Любовь во время зомби-апокалипсиса

Около десяти часов вечера, после получаса поисков, доктор Алек Мерсер все-таки нашел Гермиону на чердаке. Она сидела на подоконнике и смотрела на улицу. Там не было фонарей, но светила полная луна. Все в доме знали об этом, потому что Феликс Валлен(выдающийся микробиолог, а также ликантроп) в это время занимал одну из камер на нижнем уровне подземелья. Там он ждал, пока пройдет трансформация, в чем ему помогало Аконитовое зелье. — Вот ты где! — сказал Мерсер, закрывая дверь за собой. Его пачки с картофельными чипсами не было. Гермиона предположила, что это как-то связано с Падмой. — Я искал тебя по всему дому. Падма очень волнуется, что ты полетишь за Поттером. Гермиона заговорила, не поворачиваясь к нему. — Это вряд ли. Я не очень хороша... в полетах. Или скорее совсем не хороша. — Да? Я думал, у всех вас, магов, есть метлы? — Значит, у меня нет способностей, — призналась она. — Ты сказал, Падма искала меня? — Да. Лютор звал тебя. У Гермионы заняло пару секунд, чтобы вспомнить, что так Мерсер называл Малфоя. — Что он хочет? Австралийский ученый повернул пустой ящик и придвинул его к окну, чтобы сесть около Гермионы. — Он не говорит ничего, кроме как пошлите за грязнокровкой, — Мерсер эффектно изобразил малфоевский точно выверенный приказной тон. — Я спрашивал Патил о нем, и она сказала, что ты знаешь его с одиннадцати лет. Пожалуйста, скажи, что в детстве он был мелкого роста, с плохой кожей, в обносках и страдал от издевательств? Это вызвало у Гермионы усмешку. — К сожалению, нет. А что касается издевательств, то скорее он сам был зачинщиком. Мерсер помрачнел. — Да, я знал таких, как он. Гермиона покачала головой. — Нет, таких, как Малфой, ты не знал, — она наконец взглянула на Мерсера, и он нахмурился, когда увидел выражение ее лица. — Так почему ты здесь? Она поманила его ближе к окну. — Иди сюда и посмотри. Скажи, что ты видишь. Мерсер встал рядом с ней и выглянул в окно, быстро замечая источник ее беспокойства. Там снова было зомби в красной толстовке. Они молчали минуту, а затем Мерсер тихо просвистел. — И правда. Он не просто смотрит. Он наблюдает. — Да. Он был здесь раньше, когда Гарри ушел. Думаю, он заметил открытое окно. Я предположила, что движение просто привлекло его внимание. Но теперь он вернулся, — она сложила руки и тревожно посмотрела на Мерсера. — Алек, ты эксперт по мозгам, что, по-твоему, это значит? — Помимо того факта, что мы называем это «он», подумала Гермиона. И когда это произошло? Мерсер, судя по виду, задумался о вариантах. — Если он наблюдает и ждет, значит, работает не только неосознанная память. Это декларативная память. Он воспринимает семантические вещи: то, что окно открылось, и ему удалось сопоставить этот факт со своей собственной прогулкой по площади Гриммо и вспомнить, что окно вдруг появилось между домами одиннадцать и тринадцать... Гермиона нахмурилась. — Но это значит, он вспомнил! Я думала, это невозможно! — По всей видимости, это тот же уровень развития, что мы наблюдали у гиппокампусов и в боковой префронтальной коре мозга. — Тогда что? Они эволюционируют? Мерсер потер подбородок. — Не они, вирус. Я поговорю с МакАлистер. Скорее всего, вирус мутировал, а обычно они не должны так делать. Кстати, говоря об ужасных, страшных перспективах, я слышал разговоры о поездке в больницу. — Ты все слышал правильно. Я обсуждала со Скримджером идею о перевозке Рона к МРТ-сканеру. — Гермиона немного робко посмотрела на Мерсера. — Если мы поедем... — То и мне придется, — догадался он. — Местный эксперт по мозгам, и все такое. — Алек, я пойму, если ты... — Черт, конечно, я пойду! И пока мы будем там, думаю, можно также исследовать одного из зараженных, если мы с этим справимся? Гермиона выпучила глаза. — Ты хочешь засунуть зомби в МРТ-сканер? Мерсер кивнул со знакомым фанатичным блеском в глазах. Гермиона знала, что иногда у нее самой такой взгляд, и задумалась, а не такое ли у Гарри обычно лицо, как у нее сейчас, в ее моменты озарения. О, Гарри. Она не могла думать о нем без внутреннего беспокойства. — Подумай, сколько мы можем узнать! — говорил Мерсер. Затем он перечислил ей с тщательностью и нейробиохимическими деталями все, что они могут изучить. В этом не было особой необходимости, потому что она уже была согласна, когда он сказал: — Это ключ к спасению Рона.

***

Около полуночи Гермиона спустилась вниз к изолированным камерам. Пять минут она провела с Роном(без изменений), в следующую минуту проверила дремлющего доктора Валлена(который издавал холодящие кровь рычащие звуки во сне), а затем наконец остановилась около камеры Малфоя. Он расхаживал — нет, метался — в своей камере, шаркая ногами по полу. Гермиона ощутила его запредельное раздражение. Также она поняла, что оно направлено на ее медлительность в выполнении его требования. Она вытащила палочку. — Чего ты хочешь, Малфой? Он не усмехнулся. Да, он точно очень раздражен. — Чего я хочу? Давай-ка посмотрим... Город? Дом? Комнату? Может, кровать? — он приостановился. — Как насчет женщины? Сияющей прелести и сокровища всего моего королевства, мысленно закончила Гермиона, вспомнив одно санскритское стихотворение, на которое он намекал. И сразу же захотела дать себе по голове. Романтическая поэзия и Драко Малфой — безумное сочетание. Он явно заставлял ее думать о том, о чем ей совсем не хотелось бы. — Невозможно. Чего еще ты хочешь? Малфой подошел к решетке, и Гермиона украдкой убедилась, что стоит вне расстояния вытянутой руки. Малфой заметил эту вспышку тревоги, и, конечно, ублюдок послал ей этот понимающий взгляд. Он выглядел гораздо хуже, чем четыре дня назад, теперь со светлой щетиной на нижней части лица и все в той же черной тюремной одежде. Только теперь она измялась и запылилась. Падма дала ему какую-то мазь и бинт для поцарапанной руки. Он рассеянно теребил повязку. — Я хочу в ванную, — сказал он, и она ему поверила. — Это я могу предоставить, но я хотела бы отсутствующую главу из твоей формулы Д. Р. А. К. О. Он усмехнулся. — Едва ли это справедливая сделка. Она приподняла бровь. — Да? И как долго ты не был в ванной? Шесть лет, поспорила бы она. Гермиона читала характеристики автоматической тюремной камеры Симуса. Магия камеры ежедневно очищала спальное место и одежду заключенного. Также она уничтожала пыль, сажу, грязь на всем, включая заключенного. Базовые уходовые заклинания обеспечивали ежедневную стрижку волос и ногтей до разрешенной длины. Единственный источник воды в камере был в туалете, который нельзя смыть. Отходы автоматически переводились в канализацию вне тюрьмы. — Разреши мне принять ванну, и, возможно, мое настроение улучшится настолько, что я мог бы дать тебе одну страницу? — он приподнял обе брови с такой искренностью, отчего стал как будто на пять лет моложе. — Что скажешь? Она бы сказала, что он действительно хочет в ванную. После всей этой «сухой чистки» ванная или горячий душ у кого угодно были бы на первом месте в списке желаний. — Если честно, сомневаюсь, что мне было бы не все равно, что я заметила бы, что твое настроение улучшилось. Он ответил ей почти довольным смешком. — Не помню, чтобы ты была такой нахальной. — Не помню, чтобы ты был полностью в моей власти. Малфой рассмеялся — коротко и резко. — Туше, грязнокровка. — Не называй меня так. Он осторожно всмотрелся в нее. — Но это не задевает тебя, так? Как любопытно. Ты понимаешь, что я вижу это. Другие краснеют или злятся. Ты едва закатываешь глаза. Скажи, это из-за слова или из-за меня? Только не говори, что я утратил навык со времен Хогвартса? — Нет, скорее я его приобрела, — Гермиона втянула в себя воздух, сделала шаг вперед и приготовилась открыть дверь его камеры. Он стоял на том же месте, наблюдая за ней оценивающим взглядом, будто хищная