***
Так что она приходила к Рону ежедневно, иногда дважды в день, минимум на полчаса каждый раз. Гермиона была такая не единственная. Онория часто проводила там время с утра. Падма тоже все время навещала его, но теперь не только лишь молчаливо проверяла состояние и назначенные лекарства. Она рассказывала Рону о своем дне, жаловалась на Мерсера, устроившего беспорядок в лаборатории, и на Скримджера, который вдруг оказался ворчливым пациентом. Гарри начинал волноваться, что все теперь используют Рона как своего личного психолога. Однажды Гермиона даже заметила Феликса Валлена сидящим у кровати Рона и читающим вслух Терри Пратчетта(для интереса он по-разному обыгрывал голоса героев). А сама Гермиона рассказала Рону о прибытии в команду Драко Малфоя и о том, как спустя две недели работы в лаборатории тот успешно приумножил их запас РеГена. В доме это была самая напряженная тема. Без эффективного долгодействующего РеГена даже создание Д. Р. А. К. О. было бы бессмысленным. Гермиона не стала говорить Рону, что Малфой работал почти пятьдесят три часа, чтобы сварить новую экспериментальную партию сыворотки. Падма засекла время шутки ради. Но это перестало забавлять после первых двенадцати часов, когда Малфой отказался пойти спать и покидал свой угол, только чтобы поесть и справить нужду. В конце второго дня Падма заволновалась, что он свалится от усталости, и ему понадобится помощь, которую никто в доме не захочет предоставить. Малфой игнорировал ее. На третий день Кейт МакАлистер захотела вмешаться, жалуясь, что он оккупировал все их ценное оборудование. Он не сказал ни слова, лишь едва махнул рукой на экран монитора, где анализировал микроскопическую схему улучшенной регенерационной сыворотки. Минуту спустя удивленная донельзя МакАлистер зашагала к Гермионе и Падме и заявила, что им бы лучше «оставить мужчину делать его работу». Некоторое время спустя была синтезирована экспериментальная партия, и именно Гермиона ввела ее Рону. Времени для тестов не осталось, потому что его начальная доза РеГена едва держалась. Результатом стало улучшение состояния. Сыворотка естественно все еще требовала доработки, но теперь вопрос состоял не в том, смогут ли они усовершествовать ее, а когда. Рону нужно было еще столько всего рассказать. Гермиона объяснила, как Гарри и Джинни с небольшой помощью Невилла Лонгботтома взяли на себя контроль за островом Тарансей и остальными британскими убежищами, чтобы Скримджер смог оправиться от анемии. Гермиона же, к ее невыносимому чувству вины, напротив, почти пришла в форму, разве что хромота осталась. Но были и другие вещи, в которых можно себя обвинить. Семнадцать магглов и три мирных волшебника погибли во время нападения на остров Тарансей. И самое ужасное то, что это действительно было нападение. Не несчастный случай, когда полчище зомби случайно забралось в катер, и течение вынесло его к берегам Тарансея. Гарри не хотел говорить об этом, так что Джинни говорила за него. Она рассказала им о погребальных кострах, в которых они сожгли погибших, о запахе, что преследовал их неделями, о непробудной, пронизывающей тишине. На время даже дети, прежде неунывающие в силу своей невинности и забывчивости, разучились улыбаться и смеяться. Того, что произошло на Тарансее, никогда не должно было случиться. Люди ждали ответов, и незнание лишь подстегивало их страхи. — Вот почему твой прогресс так вовремя, — сказала Гермиона Рону, расположившись в кресле возле его кровати, скрестив ноги. Было очень поздно. Она сидела в старой мягкой фланелевой пижаме и домашних тапочках, завернувшись в одну из шалей Аиши Малик. Наверху гораздо теплее, но в полностью бетонном подземелии тепло не задерживалось. — Мы узнали, что на волшебников инфекция действует по-другому. Нам бы никогда не удалось этого понять с одним лишь анализом крови. Нужно было заглянуть внутрь. Внутрь твоей головы, — объяснила Гермиона Рону, касаясь его лба двумя пальцами. — Получается, ведьмы и волшебники не становятся зомби в обычном смысле этого слова. Мерсер думает, что они способны сохранить больше сознания. Они могут рассуждать в определенной степени. Что означает, они могут иметь цели, вспоминать, планировать. — Гермиона подтянула колени к груди и обняла их. — Взаимодействовать. Это была самая важная находка. И она объясняла прошлые непредсказуемые появления зараженных, не говоря уже о замеченном Гермионой зомби в красной толстовке. Новость передали другим инфицированным странам, и те вначале восприняли ее с огромным скептицизмом, который быстро сменился недоверием и обвинениями в сторону магического сообщества. Никто сильно не удивился. Когда не осталось новостей, Гермиона подоткнула одеяла, уже заботливо уложенные Онорией Клут, напоследок быстро сжала руку Рона, пожелала ему спокойной ночи и закрыла дверь камеры за собой. Светила полная луна, что означает, их местный оборотень уже занял вторую камеру. На этот раз Феликс Валлен не спал. Невозможно не испугаться огромного двухсоткилограммового монстра, даже когда он наблюдал за ней спокойными голубыми глазами их безобидного микробиолога. Его взгляд помрачнел, когда она остановилась поздороваться. Он прекратил расхаживать на двух ногах, опустился на четвереньки и отступил назад в тень камеры, так что теперь она видела один лишь силуэт чудовища из детских кошмаров. В мире теперь есть вещи пострашнее. Гермиона поняла намек и продолжила идти к лестницам. Она направлялась в лаборатории.***
Свет все еще горел. Как поведал Гарри, который целыми днями сидел в лабораториях словно чересчур заботливый родитель, Малфой наконец поспал(четыре часа), сходил в душ и побрился, а потом продолжил работу с того места, где закончил. Хотя у Гарри потрясающая выносливость, даже он не может не спать несколько дней. Поэтому он попросил Дебютантку «понянчиться» с Малфоем ночью. Агент Элизабет Кент расположилась за столом Падмы, закинув на него длинные ноги. Она сидела в кресле, слегка качаясь из стороны в сторону. В другом конце комнаты Малфой работал, сидя спиной к Кент. — Ты должна спать. Твоя смена начинается через шесть часов, — сказала Дебютантка без предисловий. Кент все время избегала называть Гермиону по имени, и Гермиона так и не поняла, это намеренно или просто часть своеобразного стиля общения. — Я знаю, когда моя смена. Я сама записывалась, — ответила Гермиона. — А прямо сейчас я бы хотела поговорить с нашим постояльцем. Заметный прогресс, что они перестали называть Малфоя «Объектом» после его помощи в Велвунской миссии, решив изменить на «Постоялец». А еще Кент совсем не следует вот так закидывать ноги на стол Падмы, когда там все их образцы, оборудование и заметки, тщательно рассортированные. Кент, должно быть, уловила Гермионин неодобрящий взгляд, потому что опустила ноги. — Всегда пожалуйста, хотя думаю, он неразговорчив как мебель. — Сразу ясно, что ты никогда не видела хогвартской мебели, — пробормотала Гермиона. — Спасибо. Я тебя сменю. Дебютантка сузила глаза. Она к тому же окинула взглядом простоватую пижаму Гермионы. — Ты хочешь, чтобы я вышла, — утверждение, а не вопрос. Гермиона в ответ натянуто улыбнулась. — Пожалуйста. Прошла пара секунд. Кент пожала плечами. — Отлично. Кричи, если понадоблюсь. — Спасибо, думаю, мне не придется. Кент вышла, но не ушла далеко. Гермиона заметила, что та встала прямо за стеклянными двойными дверями лаборатории, и пришлось невольно признать, что она немного рада ее присутствию. Она видела Кент в деле и знала, что Ричардс сам тренировал ее. Как бы Гермионе не нравилась эта женщина, площади Гриммо нужны и Кент, и Ковбой. Гермиона направилась к малфоевскому рабочему месту. То было, как Гермиона отметила с весельем, полной противоположностью месту Алека Мерсера, которое уже переполнилось упаковками из-под фаст-фуда и пустыми банками газировки. Такое состояние сводило Падму с ума. Падму раздражала и другая вещь — малфоевское вопиющее пренебрежение в ношении обычного белого лабораторного халата. Он пропускал мимо ушей любые ее напоминания о бактериях, поддержании чистоты и единой форме одежды. Малфой не собирался кого-либо слушать. Он делал, что хотел, пусть и в установленных ими узких рамках. Этим вечером на нем были те же самые черные камуфляжные брюки и одна из Гарриных рубашек — серая, хлопковая, на пуговицах и более официальная, чем Гарри предпочитал носить. Он не заметил ее прихода, так что она откашлялась и позвала его по имени. Услышав ее голос, он поднял голову, смотря на нее, но не видя. Его волосы заметно отросли. Светлая щетина, круги под глазами, угловатость и бледность резко бросались в глаза. На его лице было написано выражение напряжения, всепоглощающей сосредоточенности. Гермиона отметила также легкое разочарование и очевидную неопределенность, ведь когда решение головоломки вертится на кончике языка... никогда не знаешь, стоит ли достраивать еще одну вымышленную частичку Дженги¹ к шаткой башне теорий и вопросов. Мыслями Малфой был где-то далеко. Как ни иронично, несмотря на то, что Гермиона сама порой ведет себя точно так же, в этот момент она его не узнавала. У нее не было общего прошлого именно с этим сидящим перед ней Драко Малфоем; человеком, которому удалось влачить на себе целое маггловское исследование, будучи в бегах от британского магического правительства. С растущей тревогой Гермиона поняла, что, учитывая все пробелы в их истории, его мотивы выглядели вполне безобидными, а сам Малфой не был ни противным, ни мерзким, ни злым. Если прибавить к этому его удивительные действия в Велвуне, он казался совсем незнакомым. Гермионе Грейнджер не нравилось не понимать сути интригующих ее вещей. Такова ее природа. Если что-то казалось достойным осмысления, то черт, она сделает все, чтобы разгадать смысл. Она на секунду подумала рассказать Гарри об этих тревожных мыслях, но передумала, вообразив ужас на его лице. Гарри бы не понял того любопытства, что прожигало дыру в ее голове. Еще одна ирония — Малфой понял бы. Гермиона вспомнила, что сказал ей Ковбой перед миссией в Велвуне. «Необычное интересно. Ему нравится интересное». В первые пару дней, когда Гермиона еще не до конца вылечилась, но приходила поработать в лабораторию, с Малфоем они почти не общались. Тем не менее, хромая вокруг на костылях, она чувствовала, как его взгляд останавливается на ее ноге и порезе на лбу, словно он вспоминал, что из-за них весь пропитался, по словам Падмы, кровью Гермионы. Несмотря на запоздалый разбор полетов, где Ричардс высказал все свои ужасные теории, почему в их зомби-образце оказалась граната, ни Гермиона, ни Малфой ни разу не упоминали произошедшее в больнице. Смириться с саботажем и так нелегко, особенно учитывая участие Драко Малфоя. Малфой наконец с ней заговорил. — Что? — рассеянно спросил он. Его слова были полны нетерпения и ничего кроме. Он отвечал не своим обычным язвительным тоном. Вот этим голосом он скорее говорил с Кейт МакАлистер или Алеком Мерсером. — Когда ты закончишь? Он потер переносицу и ответил: — Может, день или два. Я работаю не так быстро, как в начале недели. Да, конечно. Усталось действует именно так. — Ты свалишься, если не передохнешь, — сказала она ему. Им хотелось, чтобы он работал в неизменном ровном темпе. Если перегораешь уже к концу недели, что-то явно не так. И в этот момент он отбросил занимающие его мысли. Она все наблюдала, как рассеянный и спокойный взгляд сменяется на хитроватый, как он становится тем Малфоем, знакомым, зовущим ее «грязнокровкой» и усмехающимся фирменной полуулыбкой. Он смотрел на нее, пока не повисла напряженная тишина. Ну, еще более напряженная, чем была. И серьезно, люди когда-нибудь, пожалуйста, перестанут рассматривать эту чертову пижаму? Здесь все-таки зомби-апокалипсис, а не неделя моды. — Что? — сказала она гораздо более резко, чем он. Тень улыбки пробежала по его лицу. — Ты права. Нынешней партии сыворотки хватит на какое-то время. Уизли продержится подольше, — он взглянул на то место, где сидела Кент. — У Дебютантки перерыв? — Я попросила ее подождать снаружи. — Почему? Гермиона выдвинула кресло и присела в него. Раненое бедро закололо. — Потому что, как и в прошлый раз, я думаю, тебе проще торговаться со мной без лишних ушей. Уголок его губ дернулся. Он на секунду повернулся к своей работе, сохранил информацию на экране и обратил внимание на Гермиону. — И будь добра, скажи, о чем же мы торгуемся? — Я хочу те недостающие страницы, и как мы уже обсуждали, тебя полностью помилуют, когда ты их предоставишь. — Насколько я помню, сделка была, цитирую, если ты поможешь нам, Министерство рассмотрит твое предложение. — Да. — Есть шанс, что Д. Р. А. К. О. не сработает. Что тогда, грязнокровка? Я все еще буду помилован? — Конечно. Если ты честно помогал, и оно не сработало... — Честно помогал? — усмехнулся он. — И кто решает, насколько «честной» была моя помощь, м? — Все мы! Я, команда, Скримджер... — И я верю тебе. Но твое мнение здесь мало что изменит, так? Только сейчас она вдруг поняла беспокойство Малфоя, и захотелось ударить себя за то, что не разгадала раньше. Он не доверял безмолвному одобрению Министра. Конечно, Скримджер уже согласился, пусть и нехотя. Но его вынудили, разве нет? Гарри и Гермиона не получили разрешения, когда привлекли Малфоя ко всей операции. Это, несомненно, того стоило, но Малфой явно не принимал прощение Скримджера за правду. Гермиона искренне доверяла Руфусу Скримджеру. И Гарри тоже. Но как и у Ковбоя, у Министра Магии были и секреты, и скрытая безжалостность. От нее никуда не