Юстиниан

Джен
PG-13
Завершён
43
автор
Размер:
32 страницы, 2 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
43 Нравится 2 Отзывы 9 В сборник Скачать

Часть 2

Настройки текста
*** Можно было бы предположить, что снизу потянется заснеженная равнина. Валентин покосился на землю и печально хмыкнул. Линия фронта чуть ли не распахана. Даже с этой высоты угадываются батареи, окопы, орудия, укрепления… Лес тут вырубали поспешно. А вон там — следы от большого пожарища. Словно язвы — как бы высокопарно это ни звучало. Война когда-нибудь кончится, он верил в это. Но сколько сил предстоит вложить в то, чтобы вернуть этим адским пейзажам их прежнюю безмятежность? Над железной дорогой пришлось снизиться. Валентин сделал несколько кадров, надеясь, что хоть один получился не смазанным. Вон те холмики похожи на замаскированные вагоны. Хотя рельсы так занесены снегом, что в ближайшее время и не пройдешь по ним. Съемку порученного ему участка дороги он все же сделал. Можно было поворачивать обратно. Валентин посмотрел на датчик топлива и решил сделать круг побольше. Рассмотреть дорогу тогда уж и дальше к югу. Вдруг ее там расчистили, и как раз перебрасывают технику ближе к линии фронта, пользуясь погодой? Хотел бы он пролететь так же над собственным домом? Точнее, над тем, что от него осталось? Интересно, из какой части Франции Арно. Валентин усмехнулся в шарф. Наверняка жалеет, что не вызвался добровольцем. Хватит злорадства. Кажется, что-то интересное. Валентин скорректировал курс, чуть снизился, стараясь, чтобы с земли это не выглядело подозрительным. Странное движение внизу. Он несколько раз нажал на гашетку фотопулемета. Белое на белом вряд ли будет заметно… Надо снижаться. Но как это сделать, чтобы внизу не поняли, что их обнаружили? Он сверился с приборами и набрал высоту, чтобы нырнуть в облако. Если пролететь немного наискосок, потом развернуться и снижаться, его появлению могут вообще не придать особого значения. День. Летит самолет. Тоже еще новость. Они там, внизу, наверняка понимают, что самолеты в небе будут, хоть и меньше — из-за погоды. А вдруг заподозрят неладное? И что? Начнут стрелять, чтобы точно себя выдать? Стрелять из чего? Если там действительно подразделение на марше, из-за пазухи зенитку они не извлекут. Только бы не потеряться в облаках и не промахнуться! Повезло. Валентин выскочил из ватного тумана прямо над колонной. Неужели танки? Он сделал несколько кадров, не меняя ни скорости, ни высоты. В способности техники он не слишком верил, но глаза-то оставались при нем! К снимкам он в любом случае приложит рапорт. Но каковы! Их вполне могли не заметить! Вот, сколько значит везение! Железная дорога… Да, пожалуй, не все приказы надо трактовать буквально и бояться сделать шаг за рамки. Юстиниан не раз говорил, что устав — штука гибкая, если знаешь, где гнуть. Валентин нырнул обратно в облако и по приборам отправился на аэродром. «…ты бы даже захотел оказаться тут. Я уже выучил по-русски основные фразы, хотя нас и сопровождает переводчица — везде, где может понадобиться. У меня все хорошо. Я жив. Я даже чувствую вкус пирога. У нас здесь не так много разносолов, но в честь праздника раздобыли сушеных яблок, измельчили, добавили в тесто. Простая радость. Ты ведь понял бы, о чем я? Возможно, для более сложных радостей меня пока не хватает. Пока. Я ведь прав, что ожил? Я не знаю, где ты, Юстиниан. Наверное, ты бы посмеялся, узнав, что я зову твоим именем самолет. Просто думая о полетах я не могу не думать о тебе…» *** Дежурная эскадрилья сбилась в стайку у ангаров. Снаружи было очень холодно. Внутри — чуть менее холодно, зато душно, а также скучно. Ночь вроде как подходила к концу, но рассвет не спешил, небо все так же было неопределенно-серым. Все вокруг было припорошено снегом. Разве что взлетно-посадочную полосу расчистили. Теперь снег ассоциировался у Валентина еще и с запахом хвои. Кто знает, откуда техники достали елку. Парашютоукладчицы вместе с Катрин соорудили игрушки из подручных предметов — марли, старых газет, шишек, желудей. Получилось даже красиво, но смотреть на это Валентин не мог. Словно огромная вывеска над елкой: «пир во время чумы». Его мнение было непопулярным, и хорошо, что он придержал его при себе. Летчики, которым повезло не дежурить этой ночью, вовсю праздновали. Как там говорил полковник Ариго? На фронте не обязательно постоянно испытывать лишения, иногда можно и порадоваться. И на Рождество, и на Новый год на кухне постарались приготовить праздничный ужин. Получилось, несмотря на скудный набор продуктов. Полк радовался, шутил, летчики и техники танцевали с парашютоукладчицами, которые к празднику даже ухитрились нарядно одеться. Юстиниан, как перестать думать о том, что в любой момент может зареветь сигнал тревоги? Валентин сидел чуть