птица. Сейчас или никогда. В конце концов когда-нибудь им придется позволить ему подняться наверх и работать с остальными в лаборатории. Его предыдущая попытка заставить ее поверить в его чувство самосохранения дала Гермионе много пищи для размышлений на последние несколько дней. Она надеялась, что не пожалеет о своем решении и о том, что теперь он привязан к ней. Как и многое другое, Драко Малфой теперь ее ответственность. — Давай проясним кое-что, Малфой. Сбежишь — и твое помилование отменяется. Причинишь вред мне или кому-то еще — помилование отменяется. Есть военный закон для всех: и для магглов, и для магов. Раньше применялись меры принуждения и самосуд, чтобы наказывать грабителей. Представь, что этот закон сделает с осужденным убийцей и террористом. Дверь открылась. — Только если зараженные не убьют тебя раньше. Ты меня понял? Он вышел из камеры и обошел вокруг нее, снова загоняя в угол. Гермиона предположила, что даже если бы он был в другом конце коридора, он все еще смог бы загнать ее в угол. Она посильнее сжала палочку и не сдвинулась с места. Малфой прошел по коридору, останавливаясь около камер Валлена и Рона. Если учесть, что он сидел в подземелье четыре дня, то он скорее всего знал о состоянии последнего. Там на больничной кровати лежала ее собственная ахиллесова пята. Гермиона могла выдержать любую колкость Малфоя о своей крови, интеллекте, достойности, но не о Роне. Теперь, когда Гарри на Тарансее, она чувствовала себя еще более уязвимой, более беззащитной, менее... сильной. К удивлению, она не ощущала одиночества. Учитывая, что она единственный ребенок и ей приходилось метаться между двумя мирами так долго, одиночество стало ей привычно. Она приготовилась услышать замечания и жестокие насмешки. Их не последовало. Что бы он ни думал о Роне или даже о Валлене, Малфой оставил эти мысли при себе. Гермиона не считала себя наивной и не верила, что он сделал это, думая о ее чувствах. Она подозревала, что скорее он догадался, что ее лимит терпения на сегодня иссяк. Когда он удовлетворил свое любопытство, Малфой наконец подошел к ней. Она едва доставала макушкой до его плеч. — Я понял. Несмотря на то, что он не мылся четыре дня, от него не пахло, как от Рона или Гарри, например. Она подумала, что у него какой-то свой собственный запах. Он не был неприятен. Она уже не знала, о чем думала. Наверное, это все ее измученные нервы. Если честно, часть ее все еще ожидала, что он треснет ей по шее при первой же возможности. Гермиона провела его наверх и мимо лабораторий, где некоторые все еще работали. Слышалась музыка. Кто-то играл Майкла Бубле. Одна из молоденьких колдомедиков вышла посмотреть на Малфоя, а затем убежала обратно в лабораторию. Гермионе показалось, что та даже издала писк. Пару секунд спустя уже пять человек стояли у входа в лабораторию, уставившись. Магические члены команды очень хорошо знали, кто такой Драко Малфой. Тем, кто не знал, — это включает магглов и заокеанских экспертов — уже все рассказали. — Добрый вечер всем, — кратко сказала Гермиона. Честно, она ожидала большего профессионализма. На это ей ответили рассеянными кивками. Толпа чуть разошлась, давая пройти Элизабет Кент, одной из агентов Магического Управления США. Она вышла из лаборатории и подошла к Гермионе и Малфою. Гермиона вздохнула, почувствовав неизбежное приближение разговора о бюрократии. — Вы не уполномочены освобождать Объект, — сказала