Дочь Серебряного коня

      Хоть кенгуру и были на прогулке, это вовсе не означало, что все ждали скорого прихода хорошей погоды. Следующий день опять начался со шквала ветра, и все попрятались в свои норы под деревьями или в скалистых пещерах. Кунаме было не по себе, и Золотая, казалось тоже была очень взбудоражена. Таура глядел на обеих кобылиц с тревогой.       С наступлением сумерек на небе собрались тёмные опухшие облака. Даже в долине тяжёлый, горячий ветер вздыхал среди ветвей.       Золотая оставила табун, но пошла не по направлению к скале. Кунама увидела, как Таура подкрался к ней, хоть и не приближался близко. Она смотрела с любопытством. На этот раз, казалось, Таура не знал, что делать дальше. Она понимала: он беспокоился, что Золотая может попытаться уйти, чтобы дать жизнь своему жеребёнку — так она сделала, когда родилась сама Кунама. Возможно поэтому он так внимательно следит за ней?       Кунама вскарабкалась на выступ скалистого хребта, что свисал над долиной. Большие капли дождя начали бить ей по спине. Тяжёлая предстояла ночка. Она видела, как Золотая, такая неповоротливая из-за своего ещё нерождённого жеребёнка, медленно плелась под передней стороной скалы, сквозь снежные эвкалипты и акации.       В скале была небольшая пещера, пол которой устлан мягким белым песком — его нанесла река во время особенно больших паводков. Возможно, Золотая решит укрыться здесь? Внезапно волна волнения, которого Кунама не до конца понимала, захлестнула её. Неужели жеребёнок уже готов родиться?       Станет ли этот жеребёнок ещё одной чудной серебристой лошадью? Впервые Кунама ясно почувствовала, что она, её братик или сестричка, Таура и Золотая тесно связаны друг с другом. И правда, они были будто сплетены каким-то заклинанием, будто бы они были волшебными — сын ветра, дочь снега. Она поняла, что жить в любом другом табуне ей было бы скучно, невыносимо скучно, если бы у вожака табуна не было такого же странного качества. Тамбо? Тамбо назван в честь глубокой, тёмной реки...       Не чувствуя больше ничего, кроме восхищения новым жеребёнком, Кунама спрыгнула с края во тьму надвигающейся ненастной ночи, и неуверенно, как Таура, пошла в том же направлении, что и Золотая. Она слышала, как где-то далеко-далеко бушевала буря. Пришла весна и принесла с собой как грозы, так и новых жеребят. Принесла с собой несущиеся потоки воды, первые тёплые деньки и кружащийся, будто в водовороте, запах мимоз. Кунама приподняла голову и принюхалась — как только она это сделала, небо раскололось на куски развилистой молнией. В последующей тишине раздалось забавное повизгивающее ржание. Больше не стесняясь, кобылица поспешила на звук.       Ветки и переплетённые стволы белых акаций, которых аборигены называют «салли», в темноте казались призрачными, но затем вспыхивали ярко-ярко, когда их освещали молнии. Совсем рядом раздался грохот тёмной, полноводной реки,а затем вновь зазвучал раскатистый гром. Белые стебли салли качались от ветра, и кобылице показалось, что молния ударила в землю прямо перед ней. Она услышала ржание, полное страха, и большой электрический разряд осветил Тауру и, в нескольких ярдах от него, Золотую, нависших над крошечным кремовым комочком с серебряными гривой и хвостом. Молнии, словно языки пламени, плясали вокруг него. — Молниеносный, — пробормотала Кунама. — Его следует назвать Молниеносным.       Долина загорелась вновь, на этот раз дольше, и раскалённая добела молния превратила коня, его кобылу и жеребёнка в расплавленное, раскалённое серебро. Кунаме почудилось, что свет льётся лишь на них одних, и подумала, насколько же они уязвимы. Неприятели могут увидеть их за много миль отсюда. Как же беззащитен такой крошечный жеребёнок… И тогда она поняла, что она тоже когда-то была расплавленным серебром — таким же уязвимым, как сейчас остальная троица, и лишь её скорость и хитрость делают её менее беззащитной, чем детёныш.       Вместе с вспышкой этой молнии она увидела, что её настоящим домом всегда будет Тайная Долина, как и у других серебряных лошадей. Только здесь было безопасное убежище для них. Даже если Тамбо станет её супругом, она никогда не сможет быть с ним летом в безопасности, пока люди наводняют горы… может быть, даже не сможет спастись от других лошадей.       Узрев новорождённого жеребёнка, она приветливо взвизгнула ему, а затем отошла, чувствуя себя одновременно и одинокой, и взволнованной. На её спину с новым порывом ветра закапал дождь, вновь зазвучал раскат грома. Позади неё сверкнула вспышка, кобылица обернулась — и увидела их маленькую группу — Таура пододвинулся ближе — ярко освещённой. Как только вспышка угасла, немедленно обрушился ливень. Кунама подняла копыта и лёгким галопом засеменила к деревьям, чтобы укрыться от дождя. Снова повеяло ароматом акаций.       