поодаль, под навесом. От недостатка общения он не страдал, хоть иногда и завидовал остальным летчикам — они действительно казались семьей. А он только с Дидье и разговаривает. Нет, еще с Натали. Легкая на помине, хоть и не требующаяся здесь по уставу переводчица примостилась рядом, сложила руки в грубых варежках на коленях, улыбнулась ему. — Здравия желаю, товарищ лейтенант. — Доброе утро, Натали, — просто поздоровался он. — Почему вы не спите в такую рань, да еще и первого января? Она пожала плечами, уставилась в землю. — Понимаете, это ведь праздник. Мы его тут, в Советском Союзе, празднуем. Взамен буржуазного Рождества. Извините, я знаю, что французские традиции другие. Вас не оскорбляет, что я так говорю о Рождестве? — Ничуть, — заверил Валентин, пытаясь понять, как значимость праздника связана с бодрствованием. — Я привыкла отмечать с семьей, — тихо заключила Натали. Валентин глубоко вдохнул и промолчал. Бедная. Скучает по дому. Неизвестно, осталось ли что-то от ее дома после оккупации. — А как вы отмечали… до войны? — робко спросила Натали. — О, — Валентин невольно улыбнулся, — у нас не очень богатая семья, но все равно в детстве праздник у нас всегда был. Рождественские ярмарки начинаются загодя, еще в начале декабря, к тому времени уже проходит неделя Адвента, мама всегда готовила для нас с братом календари с какими-нибудь маленькими подарками за окошками: орех, леденец или другая сладость. Я бы хотел, чтобы вы могли своими глазами посмотреть на ярмарку в Эльзасе. Мама пекла пироги и пряники. Отец ворчал, что глупости все это, но всегда помогал нам украшать дом. Он смеялся… — Валентин замолчал, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами. — Извините. — Ох… — Натали испуганно смотрела на него. — Простите. Я не хотела… — Ничего, — он постарался улыбнуться. Натали неловко расправила юбку на коленях. Зря она чувствует себя виноватой. Как будто она бомбила его родину, аннексировала Эльзас и Лотарингию, прошла по Европе как раскаленный утюг по ткани… Валентин осторожно коснулся ее локтя. — А расскажите теперь вы? Натали неуверенно улыбнулась, открыла было рот, но ракета заставила ее вскочить. — Все по местам, тревога! — навстречу бежал капитан Эпинэ. — Вылетаем на перехват! В курс дела их вводили буквально на ходу. С запада двигалась эскадрилья «лаптежников», немецких бомбардировщиков в сопровождении истребителей прикрытия. По курсу их следования было несколько возможных целей, и командование предпочитало не дожидаться, пока немцы до этих целей доберутся. Вот и подняли по тревоге ближайших истребителей. Последние указания Эпинэ выдавал уже по радио, чтобы не терять время. Звену Шарли предстояло связать боем вражеские истребители, два остальных звена должны были атаковать бомбардировщики. Задача не казалась сложной — на первый взгляд. Их «Яки» маневреннее. Бой будет по эту линию фронта, то есть, вполне может повезти заманить их к советским зениткам. Когда впереди показались немцы: шесть бомбардировщиков и два истребителя, некоторые не удержались от облегченных возгласов. — Не отвлекаться, — прикрикнул Эпинэ, — Шарли, смотрите в оба. — Слушаюсь, — ведущий их звена отделился от эскадрильи. Валентин с напарником последовали за ним. Приказ «смотреть в оба» точно касался всех троих. Валентину казалось странным, что бомбардировщики сопровождает всего одна пара. Ну вот, встретился перехват, и как они разорвутся, чтобы прикрыть своих? Разрываться немцы не собирались. Бросив бомбардировщики, они приняли бой. Что происходит внизу, с оставшимися двумя звеньями, Валентин следить не успевал. Он прикрывал Шарли наравне с Гирке. Немцы летали виртуозно. Валентин не мог не признать их мастерства, несмотря на ненависть. Истребители обменивались очередями, теснили друг друга. Нанести немцам серьезный ущерб никак не получалось, и Валентин едва не упустил в порыве азарта момент, когда в поле зрения появились еще две точки. Бомбардировщики сопровождала не одна пара. — Господин старший… — Не мешай, — рявкнул Шарли по радио, выпуская очередь по противнику. Тот задымился, резко теряя высоту. Вторая пара истребителей приближалась очень быстро, слишком быстро, времени на раздумья не было. Валентин набрал высоту и скорость, бросаясь им наперерез. Трое против троих. Он шел в лобовую, нырнув вниз за мгновение до того, как немец открыл огонь. Развернувшись так, что в ушах заложило, он выпустил очередь по хвосту. Ах, черт, попал, но незначительно. Валентин почему-то представлял себе воздушные бои истребителей как параллельные дуэли. В реальности же происходила драка «все против всех», Шарли пытался сдерживать сразу двоих, Гирке прикрывал его, Валентин не давал третьему атаковать с фланга или тыла. Волосы, кажется, уже слиплись от пота под шлемофоном. Очередь, маневр, очередь… Ловко увернувшись