О дружбе и тайнах.
17 февраля 2017 г. в 23:10
Бербоун непростительно много курит в последние недели, о чем ему сообщает Ньют, как бы вскользь, но явно с подачи Тины, которая намного внимательнее. На переживания друга Криденс лишь кивает и снова закуривает, под осуждающий взгляд Скамандера. Парень не спешит возвращаться в клинику, его перерыв ещё не окончен, а, значит, у него есть время перекинуться парой смс с Грейвсом. Криденс долго не решается спросить про Геллерта, и в итоге пишет лишь о том, что им с Персивалем надо кое о чем поговорить. Бербоун ожидает расспросов от мужчины, но в ответ приходит лишь короткое «хорошо».
До конца рабочего дня парень дёргается и нервничает, то и дело путая карты и роняя бумаги, в конце концов Ньют не выдерживает и отправляет Криденса пить кофе в ближайшую кофейню, заодно и ему принести. Бербоун чувствует стыд от того, сколько проблем и неудобств он приносит лучшему другу, но Скамандер так строго смотрит, что парень лишь согласно кивает и послушно идёт в кофейню. Большой латте с приторным сиропом и прогулка помогают расслабиться и Криденс уже не так сильно сутулит плечи, в конце концов, парень решает для себя, что бояться разговора не имеет смысла. Ведь в чем виноват Персиваль? Наоборот, он пытался вывести Геллерта на чистую воду, а учитывая его преступление, это вообще выглядело, как минимум, правильно. Но... что-то не давало покоя Криденсу во всей этой истории с Грейвсом, черт, ему так повезло , а он все ещё страдает паранойей! Но, прожив столько лет с Мэри Лу, поневоле начинаешь искать подвох везде и во всех, возможно в будущем Бербоун даже сможет поблагодарить мать. Остаток рабочего дня проходит для Криденса в относительном покое.
Вечером, когда Персиваль забирает Криденса с работы, они сидят в гостиной, и парень смотрит по сторонам, собираясь с мыслями, чтобы, наконец, начать волнующий его разговор.
— Криденс, — Грейвс смотрит на парня нечитаемым взглядом, — если тебе есть, что сказать, говори...
— Мис... Персиваль, — Криденс делает глубокий вдох, точно собирается нырнуть с головой в воду. — Что у тебя с Грин-де-Вальдом?
При всей своей феноменальной способности держаться в любой ситуации, Грейвс все же изменился в лице, пусть и едва заметно, поджатые губы, и чуть нахмуренные брови, но все же...
— Почему ты спрашиваешь? — тон мужчины сменился на ледяной.
— Я... мы с Куинни ходили по магазинам, и он подошёл к нам… — Бербоун от чего-то чувствует себя провинившимся школьником.
— Не разговаривай с ним, — звучит как приказ, хотя это именно он и есть.
— Но он просто поздоровался... — Криденс не понимает, что он сделал не так и от того чувствует обиду.
— Я сказал, не разговаривай с ним! Не отвечай на его вопросы, не подходи к нему, — лицо Персиваля остаётся непроницаемым, но костяшки на его кулаках белеют, так сильно мужчина сжимает пальцы. — И больше не заводи этот разговор.
Криденс опускает голову и часто дышит, внутри бьется обида, и горячие слезы норовят скатиться с ресниц на щёки, от былого чувства защищённости не остаётся и следа. Парень прикусывает губу, стараясь справиться со слезами, и так давно не испытываемой обидой и тревожностью. В конечном итоге ему почти удаётся, какая-то часть Криденса не желает показывать Грейвсу одну из своих истерик, облажаться ещё сильнее. А потом Криденса охватило негодование, почему они не могут выяснить все раз и навсегда.
— Нет! — Криденс только чудом удерживает слезы. — Мы поговорим об этом.
Персиваль удивлённо выгибает бровь, от неожиданности он даже перестаёт держать маску на лице, а упорность парня даже забавляет, поэтому мужчина молчит, ожидая продолжения. — Теперь я часть твоей жизни! — Бербоуна несёт, и он выговаривается не только из-за внезапной встречи. — Нравится тебе или нет, я стал частью твоей жизни! И... и он тоже часть твоей жизни, и это напрямую коснулось меня, не я его искал, он меня! И черт... — Криденс делает вдох немного успокаиваясь. — Что могло произойти такого, что мне следует держаться подальше, я хочу знать, потому, что ты для меня... Я... Ну...
