Большая Игра

      Налево. В переулок. Меня окружили алые кирпичные стены. Прыжок через оставленный кем-то открытым люк. Снова налево. Холодный воздух раздирал лёгкие изнутри, а вязкий снежный кисель под ногами то и дело предательски скользил, заставляя сбавлять темп на поворотах. Яростный ветер хлестал бесконечным потоком мелкой крупы моё лицо, заставляя его пылать. Главное - не останавливаться. Налево. Направо. Ещё раз налево.       Незнакомка, ведущая меня через нутро спального района, задала быстрый темп, и мне стоило немалых усилий хотя бы не терять её из вида. Она то и дело оглядывалась, проверяя, насколько сильно я отстал, и продолжала бежать. Казалось, для неё это было что-то вроде утренней пробежки. Она грациозно парила над землёй, словно вовсе и не касаясь её. Куда больше утруждали её периодические проверки моего состояния. А вот я уже изрядно выдохся: останавливаться приходилось всё чаще, ноги, практически обессиленные, то и дело заплетались, что значительно замедляло меня. Честно, я был не в лучшей форме, но этот марафон подкосил меня окончательно. Грязный снег противно хлюпал под ногами, а колошины штанов были запачканы талой грязью. Рыжая уже скрылась за очередным поворотом, мне же только и оставалось, что припрыгивая ковылять по её следам. Надеюсь, она ещё не успела пожалеть о своём решении и не решила бросить меня посреди лабиринта кварталов, так как дорогу назад я уже навряд ли найду, а если ещё и нарвусь на патруль – мне точно несдобровать.       Мои опасения развеялись, когда через пять минут за очередным поворотом я заметил знакомую серую толстовку. Девушка стояла, и, прижавшись к изрисованной граффити стене, курила тонкую сигарету. Я выпрямился, стараясь придать себе более-менее бодрый вид. Вышло не очень. Ватными ногами я подошёл к ней и, задыхаясь, прохрипел:       - Пришли?       - Нет. – не отрывая взгляда от палочки смерти ответила она.       Всем своим видом она показывала недовольство мой медлительностью, но вслух не упрекала. Если я доставляю ей хлопоты, какого чёрта она меня просто не прогонит? Ведь по сути, это она спасла мне жизнь, а не я ей. Что ей мешало просто рвануть одной, когда каратель был занят мной?       Стоять на ногах уже не было сил, и я, прильнув к кирпичу, стёк на холодный асфальт. Сыро, но мне было плевать. Спутница протянула мне начатую сигарету, но я лишь отмахнулся – добивать и без того изнемождённые лёгкие не было никакого желания. Я запрокинул голову и устремил взгляд в небо, где из-за чёрной тучи вышло огромное ночное светило, озарившее мрачную подворотню своим мертвецки-бледным светом. Увидеть полную луну в городе – редкое счастье. В основном, правда, из-за отсутствия времени. Но в сочетании с хороводом падающих снежных хлопьев зрелище воистину завораживало. Была в этом какая-то магия... Не та примитивная показуха с доставанием зайца из старой лоснящейся шляпы, а именно природное чудо, такое обыденное и такое волшебное. В такие моменты хотелось забыться и стать кем-то, или даже чем-то другим, кружиться в бесконечном танце, падая и падая в бездну…       Очарованный лунным сиянием, я не сразу обратил, что ко мне обращались.       - Эй, вызывает Земля! – уже с легкой улыбкой, но требовательно обратилась рыжая, толкая меня в плечо.       -Что? - вырванный из магического транса вопросил я.       - Зовут тебя как?       Вопрос дошёл до меня не сразу, но, придя в себя, я поспешил ответить:       - Семён.       - Семён… - протянула собеседница, будто пробуя имя на вкус. На секунду её лицо приняло отрешённое выражение, какое, должно быть, было и у меня: рот чуть приоткрылся, взгляд стал каким-то мутным, несобранным. Некоторое время она отстранённо разглядывала тлеющую в руках сигарету.       - А тебя? – решив прервать затянувшуюся паузу, подал голос я.       - М? А, Алиса, - очнувшись и вновь поднеся сигарету к губам произнесла она.       - Ну, наверное, приятно познакомиться. – несмело признался я.       - Наверное, взаимно.       Напряжённость между нами немного спала. Грудь уже почти не болела, но дыхание всё ещё отдавало привкусом железа во рту. Я медленно встал, отряхивая промокшие брюки. Градус был около нуля, и перспектива подхватить воспаление лёгких меня не радовала.       