***
Гермиона понятия не имела, что у слизеринцев есть свой отдельный набор метел в шкафу в кладовке. Самые новые метла все еще были там. Она не удивилась. В то время как любому другому игроку в квиддич приходилось обходиться старой школьной метлой, Слизерин устанавливал свои правила. Это сомнительная часть жизни в Хогвартсе — едва заметное вечное неравенство. Теперь, не смотря на мир глазами идеалистки, Гермиона задалась вопросом, почему другие факультеты никогда не волновались об этой несправедливости. