~*~*~*~
Син* не верил себе. Он всегда очень критично относился к своим ощущениям, и это не раз его выручало. Это важное качество — самокритичность — привил ему отчим-европеец, тогда как мать-азиатка наградила его лишь своей фамилией и восточным разрезом глаз, совершенно странно смотрящимся со смуглой кожей и похожей на седину платиной в волосах. Иногда парень напоминал самому себе темного эльфа (тогда как его брат был светлым, да уж), и, как видно, именно это впоследствии привлекло к нему внимание Чиба Мамору, когда братья Сайто переехали после смерти отца Клауса в Японию. Шутка ли — Син с детства учил японский язык, как и его единоутробный брат, но до этого на родине матери они ни разу не были, и это, вкупе с необычной внешностью, явно делало их теми самыми «бака-гайдзинами», за которых тут числили немногих иностранцев. Япония была страной дорогой и довольно чопорной, и братья жили лишь тем, что им капали на счет в банке проценты с доли в компании, которую они унаследовали от покойного родителя. Однако это все история. Син был уверен, брату неважно, где и как они живут, пока он имеет возможность как губка поглощать новые знания и делиться ими с окружающими в своей неповторимой нахальной манере — Клаус по большей части не считался с японским этикетом, любил лапать малознакомых людей, громко разговаривал и частенько бывал наказан за всякие пакости, омрачающие его репутацию одного из лучших учеников школы. Правда, Син заметил, в последнее время брат притих и стал использовать суффикс «сан» в большинстве разговоров по телефону. Может, это обусловливалось тем, что он влюбился в хорошенького мышонка, который учится с ним в одном классе, а может — знакомством с новыми людьми, кто тут скажет. Однако Мидзуно Ами определенно благотворно влияла на его воспитание. Впрочем, Сину сейчас было вовсе не до своего сумасбродного братца. Он очень любил Клауса и очень пекся о нем, разумеется, тот ведь был теперь единственным его родственником, однако… Однако теперь у него были свои проблемы. Нет, конечно, проблемы у него начались еще на пути в Японию — в виде горячечных сновидений о войне и фантомных болей в местах ранений, которых у него никогда не было. Просто по приезде в Токио этих проблем стало куда больше. Хотя как сказать — проблем… Просто в том университете, в который перевелся учиться, Син встретил своего сюзерена, за которого — и против которого — воевал в своих сновидениях. У этого человека были внимательные синие-синие глаза, ускользающая улыбка и настороженные движения. Син ничего не говорил брату — только всматривался в него теперь очень пристально. В зеленющие глаза и пышную рыжую шевелюру, в нахальную улыбку и текучие движения. Клаус напоминал ему каждой своей чертой сумасбродного мальчишку, которого он взялся учить по просьбе их отцов, потому как тот из всех наследников был самым младшим. Вот только до приезда в Японию Син считал, что все это просто сны. Что ж, после встречи с принцем Эндимионом все стало совсем иначе.~*~*~*~
— Сайто-кун! Погоди! — его очаровательная фея, считающая сейлор-воинов похожими на гяру и только что легко преодолевшая целый квартал за полминуты, замерла рядом и засияла глазами, удивительно похожая на лунную принцессу — и настолько же удивительно другая. Син замер, рассматривая девушку и борясь с желанием протянуть руку и мягко скользнуть ладонью по ее щеке. Не только фантомная боль была ему напоминанием о сновидениях, но еще и ужасно сильное желание прикоснуться к возлюбленной фее. С которой познакомился всего пару недель назад, но которую знал, кажется, уже целое тысячелетие. — Я же просил звать меня по имени, — вместо того, чтобы дать себе волю, недовольно заметил он. — Ну мы же оба с тобой из Европы, в конце концов… — Только после того, как ты назовешь меня Миной! — звонко расхохоталась фея и поправила лямку висящей на своем плече сумки. — Потому что мне тоже не нравится это холодное и бездушное «Айно-сан». Нельзя требовать от девушки невозможного, знаешь ли, — голос ее ласково вильнул и взлетел вверх новым смешком. Это было правдой на самом деле. Айно Минако смотрела на него такими восторженными глазами, что сдерживать себя было трудно (во сне Сина она долго испепеляла его взглядами, прежде чем попыталась даже просто пойти навстречу), и парень всячески отстранялся — но вместе с тем наслаждался каждой минутой их общения. Он