Вечер трудного дня на Сеновале, или один день из жизни Белок

      Поскольку Сеновал и ночью может быть открыт, имеется и кухонька с печечкой аль керогазиком, и банька, и прочие удобства на случаи разные. Даже медкабинет со старушкой знахаркой. Зовут ту знахарку Михалыч. Дружба наша еще с крепостного права идёт, так што вспомнить много чего найдётся.       Дак о чём эт я… Ах да. Сурова Михалыч, язычница к тому же. Богине Гигиене и богу Санэпиднадзору сильно молится. Сенные девки её как огня боятся. И обнаружила она тут, что колодцы (оне жа кулеры по-новому) нечищены, а воду мы оттудова пить изволим. Вызвала, стал быть, обслугу на ближайшее время, ибо тишина вроде и покой на Сеновале как раз в те поры установились.       Явилися работники во время назначенное. Околотышным да опричникам скомандывали — «Запускай!», и жертву поджидать стали. Любят у нас люди разнообразные развлечения, с курьерами всяческими связанные, а тут надолго и всерьез человеки пришли, да к концу рабочего дня — этож счастье какое! Сантехники да электрики уже все обученные, без анестезии не заходят.       Дошли наконец до нас калики перехожие, числом трое. Сеновальские наши на них глядючи рты пооткрывали, да радостно сразу за дело и принялись. Михалыч с тем самым выражением, что «покер-фейс» именуют, встретила их, да фронт работ распределять начала. Но не успела. Громко так, на весь Сеновал, стон восторженный –«Оооо!!! Отцы- староверы?!» «Да нееее — Зизи-Топ!» ИБО! Из троих двое — бородищи новомодные, до груди, прически петушатые, ориентация — север.       А уж как третьего разглядели… — «А вот и БЕЛОЧКА пришла!!!» — ибо рыж оказался, и хвостат! И тоже лицом пушист — но, не так как эти двое. Жертва определилась! Отцов-староверов отделили — в кухню отправили, там аженки два кулера, пущай возятся, а этого мы с Михалычем на расправу оставили.       Впрочем, на кухню сразу наш главный красавец в полукафтанье «в облипочку», якобы за иноземным бодрящим напитком отправился, так что перспективненько так история обещала закончится. А у нас насторожились, ждут. Ну и понеслось. — Ну что, — спрашиваю, — Михалыч, ты как, День Ангела сегодня али завтра праздновать собираешься?  — А чего тянуть-то, — отвечает, — всё едино нажраться придётся. А из угла Елисей:  — Олёна Минаевна, а что же Вы грибов-то не спросили принести?  — А поштож, — говорит, — Елисеюшка, оне мне? Меня, вон, Боярин знатным гербарием презентовал. Как продегустирую — что останется вам вкурить отдам.       А вьюнош тем временем кулер на составные разбирает и все шире глаза открывает. И тут мы к нему подходим и спрашиваем, мол, не надо ли чего? И пока думал, болезный, подзываю к нам девку Нимфодору. Девка смачная, во всех отношениях ладно сложенная, да и умом сильная (других Боярин и не держит), и на всякие шутки суровые дюже охочая.  — Обслужи, — говорю, — труженика, чем можешь помоги. Глаза у этого бедного Белочки приняли совершенно ненормально вертикальное положение, бровки к маковке уползли, а Нимфодора губы эдак сладко прикусила и с придыханием:  — Конечно… обслужу, Белка Белковна! Да и села на лавку супротив него, ножки свои стройные в сторонку коленочками, как обучена, сложив… Сама скромность. Очи свои с фиолетовыми контактными линзами опускает и томно так: — А там, на кухне, двое еще… — Не изволь беспокоиться, — Михалыч ответствует, — за ними Пафнутий присмотрит. Нимфодора губёшки надувает: — Ну вот, ему всегда больше достается! А из угла Елисеюшка: — Нимфа моя, не печалься, щас начальство свалит, мы с тобой у них по закромам пошарим, компенсируем все! Можно ведь, да, Белка Белковна?  — А чож нельзя-то, — ответствую, — мы все едино ничего путного, окромя конопельки тут не держим! — Конопелька это тоже неплохо, у вас подиж элитное чо-нить сныкано! А Михалыч: — То-то и оно, что сныкано! Белки они ж беспамятливые! Попрячуть свои припасы, а потом не помнять чо и где!       Другая девка, именем Христодула (Хрыська то исть), очечки модные на носу точеном поправляет одной рукой, а второй — бюст нерукотворный, и интеллигентно выдает: — Зато они по забывчивости своей разведению лесов орехами да желудями способствуют! Михалыч (задумчиво): — Этак у нас конопельные заросли скоро тут будут… — Да ну, — говорю, — Михалыч, нафига нам конопельные заросли? Ты детство наше вспомни? А? У тебя за сараем сколько ее росло? А у меня так вообще высоченная какая — помнишь, мы ж из неё шалашики строили! Тут Пафнутий из кухни мордаху почти счастливую высунул: — Это как это? — спрашивает — Да так, — это уж Михалыч отвечает, — Верхушки промеж собой сплетали, вовнутрях утаптывали — чем не шалаш. У Белки вон, на усадьбе, вообще самая густая да высокая конопелька росла! — Ну и чо, — говорю, — нам же и в голову не приходило, что коноплю курят, мы в ней играли! Пафнутий (понятливо-участливо): — Дааа… Тяжелое детство в конопляных зарослях! И обратно на кухоньку, счастья своего штоб не упустить. Бедный работник, в Белочку переименованный, на нас глядючи слегонца взбледнуть изволил, и на дверь выходную косится начал с вожделением. Тут девка Нимфодора к нему обратилась: — А не хотите ли чего? У нас тут можно всё, что можно… Бедный Белочка головой помотал — дескать — ничо, пока работаю… А Нимфа наша длинноногая встает, потягивается по-кошачьи этак, и к нему поближе:  — А потом?  — А потом, — прерываю её я, — ты на него планов-то не строй, я Михалычу ваащет на Ангелов день его планирую подарить! Тут он уже совсем не выдерживает:  — КАК? — спрашивает.  — Да так, — отвечаю, — хук с левой, на плечо взвалю, да в шайтан-арбу отнесу и ей утром завтра во всей красе представлю. Михалыч: — Тока вот не надо хуком! Шкурку попортишь! Нимфодора говорит: — А может Я его сначала вырублю, а уж потом ВЫ его на плечо взвалите???  — Нет уш, — с кухни Пафнутий кричит — давайте лучше Я сначала уговорить попробую! А Михалыч: — Да штож вы злыдни все какие кровожадные, может он добровольно пойдёт? Пойдет ведь? И на Белочку этого рыжехвостого внимательно так смотрит. Тот сглотнул как-то нервно и головой как пони кивает: — Пойду, тока работу доделаю и отчет напишу! Михалыч:  — Давай, друг сердешный, заждалася уже! А из кухни Пафнутий: — А я? Про меня не забывайте!!!  — А у тебя Зизи-Топ вон есть! — отвечаю я, — Ступай с ними, и девку Нимфодору прихвати! И тут уж не выдержали те два молодцА, одинаково бородаты с лица. Такого ржания мы давно не слышали! Думали, припадошных этих, придется отпаивать чем покрепше лимонаду. Отсыпьте, говорят, и нам конопелюшки вашей. А девка Хрыська бюстом своим повела и молвила:  — Так сидят они балдея обкурившись сельдерея… На том всё и закончилось, ибо на выдохе уже ничего кроме всеобщего «бляааа» не выходило больше. Троица эта попросилась к нам почаще выписываться, мы подумать пообещались, ибо за это представление уже не мы им, а они нам должны.