Стальная рука Матери

      Идея насчет «отлежаться» была неудачной. Фуриоса поняла это, битый час ворочаясь на своем матрасе в попытках заснуть. Мало того, что она хорошо отдохнула ночью, так ещё голова начала пухнуть от назойливых мыслей. Она настолько привыкла к тому, что всё время надо что-то решать, чинить, разруливать, строить, указывать, контролировать, что, получив немного свободного времени, начала сходить с ума со скуки.       Что ж, раз она сама работать не может, то тогда будет смотреть, как работают другие.       Изначально заставить других не сидеть сложа руки, ожидая, когда выдадут воду и еду, было тяжело, причем Фуриоса понимала, что в этом отчасти была виновата сама. Красивые жесты с выворачиванием на полную мощность вентилей и приглашением подняться на подъемник всех желающих чуть не вышли боком – первые счастливчики были на редкость ленивы и только и умели, как жрать то, что было выращено с большим трудом, – а смотреть на воду, бессмысленно выливаемую в песок, ей просто было больно.       Как раз тогда испортились отношения с Даг и Матерями. Быстрее других отойдя от эйфории, Фуриоса поняла, что на лакомый кусочек вскоре слетятся желающие захватить его, и решила выстраивать оборону – расчищать смотровые площадки, строить стены между скалами, пробивать кое-где бойницы и восстанавливать автопарк. Нужны были рабочие руки, но людей из мастерских, сразу отошедших к ней в подчинение, не хватало. Заставить новичков вкалывать на строительстве было невозможно, нужно было их мотивировать, и она со скандалом и с помощью шантажа – мол, уйду в Пустошь и воюйте, как можете, без меня – заставила Совет без излишних обсуждений перекрыть воду и начать выдавать её только маленьким детям и тем, кто делает хоть что-то полезное для Цитадели и посёлка у подножия. После этого Совет перемкнуло, и скандалы последовали один за другим. Сначала пришлось выбивать пайки своим работникам, потом грызться за них самих – в гаражах и так не хватало рук, чтобы выделять людей на обновление символики. В итоге пылающий череп продолжал красоваться на скалах, а Матери начали плеваться и шипеть проклятия в спину Фуриосы. Вскоре случился второй скандал из-за пайков, потом – за разрешение вновь обучать военному делу детей, которые и так соскучились по своей вечно занятой наставнице, и ещё раз – из-за графика дежурств. И всё это постоянно сопровождалось странными претензиями Матерей лично к Фуриосе из-за её бездетности.       Апофеоз произошел, когда Фуриоса нашла в себе силы начать трудоёмкий процесс восстановления Военгрегат, причём порой ей приходилось ради этого жертвовать своим сном, таким необходимым для выздоровления. Совет решил, что она просто решила вернуть себе прежние привилегии, и заодно вспомнил, что предыдущий властелин Цитадели был свергнут не без помощи этой махины, поэтому попытался запретить работы. Мол, если вассалам так надо, пускай сами присылают сюда свои транспорты. Фуриоса на это довольно резко заявила, что Военгрегат необходима для обеспечения безопасности перевозок, а бензак и патроны нужны Цитадели не меньше, чем вода и еда вассалам, и вообще – смотреть на соседей свысока опасно: те же наместницы в любой момент могут превратиться в заложниц. В ответ вновь последовало урезание пайков для рабочих.       Канистра, простоватый на первый взгляд мужик, на деле был хитрым, имел хорошо подвешенный язык и вообще считался негласным лидером мастерских. Для начала он убедил механиков не винить в затягивании поясов начальника, а выбрать делегатов и отправить их разбираться с Советом. Очень долго он уговаривал скандальных поварих, но в итоге именно они добились результата. Пайки вернули, а Фуриоса теперь могла меньше времени тратить на бессмысленную ругань, и больше – на свои прямые обязанности. Но её усилий всё равно не хватало, а физически слабый Канистра не везде мог заменять её.       Фуриоса была на грани отчаяния, когда услышала от строителей про странного человека с окраины поселка. Что именно заставило её думать, что это тот самый дикарь, который самоотверженно сражался за чужих для него женщин – она не знала. У неё не было ни капли сомнения, что он согласится помочь, поэтому в тот же вечер сбежала из Цитадели, словно отчаянная и совершенно безмозглая девчонка.       Как ни странно, пока что всё двигалось без её вмешательства. В мастерских кипела работа: с треском летели искры от сварочника, гремели молоты, визжали станки и бодро матерились механики. Впервые наблюдая этот упорядоченный хаос со стороны, Фуриоса почти что впала в транс, из которого её выдернул заурчавший желудок.       