speed and cold

У него его лицо. Даже не так. Он – это и есть он - все тот же человек, только такой же сломанный, как и она. Савитар знает, что такое, когда больше нет сил сражаться за то, что в тебе осталось, за тот крохотный кусочек еще тебя прежнего – светлого, чистого, наполненного надеждами на лучшее. Здесь и сейчас только тупая боль, что крошит холодное сердце, и ненависть – липкая, жгучая и тягучая ненависть – к себе, к своему бессилию, к людям, которые тебя предали, которые превратили тебя в монстра, испытывающего такое желанное и ненавистное чувство мести, от которого стынет кровь в жилах. Ей хочется почувствовать, как один за другим, все ее близкие, когда-то, друзья, наконец, поймут, они ощутят, какого это, когда ничего не остается, когда только бездна, и ты летишь в нее. Тебе холодно, тебе бесконечно холодно и одиноко. И там никого. Ты один. Одна. Падаешь. Падаешь. Падаешь. Пока кто-то, подобный тебе самому, тебя не подхватит. Не протянет руку и так ласково, так долгожданно не скажет, что в точности знает, что чувствуешь ты. Что он научит тебя, как принять себя новую. Потому что сам стал таким однажды. Казалось, что никем. Но со временем пришло сознание - темное, страшное осознание, что день за днем возрастало в его покалеченном разуме, в его поломанной душе - теперь можно все. Можно не бояться ничего. Можно все изменить и стать великим. Фрост смотрит в знакомые, но такие другие глаза. Он решителен, тверд, такой самоуверенный и пленительный, что ему не хватает только армии за спиной, хотя, пожалуй, она ему и не нужна. Он бог. Ее бог, который обещает сделать ее богиней. Может быть, когда-нибудь, даже своей богиней. Кто бы мог подумать, правда? Она больше не плачет по ночам, стискивая пальчиками простыни и утыкаясь носом в подушку, не оплакивает Ронни, не пытается двигаться дальше, за что получает очередной нож в спину. Все это в прошлом. Несчастная, слабая, жалкая. Больше нет. Савитар видит в ней силу. Он знает, как ее использовать, знает, как она уникальна. Как Кейт прекрасна и смертельна. Ему нужно только попросить ее. Всего одна маленькая просьба, слетающая с таких знакомых губ. Он подходит ближе, нависая над ней. Такой высокий. Такой тот же и такой совершенно иной. Лицо изуродовано, обезображено, что подстать ужаснуться, но ей хочется провести ладонью по его щеке. Дотронуться до него, до его совершенства, его могущества. Барри Аллен никогда не поймет ее – ту, в кого она превратилась. Он может лишь нескончаемо говорить «прости», называть ее «Кейт» и в миллионный раз умолять разрешить ему помочь ей, хотя, на самом деле, спидстер без понятия, как это сделать. Она слишком часто попадалась на его ласковое: "Кейт, это не ты". Ему не понять, что ей не нужна помощь в исцелении, ей нужна помощь, чтобы просто заново познать мир - такой, какой она стала. Ей нужно, чтобы по эту сторону рядом с ней был он - его улыбка, его глаза. И он здесь. Он все еще здесь, даже если Барри Аллена нет. Даже если Кейтлин Сноу больше нет. Потому что каждый по-своему сходит с ума. Кто-то в истерике захлёбывается слезами, а кто-то, держа всё в себе и не подавая виду, медленно рассыпается на кусочки, на части с такими поломанными и острыми краями, что рассыпаются, хрустальной пылью и разносится легким дуновением ветра. А потом тебя больше нет.