Кент Гермионе, как та и ожидала. Гермиона была не в настроении для дипломатии. — Объект хочет в ванную. Можешь пойти к Скримджеру, если у тебя с этим проблемы. Я уверена, он будет счастлив проснуться в середине ночи после двух бессонных дней. — Ты, должно быть, Дебютантка, — проговорил Малфой сладким голосом, отчего Гермиона закатила глаза. — Я о тебе слышал. Кент была высокой изящной блондинкой, строгой и правильной, с теплотой и харизмой такой же, как у металлического стула. Тем не менее, к смиренному восхищению Гермионы, агент ярко покраснела под малфоевским рассчетливым изучающим взглядом. Это совсем бессмысленно, но Гермиона почувствовала себя вдвое меньше и пухлее, стоя рядом с этими высокими людьми. — Малфой, это одна из наших коллег из Магического Сената США агент Элизабет Кент. Элизабет, это Драко Малфой. Или «Объект», если хочешь. — Разве он не должен быть связан? — спросила Кент. Она вернулась к своему обычному холодному виду и теперь смотрела на Гермиону сверху вниз. Гермиона досчитала до пяти, прежде чем ответить. — Он не сможет работать в лаборатории, если будет связан, так? — И что насчет вязи? Как она может работать, если Поттера здесь нет? Черт. Гермиона не планировала так рано раскрывать Малфою, что теперь она связана с ним или что Гарри отбыл в Лондон. Ладно, это было неизбежно, что он узнает. — Теперь он привязан ко мне, — объяснила Гермиона. — Да? — протяжно спросил Малфой почти шепотом. — Да. Он встал очень близко к Гермионе, улыбаясь ей. — Интересно. — Думаю, ты хотел сказать необходимо. Гермиона вдруг поняла, что все наблюдают за ними. Кент особенно. Она кашлянула. — Агент Кент, если у вас все, то я хотела бы показать Малфою ванную.

***

Ванная комната находилась на одном этаже с лабораторией, хотя использовалась редко, только если кто-нибудь обожжется(восхищенный Мерсер просил Гарри показать Инсендио), или когда нужно было почистить оборудование. Ванна на маленьких ножках, стоящая в середине зелено-черной комнаты, была большой и, следовательно, подходила идеально. Зеркала в ванной не было. Около минуты прошло за проверкой того, что в единственном шкафчике нет ничего острого, тупого или тяжелого. В нем лежали только полотенца, мыло и баночка с кремом для обуви. Гермиона забрала крем. Она вытащила полотенце и мыло из шкафа, остановилась, а затем взяла еще одно полотенце. Малфою наверняка понадобятся оба, решила она. Она отдала вещи ему, и он взял их одной рукой, не благодаря. — Я закрою тебя внутри, — сказала Гермиона, ее голос эхом отозвался в большой комнате. — Часа хватит? — она проверила наручные часы. Сейчас был почти час ночи. — Часа вполне достаточно, — ответил Малфой. Он уже расстегнул манжеты и приступил к пуговицам на одежде. Гермиона благоразумно отвернулась, вышла оттуда и закрыла дверь за собой. Она заперла его, а затем прислонилась к двери, закрывая глаза. Этот день просто не может быть длиннее. Она ошиблась. С другой стороны двери раздалось три стука. Она распахнула глаза. Нахмурившись, она сняла запирающее заклинание и открыла дверь. — Краны не работают, — сказал он. Верхняя часть малфоевской одежды лежала на полу, а он сам остался в черных брюках и уже расстегнул пояс. Его тело было таким же бледным, как и все остальное, с тонкими, редкими светлыми волосками на груди и руках. К удивлению, у него было полно мускулов, хотя он сидел в одной комнате целых шесть лет. Ее внимание