Но Кунама недолго чувствовала себя одинокой. Золотая укусила Тауру и свирепо сказала, что ей куда важнее держать в сухости жеребёнка, чем защищать его зад, поэтому он покинул их убежище в широко открытой пасти пещеры и поплёлся вслед за дочерью.       Тауре Золотая и её детёныш тоже казались расплавленным серебром, а Кунама яркой, такой выделяющейся на фоне грозы, и в грохоте стихии он будто вновь слышал голос Бел Бел из прошлого: «Из-за твоей серебряной масти и человек, и лошадь будут тебе противостоять». Он чувствовал огромную гордость за их красоту, но в то же самое время — беспокойство, не только за свою кобылу и детёныша, но и ответственность за свою дочь, которую дикая лошадь обычно не испытывает.       Кунама принадлежала Тайной Долине, как ей же принадлежали он сам, Золотая и новорождённый, необыкновеннейший жеребёнок — но разве не существует нерушимого закона всех диких лошадей о том, что кобылице, достигшей двух-трёх лет, положено покинуть табун своего отца и присоединиться к другому жеребцу?       Таура затрусил к ней через деревья. — Видала жеребёнка, твоего брата? — спросил он, догнав её, пока она стояла, тесно прижавшись к низким эвкалиптам-снежникам.       Кунама была рада компании своего отца. — Он так прекрасен, — ответила она. — Мы просто обязаны назвать его Молниеносным. — Почему бы и нет. Я был назван Таурой в честь ветра, с которым я родился, и поэтому Бел Бел наставляла меня быть быстрым, словно эта стихия, если хочу выжить. Этот жеребёнок тоже должен быть быстр, как молния, и как молния же должен уметь исчезать. Ветер и Молния! — прокричал Таура, гордо вскинув голову. — Никто не знает, откуда они пришли и куда направляются — и станет он ещё одним конём-призраком, — Таура повернулся к кобылице. — И ты, дочь моя, получила имя в честь загадочного снега, среди которого мы все становимся невидимыми — мы трое и Золотая неразделимы.       Кунама знала, что Таура видел их всех в свете молнии так же отчётливо, как она видела их, и конь чувствовал ровно то же, что чувствовала она сама, поэтому ей было любопытно, что ещё он скажет. Всё потому что голос Тауры иногда излучал отголоски упрямства и мудрости Бел Бел и звучал как завывания ветра и грохот течения, хлопанье птичьих крыльев и мягкое падение снега — голос, несущий с собой всю мудрость буша. — Ты, — продолжал Таура, — должна быть куда незаметнее, чем я и твой новорождённый брат. Ты не жеребец и не можешь драться с другими лошадьми, у тебя может не хватать скорости или сил убегать от преследующих тебя людей. Но на тебя тоже будут охотиться — также, как всегда охотились на меня и Золотую, и как будут преследовать твоего брата — и люди, и лошади.       На лошадей обрушился шквал дождя, заглушив голос серебряного коня, а затем Кунама снова услышала его вперемешку с ветром: — Снег, — твой снег, Кунама, всегда защитит тебя. Зимой ты можешь без опаски гулять в горах, даже ранней весной, но Тайная Долина всегда будет скрывать тебя, когда горы покроются зеленью.       В очередной раз прорычала, прогремела гроза, но Кунама видела, что Таура перестал разговаривать и просто смотрел на неё. Затем он заговорил опять, едва слышимый из-за ветра: — Это твоё потайное убежище, но правила Природы, правила буша гласят, что кобылица должна уйти с другим жеребцом в его табун. Как ты не сможешь всё лето проводить с другими лошадьми, ибо тебя наверняка поймает человек и навлечёт неприятности на всё твоё стадо, так и ты не должна приводить чужаков сюда, если не хочешь подвергнуть всех нас уничтожению. Должна приходить втайне и втайне же уходить.       Его голос прервался, и через всю долину промелькнул большой разряд. Две лошади, отец и дочь, стояли будто изваяния, отлитые в форму, но раскалённые добела и горящие пламенем жизни.       Затем наступила непроглядная тьма.       Дрожа, Кунама чувствовала, как тёплый дождь грозы смывает с гор снег, её снег, в котором она обязана бегать и прятаться как призрак. На самых высоких пиках снег ещё будет выпадать, но весна уже наступила. Слишком мало времени осталось. На мгновение ветер стих и совсем близко запахло акациями. Весна, это действительно была весна, принеся с собой юного жеребёнка Молниеносного, аромат акаций, таящие снега… Слышала ли она ржание жеребца наверху, на скале? — Должна втайне приходить и втайне же уходить... Ты не можешь всё лето проводить с другими… Невидимая на снегу, а снег тает… Втайне уходить… — Слова Тауры всё ещё нашёптывались ветром, и дуновение его тронуло мягкую, густую шёрстку в кремовых, подрагивающих ушах Кунамы.       Неожиданно разряды молнии, языки пламени опять заиграли в небесах. Таура оглянулся, пытаясь отыскать Золотую и жеребёнка, но Кунама посмотрела вверх, на Смотровую Площадку — там, в окружении пылающих в небе огненных змей, возвышался вороной жеребец.