деться, если приходится принимать подобные решения. Малфой словно прочитал ее мысли. — Ричардс выбил бы из меня формулу, если бы ему позволили. Думаю, он уже предлагал тебе это. И также думаю, что ты отказалась. Гермиона молчала. — Не из-за меня, конечно, — он рассматривал ее очень внимательно, почти досконально. — Скорее всего, ты просто не можешь вынести мысль об ответственности за чьи-то пытки. — Ты и правда не думаешь, что тебя помилуют? — спросила она, возвращаясь к главной теме. — Нет, грязнокровка. Не за то, что я сделал. — Я знаю, что ты сделал! Он вдруг посмотрел на нее с сомнением. — У тебя есть доступ к моей папке? — Да. Он сузил глаза. — Хм. — Что? — ее нетерпение росло. — С помощью Ричардса вы можете успешно выбить из меня формулу, но таким же способом не получится заставить меня работать над ней. Теперь понимаешь? Она прикрыла глаза на минуту, ощутив головокружение. Она все поняла, как и то, насколько болезненно наивной была, когда дело касалось мотивов центральных фигур этой игры. — Работа над формулой будет поэтапной. И сначала ты убедишься, что она работает. Поэтому ты практически убиваешь себя, совершенствуя РеГен, потому что Д. Р. А. К. О. без него не получится, и ты не веришь, что Скримджер и правда простит тебе прошлые преступления, — заключила она. Он не ответил, не было смысла. Взяв лист бумаги и ручку со стола, он стал что-то писать. Минуту спустя он передал это Гермионе. Она быстро оглядела аккуратный наклонный почерк. Конечно, понадобится позвать Кейт МакАлистер, чтобы без сомнения сказать, что это значит, но Гермиона знала достаточно и поняла, что именно он написал. То была очередная недостающая страница формулы Д. Р. А. К. О., а первую он уже отдал взамен на ванну. Гермиона моргнула. — Спасибо. — Мне не нужны твои благодарности, — сказал он. — Это сделка, а не знак доброй воли. Потом будут и другие сделки. Сегодня ты получишь эту страницу и еще одну. После того как дашь мне, что я хочу. — И чего ты хочешь? О боже. Он, кажется, задумался.***
Во взгляде Элизабет Кент ясно читалось, что Гермиона сошла с ума. Она не могла винить ее. — Нет! Категорически нет! Ты безумна, если даже думаешь об этом! Ты понимаешь, что там он спокойно сможет убить тебя, разорвать вязь и сбежать? Гермиона ожидала такого ответа. Она закатала рукав. — Ты права. Я не смогу вывести его на маленькую прогулку, если он все еще привязан ко мне. Так что... — она развязала появившуюся на запястье золотую цепь и отдала Кент. Малфой прислонился к дверному проему, сложив руки, и наблюдал за обменом с интересом. — Что ты делаешь? — потребовала Кент. — Если он столкнет меня со скалы или еще что-то, вязь не разорвется, потому что ты все еще сможешь выследить его, так? Что Кент могла сказать? Нет? Она не сказала бы нет, потому что в ином случае у их драгоценного пленника появился бы шанс сбежать навсегда. Малфой мог убить Гермиону и скрыться, но если вязь нетронута, то лишь на время. Они бы отыскали его, куда бы он ни пошел. А когда нашли бы, от выказанного ему шаткого доверия не осталось бы и следа. Кент нахмурилась, когда Гермиона затянула вязь. — Это ошибка, — настаивала она. — Ты поступаешь безрассудно с тем, что тебе не принадлежит. — Чертова формула нам не принадлежит. И я пытаюсь это изменить. Если у кого-то есть идеи получше, как не навредить делу еще больше, дай мне знать, — Гермиона всучила Кент страницу, которую Малфой написал. — Утром отдай это доктору МакАлистер. У нее уже есть первая страница. Мы получим еще одну, когда я вернусь. — Мне придется доложить начальству. — Очень на это надеюсь, агент Кент. Гермиона уже взяла Малфоя под локоть и повела по лестнице в кухню. Нужно взять что-нибудь поесть, пока Кент не настучала Скримджеру или Ричардсу. Она нашла два яблока, оба зеленые, немного твердого сыра, порезанный хлеб и две бутылки имбирного эля. Сложив все в брезентовую сумку, она встала в середине кухни. — Готов? Она вытянула руку, ожидая, что он предложит свое запястье для совместной аппарации. Он посмотрел с удивлением, и возможно ей показалось, но на секунду он выглядел даже чуточку впечатленным. И высоким, Мерлин, он возвышался над ней. Столкнуть ее со скалы при желании не составило бы труда. Он взял ее за руку, так и не предложив запястья. Ладонь у него была сильная, сухая и теплая. Это немножко выбило из колеи, но она все же перенесла их обоих в центр квиддичного поля Хогвартса. И искренне пожелала, чтобы сейчас на ней была не жалкая старая пижама и домашние тапочки.