Часть 3.
27 ноября 2016 г. в 01:34
Пока Лавр сидит с Габи, в голове начинает потихоньку "шуметь". Ого, да не просто шуметь, прямо-таки ударило в голову. Ладно, он сам этого хотел, так было надо. Немного отключить мозги не помешает. Он сидит, рассеянно вертит стакан в руках, голова становится пустой, мысли тупо крутятся по кругу…
Теплая рука ложится на бедро, и Пес вопросительно смотрит на Габи. Для него все произошедшее так далеко отодвинуло тот непонятный флирт, то смущение, которое он испытывал в начале разговора, что он не понимает, что она хочет и что вообще происходит. А может, это еще и алкоголь усугубил, Лавр потерял обычную быструю реакцию и перестал быть настороже.
Он приходит в себя уже, когда горячие губы девушки касаются его губ, и от неожиданного прикосновения вздрагивает. На какой-то крошечный миг мелькает даже не мысль, чувство "а почему бы и нет?", желание раствориться в этом тумане, в этом теплом и столь желанном, неизвестном еще для подростка мире.
Лавр уворачивается, отводя лицо в сторону.
- Не надо.
Выдыхает, прикрыв глаза. Поворачивается к Габи. Вот сейчас придумает, что он ее послал. Но ведь не в этом дело, не так все. Смотрит в стол и тихо говорит:
- Не надо, Габи. А то все смешается, и...- он качает головой, не договорив "ни тебе, ни мне легче не будет". Для нее это будет привычным окончанием, как со всеми, а для него - да кем он себя будет чувствовать наутро? Таким же подонком, как ее папаша?
Он бы погладил ее по голове, но сейчас как-то не получается, все будет слишком неловко.
Что сказать? Что он сам убил бы, если б его мать кто-нибудь ударил? Но его мать была совсем другой, а отца он никогда не знал. И судя по тому, что рассказала Габи, ему повезло. Но говорить сейчас о себе и не хочется, от этого слишком повеет мыльной оперой. Кроме того, это коснется его матери, которую Лавр до сих пор любил - сильно, болезненно, спрятав это ото всех и от себя самого. Пусть будет только Дом. Так проще, это его жизнь.
Он молчит, глядя в пол, не двигаясь и надеясь только, что Габи поймет его. Лавра не учили ни утешать, ни говорить что-то ободряющее, а то, что предложила сейчас Габи, он не мог сделать. Это означало бы переступить через что-то очень важное в себе.
Пусть Габи не всегда получает то, что хочет, но сейчас она не ждала отказа. Как же так, ведь зачем-то же он нянчится с ней, слушает, утешает. А "этого" не хочет. Так вот какие они, рыцари. Воздержанные и благородные. Габи отодвигается и смотрит на пса. Усмехается. От тоски в душе девушке не осталось и следа, разговор помог. Страх уменьшился, и она мысленно легко раздавила его своим каблучком. Теперь нужно как-то убрать неловкость. Первая мысль о сигарете, но Длинная вовремя вспоминает, что Лавр астматик.
- Подумаешь. Я просто хотела сказать "спасибо".
Габи думает о том, что сама только что сказала. Неужели нельзя просто сказать человеку "спасибо"?
- Прости меня глупую. Мне и правда нужно было просто сказать это.
Длинная пытается заглянуть под черную челку.
- Спасибо, Лавр. Правда, спасибо.
Габи протягивает псу руку.
- Так что, друзья?
Мысленно Лавр облегченно выдыхает. Если бы Длинная сейчас обиделась, он бы точно не нашел ни слов, ни сил, чтобы объясниться. Он смотрит на нее и глаза зажигаются признательностью. Это так здорово, когда можно сказать одну фразу или даже ничего, и тебя понимают. Габи протягивает узкую девичью ладошку, и парень первый раз в жизни пожимает руку девушке, осторожно и аккуратно.
- Друзья.
Он мотает головой, убирая челку с глаз. Ему вдруг становится странно легко. Хочется стукнуть кулаком по столу, хочется орать и смеяться, чтобы сбросить то, что сейчас пережито. Но внутри слишком пусто и в голове шумит. Наверное, самым правильным будет отправиться спать.
Лавр поднимается, улыбается Габи, просто и по-доброму, лишь самую капельку смущенно:
- Пойдем, провожу тебя. Девчонки наверняка уже разошлись, а нет - так есть же у вас свободные комнаты, чтобы отдохнуть? Это мы живем всей стаей вместе. По-простому, подрались-помирились.
Он нарочно говорит весело. Надо проводить Габи и лечь, к утру выветрится хмель и отодвинутся воспоминания, а там, может, и что-то дельное на ум придет.
Наутро у Лавра раскалывается голова, а во рту ужасный привкус. Зато история в Кофейнике отодвигается и не стоит перед глазами. На Габи Лавр старается эти дни не натыкаться, ему почему-то неловко, что-то слишком откровенное, слишком личное протянулось между ними. Проходит два-три дня, и рассказ Габи в полутемном и пустом Кофейнике становится воспоминанием, проблемой, о которой надо как-нибудь подумать. Пока же в голову не приходит ничего дельного, и Лавр живет своей жизнью.
Парень спускается на первый этаж и едва не сталкивается с Крестной. Та строго смотрит на него и продолжает свой путь наверх по лестнице, цокая каблуками. Лавр пожимает плечами.
Проходя мимо комнаты, где проходят встречи с родственниками, по домовской привычке Пес заглядывает внутрь через стекло в верхней половине двери. К кому пришли? Внутри сидит грузный мужчина лет под пятьдесят, на лысину зачесаны оставшиеся пряди, какие-то непропорционально большие руки сложены на коленях. Мужчина поворачивает лицо, и Лавр замирает, точно его пригвоздило к полу. Родимое пятно над губой, мелкие глазки и общий вид черной обезьяны.
Парень оглядывается, но ни дежурного, ни кого-то из взрослых рядом нет. Он открывает дверь и проскальзывает внутрь, прикрывая ее за собой и не сводя глаз с визитера. Несколько секунд молчаливого оглядывания, чтобы убедиться, что не ошибся. Мужчина смотрит на мальчишку и открывает рот, намереваясь что-то спросить, но Лавр опережает его негромким вопросом:
- Вы - отец Габи?