Ошибки прошлого

Первая неделя в этом месте была практически невыносима. Меня привязывали к кровати, кололи сильнодействующие препараты. После короткого разговора с Фрэнком — моим лечащим врачом, тот заявил, что в нынешнем состоянии есть опасность попытки суицида, и за мной нужно пристально следить. Фрэнк показался мне сложным и даже опасным человеком. Альфа, лет тридцати, на вид. Он говорил мало, больше задавал вопросы, после которых красноречиво молчал, вынуждая либо рассказывать больше, либо неуютно мяться под его пристальным взглядом. Я же рассказал все, как есть, в надежде, что хоть у кого-то проснется совесть, и мне помогут. Он лишь записывал все в свой блокнот и никак не комментировал мои слова. По истечению первой недели Колин, наконец, вывел меня из палаты. Не сказать, что это особо обрадовало. Находиться среди психов, когда сам вроде бы вполне адекватен, не очень приятно. Но скоро я осознал, что здесь можно познакомиться и с относительно нормальными людьми. Например, суицидники… Некоторые из них шли на поправку и уже не были в столь жесткой депрессии. Вот с ними мне общаться было довольно легко, ведь я их понимал. В общей столовой все столовые приборы были под присмотром: для еды давали только ложки и пластиковую посуду, и тщательно следили, чтобы все сдали всю посуду после еды. У меня вообще не было практически ничего личного, кроме тапок и пижамы, которые мне выдали. После того, как стали выпускать из палаты, время я проводил в комнате отдыха. К стене был прикручен телевизор. Порой мне казалось, что я вновь оказался в школьном общежитии, только с более суровым распорядком. Жизнь в этом месте могла бы быть терпимой, если бы не препараты, которые мне кололи. Обычно после укола я долго не мог подняться. А если малая нужда и заставляла встать на ноги, меня шатало, и ходить я мог, только опираясь о стены. С другой стороны, наверное, мне все же стало чуть лучше, по сравнению с прошлым состоянием. Вика рядом не было, потому исчезла тревожность. Мыслей о суициде и правда больше не было. Не сказать, что я и до этого так уж сильно стремился к самоубийству, но, наверное, все произошедшее во мне что-то сломало, потому что мой инстинкт самосохранения был не в порядке. О том, как чуть не выпрыгнул в окно, теперь вспоминал с неким недоумением. Второй этаж был, но все же и упав с высоты собственного роста можно убиться, а я чуть не сиганул с четырех метровой высоты абсолютно без раздумий. Я все еще побаивался альф и их прикосновений, но Фрэнк неплохо полоскал мне мозг, пытаясь помочь справиться со страхами. Мое нахождение в этом месте оказалось палкой о двух концах. Видимо, в помощи психиатра я действительно нуждался, хотя не уверен, что для этого меня стоило обкалывать горами успокоительных. С другой стороны, здесь я был в безопасности, хотя и был лишен многих благ. Я стал привыкать. Больше доверять Фрэнку, с которым вынужден был общаться три раза в неделю, немного подружился с Колином, который нес за меня личную ответственность. Видя мое хорошее поведение, омега меня баловал: приносил всякие вкусняшки, которые не давали в больничной столовой, пару раз приносил мне книги, которые помогали коротать время в палате. Я понимал, что нахождение мое в этом заведении ошибочно. От меня просто избавились. Но возвращаться было некуда. Отец от меня отказался, а тот дом, в котором меня запер Вик… лучше уж здесь. Самым тяжелым испытанием для меня были визиты Вика. Он вынужден был приезжать, хотя бы раз в две недели, из-за метки. Колин пояснил мне, что все, несомненно, индивидуально в парах, соединенных меткой, и может, я смогу выдержать довольно долгую разлуку с ним, но лучше не рисковать и не ухудшать мое состояние. Контакт с альфой мне необходим, даже несмотря на мою реакцию на него. Я должен чувствовать его запах, его личный феромон - это практически жизненно необходимо для меченого омеги. Колин довольно много рассказал мне про метки. Бывало, что в клинику привозили бедняг, пара которых погибла. Метка влияет в первую очередь на личный феромон альфы и омеги. Когда альфа ставит метку омеге, его запах сплетается с запахом партнера. Именно феромон, который образуется в результате, и влияет на восприятие парой друг друга. Альфа, учуяв своего омегу, не