Под конец тирады парень тушуется и замолкает, что вызывает широкую улыбку на лице Грейвса. О, кажется, его мальчик почти признался ему в своих чувствах.
— Хорошо, — после долгого молчания говорит мужчина, — я расскажу.
Криденс удивленно смотрит на Персиваля и шумно сглатывает — его вспышку не просто приняли, его упёртость, проявленную, впрочем, впервые, поощрили.
— Геллерт… раньше мы были друзьями, действительно хорошими друзьями, и даже политика мало повлияла на нас. Я так думал. Но потом... потом Геллерт открылся мне с совершенно иной стороны, знаешь, у всех есть скелеты в шкафу, тайны, но увлечение Геллерта детьми... этого мне было не понять.
Персиваль встаёт из кресла и подходит к окну, стоя спиной к Криденсу.
— Сначала я не мог поверить, но я все видел своими глазами. Мне нужно было срочно заехать к Геллерту, и я... — Грейвс провёл рукой по волосам, на мгновение замолчав. — То, что я увидел, я не мог поверить своим глазам. Но все было так, как было. Девочка, ещё ребёнок, и я просто ушёл.
Криденс смотрел в спину мужчины и недоумевал, услышанная информация шокировала. Парень неосознанно повторил жест Персиваля, который продолжил рассказ.
— Но отойдя от первого шока, я все же решил разобраться в происходящем. Спустя сутки у нас состоялся диалог, в ходе которого Грин-Де-Вальд обвинял во всем алкоголь и «черт, я реально думал, что ей 21!», а потом он сказал то, что заставило меня простить его. Он признал свою вину, и он выглядел раскаившимся, он смог доказать мне, что не знал реального возраста девушки, и что он был так пьян... Геллерт говорил, что понимает всю ситуацию, и что он ответственен за случившееся. И я поверил ему.
Криденс слушал и боялся сделать лишний вздох. У парня было ощущение, что его изваляли в грязи, хотелось отмыться. А тем временем Грейвс продолжил:
— Наша дружба стала вновь налаживаться. Но через время все повторилось. И если прошлая девушка реально была похожа на одну из тех подростков, что ходят в клубы по поддельным правам в свои 16, то следующая... Господи, ей было 13! — Персиваль снова садится в кресло и на этот раз замолкает надолго.
Бербоун смотрит в пол и почти физически ощущает напряжение и вину, исходящие от Грейвса. Наконец, Криденсу хватает смелости бросить осторожный взгляд на мужчину, но Персиваль смотрит в окно, развернувшись вполоборота в кресле, закинув ногу на ногу, он напряжен, нахмурен и мыслями далёк отсюда. Когда парень решает, что история окончена, мужчина начинает говорить:
— Я уговорил родителей девочки подать заявление, и помог предоставить некоторые улики... — уклончиво проговорил Грейвс, — и Геллерта арестовали, ему грозил внушительный срок, но все дело начало разваливаться. Предоставленные улики... С ними возникли проблемы, мои показания как свидетеля объявили ложными, что едва мне самому не стоило свободы. Но главное, родители девочки забрали заявление, перестали отвечать на мои звонки, а на другие попытки пообщаться реагировали так, будто не знали ни меня, ни моих адвокатов.
— Дело закрыли, Геллерта выпустили, а меня обвинили в лжесвидетельстве и преследовании.
Криденс не ожидал такой откровенности от Персиваля. Сама история шокировала парня не меньше, он прекрасно знал, что политика это грязь и помои, но это было слишком. Дети... у Криденса была двоюродная младшая сестра и... черт, если бы с его малышкой случилось подобное. Бербоуна резко затошнило от подобных мыслей, и он схватился за подлокотники кресла и задышал ртом.
— Криденс? — Грейвс свёл брови наблюдая за парнем. — Криденс, ты в порядке?