говорили про договор. Один из эсэсовцев вышел вперед с деревянной дубинкой, подкинул Пинки и несколько раз ударил ей по ребрам. Кудрявая поперхнулась и начала кашлять. — Неприятно, я понимаю. Но вопросом на вопрос отвечает только жид. Ты же не такая, правда? Так что давай-ка ты ответишь на мои вопросы членораздельно. Только правду. А затем скажу про договор… Пинки подняла полезный взгляд, еще раз кашлянула, вызвав тем самым отвратительное булькание в животе, а затем медленно вдохнула. — Да, имела. Но только косвенное столкновение, никаких содействий. Арианне переглянулась со своим громилой-палачом и хохотнула. — Хорошо, знаешь ли ты кого-нибудь на фото? Полковник окинула медленным взглядом фото на руках у комиссара, внимательно оглядела лица совершенно неизвестных людей, и, сев на пол, покачала головой. — Точно? — рейхсфюрер нахмурилась, получив вновь отрицательный ответ, а затем кивнула палачу. Тот подошел к лежащему на полу человеку и резко сдернул с него мешок. Пинки хватило одного взгляда на избитого до полусмерти Рэпидфайра, чтобы самой упасть в обморок. Однако ее взгляд резко пришел в норму и она сделала безразличное выражение лица. — А его ты знаешь? Пинки Пай еще раз взглянула на парня и уверенно замахала головой. — Хорошо. Оберлей. В расход этого архангела. Палач послушался и медленно достал из кобуры отлитый серебром подарочный браунинг. Он в один скачок преодолел расстояние между ними и возвел курок. Пинки вскрикнула, чем вызвала злорадную ухмылку главы СС. — Так все-таки знаешь. Пинки всхлипнула, испугавшись, что из-за нее может погибнуть неплохой человек и летун, тем самым окончательно выдав себя. Она поправила прическу и встала на ноги, сделав многозначительный кивок. — Мы все здесь свои, поэтому врать я больше не буду. Я знаю этого архангела. Его имя Рэпидфайр, и он прибыл в расположение моей части около двух-трех суток назад… примерно. Его задачей было передать важную информацию мне. Это все. Арианне улыбнулась и села на стул, скрестив руки. — Ага. А еще мы нашли у него символику Интернационала и военную выписку летной Академии Вандерболтс. Но это все меркнет перед тем фактом, что его задачей было убить Генерала Гудериана, командующего фронтом и передовыми наступательными силами групп армий. — последнюю фразу Арианне выплюнула сгоряча, — А еще, он — твой дядя. Пинки ошалело смотрела сначала на Арию, затем на Рэпидфайра, затем на палача-оберлея. Ее лицо исказилось гримасой боли, а затем она в ярости набросилась на избитого архангела. Плевать, что у него сломаны ребра и вырваны крылья. Плевать, что он тяжело ранен и долго не протянет. С этой секунды позитивная Пинки стала Пинкаминой — жестоким образом самой себя. Она с ненавистью откинула палача, оттолкнула двоих эсэсовцев и, выхватив у одного из них дубинку из титана, начала яростно бить по ребрам и ногам пленника. Вот удар по голове — кровь брызнула ей на берцы. Теперь удар в пах — исполненный болью крик даже не возымел малейшего эффекта на полковника. Следущий замах — коленная чашечка бойца налилась алым. Еще несколько движений дубинкой — тело Рэпидфайра превратилось в один большой гнойный шрам. Она била его до тех пор, пока из его шеи не раздался хруст и струйка крови на его голове не превратилась в ручеек, а затем и речку. После она, еще тяжело дыша, отошла и начала моргать. «Плевать на то, что он обманул меня. Плевать, что пытался использовать. Но дядя Хайнц… Он мне дороже отца. Так просто я это не могу оставить…», но ее мыли были прерваны жестким ударом ей под дых, а затем сильным ударом шокера в шею. В беспамятстве, Пинки лишь частично осознала, что она могла неправильно все истолковать, а грохот и крик Арианне в ее голове отдавался лишь далекими раскатами грома. В который раз за день, Пинки упала без сил и ни слова более говоря провалилась в сон.