В пищеблоке был тот же хаос, но с поправкой: ругань звучала на несколько тонов выше. Здесь было не до транса – знакомая повариха снабдила Фуриосу миской с овощной похлёбкой и куском свежего хлеба с сыром. В похлебке – редкая удача! – попался кусок мяса.       – Дитер, откуда воронятина?       – Так твой мужик вчера припер целую связку ворон, – повариха встряхнула очередной наполовину ощипанной тушкой. – Не сказал разве?       – Он не слишком разговорчив.       – Я заметила, – ехидно прокомментировала Дитер, – Повезло тебе. Некоторых порой не заткнуть.       – Вообще-то он хреновый стрелок. Не тухлые хоть птицы? – Фуриоса принюхалась к похлебке. Вроде хорошо пахнет, аж слюнки потекли.       – Так не он стрелял, а твои спиногрызы. Эти даже из рогаток крыс бьют – наловчились. Рокатански водил их на верхотуру тренироваться.       – И что Кид говорит про него?       – Да достал уже, трещит без передыху, – пожаловалась Дитер. – А ты что думала? Из ружья ведь пострелять разрешили. Аж двух ворон подбил, с ума сойти можно. Ты где такое сокровище нашла? Не каждый мужик согласится возиться с этими раздолбаями.       – Сам прибился, – буркнула Фуриоса, едва прожевав откушенный кусок хлеба.       – Прибился… Зная тебя, это ты его чуть-чуть прибила и за ногу уволокла в Цитадель.       Фуриоса фыркнула. От резкого движения ребер бок кольнуло болью, напомнив о том, как она заработала раны – и стало ещё смешнее. За ногу… Наверное, так оно и было.       – Ты вроде сегодня в Газтаун собиралась?       – Угу.       – Так почему ты ещё здесь? Эти сорвиголовы угнали твою махину?       – Я «сокровище» отправила вместо себя.       – Ты?!? Отправила на своей драгоценной Военгрегат какого-то левого мужика? Ну капец, скоро вода с неба польётся.       Фуриоса ничего не ответила. Она старательно дула на горячую похлёбку.       Над головой тут же оглушительно загрохотало. Рука сама дернулась к набедренной кобуре. Дитер в сердцах швырнула тушку на стол – в воздух взмыли черные перья – и заорала, ударив звуковой волной по барабанным перепонкам:       – Кииииид! Отца твоего на том свете триста пятьдесят семь раз через колено, выпал оттуда немедленно! Опять из тебя весь вечер пыль выбивать?       – Да ты меня просто так по попе лупишь, из вредности, – гулко ответила вентиляционная решётка и обиженно добавила, – нету тут пыли.       – Нет, а откуда ей там быть? Вы её всю собой уже вытерли, – возмутилась повариха, а потом миролюбиво сказала, – Вылазь давай.       Решётка со скрипом откинулась на петлях, и из короба выскользнул тощий малец примерно трёх тысяч дней от роду в широких не по размеру штанах. На правом плече красовался здоровенный синяк. Зацепившись пальцами за край отверстия, пацан поболтал босыми ногами в воздухе, а потом спрыгнул на стол, смахнув оставшиеся перья, которые стали оседать всюду – в том числе и в уполовиненную миску. Фуриоса сдавленно зашипела и шлёпнула сорванца по костлявой пятой точке. Из штанов взвилась пыль, в носу тут же засвербело, и обе женщины дружно чихнули. Кид восторженно взвыл, скатился со стола и повис на спине Фуриосы. Та, не отвлекаясь от вылавливания перьев из еды, поинтересовалась:       – Ну и что это было?       – Кто-то из стариков рассказал им кино про какого-то мужика. Он ползал по вентиляции большого здания и убивал своих врагов, захвативших этот дом. Теперь все играют в это, – ответила Дитер вместо сына.       – Не просто «какой-то мужик», а Уиллис! Он крутой, – звонко уточнил Кид прямо в ухо наставнице.       – Потише, шило, – одернула мальчишку Фуриоса. В голове зародилась безумная идея. – Вы так по всей хозяйственной части ползаете?       – Ага.       – Тааак… Карту нарисовать сможешь?       – Нуууу… Наверное. Только мы ещё не все облазили.       – И ты это поощряешь? – всполошилась повариха.       – Выходит, так.       – Вот застрянет кто-нибудь – сама будешь их оттуда выковыривать. Делай, что хочешь, – проворчала Дитер.       Глаза Кида загорелись. Когда игры вдруг признавались полезными для Цитадели, это сразу повышало их ценность в глазах молодняка. Это значит, что они уже как взрослые, они работают и сражаются. Что Цитадели без них не обойтись. Одобрение самой Фуриосы и вовсе вносило в игру почти священный смысл. Так уже произошло со жмурками – а попробуй-ка незаметно проскользнуть мимо противника, когда твои штаны ужасно гремят карабинами, пряжками и цепями. Победитель может с полным правом неделю ходить гоголем и при этом не быть битым.       – Кид. Передай своим, чтобы через два часа были у меня в берлоге. Старших тоже касается.       – Так точно, командир!       – Ещё одно. Девчонки тоже с вами по вентиляции ползают?       – Ну… Даа, бывает.       – Их тоже ко мне.       – Зачем? Они ж не бойцы!       – Затем, что приказ.       – Виноват. Будет сделано.       Доев похлебку и прожевав хлеб, Фуриоса отряхнулась от перьев и, поблагодарив Дитер за угощение, двинулась наблюдать за строительством стен.       В коридоре её догнал Кид и сунул в руку пару небольших фруктов.       – Что это?       – Мама попросила передать. Сказала, в них железа много. Совсем стальная станешь. Круто, да?       Она усмехнулась, спрятала фрукты во внутренний карман великоватой в плечах потёртой кожаной куртки – на время рейда Макс обменял её на безразмерный плащ-палатку – и небрежно потрепала пацана по макушке с отросшими ёжиком волосами. Тот довольно хихикнул и убежал, шлёпая по каменному полу босыми ногами.       На строительстве стен пока что было тихо – в самый солнцёпек работы прекращались и возобновлялись лишь тогда, когда раскалённый шар на небе приобретал ржавый оттенок. Под навесом возле будущих ворот сидели трое караульных – точно такие же подростки, что уехали за бензаком – и шумно спорили о преимуществах гусеничного транспорта перед колесным. В обнимку с одним из них, самым щуплым и горластым, сидела кудрявая девчонка, у которой были все шансы через пару-тройку лет оказаться среди Кобылиц, останься Джо в живых. При появлении военачальницы все вскочили и по привычке показали V8. Фуриоса махнула пустым левым рукавом – мол, вольно – и ушла разглядывать уже смонтированные конструкции ворот.       На этом участке строительства осталось установить пару самых крупных шестерёнок и сами ворота. Ворота она придумала вместе с механиками и теперь очень ими гордилась – и идеей, и смекалистыми работниками, и тем, что сама активно участвовала в монтаже механизма. Толстые стальные плиты, которые поднимаются вверх до такой высоты, чтобы могла проехать Военгрегат, в случае опасности должны мгновенно заблокировать проезд. Пазы под плитами и по сторонам должны гарантировать, что их не перекосит и не опрокинет при попытке подрыва. Поднять ворота можно только с помощью сложной системы зубчатых передач – для этого придется использовать мускульную силу. Можно было бы поставить сюда дизельные двигатели, но Фуриоса решила подстраховаться – нельзя, чтобы вероятный предатель мог в одиночку открыть ворота. Главный подъёмник был устроен по тому же принципу, но сейчас требовалось обеспечить безопасность людей, обитавших у подножия Цитадели.       Дети, пришедшие вечером в её комнату, были поделены на группы, и каждой группе было дано задание составить планы уже исследованных вентиляционных ходов каждого яруса. Пока они графитом рисовали лабиринты на белой ткани из запасов Джо, Фуриоса одной рукой штопала прорехи на куртке, изредка вмешиваясь, если кто-нибудь начинал сильно шуметь. Пару раз пришлось выдать подзатыльники – некоторые мальчишки в присутствии дам начали распускать хвосты. Трое ребят постарше наплевали на задание и стали подозрительно присматриваться к Перехватчику, но после угрозы урезать пайки вернулись к своей группе. У этой троицы механиков-энтузиастов давно уже возникла идея собрать свой гантрак, и Фуриоса им в этом не препятствовала, вот только ей не хотелось бы, чтобы машина Макса к его возвращению из Газтауна оказалась разобрана по винтикам. Эти могут, по глазам видно.       Вскоре планы были составлены, коллективно обсуждены и откорректированы.       Почти весь следующий день Фуриоса бродила по хозяйственной башне, сравнивала нарисованные молодняком схемы с реально существующей вентиляцией и продумывала возможные маршруты движения. Некоторые ходы оказались бы крайне полезными в случае захвата Цитадели врагами. Некоторые, выходящие наружу, могли бы пригодиться при осаде.       Многие обитатели Цитадели подозрительно косились на женщину, словно призрак слоняющуюся по коридорам с задумчивым видом, но она, не чувствуя агрессии во взглядах, просто игнорировала их. Фуриоса пыталась не обращать внимания и на свои раны, но не получалось – они начали жутко зудеть. Она знала, что это хороший признак – тело наконец-то стало восстанавливаться, – но все равно бесило, что нельзя поскрести рёбра ногтями.