от атаки, немец зашел в хвост Шарли, и Валентин вновь бросился наперерез. Он давил гашетку, словно во сне наблюдая, как пули строчат по фюзеляжу противника, находят слабину — и попадают в бак… *** Валентин сорвал перчатки, шлемофон, едва удержался, чтобы не бросить их о стылую стену землянки. Вместо этого аккуратно положил в изголовье, сделал несколько медленных вдохов и выдохов. Ну, сбил. Но все равно не успел же. Шарли ранен. Хорошо хоть, добрался до аэродрома, Катрин наверняка уже хлопочет над ним. В целом, в ситуации не было ничего удивительного. Это война. И в мирное-то время никогда не знаешь, сумеешь ли сделать все по плану. А тут — как ни подстилай соломки, не поможет. — Эй, Придд, можно тебя на минуту? — Арно смотрел на него как-то снизу вверх, сложив руки за спиной. — Внимательно слушаю, — прохладно отозвался Валентин. Арно переступил с ноги на ногу, бросил взгляд на вход в землянку. И где его обычное красноречие? Где поток слов, который не прервешь? — Тут такое дело, — наконец, проронил он и вновь замолчал. Валентин бесстрастно смотрел в точку у него над плечом. Если через минуту он не сформулирует свою мысль, разговор следует прекратить. Пойти к техникам, например, или к Катрин, навестить Шарли. Даже самый придирчивый недоброжелатель не сочтет эти занятия побегом от разговора с Арно. — Извини. — Что? — Валентин непроизвольно подался вперед. — Извини, — повторил Арно, глядя себе под ноги, — я был неправ. Я не должен был обвинять тебя в предательстве, тем более, увидев первый раз в жизни, на основании одной только фамилии. — Еще к акценту претензии были, — педантично напомнил Валентин, стараясь не улыбаться. — Слушай, ну ты… Нет, действительно. Я не хочу, чтобы так… Ты ни разу не дал повода себя в чем-то упрекнуть. Представляю, как тебе было тяжело жить, пока мы все тебе не доверяли. — Не все. У полковника Ариго никогда не было вопросов касательно моего происхождения. Арно тихо фыркнул, сцепил ладони уже перед собой, потер запястье, потом скрестил руки на груди. — Я не в обиде, — ровным тоном известил Валентин, продолжая смотреть мимо него. — Да брось. Любой был бы в обиде. Понимаешь, мы… — Понимаю, — перебил его Валентин, — и принимаю твои извинения. Арно какое-то время подозрительно смотрел ему в лицо, затем улыбнулся краем рта. — Хорошо. Я рад, что у нас не восемнадцатый век. Тебе было бы впору на дуэль меня вызвать за все то, что я успел наговорить. — Ничего, — Валентина начала утомлять ситуация. — Очень даже "чего"! Ты сбил немецкий истребитель! Спас жизнь Шарли! — Это мой долг. — А, брось, — Арно уверенно потащил его наверх. — Куда ты меня тянешь? — Как это куда? Обмыть сбитый! Да уж, не так он представлял себе зарождение дружбы с другими летчиками… — Может, сначала навестим старшего лейтенанта Шарли? *** Собственно, полковник и не был обязан объявлять, по какому поводу построение. По его лицу также было невозможно определить, какое событие послужило причиной. Личный состав ждал навытяжку, когда полковник вышел к ним с незнакомым советским офицером. За ними скромно следовала Натали, раскрасневшаяся и счастливая. Валентин спрятал улыбку. Значит, не приказ, иначе она бы так не радовалась. Команды вроде «стройся!», «смирно!», «вольно!» и тому подобные они знали и по-русски, поэтому Натали вступила с переводом уже когда офицер раскрыл папку и принялся зачитывать документ. — За проявленную инициативу и успешные боевые действия, способствовавшие успеху советских войск лейтенанту Валентину Придду объявить благодарность перед строем и наградить Орденом Красной Звезды. Полковник смотрел на него как-то выжидающе. Валентин понял, что совершенно не знает, как устав, тем более, советский устав, предписывает реагировать на поощрения. — Служу делу победы над фашизмом, — он отдал честь. Видимо, ответ сгодился. Полковник сам прикрепил ему награду, отстранился, посмотрел, как скульптор на свежеотлитую статуэтку. После команды «разойтись» все, словно только этого и ждали, бросились его обнимать. — Я всего лишь выполнял свой долг, — попытался воспротивиться Валентин, но слушать его не стали. — За это надо выпить! Обмыть награду! — радостно воскликнул Арно. — Ну чего ты такой скучный! Это же замечательно, что тебя оценили по достоинству! Злопамятный Валентин не стал отмечать вслух, что мнение Арно об его «оценке по достоинству» лишь недавно сменилось на противоположное. Улыбнулся. Ну что он, в самом деле. Нормальные люди поощрениям радуются. — Спасибо, — кивнул он, — только у меня нечего вам предложить. — Найдем! Ради такого события — добудем! *** Натали пришла парой часов позже, присела на краешек лежанки. — Поздравляю. — Спасибо, — улыбнулся Валентин. Его буквально только что оставили в покое. Голова еще кружилась. — Вы выглядели не очень обрадованным. — Просто я не