привлекли перекрестные шрамы на его животе и спине. Буквально дюжины ровных диагональных белых полос пересекали его напряженное тело. Самые длинные из них вели к бедрам, исчезая под поясом брюк. Очевидно, сейчас шрамы залечились, но их бессчетное количество означало, что когда-то его тело было просто кровавым месивом. Опасным для жизни, возможно. Гермионино живое воображение тут же изобразило вид свежих ран, и она не могла не вздрогнуть. Она понадеялась, что он не увидел, но он, конечно, заметил. К ее раздражению, выражение его лица было нечитаемым, хотя ей показалось, что там промелькнула какая-то обреченность. Гермиона не была бы собой, если бы не полюбопытствовала. — Что с тобой случилось? — Возможный вариант возник в ее голове. — Это был Волдеморт? Он помолчал секунду, а затем... — Ты бы предпочла, чтобы это было так? — очень тихо спросил он. Его низкий голос все еще отдавался эхом. Она не поняла вопроса. — Я бы предпочла честный ответ. Почти рассеянно он посмотрел вниз на свой живот, длинными пальцами коснувшись своих переплетенных шрамов. Она подумала, что, наверное, большую часть времени он забывает, что они там. — Мне было девятнадцать. Три аврора поймали меня и другого Пожирателя Смерти. В отличие от моей коллеги, я был им не нужен, так что они распили бутылку джина и взялись за плоскую бритву. Гермиона облегченно отметила, что не так привыкла к ужасу и горю последних четырех месяцев, чтобы не проникнуться тем, что Малфой только что ей сказал. Даже если это Малфой. Постоянно ходили какие-то слухи о недостойных работниках Отдела Правопорядка, но суть старых, закоренелых систем правления в том, что они склонны жить своей собственной жизнью. Через какое-то время система становится живой, дыщащей, она защищает себя, отрывая испорченные части, чтобы предупредить угрозу заражения всего тела. Это другой вид инфекции, медленный, более хитрый. — Ты сказал, что был им не нужен? Ты имеешь в виду, у тебя не было достаточно важной информации? — Нет, — сказал он. — Я был им не нужен, потому что я, в отличие от моей бедной коллеги, не женщина. Гермионе поплохело. Она взглянула на свои руки, которые все еще сжимали палочку, прежде чем поднять глаза. — Плохие люди встречаются везде, если посмотреть, — никакая другая фраза не казалась более уместной. Он улыбнулся ей, и в этом жесте не было ничего дружелюбного. Это была холодная улыбка, полная кипящего, темного напряжения. — Действительно. И один из них находится прямо в этой комнате. Момент откровенности между ними растворился как дым. Хотя Гермионе показалось, что это только в ее голове. Его зловещий взгляд вновь сменился на нетерпеливый. — Так ты починишь этот кран или нет? Ох. Точно. Она произнесла чинящее заклинание над трубой, а затем повернула медный кран с горячей водой. Трубы зашумели на секунду, прежде чем выплеснуть воду. — Вот и все. Он опять не сказал «спасибо», только чертовски раздражающе непрерывно наблюдал. Не очень отличаясь от зомби в красной толстовке, подумала Гермиона, мысленно содрогнувшись. Он положил руку на пояс брюк, когда Гермиона поспешно прикрыла за собой дверь ванной и заперла ее второй раз. Она нахмурилась на свои собственные руки, которые слегка дрожали. Чтобы убить час, Гермиона подумала, что можно выпить глоток или два из запасов Восстановления Спокойствия(читай: выдержанный виски) доктора Кейт МакАлистер в кухонном шкафчике. Это была именно такая ночь.