Амстердам, цветы, демоны

Я не ищу кого-то, Кто обладает сверхчеловеческими способностями, Какого-то супергероя Или какое-то сказочное счастье. Я просто ищу того человека, которому я смогу доверять, Того, по кому я буду скучать. «Something Just Like This» Coldplay feat. The Chainsmokers ©.

      После работы Чес, выходя на прохладную пустую улицу, решил, что, вероятно, местные духи навряд ли помогут ему найти Джона в огромном городе просто так. Поэтому обошёлся простым и неказистым для бывшего полуэкзорциста методом: набрал короткое сообщение Джону на телефон, искренне надеясь, что у того ловила связь и за рубежом. Пока рядом с окошком по-родному английского текста «Привет. В городе всё же происходят странные события. Позвони мне, как сможешь» крутился значок загрузки, Чес и сам не заметил, как стал нервно грызть ногти и остановился посреди проезжей части. Благо, движение на этих улицах было слабым, поэтому ему даже никто посигналить не успел, но всё-таки, отбегая на пешеходную зону, он не мог скрыть улыбки: надо же, каким дико важным событием оказалось наличие или отсутствие у Джона роуминга. Взглянув в следующий момент на сообщение, Чес громко и облегчёно выдохнул, отерев лоб и усмехнувшись: смс была успешно доставлена адресату. Осталось лишь подождать, когда сам адресат будет готов принять его.       Когда до дома оставалось пройти всего квартал, телефон забренчал ритмичной мелодией. Чес, доставая его, едва не выронил и судорожно заметил, что звонил Джон.       — Привет! — сказал это и ощутил мягкое, похожее на тёплую солнечную траву на лужайке облегчение: будто какой-то главный шаг был сделан. Шаг к чему и что будет дальше — не так интересовало, как сиюминутная сладкая победа.       — Здравствуй. Говори лучше со мной по-английски, а то я ничего не пойму.       Чес спохватился: так редко разговаривал на родном языке, что машинально общался на голладнском — благо, кулон позволял. Теперь на всякий случай даже снял его, взборонив волосы, и почти воскликнул в трубку: — Так лучше?       — Ага. Что произошло? Ты… в порядке? — Чес улыбнулся, почувствовал, как в туманной едкой душе пустили корни первые блики розоватого солнца — и это от одних лишь прозрачных заботливых словечек, может, сказанных из вежливости, и мягко ответил:       — Я в порядке. Наверное. Но что произошло — рассказывать слишком долго и по телефону дорого. Если у тебя освободится лишний часок, сможем встретиться с тобой где-нибудь? Желательно сегодня, Джон. Потому что очень странное произошло с городом буквально этой ночью…       — Да, я понял… Давай в восемь вечера, у тебя дома. Говори адрес. — Чес назвал адрес и тут же добавил:       — Прости, Джон, что мешаю тебе здесь со своими проблемами. Мне… мне не к кому обратиться с этой проблемой. И… мне довольно жутко, если признаться честно. Я очень хочу увидеть тебя и осознать, что я, бывший твой ученик, опять пропустил где-то важную деталь и потому прощёлкал главную логическую цепочку, — Чес остановился, прижался спиной к холодной кирпичной стене и, сглатывая сильнейшее сомнение насчёт того, надо ли было это говорить, бегло рассматривал острые крыши домов на той стороне улицы.       — Звучит как грёбаная исповедь, — рассмеялся Джон в ответ после нескольких секунд молчания, но Чес знал, какого это рода смех, и выдохнул спокойно. Джон всё прекрасно понял. Он всегда всё понимал, чего уж там.       — Да, я буду у тебя. Постараюсь помочь. Потому что, чувствую, наши проблемы немного схожи… Не спрашивай, откуда я это чувствую, просто есть такое сильное ощущение. До встречи, Чес. Если будет происходить нечто серьёзное, звони.       — До встречи… — Чес едва успел сказать это своим ослабевшим голосом, да и Джон к этому моменту, вероятно, сбросил звонок. «И Джон вновь кажется другим. Таким, что, думается, есть надежда угасшим мечтам…» — подумал он, отклеившись от стены, удивился, что это за высокопарный слог был у него в мыслях, и поплёлся домой. Где-то под рёбрами вибрировал чан, полный до краёв тревожностью, так что стоило немного потрясти его — и вся эта кипящая жидкость польётся, шипя, в его похожую на лист измусоленной газеты душу. Чесу было слишком хорошо и слишком тревожно, до периодичного натягивания какого-то нерва внизу живота в струнку, холодную и