ожидал. Я видел, вы зато радовались за меня. Натали осторожно коснулась его руки, заглянула в глаза. — Вы заслуживаете. Вы настоящий герой. Целая танковая колонна… Почему вы не рассказали никому, что видели во время той разведки? — Рассказал. Точнее, в рапорте написал, — педантично заметил Валентин, накрыл тонкую ладошку второй рукой. — Натали, я не герой, я просто выполняю свою работу. Доброволец — в отличие от вас. Она опустила голову, не став, впрочем, отнимать руку. — Я тоже вызвалась добровольно. Я хотела на фронт, приносить пользу, приближать победу. Кем угодно готова была пойти. А потом к нам приехал начштаба дивизии, ему доложили, что я хорошо говорю по-французски. И — вот, я здесь. А мои подруги — на линии фронта, в пехоте, в танковых дивизиях, одна девочка, она санинструктор, к десантным войскам приписана. Они рискуют жизнью. А я перевожу. После порции не лучшего алкоголя Валентин не вполне был способен рассуждать здраво. Усилием воли он заставил себя встряхнуться и искать решение проблемы. — Вы здесь — на своем месте, Натали, неужели вы думаете, что не приносите пользу? Неужели вы думаете, что не воюете, не приближаете победу, как ваши подруги? Нам всем было бы очень сложно без вас. Как бы мы общались с техниками? Как господин полковник понимал бы приказы и отправлял рапорты? Кто переводил бы нам газеты? Мы бы оказались тут в изоляции. Работать во имя победы — не равно искать, где сложить голову. — Вы сами лезете всюду, где опасно. Вот и танки эти… Вы же сами не думаете так, как сейчас говорите. — Я думаю — и не только я — что вы очень смелая и трудолюбивая девушка. Если все советские девушки такие, как вы и Катрин… То у вас действительно замечательная страна. Хотел бы я побывать здесь в мирное время. Чтобы вы мне показали горы, о которых рассказывали, минеральные источники, парки… А потом я бы пригласил вас в Эльзас. У нас очень красивые дома. И тоже много цветов, и виноградники. У моего отца был виноградник. Если я когда-нибудь вернусь… — он осекся. — Простите, — тихо сказала Натали, глядя на него искоса. Валентин сделал глубокий вдох, прикрыл глаза, задержал дыхание. — Это все алкоголь. Извините, Натали. — Да, — она поднялась, — вам надо отдохнуть, завтра боевой вылет. А я вас заговорила тут… Спокойной ночи. Сопровождать штурмовики никто не любил. Это значило быть стесненным в действиях сразу по нескольким причинам. Полет на более низких эшелонах. Следовательно, повышенная опасность попасть под зенитки. Скорость тоже снижалась — чтобы идти со штурмовиками примерно вровень. Немецкие истребители были просто счастливы наткнуться на такую эскадрилью. Конечно, одно из звеньев дежурило наверху, прочесывало квадрат, следило, чтобы враг не подкрался незамеченным. Но это не слишком уж помогало. Два, максимум три самолета с трудом могли связать боем целую эскадрилью немцев до того, как остальные звенья успевали набрать необходимую высоту. Эти две главных опасности — вражеские истребители и зенитки — и были причиной того, что задание эскадрилья выслушала с оттенком досады. Многие летчики завидовали немцам из-за принятой у тех так называемой "свободной охоты". Летишь себе, выбираешь цель, уничтожаешь и возвращаешься. Пополнил счет побед, с большой вероятностью уцелел... Конечно, вслух о подобном не говорили. Эпинэ собрал эскадрилью, расстелил карту. — Вот квадрат, где встречаемся со штурмовиками. По последним разведданным стало известно, что за леском, вот здесь, находится вражеский аэродром. Его необходимо уничтожить. Придд! — Я, господин капитан, — с готовностью отозвался Валентин. — Шарли еще не может лететь. Звено поведете вы. — Но лейтенант Гирке... Эпинэ молча посмотрел на него, и Валентин осекся. — Так точно, господин капитан. — Очень хорошо. Запоминайте. Ваша задача — патрулировать небо над сектором. — Так точно, господин капитан, — Валентин погрыз карандаш и принялся аккуратно помечать маршрут на карте. Он поведет звено. Ему доверили повести звено несмотря на то, что Гирке — более опытный. Если бы не доверие полковника Ариго... Нет, отношение к нему сильно изменилось. Не то, чтобы с ним стали дружить, нет, все по-прежнему держались слегка отстраненно, но теперь в этом соблюдении дистанции сквозило уважение, а не презрение. Он сам виноват, своим холодным и сдержанным поведением всех распугал. А, не время об этом думать. Набирая высоту, Валентин постарался переключиться на задание. Патрулировать небо. Большей частью, этим он и занимался во время предыдущих вылетов. Правда, под руководством Шарли, но… *** Валентин поморщился, попробовал осторожно подвигать ногой. Идти можно, хотя боль и простреливает до колена. А, терпимо. Если его сейчас найдут немцы, болью в подвернутой ноге дело не кончится. «По последним разведданным…» Кто разведывал эти