Beast

      Бербоун отводит взгляд и отрицательно качает головой, это не паническая атака, но отчаяние, которое захлёстывало...       — Мальчик мой, посмотри на меня, — Персиваль взял лицо Криденса в свои ладони и приподнял его. — Тебе страшно?       — Да, сэр... — хрипит парень.       — Чего ты боишься? — голос Грейвса звучит, словно сквозь толщу воды.       — Я... я не знаю. Но… но это все слишком! Почему он на свободе? — Бербоун наконец может сосредоточить взгляд на лице Персиваля.       — Порой все, что происходит слишком несправедливо, и мы платим за свои ошибки высокую цену, — мужчина поглаживает большими пальцами бледную кожу щёк Криденса. — Я не сообщил в полицию в первый раз, и это стоило слишком много, и хуже всего, что платил даже не я, а ребёнок.       — Персиваль... Персиваль, ты не виноват! — парень подаётся вперёд и обнимает Грейвса за шею.       — Криденс, мой мальчик, я виноват...       — Но он был твоим другом, ты не знал... — Криденс вновь ощущает то странное чувство, которое отдаётся нагретым металлом жетонов, прижимающихся к его груди.       — Послушай меня, — то, с какой интонацией говорит Грейвс, ясно даёт понять, он более чем серьёзен и, главное, искренен. — Сейчас ты для меня важнее всего, а Геллерт мастерски отнимает, то, что дорого тем, кто мешает ему... Поэтому, Криденс, прошу, держись подальше от него. Что бы он ни говорил, что бы ни предлагал или просил, просто держись подальше, идёт?       — Да, сэр... — тихо отвечает парень.       Персиваль немного отстраняется из объятий и долго рассматривает лицо Криденса, оставляя в памяти черты лица, запоминая острые ресницы, слишком взрослые глаза, искусанные и обветренные губы. Грейвс впервые не контролирует ситуацию, не хочет контролировать, просто поддаётся течению, поддаётся Криденсу. Когда они знакомятся, Персиваль лишь эгоистично пользуется ситуацией, видя перед собой идеально послушного мальчика, изломанного и такого манящего. Но чем дольше они общаются, тем глубже становится яма, которую копает себе Грейвс: «могила», — запоздало приходит в голову мысль. Эти отношения погубят их, Персиваль знает о Криденсе больше, чем хочет, а, главное, может, показать. Политика и оправданная паранойя делают своё дело, и на столе у Грейвса лежит полный отчёт о жизни Бербоуна на следующий же день после аварии. Вся жизнь парня расписана в сухих строчках печатного текста на листах, аккуратно сложённых в папку — каждый этап жизни, каждое важное событие, каждый момент боли. Грейвс знает все.       Он знает даже о срыве Криденса, случившимся два года назад, когда парень полностью потерял над собой контроль. Бербоун в приступе неконтролируемой ярости, вызванной длительным депрессивным состоянием, которое едва не перешагнуло в апатичное, чуть не убил человека. Парень возвращается после учебы домой на метро, когда группа нетрезвых молодых людей находит забавным пристать к нему. Криденс в тот день получил и так достаточно причин, ломающих его изнутри и приносящих боль, туда же примешалась накопленная годами ненависть матери, издевательства сверстников, наслаиваются и рефлексии, безуспешные попытки принять себя и свою ориентацию. В итоге, Бербоун не выдерживает. Один из парней толкает Криденса в плечо, когда тот не отвечает на один из провокационных вопросов, и это становится отправной точкой. Происходящее дальше для Криденса, как в тумане, он плохо помнит, как валит на пол вагона толкнувшего его парня, и как с несвойственной ему жестокостью бьет его деревянным планшетом для бумаги, до кровавой пены.       Бербоун приходит в себя уже на станции, где его скручивают полицейские. Но это только начало кошмара. Дальше Криденса признают невменяемым. Экспертизы на наркотики, диагноз «острый психоз» с дальнейшей госпитализацией, которая из временной едва не переросла в перманентную. Благодаря Мэри Лу, Криденс отправляется домой, а не в лечебницу для душевно больных, так же его матери удаётся замять случившееся, и добиться того, чтобы этот инцидент не был внесён в личное дело сына. Несколько недель парень проводит в добровольном затворничестве, размышляя, кого спасала его мать — его или себя?       Грейвс все это знает, знает до мельчайших деталей, он даже не уверен, знает ли его друг, Ньют, о случившемся с Криденсом! И сейчас Персиваль уже не может точно сказать, что он испытывает, чего он хочет. Дальше эгоистично пользоваться и, в конце концов, расколоть остатки Криденса, или теперь это нечто большее? Грейвс понимает, что скорее сломает себе обе руки, чем допустит ещё одно испытание для этого мальчика. А тайны — это первый шаг к уничтожению всего, поэтому мужчина решает рассказать о том, что он в курсе тёмного прошлого:       — Криденс, я...       — Мистер Грейвс, Персиваль! — волнуясь, перебивает Бербоун. — Вы... Ты... то, что случилось с Геллертом, мне плевать. Плевать, потому что я люблю вас!       Грейвс застывает с открытым ртом, весь его самоконтроль трещит по швам и, в итоге, рассыпается. Он смотрит на Криденса и вместо ликования и радости, чувствует боль — его мальчик перешагнул последнюю спасительную недосказанность. Последний рубеж, который ещё мог спасти их обоих, давал шанс.       — Мой мальчик... — Персиваль обнимает парня и закрывает глаза, ему нужно быть сильным, и теперь за двоих.