Где-то в переулке заорали выясняющие отношения коты, и только тогда я заметил, что они являлись практически единственными нарушителями ночной тишины. Мы забрались так глубоко в недра жилого квартала, что не было слышно ни мчащихся по автострадам машин, ни заунывного ветра, бессильного преодолеть выстроившиеся ратью стены многоэтажных домов.       - И всё же, кто ты и что там делал? – уставившись на меня, сказала Алиса. Диалог начинал всё более походить на допрос, что меня, честно говоря, напрягало.       - Долго рассказывать. – пытаясь уйти от ответа, буркнул я.       Алиса сверила меня своим прожигающим взглядом, от которого хотелось бежать, мчаться без оглядки, лишь бы скрыться от этих пылающих янтарных очей. Отражение в зрачках рдеющей сигареты лишь довершало производимый эффект.       - А я уже и не тороплюсь. – сухо произнесла она.       Я колебался. Правильно ли было вот так, зная Алису менее часа, открываться ей? Доверять ей то, что я скрывал долгие годы даже от самых близких, немногочисленных друзей? Имел ли я право на такой риск?       Алиса и вправду не спешила. Стояла рядом и, не моргая, следила за моей умственной работой. Что я, в конце концов, теряю? Она сама, как понимаю, не в ладах с властями, так что последнее, что она сделает – побежит сдавать меня. По крайней мере, хотелось в это верить… Как бы там ни было, моя жизнь сейчас стоила куда меньше её расположения ко мне.       Я нашарил застёжку куртки – форму водителя я сразу скинул неподалеку от фургона – и молния с визгом разошлась. Так же пальцы расправились с пуговицами лёгкого кардигана, хоть и с некоторым трудом. Руки дрожали, не то от холода, не то от нарастающего волнения. Я поздно спохватился, как поймёт меня моя новая знакомая. Но та лишь с интересом наблюдала за моими действиями. Что же, тем лучше. Рубашка распахнулась, и нагой торс открылся декабрьскому морозу, покрываясь гусиной кожей. Прямо в центре груди – аккуратный круг, на треть покрытый темноватой загрубевшей кожей, образующей тупой угол, исходящий из центра циферблата. Потраченное время.       - Метка? – Алиса была удивлена - Ты игрок?       Я молча кивнул головой.       - Останавливаешь время?        А это девочка быстро смекает, что к чему. Второе откровение за ночь? Рубить правду-матку – так до конца.       - Перемотка. На небольшие отрезки времени.       - А это…       - С каждым использованием пятно растёт соразмерно возвращённому времени. Не знаю, что случится, когда оно достигнет двенадцати, но с каждым разом мне хочется этого всё меньше и меньше.       Рыжая не отводила глаз от клейма. Но теперь в них читалось… восхищение, что ли. Конечно, наверняка остались ещё игроки помимо меня – взять того же убитого охранника, в чьих способностях я с каждой минутой сомневался всё меньше и меньше. Его голос, более похожий на звериный рёв, всё ещё эхом раздавался у меня в голове. Но другие точно не светили первым же встречным свои метки, ещё и подробно объясняя, что, где и как работает. Так что такая реакция не вызвала у меня удивления.       Но всё же такое наглое разглядывание меня смущало. Я принялся приводить одежду в порядок, но Алиса не отрывала взгляда от пятна, пока оно не скрылось под шеренгой пуговиц. Тогда она подняла свои глаза на меня, бросив окурок под ноги и вдавив его в грязный снег, и спокойно промолвила:       - Ладно, пойдём, тут уже не далеко.       Шли мы ещё минут пятнадцать. Алиса уже не бежала, но неспешным её шаг назвать было трудно. Улицы становились всё уже и темнее, окна домов, местами выбитые, местами просто заколоченные досками смотрели на меня со всех сторон, и у меня появилось смутное предчувствие, не желает ли моя новая знакомая по-тихому избавиться от меня как от свидетеля. Отгоняя подобные мысли, я пытался наконец разобраться, что же со мной произошло. Вот она – моя жизнь, такая повседневная и устоявшаяся, пусть под вечным страхом быть обнаруженным, пусть без уверенности в то, что однажды в мой дом не постучатся люди в форме, но всё же – обыкновенная жизнь. Хотя, это выражение ошибочно, любая жизнь является обыкновенной. Может быть, правильнее сказать – обыденная, такая же, как у всех. Но вот, одно мгновение – и её нет. Не по воле случая, не по злому року, а по моему собственному выбору. Я сам сжёг мосты, сам объявил себе приговор... чуть не поплатившись жизнью. Просто лишил себя в один миг всего, что имел. Но ради чего? Ради человека, которого видел первый раз в жизни? Или ради чего-то большего? Ответы не находили выхода в бесконечных коридорах моего разума.       