данные, спрашивается? Нет, возможно, аэродром там и был. Но в таком случае самолеты успели поднять в воздух до их приближения. В небе заварилась такая каша сразу на нескольких эшелонах, что Эпинэ до хрипоты сорвал голос, командуя. Валентин даже не понял до конца, кто его сбил. Его самого не ранило, но из пикирующего самолета пришлось прыгать. Не слишком удачно. Он быстро, но без суеты скатал парашют, стиснул зубы и пошел вперед. Южнее должна быть дорога. Выходить на нее, конечно, нельзя, но если пойти параллельно на некотором расстоянии, можно выбраться к линии фронта. Пересечь ее, конечно, будет отдельной проблемой, но Валентин предпочитал сначала добраться, а потом размышлять, что делать дальше. Он старался не думать о том, что далеко не уйдет еще и потому, что замерзнет насмерть. Что ж, он хотя бы летал в куртке. Некоторые летчики предпочитали оставаться в одной гимнастерке, так как воротник куртки мешал смотреть по сторонам и стеснял движения. В одной гимнастерке он бы уже околел. Прочь. Нужно убраться отсюда подальше. Самолет жаль. Но он хотя бы упал далеко отсюда. Не сразу поймут, куда летчик делся. Даже эта фора воспринималась как подарок судьбы и лишний шансы выжить. Юстиниан, я тебя опять потерял. Сухпаек остался в кабине. Разумеется, он позавтракал, но надолго ли хватит той сытости? Особенно сейчас, на морозе? Отставить жалеть себя. Валентин пошел еще быстрее, бросая взгляды по сторонам. Есть ли смысл убегать? На снегу остаются следы. Даже собаку можно по ним не пускать, и так заметно. Он принялся выбирать места, почти не припорошенные снегом, идти стало еще труднее. Давай, Валентин, из плена ты сбежать уже не сможешь. Если поначалу он и хотел сложить парашют прямоугольником и завернуться на манер плаща, то через пару километров начал подумывать снять куртку. Ушибленная нога горела. Майка под гимнастеркой неприятно липла к спине от пота. Скоро стемнеет. Надо найти, где укрыться. Но ему даже нечем развести костер… а даже если бы он прихватил спички, все равно — чересчур рискованно. Нельзя останавливаться. Но далеко ли он уйдет ночью? Заблудится, зазря выбьется из сил. Блеклое зимнее солнце почти коснулась горизонта. Валентин упрямо продолжал идти. Все равно ночевать тут было негде. Не под деревом же. Лес, конечно, густой, но у него нет вообще никакого опыта выживания в таких условиях. Черт. До линии фронта шагать и шагать… Вперед! В следующий момент его опрокинули лицом в снег, между лопаток ткнулось что-то твердое, подозрительно напоминающее дуло. «Warten Sie! Das ist nur eine Verkleidung!» (Подождите! Это просто маскировка!) — хотел закричать он, но вовремя осекся, услышав краем уха перешептывания по-русски. Вот это да. — Кто такой? — его ткнули под ребра носком валенка. Получилось скорее унизительно, чем больно. Валентин постарался с достоинством поднять голову. — Франция. Авиатор, — мобилизовав всю сдержанность, ответил он. — Какая Франция, на х**! — его грубо подняли на ноги, обыскали, отобрали пистолет. Какие-то люди в тулупах. Партизаны, что ли? — Франция. Нормандия. Летчик из Франция, — Валентин постарался вспомнить все слова, которым его обучала Натали, — истребитель. Зенитная батарея сбить. Кто вы? Русские переглянулись. — Тащи к Ярцеву, — определился один из них и угрюмо уставился на Валентина, — а ты, пацан, молчи. Только попробуй пикнуть, может, фрицы и сбегутся, только ты первым сдохнешь. Валентин, если и не понял отдельных слов, общее настроение вполне уловил. Ха. Угрозы. Смерив ледяным взглядом командира, он стряхнул с локтя чужую руку и, гордо выпрямившись, пошел с русскими. За спиной хмыкнули, но хватать за руки больше не стали, равно как и грозить ружьями. Стемнело, но русские шли по лесу вполне уверенно. Около оврага, никак не выделявшегося из череды ему подобных, подтолкнули Валентина. — Лезь. Он замешкался, не понимая, что от него требуется. Командир покачал головой, полез вниз первым. Валентин пополз след в след, стараясь игнорировать отчаянное желание, чтобы ногу ему уже просто оторвали — и дело с концом. В склоне оврага оказалась пещера, замаскированная хоть и низенькими, но разлапистыми елями. Оттуда так заманчиво потянуло теплом и табаком, что, казалось, даже боль поутихла. Командир, шедший по-прежнему впереди, затараторил по-русски совсем уж быстро. Валентин отчаялся понять, что именно тот рассказывает, поэтому позволил себе оглядеться. Несколько постелей из лапника. На одной из них лежал явно раненый — с перебинтованной головой. На второй сидел мужчина с лейтенантскими погонами — советскими, к счастью. Дослушав командира в тулупе, он поднялся и подошел к Валентину. — Француз? — Да. — Имя? — Кто вы? — Валентин совершенно не собирался первым представляться равному по званию. По крайней мере, пока ему не объяснят, куда он попал. — Свои, если не врешь. Документы