ментоловую. Мелкая, приторная и колючая дрожь плавно пробегала по его телу, касаясь предплечий, груди, бёдер и голеней; в голове звонко дребезжал колокольчик, медный и сверкающий алым на свету, что вот только сейчас начинается настоящая новая жизнь. Не подделка новой истории, где, казалось, стоило поменять лишь место жительства и всё бы тут же пошло на взлёт; нет, здесь всё было гораздо сложнее. И Чес думал: судьбе снова было угодно впихнуть в его жизнь Джона. Надолго ли? И насколько разбитым он выйдет из этой истории в конце? Честно говоря, пока о плохом окончании этой амстердамской сказки думать не хотелось, потому что сейчас Чес ощущал себя разбитым вполне. Оставалось дождаться Джона, который бы смачно залил его кислотой своей души, что набралась там, когда он тратил все ограниченные моральные силы и тепло на далёких равнодушных людей. А вот Чесу в количестве моральных сил и теплоты не занимать: щедро раздарил каждому встречному, щедро отломил от всё уменьшающегося кусочка себя большую ломоть. И так до бесконечности, пока ровно ничего не останется. Или уже не осталось… Чес всерьёз не знал, но был убеждён: в этот раз он возьмёт последний кусок и подарит его Джону — как постоянному клиенту и вообще частому покупателю. И уж насколько мёртвым он проснётся когда-нибудь с опустошённой вакуумной душой, решать было лишь Джону.       Поджаривая себе стейк, Чес думал: вот дела, Джон ещё не появился на пороге его комнаты, а он уже представлял себе мрачные картины, обработанные чёрно-белым колором нерадивым грустным фотографом. Тем самым, кстати, что изредка управлял его жизнью, накладывая причудливые маски из фотошопа на мир вокруг, придавая настроению тот или иной фон. Это был очень своевольный, бесталанный чувак, но он слишком прижился в его судьбе, так что как тут было выгнать человека… Нужно было лишь смеяться над ним и его диким творчеством; а ещё пытаться успокоить себя и привести мысли в стройный порядок, чтобы рассказ о вчерашнем безумии получился правдоподобным и не показался безумным сном, который приснился после лишней бутылки виски. А потом, думал Чес, поедая стейк, совершенно необходимо рассказать о всех странностях типа ангела, хотя кого теперь удивишь ангелами, но всё же, или о том самом гиде по Амстердаму.       Время продвигалось искусно медленно, но всё же продвигалось, не останавливаться же ему. Чес не захотел нигде гулять, подумал: вдруг вообще город разозлится на него за неблагодарность, которую он показал вчера, напугавшись фестиваля, и вообще превратит его в пустое гулкое ничто, или в одинокий речной ветер, что вечно нёс бы чьи-то высказанные обиды вслух, или его сердце трансформирует в цветок, как в том кошмаре, и заставит быть вечным грустным духом, бродящим по Дамраку в ожидании фейерверка из чёрных огней. А чёрных огней-то и не существовало… Короче, ну его — эти прогулки, мало ли что могло произойти. После вчерашнего ночного похода не слишком хотелось следовать хоть какому-нибудь маршруту по Амстердаму, в особенности по тому странноватому гиду. Поэтому Чес остался дома — к тому же, нашлась целая куча дел, которые нужно было переделать. И почти всегда такая домашняя суета — лучший пожиратель времени.       Без десяти восемь в дверь позвонил Джон — видимо, дверь подъезда была открыта. Чес щёлкнул замком, и вот на его пороге стоял Джон — от него веяло декабрьской прохладой, горьким итальянским эспрессо и мятной жвачкой. Он был бледен, чем-то встревожен, но улыбался слишком пронзительно и даже тепло.       — Рад тебя видеть. Проходи… — выпалил Чес и усмехнулся, затем пропустил Джона и указал ему на вешалку, куда можно было повесить его пальто.       — Ты очень хорошо устроился. Миленькая квартирка, — проговорил тот, снимая пальто и оглядываясь по сторонам. Чес сделал пару шагов, оказался на кухне и поставил чайник.       — Ничего особенного. Она маленькая, но мне её хватает сполна. Здесь нет балкона, оттого и вышло дешевле. Говорят, что открытый балкончик — чуть ли не самая важная часть любой, хоть самой маленькой квартирки, хоть такой студии, как моя, — Чес повернулся к Джону и жестом пригласил его усесться на высокий стул рядом с барной стойкой, а сам остался за ней, где была плита, раковина и прочие кухонные принадлежности.       — И что же? Ты опять выделился? — сдержанно улыбаясь, хмыкнул Джон и обвёл взглядом высокий потолок.       — Да, — Чес пожал плечами. — Получается так. Чего-нибудь хочешь выпить? Лично я буду чай.       — Тогда и мне, будь добр, налей, — попросил Джон, положил локти на столешницу, а на ладони опустил голову. Пока шипел чайник, Чес кидал в прозрачный заварник понемногу из каждой пачки, зная, что самый вкусный чай — собственно замиксованный из всех баночек. Спиной чувствовался внимательный взгляд Джона, а в голове сформировался какой-то абсурдный разговор, которому было не место сейчас, но который упорно прорывался быть высказанным. Чес так и не понял: в конце концов, кто из них победил?..       — Не отвлёк тебя от девушки, любящей гортензии? — спросил Чес и почувствовал глупое колкое волнение в животе, при этом расставляя кружки чая: Джону поставил ярко-синюю с принтом «fuck you. i`m deathless», а себе — цвета радужного бензина в лучах солнца с похожей надписью «fuck you. i`m magic». Ничего личного, просто это были самые приличные кружки из набора, оставленного хозяином — кто бы мог подумать, что такой статный мужчина когда-то приобрёл эти кружки для себя. Впрочем, Чесу до сего момента было всё равно, а сейчас он улыбался, видя приподнятые в изумлении брови Джона, что рассматривал надпись, повернув кружку к себе.       — Я похож на идиота? Нет у меня никакой тут девушки, и слава Богу. Цветы я покупал ради эксперимента, который не удался, судя по всему. Ты же помнишь, что я говорил? Я переместился сюда, так сказать, чтобы опровергнуть или расследовать несколько смешных баек, которые дошли до меня, — Джон нахмурился и сделал глоток. — А ещё у тебя самые лучшие кружки в мире. Мне, пожалуй, нравится.       — Это от хозяина квартиры. У моей чудесный цвет, а у твоей шикарный принт, — Чес не заметил, как мгновенно для него всё прояснилось и напряжение улетучилось вместе с жарким влажным паром от чая под потолок. — Знаешь, про нас можно теперь слагать сказки или мифы — без разницы: собрались однажды Бессмертный и Волшебный за столиком в квартирке на Халлстраат, чтобы обсудить странные вещи, происходящие в их городе… Ну, и дальше по всем законам жанра.       — По-моему, тебе больше всего повезло: ты Волшебный, можешь сотворить любую штуковину, какую захочешь. А вот у Бессмертного лишь одна способность — не сдыхать на протяжении всей своей бесконечной жизни, — вдруг серьёзно заявил Джон, задумавшись и дунув на чай. — Кстати, чай просто превосходен.       — Ну, я могу тебе сказать, Волшебный в ответственности перед той магией, которую он наколдовал. Почти всякий взмах рукой или всякое заклинание отнимает у него много сил и влечёт за собой какое-то последствие, которое нужно предугадать и которое не должно нарушить законы пространственно-временного континуума. Как-то так… — осознавая, что Джон был для него средоточием безумия, из-за которого он начинал нести сумбурные дикие вещи, Чес прокашлялся и отвёл взгляд в сторону, хотя улыбка так и силилась показаться на его губах.       — А Бессмертному придумаем ещё несколько способностей — раз уж мы авторы этого чудаковатого мифа, — добавил в конце, чтобы осчастливить Джона — как будто это и правда могло его по-настоящему осчастливить! А Джон улыбался и не мог сдержать мелкий смех. Чес тогда не ощущал себя с ним как с человеком, который разбил вдребезги его дурацкие надежды на дружбу. А может быть, и целое сердце разбил — не важно ведь. Всё равно кругом был виноват сам Чес. Но, наверное, из-за таких моментов он вновь прощал себе все ошибки и с радостью готов был пережить их вновь. Странное положение дел.       — Хорошо. Но, а пока… не расскажешь, что случилось? — Джон поставил кружку и посмотрел прямо ему в глаза. Чес кивнул и, сделав вдох, начал свой рассказ о вчерашнем похождении; местами не мог подобрать слов, где-то что-то явно перепутал, но надеялся, что с переменным успехом сумел поведать обо всём. Хотел ещё рассказать о странном гиде, но как-то забыл, потому что по нахмуренному лицу Джона стало видно, что ему хватило сполна уже этой информации. После этого Чес замолчал и принялся допивать остывший чай, а Джон задумчиво разглядывал надпись, что окрестила его Бессмертным, видимо, навсегда. Так длилось несколько минут, затем он поднял взгляд на него и негромко начал:       — Ты начал говорить что-то про Волшебного и Бессмертного, которые собрались вечером, чтобы обсудить странные дела в их городе. Теперь эта история имеет продолжение: Бессмертный и Волшебный устроят прогулку по ночному Амстердаму, чтобы выявить, насколько же они безумны. Или, короче говоря, чтобы проверить, насколько длительным и реальным было наваждение у Волшебного. Как тебе? — Джон даже улыбнулся в конце, а Чес тихонько хихикал.       — Предлагаешь вдвоём выйти ночью, чтобы увидеть это? — осознав немного позже, чем требовалось, спросил Чес и посерьезнел. Джон кивнул, иронично скривив губы.       — А что, боишься? Думаешь, когда мы выйдем вместе, случится одно из двух: либо я увижу то, что видел ты, либо эта штука была одноразовой и никому из нас теперь не привидится? — Чес напряжённо выдохнул, опустил глаза и сжал губы. — Эй, Чес… Посмотри на меня.       Чес не любил, когда Джон просил его так сделать, потому что в такие моменты глаза Джона были что-то около бездонной иссиня-чёрной бездны, куда заглядываешь вроде бы просто так, а на самом деле резким импульсом отправляешь туда полдуши. Но Джон приказывал слишком властно и слишком хриплым голосом, от которого по телу шли мурашки, что Чес послушно посмотрел ему в глаза и вдруг с горечью осознал: Джон знал о нём всё. Вот именно в этот момент ему стало известно всё; чересчур горячая, воспалённая мысль, но она очень органично вписалась тогда.       — Ты думаешь, что я посчитаю тебя сумасшедшим, но я сам тысячу раз проходил через это давным-давно. И тогда никто не помогал мне справиться с этим безумием. Поэтому я знаю этого рода страх. И тебе совершенно не нужно пугаться того, что я не увижу то, что видишь ты. У тебя есть я, и я помогу тебе, — Джон хмыкнул, но не улыбнулся в конце, и Чес от этого смутился ещё больше и старался тоже не улыбаться, потому что выглядело бы странно… Джон говорил откровенные, поразительные вещи — это случалось так редко, что Чес уже и забыл, какого это — доверять безрассудно и отчаянно. Пусть даже и без надежды на сближение, но доверять — много было в этом слове тревожно-медовых ноток, от которых перед глазами всплывала солнечная апельсиновая долина с нависшей чёрной тучей над ней. Чес вздохнул и, глядя ему в глаза, твёрдо кивнул.       — Я понял тебя. Спасибо. Просто… когда стараешься отвыкнуть от чего-то, что тебя немного погубило, а оно вновь настигло тебя в новом месте, становится слишком не по себе… Я так бежал от мистики и потустороннего мира, что, видимо, споткнулся и переместился как раз таки в тот самый потусторонний мир, где всякие мистические штучки — в порядке вещей. И это отвратительно, — Чес понимал: становилось легче, да и Джон стал таким, как в давнишних мечтах, что хотелось рассказывать ему обо всём, что повисло на душе каменным смрадным грузом. «Не иначе, как чай опьянил нас, Джон». И ему казалось, что в глазах напротив читалось явное пренебрежение этим диким фактом и поправка: не чай, мы сами нас опьянили…       — Да, но если просто бежать от проблемы, почти со стопроцентной вероятностью можно встретить её и на другом краю света и в другой вселенной, — Джон внимательно стал разглядывать кружку, а потом отложил её и скрестил руки на груди. — Так что нужно её решать. И чем быстрее, тем лучше. Поэтому поглядеть на твой цветочный ночной город мы идём сегодня. Нет-нет, возражения не принимаются! — Чес сдался, усмехнувшись, и замахал руками в знак согласия. Что тут ещё скажешь — это был Джон: беспрекословный и неумолимый.       — Выйдем после полуночи — по всем канонам страшных историй. Там и посмотрим. Я очень не хотел мешаться в твоей новой жизни, но уж так выходит, что нам придётся просидеть вместе ещё часа четыре, — вдруг выдал Джон и ухмыльнулся. Чес встал с места и забрал его кружку.       — Ещё чаю? — Джон благодарно посмотрел на него и кивнул. — Между прочим, я был шокирован и рад, когда ты приехал. И в моей новой жизни ты выглядишь совсем хорошо… — сказал наконец, полуобернувшись; хотел построить фразу лучше, признаться, что начал скучать, а изначально вообще желал досказать ему много вещей, о которых умолчал когда-то давно, но сдержался, подумав, что ещё пока было рано для такого. А может быть, такое говорить не следовало вообще. В этом деле надо было действовать осторожно, чтобы опять не навоображать себе идеальный мир с идеальным другом Константином, а потом напиваться до упаду, потому что идеальный мир не сходился по швам с реальным.       — Сейчас всё напоминает мне то, как мы с тобой брались за какое-нибудь опасное дело и в такие моменты что-то неумолимо менялось за какую-то жалкую ночь. А потом всё становилось как прежде, конечно. Но мы будто снова одна команда. И меня хоть и страшит будущее приключение, но и вместе с тем радует, — говорил Чес, разливая заварку.       — Впрочем, как и всегда.       Было радостно, что Джон не назвал его глупеньким, зазря философствующим мальчишкой. И Чесу опять хотелось верить, будто в этот раз всё станет иначе… Слишком смешная надежда, но уж какая была. Чес всегда с резвым остервенением рвался рушить свою жизнь при помощи надежды на лучшее; и сейчас он уже не мог остановиться, потому что давно бежал и бежал, не имея возможности сопротивляться. Видимо, это ещё не всё, что предстоит Джону сотворить с ним.       — Помимо этого, я хотел рассказать ещё кое-что… — начал Чес, поставив кружки с тёмным крепким чаем — на этот раз подлил больше заварки, ведь им предстояла долгая ночь, а за ней — не менее долгая рабочая смена завтра утром. Он глянул на Джона, тот кивнул, показав ему говорить.       — На той недели ко мне зашла странная клиентка. Точнее, ничего особенного: у неё были розовые волосы и обескураженное выражение лица, как будто она не понимала, как попала ко мне в магазин. И я, честно говоря, тоже не понимал, — Чес усмехнулся и пододвинул к Джону сахарницу поближе. — Потому что у нас над дверью, если ты заметил, висит колокольчик. Каждый, кто входит, бренчит им — он, вроде бы, реагирует даже на самые тихие движения. Ладно, можем списать это на мою секундную глухоту, но всё равно странно. Перед этим я собирал букеты из роз. Она взяла их и сунула мне вот эту визитку… в которой и говорилось про фестиваль цветов. И которую я увидал в беседке. Что-то упустил эту деталь из рассказа… — Чес вскочил, подбежал к вешалке и вытащил оттуда фиолетовую бумажку. Положил её перед Джоном, а сам сел на стул теперь уже рядом с ним. Джон повертел визитку в руках и хмыкнул.       — А ещё она пригласила меня туда. Однако ж меня удивило то, что нигде не было информации о дате этого мероприятия. И я так удивительно попал на него… — Чес искоса смотрел на Джона, угрюмо раздумывающего над его словами, и немного улыбался, потому что приключения явно начинались.       — А цветы эти… они были какими-нибудь особенными? Может, вид какой-нибудь редкий или что-то в этом роде? — вдруг спросил он, повернувшись к нему. Чес задумался, вскинул брови и пожал плечами.       — Нет, ничего такого. Обычные розы. Я за ними ухаживал какое-то время, мне помогал Эверт, который всему меня обучает. Вот и всё. Навряд ли дело в этом. Если вообще это хоть сколько-нибудь важно… — добавил Чес и хмыкнул. Джон тут же отреагировал, сказав «Важно». Чай оказался настолько крепким, что горчил на языке, но им обоим он понравился куда сильнее; Чес предложил на закуску бутерброды с карпаччо, и так их ожидание полуночного фестиваля цветов стало веселее.       — Но… вот ещё что, Джон: кроме этого, случилось кое-что… уже более странное, — начал Чес, вновь выбрав место рядом с Джоном, а не через столешницу от него, и пододвинул к ним большую разделочную доску с аккуратными бутербродами. — По-моему, это случилось много раньше прихода розововолосой девушки. Я решил последовать советам гида и прогуляться по Амстердаму. Там были всякие чудны̀е истории и рассказы, и грех было не пройти рядом с такими местами. Вот эта книжка, — Чес вскочил с места и принёс с журнального стола невзрачную книжонку; Джон взял её в руки и пролистнул пару страниц. — Там, в самом начале, было предложено сходить на одну улицу, недалеко от центра, чтобы встретить там сиреневый велосипед. Нужно было сорвать какой-нибудь цветок и кинуть в его корзинку, при этом загадав желание… Джон! — Чес вдруг едва удержался от смеха и схватил того за рукав. — Мне теперь так стыдно, ей-богу, от этой истории… — он задрожал от мелкого смеха, прикрывал ладонью рот, а второй рукой продолжал держаться за спасительный круг сарказма, что невозмутимо сидел перед ним. — Ты вселяешь в меня трезвость, ведь теперь кажется такой глупостью, что брошенный в чей-то бедный велосипед цветочек может исполнить желание!       — Хэй, не будем думать об этом! Каждый из нас иногда бывает одержим. Хорошо, если демонами, а не чем-то другим, — Джон резким движением смахнул с его лба чёлку, и на миг Чес ощутил его холодные жёсткие пальцы. Он отцепился от него и посмотрел ему в глаза; карие глаза блестели прохладным и резким блеском, но Чес был бы дураком, если бы воспринимал этот взгляд всерьёз. Он давно научился находить в нём глубоко сокрытую доброту и спрятавшуюся тревогу.       — Так что рассказывай, что там дальше… — закончил Джон, взяв горячую кружку в руки и полностью утопив своё внимание в ней. Чес хмыкнул, подумал, что уже было совсем не страшно говорить о такой ерунде, и вздохнул.       — Короче говоря, отправился я на ту улицу, даже сорвал цветок заранее и встретил этот велосипед, ровно такой же, какой был описан в гиде. Однако ж возникла проблема: на велосипеде ошивался его хозяин, точнее, хозяйка. Она была совершенно не похожа на сказочного персонажа: короткие чёрные волосы, красный пирсинг, длинная юбка. Я подумал, надо подождать, ведь когда-нибудь она точно оставит свой велосипед. Поэтому я, спрятавшись за домом, стал следить за ней. Но она поехала! Хорошо, что ехала не быстро, как будто знала: есть люди, что бегут за ней. Она поехала в самый центр, а я туда не хотел идти, потому что в гиде говорилось: сначала исследуйте окраины, а уж потом рвитесь в центр. Она пару раз останавливалась, и я думал, что есть шанс, но она, если и сходила с велосипеда, то держала его рядом с собой. Возможности не было, я уже готов был всё бросить. И тут она вновь остановилась, я тоже, спрятавшись за углом дома на Дамрак. Она стала набирать что-то в своём телефоне, а я оглядывался вокруг. Мне пришло смс на телефон; тогда я, пытаясь не терять велосипедистку из вида, решил прочитать его. Это смс до сих пор хранится у меня, смотри… — Чес достал из кармана телефон, ткнул на нужное сообщение и показал Джону. — Ну, дальше всё банально; я так изумился, что, скорее всего, потерял девицу из вида. По крайней мере, мне так хочется верить, потому что как только я поднял взгляд, её нигде не было. Ни в магазинах, ни в барах, ни вокруг. Глупо звучит, но она как будто исчезла, потому что за такое короткое время не могла уехать слишком далеко. Ах да, и номера такого не существует, я проверил.       — Ты же знаешь: ничто не возникает ниоткуда и не исчезает просто так. Это касается и нашей с тобой области. Поэтому она не исчезла, скорее всего. Возможно… показала другой мир, где её нет, но есть это твоё чудо, — задумчиво выдал Джон, отдавая ему телефон. — Я и сам пока не знаю, что это было. Но оно имеет своё объяснение. Твои истории — разрозненные кусочки цельной реальности. Мы с тобой должны собрать их воедино.       — А ещё я видел курящего ангела на вершине театра Деламар и отыскал на чердаке дома рядом целое хранилище кулонов с фотографиями — подарки возлюбленных друг другу. И кстати, ангел оказался настоящим, а мне сначала так хотелось верить, что это просто актёр. Я его даже спросил, не играют ли они случаем рок-оперу «Иисус Христос, суперзвезда». На что он мне ответил: «Вся эта жизнь — одна грёбаная рок-опера. И только безмозглые идиоты хотят быть Иисусами, чёрт бы их подрал!». И я вспомнил, что однажды и правда был таким Иисусом… — зачем-то добавил Чес и прикусил язык; Джон только улыбнулся, вскинул бровь и покачал головой — как будто хотел сказать, что он не слышал этого глупенького признания. Чес и сам мелко рассмеялся, решив, что сказал пусть и зря, зато впервые не побоялся ляпнуть лишнего перед тем, как это, собственно, сделать.       — Ну, и вроде как самое последнее из необычных событий. В самом начале, когда я только сюда приехал, мне стал сниться сон из нескольких частей. Там было васильковое поле и грозные тучи. И… там был ещё ты. В первой части ты курил и махал мне рукой. Во второй мы стояли рядом, ты говорил, что что-то со мной происходит. Со мной и целым миром. И сказал посмотреть, во что превратилось моё сердце. На его месте был цветок, и я ощутил, что постепенно превращаюсь в ничто. Ты спас меня, разбудив. Это был ужасный сон. Но что ещё хуже: после него, когда я бегал за девицей с волшебным велосипедом, я зашёл в кафешку рядом с вокзалом и нашёл на столе салфетку, где был нарисован пейзаж ровно из моего сна. И… — Чес ощутил: прохладный, слегка липкий страх прикоснулся к нему, когда он думал об этих вещах. Голос предательски задрожал, мысль ловко оборвалась на важном моменте.       — Я понимаю тебя… — тихо проговорил Джон, и Чес ощутил на своей ладони его слегка тёплую ладонь. Этого оказалось чертовски достаточно, чтобы улыбнуться и перестать чувствовать своё одиночество.       — Все эти события накладывают маску загадочности и мистики на твою жизнь. Но ты как раз и бежал от этой маски, пресытившись ею. Именно поэтому я понимаю, какое острое чувство потерянности ты испытал. Но я помогу тебе. Правда, я и сам знаю немного, даже меньше твоего. Поэтому нам придётся… научиться кое-чему, — Джон отпустил его руку и повернул его лицо к себе, взяв за подбородок. Чес искренне не любил в моменты, когда говорились какие-то важные вещи, смотреть собеседнику в глаза и просто терять себя, превращаясь в бледный мигающий свет лампочек над их головами.       — Научиться доверию. К сожалению, за время нашего знакомства мы так и не сумели сделать это, — Джон немного прищурился, смотря на него теперь уже пристально, будто искал причину верить ему и поиски оказывались не безрезультатными, но трудными. Чесу перехватило дыхание, во рту осталась одна чайная горечь, место в душе, где вновь проявился образ Джона, полыхало ярким зелёным пламенем. Пальцы неожиданно нашли ткань тёмной кофты собеседника, а с губ сорвались сиплые слова:       — Да, не сумели. Потому что оба были дураками. — Чес сделал глубокий вздох, почувствовал тяжёлый смоляной запах от Джона и улыбнулся: если представить их со стороны, то можно ли будет найти в мире нечто более забавное? Казалось, нет. Джон ухмыльнулся и отпустил его; Чес разомкнул пальцы и выпустил мягкую ткань.       — Значит, научимся сейчас. Главное тут не сойти с ума.       — Это будет проблемой, — Джон был так серьёзен, что Чесу хотелось смеяться и одновременно верить этим словам.       На этом рассказы Чеса закончились, настала очередь Джона говорить. Они помолчали пару минут, дожевали бутерброды, иногда поднимали взгляды друг на друга и тут же опускали их в пустые кружки. Но Чес не чувствовал неловкости — ему нравилось хотя бы просто смотреть на бывшего напарника и осознавать, что у них теперь одно дело на двоих. После этого Джон заговорил и рассказал о том, как переместился сюда, в Амстердам. Это был сумасшедший ритуал, довольно сложный и рисковый; Джон под конец пожалел, что просто не взял билеты на самолёт, хотя они бы обошлись довольно дорого. Чес слушал, изумлялся, кивал и редко мог подавить смех, когда тот говорил забавные вещи. Под мягким сумрачным светом бара это всё казалось задушевной беседой двух встретившихся друзей; тут было легко подумать так, потому что Джон становился с каждой минутой другим, более близким и понятным. Несомненно, опять обман, опять на утро всё станет как прежде, а может, на утро Джон скажет, что давно разобрался с этой проблемой, над которой они хотели бороться вместе, расскажет ему о ней и исчезнет при помощи ритуала. Так было почти всегда, но почти всегда верилось, что вот сейчас — это отчаянное нежное мгновение — они вдвоём и будут вдвоём и дальше. И в этот раз думалось, что сегодня всё было по-другому — прикосновения, смех, взгляды; Чес позволял себе тонуть в своей едкой смачной надежде — не впервые, но как же это было нынче сладко…       С ритуала разговор переместился на другие мелочи, их Чес уже смутно помнил. Пару раз клонило в сон, но он держался, к тому же, Джон был лучшим экспертом по ночному бодрствованию. Когда всевозможные закуски в холодильнике были съедены, а чай выпит, они переместились на удобный диван. Только тогда, когда Джон сел совсем близко, что они коснулись плечами, Чес ощутил томное тяжкое чувство в груди, которое приторным эхом отдавало в низ живота. Затемнённый свет сбоку от бара (большую люстру они не стали включать), с того же бока тёплый Джон, его темноватый профиль, напряжённые скулы, блестящие глаза и приоткрытый рот; короткая пауза, застывшие звонкие слова, тень от их кружек на стене, сумрачные углы и включённый по ошибке телевизор с новостями на голландском на самой тихой громкости. И они, собственно, Волшебный и Бессмертный, сидящие так близко, что даже их некогда полярные души слегка сдвинулись со своих полюсов навстречу друг другу.       — А ты… ты столь отчаянно хотел какого-то чуда, раз так гонялся за велосипедисткой, м? — спросил вдруг Джон, повернув к нему голову. Чес тоже повернулся к нему, может, впервые за всё время увидал его лицо так близко, заметил треснутую верхнюю губу, царапину около подбородка, мелкое родимое пятно около уха. И понял, что определённо счастлив случившемуся, будь это мировой катаклизм, из-за которого всё человечество в огромной опасности и из-за которого им обоим придётся нелегко. Он кивнул, сжав губы, и поднял взгляд, чтобы посмотреть ему в глаза.       — О да. И, знаешь, по-моему оно исполнилось… — Чес встряхнул головой, потому что тёплое горькое дыхание и пристальный властный взгляд убаюкивали. — Господи, сколько же нам ещё ждать? Так спать хочется.       Джон глянул на экран телефона и ответил: — Ещё часа три как минимум. Эй, можешь подремать немного. Я разбужу.       Ловким движением он заставил голову Чеса опуститься ему на плечо; куда-то в курчавые волосы прозвучал тихий шёпот, заставивший толпы мурашек расползтись по коже: «Ничего личного, просто так я смогу контролировать твой сон — ну, на всякий случай». Чес податливо кивнул, сказал вслух, что его плечи дико неудобные и твёрдые, но сам заснул, ощущая своё бешеное сердцебиение и сбивчивое дыхание Джона. Было тепло и так славно, что Чесу показалось: он уже счастлив, счастлив даже чересчур. И почти ничего не снилось, ведь Джон контролировал его сон и не давал всяким глупым видениям проявляться в голове — вот уж огромное спасибо ему за это!       Проснулся Чес от негромких слов «Вставай, нам пора» и неловкого прикосновения холодных пальцев к его лбу, что хотели лишь убрать нависшую чёлку. Он медленно поднял голову и улыбнулся Джону.       — Это ты охранял мой сон? Мне совершенно ничего не снилось.       — Возможно. Но нам пора. Я дал тебе поспать ещё полчаса, сейчас полпервого. Надо выходить, если завтра ты хочешь встать на работу.       Существование какой-то работы так удивило Чеса, будто он работал лишь в смутных глубоких сновидениях, а не в реальности. Джон в это время оглядел его, усмехнулся чему-то и встал с дивана; Чес понял, что это о нём, и пригладил вихры на голове. Он настолько забылся, настолько стал вечным другом Бессмертного — Волшебным, что потерялся в этих чёртовых параллельных вселенных. Куда лучше было быть Волшебным, потому что так можно отменить себе работу и наколдовать мир беспечных встреч с Бессмертным. Джон кинул ему пальто, вновь вернув из иллюзий обратно, и Чес встал с дивана, одеваясь, и улыбнулся, когда тот бросил беглый взгляд на него.       — Я подумал… — неловко начал Чес, накинув пальто и обвязав себя тут же кинутым шарфом. — Ты… знаешь, есть теория всяких параллельных вселенных. Мне она нравится, хотя я знаю, что ты не любишь говорить о ней. И… — Чес опустил взгляд, застегнул самую верхнюю пуговицу и хмыкнул, — и это совсем забавно, если представить, что это так. Где-то в другой вселенной мы и правда Волшебный и Бессмертный. У меня нет завтра работы, а у тебя — излишней гордыни. И завтра мы вновь соберёмся там, у меня дома.       — По-моему, ты несёшь чушь, — Джон явно так не считал и сам понял это, когда разворачивался в сторону двери. Потом всё же полуразвернул голову к нему и из-за спины небрежно кинул: — Собраться вечером можно и без помощи параллельных вселенных. Я верю в нас, чем в них.       Чес промолчал, скрыл улыбку, стягивая губы, а в душе у него взрывались алмазные цитрусовые фейерверки из его светлых чувств. Он подумал: они и вправду учатся доверию, шаг за шагом. Это будет трудно — что и говорить, это уже трудно, но ради громких потрескиваний внутри души и переслащённого перехвата дыхания Чес был готов аккуратно продвигаться дальше, натыкаясь на болезненные айсберги и медовые долины в душе этого холодного, но чем-то понятного человека. Он хотел ответить Джону что-нибудь, сказать, что и сам всем сердцем верит в них самих… верил уже очень давно. И как жаль, что его доверие оборвалось столь безнадёжно, да ещё и по его вине. Точнее, это говорить он не собирался никогда. Никогда.