способен навредить ему, желает лишь любить и оберегать, омега так же практически не способен к изменам, ему хочется постоянно находиться рядом с парой. Феромон партнера становится неким наркотиком в этой паре. Они не могут находиться долго друг без друга, и если один из пары погибает, то второй медленно гибнет следом, как наркоман без дозы… Вот только обычного наркомана больше шансов спасти… Колин сказал, что ныне пытаются искусственно воссоздавать феромоны, и это многое могло бы поменять. Партнеры уже не были бы так тесно привязаны друг к другу физиологической необходимостью, могли бы расставаться на годы, например, по работе, или даже разводиться, и намного легче переживали бы гибель друг друга. Вот почему встреча с Виком была необходима мне физиологически. Его запах, его феромон должен успокаивать и положительно влиять на мое выздоровление. Выходило все иначе. После встреч с Виком мне наоборот становилось хуже, хотя я не мог спорить, что запах его буквально сводил с ума. Стоило мне только поверить, что я в безопасности, и никто не причинит мне вреда, как появлялся он. Он не прикасался ко мне, не угрожал…, но постоянно отпускал полные сарказма фразы, унижая, обзывая психом и постоянно твердя, что ненавидит меня. Под такими нападками, даже несмотря на воздействие его феромона, я замыкался, и вновь появлялась тревожность, и даже паранойя. Мне снова кололи сильные успокоительные, от которых передвигаться я мог, лишь обнимаясь со стенами. В беседах с Фрэнком я настаивал, что Вику нужна помощь психиатра намного больше, чем мне. На что врач согласился, но сказал, что не имеет никаких полномочий тянуть кого-то насильно на лечение. В моем случае  согласие на лечение дал опекун — мой муж. В случае Вика все куда сложнее, ведь он вполне дееспособный и совершеннолетний, и нужно, как минимум, провести психиатрическую экспертизу для насильственного лечения. Для того нужно постановление суда. А мои слова — пустое без доказательств. У меня же некие проблемы с психикой обнаружены были, даже реальный диагноз поставили, вот почему лечение мое не было бессмысленным. Однако он проговорился, что все же снабжает Вика таблетками — антидепрессантами и снотворным, так как Вик очень плохо спит без таблеток. Три недели спустя, я сидел в зале отдыха и листал очередную, принесенную для меня Колином книгу. Видимо, школу мне закончить не дано, но я все равно пытался хотя бы прочитать всю литературу, внесенную в школьную программу последнего года обучения. Хочу развиваться, а не оставаться на месте. Телевизор работал негромко, и я не обращал на него особого внимания, пока не осознал, что услышал знакомую фамилию. Поднял встревоженный взгляд на экран. Фото отца светилось в новостной ленте. Я тут же прислушался к словам диктора. «…компания „Индастриал Центр“ признана банкротом. Против генерального директора „Индастриал Центр“ возбуждено уголовное дело. Марк Риктон обвиняется в финансовых махинациях, мошенничестве, укрытии доходов и неуплате налогов. Так же, из наших источников стало известно, что в полицию попали сведения и о нелегальном бизнесе миллионера. Например, его обвиняют в связи с наркобизнесом. В настоящий момент Марк Риктон находится в бегах. За информацию о его местонахождении обещано вознаграждение». Некоторое время я находился в ступоре и неверяще смотрел в экран телевизора. Отец… Его империя пала, а сам он в бегах? Как такое могло получиться? Для него самым важным в жизни является его богатство. Как же все потерял? И я… я теперь не богатый наследник, да? Вот же Вик обрадуется… Жалости по отношению к отцу я не испытывал, как и волнения о его дальнейшей судьбе. Он сам показал мне, что кровное родство не всегда означает любовь. А любить того, кто предал меня, я не хочу. И все равно, новость казалась просто невероятной. Что же такое стряслось, что он вмиг все потерял? Сам ли он сглупил, или кто-то подставил его? Ясно одно — отцу конец. Даже, если его не посадят в тюрьму, потеряв свою власть, он станет никем. Может даже с собой покончит… Хотя нет, все же стало немного жаль его. Но может таким образом судьба возвращает ему все то ужасное, что он натворил за всю свою жизнь? Все ведь должны платить за свои грехи, не так ли? И Вик когда-нибудь заплатит.