при себе? — Je ne comprendrai rien si vous parlez si vite. (я ничего не пойму, если вы будете так быстро говорить) Ich verstehe nicht (я не понимаю). Франция. Русский не понимаю. Лейтенант недоверчиво посмотрел на него и перешел на немецкий: — Ваши документы? — Пожалуйста, — Валентин вручил ему летную книжку, втайне злорадствуя. Много ли он поймет по-французски? — Лейтенант Придд? — Да. — Что вы тут делаете? — Как я уже сказал вашему подчиненному, мой самолет был сбит. Шел к линии фронта, хотел выбраться отсюда. Лейтенант полистал документы еще немного, затем вернул, коротко откозырял. — Лейтенант Ярцев. Летчикам от десанта привет. Если хотите, мы вас заберем, как раз готовимся к возвращению. — Спасибо, — кивнул Валентин, пряча имущество в карман, — был бы крайне признателен. — Садитесь. Только поймите нас правильно — будете содержаться под стражей. — Конечно, — Валентину было уже все равно. Пусть не доверяют. Господи, лежанка. Расслабить ногу, хоть ненадолго! Сморило его почти мгновенно. Сквозь сон он слышал шаги, разговоры, но извлечь себя из блаженного тумана не было решительно никаких сил. Опасность? Да черт с ней уже. Решат расстрелять — разбудят. Так хоть нога меньше ноет. — Эй, мусью, — его потрясли за плечо. Валентин открыл глаза. Все десантники были уже тепло одеты, тот, что его разбудил, протягивал ему одеяло. — Укутайтесь, — объяснил ему поправляющий ремень Ярцев, — мы полетим на У-2, замерзнете. — Спасибо, — Валентин сел, осторожно пошевелил ногой. Терпимо. Одеяло… Ну и как в него кутаться? Валентин запахнулся на манер плаща. Счастье, что ему поверили. И что нашелся кто-то, знающий иностранные языки. Вылезать из оврага было сложнее, чем спускаться. Его вели в середине вереницы, видимо, все-таки не доверяли. Валентин старался идти вровень с русскими, хотя нога разболелась с новой силой. Ну еще немного ведь можно потерпеть. Терпеть пришлось действительно немного. В густой темноте они вышли на полянку. Ярцев принялся очищать место для костра. Валентин сначала удивленно посмотрел на него, но затем понял: сигнал ведь надо подать. Украдкой подышав на пальцы, он прищурился на небо. Скоро будет снегопад, вон, какие тучи. Как же за ними прилетят? Знакомый гул. Десантники оживились, перешептываясь. На полянку сел биплан, второй, третий. Как они взлетать-то отсюда будут? Из первого самолета выскочил летчик, подошел к Ярцеву, и заговорил… низким, но несомненно женским голосом. Тот принялся что-то объяснять, Валентин пару раз услышал слово "француз". Наконец, Ярцев махнул ему подойти. — Лейтенант Павлова, — летчица протянула ему руку. Валентин ответил рукопожатием. — Очень приятно. Лейтенант Придд. Русский мало. — Ты сильно раненый? — перешла на ломаный немецкий летчица. — Нет, я в порядке. — Полетит на месте штурмана, — вмешался Ярцев. — Хорошо. — летчица вновь заговорила по-русски, махнула рукой, десантники поспешили к самолетам. Ярцев помог ему забраться в кабину, позади летчицы, сам остался на крыле. Валентин с удивлением обнаружил, что те, кому не хватило штурманских мест, тоже остались стоять на крыльях. Они что, так и полетят? Тут привыкнешь ничему не удивляться. Один за другим, бипланы взлетели. Вот это да! Валентин теоретически знал, что эти невзрачные на первый взгляд самолетики способны взлетать с микроскопического пятачка, но с таким грузом? Незаменимая техника, да уж! Незаменимая техника, тем временем, набрала высоту, развернулась и полетела к линии фронта. В штабе пехотной части, куда его доставили, пришлось пережить еще одну проверку. Слова Ярцева, видимо, не убедили строгого военного с незнакомыми знаками отличия. Документы тоже. Французского тут никто не знал, столковались по-немецки, и это, по-видимому, сыграло отнюдь не в пользу Валентина. Наверное, надо было вести себя скромно и сдержанно. Вот только сил уже не было. Черт побери, он добровольно сражается тут, рискует жизнью, а его по умолчанию считают врагом, шпионом, обманщиком и еще неизвестно кем. Снова. После очередного повторения тех же вопросов, призванных сбить с толку, Валентин не выдержал и выпалил свое мнение о горячем приеме союзников вслух. Вследствие чего любые вопросы прекратились, началось очередное сидение под стражей. Он почти не удивился, когда дверь открылась, и на пороге появился полковник Ариго собственной персоной. Валентин поспешил вскочить навытяжку, не обращая внимания на резкую боль в ноге. — Сядь! Что с ногой? Валентин закашлялся, послушно сел: — Подвернул, господин полковник. Неудачно приземлился с парашютом. Виноват. Полковник Ариго неодобрительно покачал головой, прошелся по каморке. Валентин следил за ним взглядом. Что ж, он вполне заслуживает недовольство начальства. Но почему начальство приехало за ним самостоятельно? — Я рад, что ты жив, — неожиданно мягко сказал