Я пытался отвлечься, но всякий раз возвращался к сцене у фургона. Может это место было просто помечено смертью? А я лишь направил меч Немезиды на палача? Может быть. Перед глазами возникло лицо парня со следом: глаза, не более секунды назад смотревшие на меня как на муравья, которого он собирался раздавить, вдруг сделались стеклянными, а широкий рот, искривлённый победным звериным оскалом, вытянулся, образуя прямую линию от щеки до щеки. А за ним – жертва, поменявшаяся с охотником ролями…       В голове вдруг всплыл вопрос, и я, даже не задумываясь о последствиях, поспешил озвучить его.       - А как ты сняла капсулу?       Алиса резко остановилась, и я замер в нескольких метрах позади. Она медленно повернулась, и неспешной лёгкой походкой направилась ко мне. Ох, как не понравится мне огонёк в её глазах, лукавый, как и мелькнувшая на лице ухмылка.       - Ну что ж, – игриво улыбнулась она – откровение за откровение.       От её тона невольно возникла теория, что слово откровение произошло скорее от корня «кровь». Меня пробрала дрожь, но с места я не сдвинулся. Рыжая закатила рукава, и в голове промелькнула забавная мысль, что меня сейчас будут бить. Ну как забавная. До тех пор, пока она не воплотится в жизнь…       Алиса развернула тыльные стороны ладоней к лицу, сжала их в кулаки и встала в стойку боксёра. Мысль об избиение показалось уже не такой глупой. Чёрт, да она серьёзно?       - Я просто сожгла замок. – всё так же улыбаясь промурлыкала она.       Я не совсем понял, что она имела ввиду, пока не разглядел в тусклом свете фонарей шрамы на её руках. Две симметричные, тёмно-багровые зигзагообразные полоски образовывали по «молнии» на каждой руке, оканчивающиеся у локтей.       - Так… ты… - в горле пересохло, и каждое слово давалось с огромным трудом.       - Ага. Как и ты.- коротко, но понятно объяснила Алиса.       Сказать, что я был ошарашен – ничего не сказать. Всё моё представление о таких, как я, рухнуло в одночасье. Я думал, нас истребили, но вот я уже встречаю второго игрока за сутки, и даже как-то плевать, что первый пытался меня убить. И все эти смерти, «чистильщики» и аресты… Мозг просто отказывался обрабатывать такое количество свалившейся на него информации. Алиса, видимо решив, что сказала уже достаточно, развернулась и не дожидаясь меня направилась дальше по тротуару. Мне ничего не оставалось, кроме как смотря под ноги и стараясь ни о чём не думать плестись за ней.       Вскоре мы повернули на хорошо освещённый проспект, и обдаваемый светом фонарей я окончательно успокоился. Алиса остановилась у полупрозрачной витрины, над которой тусклым зелёным светом сияла старая неоновая вывеска «Химчистка». Свет внутри не горел, судя по всему, химчистка уже не работала. Рыжая подошла к стеклянной двери и отстучала по ней нехитрую комбинацию – два коротких, три длинных, два коротких. Я встал чуть поодаль под фонарный столб и, оперевшись об него, стал наблюдать за происходящим со стороны. Несколько минут ничего не происходило. Алиса постучала повторно. Через минуту где-то в глубине прачечной послышались шум и возня, вслед за которыми, оттуда же, раздался недовольный мужской голос:       - Мы закрыты! Приходите завтра!       Алиса еле слышно выругалась и оттарабанила ещё раз. Внутри зажегся свет, и через витринные окна стал виден быстро приближающийся к нам силуэт. Дверь слегка, но резко приоткрылась, чуть не зашибив Алису, и из-за неё показалась русая голова молодого парня в очках. Он внимательно оглядел мою спутницу, и, чуть запинаясь, произнёс:       - Двачевская? Что случилось? – меня он не заметил. Обращался он к моей знакомой по фамилии, но сразу становилось понятно, что знакомы они довольно хорошо.       - Игоря накрыли. – не дожидаясь приглашения, Алиса распахнула дверь и встала на пороге. – На квартире была засада, мне едва удалось сбежать. Кстати, познакомься – это Семён. – наконец представила она меня.       Я тихо вышел из тени фонаря и протянул очкарику ладонь. Не ожидавший моего появления, парень вопросительно посмотрел на Алису, а потом на меня. Но руку всё же пожал.       - Шурик – недоверчиво представился он.       - Семён мне здорово помог, так что не стоит его бояться – польстила мне рыжая, проходя куда-то вглубь прачечной. Шурик, не отпуская мою руку, проводил её взглядом, но после, будто вспомнив обо мне, уже более дружелюбно пригласил:       - Проходи.       Я протиснулся в дверном проёме мимо всё ещё сонного Шурика и последовал за спутницей. Алиса устремилась меж рядов стоящих в зале огромных стиральных машин прямиком к единственной, помимо входной, двери, служившей, должно быть, переходом в подсобное помещение. Шурик, огибая меня, быстрым шагом поспешил за ней, но ничего не сказал. Я не спеша шествовал в конце процессии.       Двачевская распахнула дверь подсобки, из которой лился мягкий оранжевый свет, и нырнула внутрь. Шурик, видимо, привыкший к такому поведению, без слов вошёл за ней, оставляя дверь настежь открытой, словно предлагая идти следом.       Подсобка, служившая, судя по всему, так же спальней и кухней одновременно, представляла собой небольшую комнату, примерно пять на пять метров. В ней творилось колоссальное безобразие, несравнимое даже с моей квартирой, которую такие хозяева предпочитают называть «творческим беспорядком». На полу были раскиданы какие-то транзисторы, переключатели, электродетали, картонные коробки и многочисленные пластмассовые канистры с содержимым самых разных цветов. На стене, немного покосившись, висел автоматически включившийся жидкокристаллический телевизор, что-то бубнящий про очередные успехи на западном фронте и про благодарность за них решениям Великой Партии. Сколько я себя помнил, война не прекращалась ни на неделю: менялись места военных действий, ситуации на фронтах. Неизменным оставался только враг – весь мир, не входящий в Евразийский союз.       В плане косметического облика комнаты обстановка была не менее плачевной. Стены были обклеены старыми, местами отставшими или просто оторванными обоями. Тут же стоял старый вельветовый диван, настолько потёртый, что с трудом удавалось разглядеть некогда яркий орнамент на ткани. Перед диваном стоял стол-верстак, на котором в одну кучу были навалены ломти колбасы, буханки хлеба, грязная посуда, пара мотков изоленты, плоскогубцы, молотки и прочая слесарная утварь. Хозяин поспешил разобрать завал, сметая всё с половины, в которой по большей части находился рабочий инвентарь, в тёмный целлофановый пакет и спрятал его в стоящий у стены шкафчик. Со второй половиной, в которой над болтами и гайками преобладали съестные припасы, он обошелся не менее бесцеремонно, собрав всё в охапку и наспех запихнув в маленький холодильник стоящий в углу комнаты. Проделывал он всё это впопыхах, постоянно что-нибудь роняя, и наблюдать за ним было довольно забавно. Наконец Шурик прекратил возню, и, смахнув со стола оставшийся мусор, жестом пригласил присаживаться.       - Я не чаёвничать пришла. – огрызнулась Алиса.       Тяжело вздохнув, Шурик рухнул на диван.       - Да уж и сам понял… - снимая очки и потирая заспанные глаза сказал Шурик. Только при свете люминесцентной лампы я смог более детально рассмотреть его лицо: землистое, заострённое, будто грубо выбитое стамеской. Тёмные мешки под глазами говорили о том, что парень страдал бессонницей, и наш визит нарушил час его редкой дрёмы.       - Все наши начинания идут прахом. Как бы мы не готовились, они всегда оказываются на шаг впереди. Мы не можем больше ждать! – с жаром выпалила Алиса. – Ещё немного, и они заявятся сюда. Нам пора действовать!       - И это ты говоришь после того, как сама объявила об Игоре? – начал заводиться злой и не выспавшийся Шурик. Он пристально посмотрел Двачевской в глаза, но через пару секунд сам отвёл взгляд, признавая своё поражение.       - Он и так достаточно помог нам. – продолжила прерванную речь Алиса. – Не спорю, без него нам придётся не просто… но у нас есть планы, расписания смен. И пока есть шанс, мы должны попытаться.       Алиса выжидающе замолчала. Шурик тоже умолк. Он бездумно водил пальцем по покрытой царапинами и тёмными масляными пятнами фанерной столешнице, будто вмиг забыв о нас. Лишь через минуту молчания, он всё так же, не поднимая на нас глаз, произнёс:       - Делай как знаешь. Я всё подготовлю, но под пули-то лезть не мне.       - Не тебе. – согласилась Алиса.       На меня они вовсе не обращали внимания. В ином случае я бы остался этим доволен, но сейчас я деликатно прокашлялся, напоминая о своём присутствие, и набрав полную грудь воздуха, на одном дыхании выпалил:       - Я вижу, что вы увлечены обсуждением какого-то своего важного дела, но, так понимаю, при мне вы говорите об этом не просто так.       Шурик не отреагировал на замечание, продолжая выводить пальцем на столе незамысловатые узоры, будто не услышав меня. Двачевская, скрестив руки на груди, бросила задумчивый взгляд в мою сторону, словно сомневаясь в моих выводах. Но тут же, стремительно направившись к выходу, через плечо бросила мне:       - Иди за мной.       Оставив всё так же находившегося в прострации Шурика в одиночестве, я поспешил следом. Мы вышли на улицу. Снег уже не шёл, и, не смотря на темноту, мир казался необычайно чистым и прозрачным, как свежий воздух после грозы. Мы прошли пару кварталов, огибая лужи талой грязи, и остановились у пожарной лестницы одного из домов.       - Дальше наверх – всё так же ничего не объясняя, приказала рыжая.       Ржавый метал то и дело скрипел под ногами, но через несколько пролётов мы поднялись на крышу здания. Я сразу понял, что оно было самым высоким в этом районе– точно не считал, но, кажется, этажей девять. Отсюда весь город был виден как на ладони. На востоке, над покрытыми белой пеленой крышами домов, уже появилась тонкая светло-лазурная полоса – начинался новый день. Да и всё небо как-то менялось. Далеко на севере города, словно вулканические острова в океане жилых домов, виднелись многочисленные трубы ТЭС, извергающие в небо нескончаемый поток чёрного дыма. Правее расположились небоскрёбы Облачного района – центра города, в котором, по большей части, располагались всевозможные ведомства и министерства. Там же, чуть поодаль, на небольшом обособленном холме, стояла громоздкая, возвышающаяся на сотни метров уродливая и одинокая телебашня на четырёх опорах, взирающая вниз на город, как всевидящее око над своими владениями. Именно на неё указывала Алиса.       - Видишь? Это башня центрального телевидения. Круглые сутки они вливают свою дрянь в уши людей. Новости, казни, военные сводки – всё это тоннами валится на массы людей, давя на них, удерживая на цепи. Не винтовки и пистолеты - вот что действительно является их главным орудием. Очисть людям разум, и они сами поймут, где истина. И завтра телебашня падёт, как карточный домик. И поможешь нам в этом ты.       Закончив свою пламенную речь, Алиса перевела взор от меня к главной антенне, будто желая силой своей вольной мысли и идеей сокрушить её. Я медленно подошёл к краю крыши, у которого, спиной ко мне, оперевшись на бетонную ограду, стояла Алиса, и из-за её спины взглянул на телебашню.       - И моим мнением, я так понимаю, никто интересуется?       - Именно. – не отрывая глаз от телебашни, с вызовом кивнула Двачевская.       Похоже я никогда не перестану делать глупости, за которые буду потом себя корить. Или же напротив - просто перестану жалеть о случившемся. И вообще о чём-либо.       - Значит, я с вами.       Алиса развернулась ко мне. Она была не то чтобы удивлена, но видно всё же сомневалась в том, какой же ответ я дам. Минуту постояв и подумав ещё о чём-то, она так же, не проронив ни слова, прошла мимо меня, и спустилась по пожарной лестнице. А я ещё долго стоял на крыше, освещаемый розоватым светом восходящего солнца, наблюдая за рождавшимся днём, пытаясь осознать, во что я ввязался.