думал — если даже все это было сном, счастья в том сне было все же мало, в основе своей — только боль потерь, ранения, какие-то темные заклятия, о которых он прежде и знать не знал, и обиды. И теперь… теперь у них было время, и они могли им насладиться. Син мог насладиться, потому что его возлюбленная фея определенно совсем ничего не помнила. — Айно Минако, — строго насупился он, глядя на нее с внушительной высоты своих двадцати лет, — прекращайте вести себя так фамильярно и предлагать мне такие возмутительные вещи! — получилось не слишком-то убедительно — Минако (Минория, ее звали Минория — там, во сне) разулыбалась и повисла у него на руке, совсем не стесняясь того, что сама еще в школьной форме, а уже виснет на взрослом студенте. — И чем это они возмутительны? — вскинула брови она наконец, складывая розовые губы очаровательной буквой «О», и как будто нарочито прижалась к нему поближе. Вот же чертовка. — Тем, что я хочу с тобой подружиться? Заметь, это я пригласила тебя погулять, а не наоборот! — Так я ведь и не отказываюсь, — Син позволил себе короткую улыбку и подумал о том, что во снах его фея звала его по-другому. Наверное, он сходил с ума. — Позволите сопровождать вас сегодня на прогулке по парку, фройляйн* Мина? — он чуть отстранился и галантно предложил ей руку. — Или лучше… ммм… скажем, Мина-ханум*? — Минако прыснула и склонила голову набок, трогательно сжимая его ладонь тонкими пальцами (о, как забавно это выглядело!). — Я буду вам премного благодарна, милорд, если вы будете называть меня соответственно моему статусу, — состроив умильную мордашку, заявила чертовка, и Син вздохнул, решив, что его намек не понят. Да и как он может быть понят, ну право слово, если все это на самом деле — всего лишь сны? Нет, Син не отрицал, что помимо Минако, Мамору и Клауса он был знаком со всеми героями своих видений, но это ведь… это было всего-навсего совпадением! В которые он никогда не верил, но пришел к выводу о том, что явно пора начинать. Потому что его никогда не ранили в плечо. Потому что он никогда не держал в руках меча. Потому что он не имел никакого отношения к действительно похожим на гяру воительницам в коротких юбках, которые могли за полминуты преодолевать расстояние в триста метров и не испытывать никакой одышки. Однако черт его знает, почему он решил попытаться снова. — И какой же статус вам сообразен? — усмехнулся парень, когда они двинулись вперед по аллее — несомненно, к лотку с мороженым. Минако вскинула на него глаза и легко улыбнулась — самыми уголками губ. И — как-то странно ласково погладила подушечкой пальца его руку. Так, как никогда себе ранее не позволяла, хотя висла на нем регулярно, вгоняя в краску свою подружку-мышку, в которую стрелял влюбленными взглядами Клаус, и заставляя смеяться прячущую нос в очередном букете Мако. — Ну-у… — девушка издала длинное «хм-м-м», как будто сосредоточилась на воспоминании о чем-то, и вдруг широко улыбнулась. — Может, не «ханум», а «хатун*», как считаешь? Вид у нее при этом был такой лукавый, что Син, чувствующий себя каким-то совершенным параноиком, едва не схватился за голову. Минако просто поддерживала его игру, тоже при этом используя турецкий, или действительно намекала на что-то?.. — Принцесса? Жена? Наследница? — Син склонил голову набок на манер самой Айно и принялся искоса наблюдать за ней. Девушка озадаченно надула губы и как будто даже прикусила изнутри щеку. Впрочем, размышляла она не очень-то долго — совсем скоро прищурилась и, глядя в пространство, выдала: — Ну-у… если исходить из титула наследницы — то принцесса, хотя на Востоке так не принято, да? — здесь Минако все-таки перевела взгляд на него. — А вот если исходить из того, что жена… — она чуть улыбнулась. — Минория-хатун. Как оно? Или ты прежде султаном именовался? Син машинально мотнул головой в знак отрицания и усмехнулся. — Вообще-то я был рыцарем чистоты и любви. И только потом понял, что все же сморозил. — Богиня и рыцарь, — между тем хмыкнула Минако — и вдруг замерла. — Смотри, как совпало. Значит, — она вскинула на него глаза, — рыцарь Кунцит, господин Восточного предела? Син — Кун — повернулся к ней, ощущая, как дрожат руки и снова накрывает фантомной болью в плече, но глядя в упор. — Мне преклонить колени? Минако — Минория, Мина, его любовь — отбросила со лба челку и сверкнула глазами. — Лучше уж поцелуй.