полковник, остановившись, — потерпи еще немного. Я доложу им, что опознал тебя, и это действительно ты, а после этого поедем. — Так точно, господин полковник, — отозвался Валентин, глядя в угол. Щеки начали гореть, но, к счастью, полковник уже развернулся и вышел, хлопнув дверью. Щелкнул замок. Сам полковник Ариго приехал за ним. Валентин невольно улыбнулся, предвкушая поездку на полковом автомобиле. Хоть тот и дребезжал, трясся на ухабах, возвращаться на нем было несравненно прекраснее, нежели пешком. Пожалуй, он сам был рад, что жив. Выпустили его минут через сорок. Вернули пистолет, документы. Полковник ожидал у автомобиля, из которого выглядывала укутанная в платок Натали. — Спасибо, — Валентин быстро залез, сел рядом с ней, — господин полковник, вы не обязаны были приезжать самостоятельно… — Расскажи мне еще о моих обязанностях, — проворчал полковник, захлопнув дверь, — трогай. Как ты выбрался всего за сутки, еще и с подвернутой ногой? Валентин покосился на Натали, которая уже готовилась восхищенно внимать, пожал плечами. — Очень хотел жить — вот и шёл несмотря ни на что. А потом наткнулся на наших, в смысле, советских десантников. Сначала между нами возникли некоторые разногласия, но после они мне поверили и помогли выбраться, их вывозили с помощью У-2. Повезло. — Повезло, — эхом отозвалась Натали. Сорвала с головы платок, набросила ему на плечи. — Ну что вы, — вспыхнул Валентин, — не стоит. — Согрейтесь, — она улыбнулась как-то матерински. — Все за тебя волновались, — добродушно объяснил полковник. Валентин кивнул, не зная, как ответить на это в рамках устава. В носу защипало, он потер уголок глаза, чихнул, шмыгнул носом. — Виноват. — Водкой тебя напоим, потерпи! — рассмеялся полковник и неожиданно потрепал его по голове. — Вернулся! Придд! Вернулся! — навстречу автомобилю бежали летчики, техники, парашютоукладчицы. Санинструктор появилась, как обычно, словно из-под земли, растолкала всех, ворча по-русски. — Она требует, чтобы все разошлись, — прыснула Натали, зажимая рот ладонью, — думает, вы ранены. — Пусть осмотрит, — кивнул полковник, — Натали, помогите ему добраться до лазарета. — Господин полковник! Я могу сам! Но Катрин, санинструктор, уже вцепилась в него, чуть ли не на себе потащила в лазарет, не слушая возражений. Натали семенила следом, лица ее Валентин не видел, но был уверен, что она улыбалась. Из дверей лазарета пахнуло как-то солоновато. Катрин уверенно уложила его на чистую, даже застеленную белой простыней, лежанку, быстро сняла сапоги, заворчала. — Обморозил пальцы все-таки, хорошо хоть, не сильно. — перевела Натали. — Говорит, вам тут придется полежать. — Хорошо, — Валентин позволил себе расслабиться, — спасибо. — Вам что-нибудь принести? — Нет, я в полном порядке, мне ничего не нужно, спасибо. Вместо того, чтобы уйти, Натали подтянула чурбачок и села в изголовье, подперев подбородок кулаком. Валентин поспорил бы с ней, но язык не слушался. Он даже не почувствовал, как Катрин возится с его ногой. Утонул во сне без сновидений, провалился в снежную белизну, и даже разговоры рядом казались ему лишь свистом метели. Под сугробами было тепло. Валентин помнил, что спать в снегу нельзя, но руки налились свинцом, попытки ущипнуть себя за бедро были тщетны. Вскоре он дышал густым, как взбитые сливки, туманом, смирившись, что не может открыть глаза. — Товарищ лейтенант, — прошептали рядом, — Валентин… Ты слышишь меня? Натали пришла за ним в эту снежную бездну? Она ведь утонет! Валентин дернулся раз, другой, пытаясь освободиться из ловушки, и сел в постели, задыхаясь. — Товарищ лейтенант, я вас разбудила, — Натали тут же отпрянула. — Нет, — он провел рукой по лицу, наслаждаясь легкостью движений. — Просто вы лежали весь бледный, как покойник. Я и испугалась, а Катя вышла как раз, — смущенно лепетала Натали. Валентин кивнул, с трудом вникая в смысл ее слов. Неуютно, что она сидела здесь… а до того — сопровождала его по пути обратно. Видела слабым. — Вам плохо? Позвать Катю? — Спасибо, я в полном порядке, — как можно более твердо ответил он, заставив себя встретиться с ней взглядом. Натали покраснела и потупилась. — Тогда я пойду? Если бы она не осталась при этом сидеть, Валентин кивнул бы и продолжил спать. — Спасибо, что приехали за мной вместе с господином полковником, — вежливо улыбнулся он. От того, как Натали расцвела, ему стало еще более стыдно. Зачем он так черств с ней? Даже ему самому заметно, что Натали… расположена к нему более, чем к другим. Но зачем обнадеживать ее, если он не может дать ей ничего? По крайней мере, не во время войны… а после, даже если они оба останутся в живых, сможет ли она уехать во Францию?.. И останется ли от Франции что-то к тому времени, или ее растащат на куски? — Натали, вы настоящий и верный друг, я знаю, — он осторожно взял ее за руку, — спасибо вам. Вы очень добры ко мне. — Вы этого заслуживаете, — она взмахнула ресницами, на мгновение став еще более красивой. Но с таким же успехом он мог любоваться красивой картиной. Черств, холоден… — Натали, — начал он и оборвал сам себя. Не время для серьезного разговора. Тем более, для разговора, чреватого женскими слезами. — Простите, я заговорила вас, а вам надо полежать, Катя сказала, — она коротко пожала его пальцы и поднялась, — поправляйтесь. Валентин кивнул и вновь закрыл глаза. Неужели теперь любой их разговор обречен заканчиваться вот таким неудобным образом? «…но в мирное время я бы и не встретил ее. Она бы так и жила в своем Пья-ти-горске. Возможно, сейчас я бы гулял с Мелани, ты помнишь Мелани? Благопристойная французская пара, дом, садик и бульон с курицей по праздникам. Мы бы ходили в гости к вам с Катрин-Леони. И я никогда в жизни бы не встретил стойкую русскую девушку Натали. Ты же помнишь…» Снился Юстиниан. Валентин понимал, что это всего лишь сон, но открывать глаза не хотел, цеплялся за обрывки теплой беседы. Юстиниан смеялся, рассказывая, как в очередной раз подстерег Катрин-Леони, та сначала отнекивалась, но затем согласилась пойти с ним на танцы. Валентин зачарованно следил за пальцами брата — тот одновременно с разговором вырезал из щепки какую-то фигурку. Шурх-шурх ножом — очертания самолетика проявлялись все яснее. — Теперь ты будешь на нем летать, — весело объявил Юстиниан и исчез — вместе с уютным летним вечером. Около его постели сидел Савиньяк с непривычно озабоченным выражением лица. Валентин молча посмотрел на него, предоставляя возможность заговорить первым. Этот эмоциональный Савиньяк... приволок сюда мешок дружбы с тем же упоением, с каким раньше ненавидел. — Ты как? — Спасибо, нормально. Думаю, сегодня уже выпустят, — нейтрально ответил Валентин. — Знаешь, как мы все переживали? Да уж, он мог представить. Если сам полковник Ариго бросился его опознавать... Валентин присел на постели, Савиньяк бросился помогать, поправил под спиной скатанное в рулон одеяло. — Спасибо, — Валентин не стал уточнять, к чему относилась благодарность: к заботе или к переживаниям о его судьбе. — Слушай... — теперь Савиньяк выглядел смущенным. — Я понимаю, что тебе непросто вести себя иначе после того, что мы тебе после прибытия в полк устроили. Но я же извинился... — Я не обижен. *** «…ты бы гордился мной. Я продолжаю жить. Жить после того, как чувствовал, что меня больше нет, остался лишь долг. Ты мне помогал все это время, хотя ты и не знаешь об этом. Я бы рассказал все, как в детстве, помнишь, когда мама гасила свет, и я забирался к тебе под одеяло, чтобы шепотом рассказать о своих таких важных мальчишеских глупостях. Юстиниан, ты…» Валентин провел кистью по ставне, полюбовался свежей, маслянисто поблескивающей полосой краски. Он не сомневался, что сможет. Ремонтировать дом было больно, но мысли бросить все у него и не возникало. Страсбург освободили еще в сорок четвертом. Но вернуться Валентин смог только два года спустя. Первое впечатление едва не заставило его опустить руки. Восстанавливать? Строить заново! Делать это в одиночку. Он хватался за любые подработки, как в первые годы войны, чтобы скопить на строительные материалы, новую мебель… Возможно, проще было бы уехать в большой город, начать жизнь заново, снять комнату пополам с такими же парнями, вернувшимися в никуда. Работать, учиться, завести семью. Нет. Это — его дом. Он будет жить здесь. Валентин еще не знал, как, но — как-нибудь. Возможно, когда-нибудь его навестят здесь друзья. Вряд ли среди них будет добрая Натали. Но… Он аккуратно положил кисть на банку, сел на крыльце, потер висок тыльной стороной ладони. Он не верил, что видит небо, не слыша при этом тревоги, гула двигателей, взрывов. Пустота — но приятная пустота. Арно звал Валентина к себе. У него уцелела почти вся семья, как выяснилось. Был дом, где вполне могли хоть ненадолго принять бывшего сослуживца. Валентин вежливо отказался. Оставил адрес почтового отделения, не зная, существует ли это почтовое отделение до сих пор. Пообещал писать сам, даже держал слово, хотя каждое новое письмо выходило все более странным: словно общее прошлое им приснилось. Поговорить об этом было не с кем. Соседи были, конечно, по-своему рады, что «младший мальчик Приддов» вернулся. Мелани даже приходила навестить. Приятная девушка, но какая-то чужая. Валентин встряхнулся, вновь принялся за работу. Безделье — основной источник всяких глупостей. Трудись, тогда не будет времени жалеть себя. Юстиниан никогда не стал бы себя жалеть. Двор пересекла тень. Валентин поднял голову, не веря своим глазам. — Здесь должны висеть качели, — хрипло усмехнулась тень и села рядом, обняв колени.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.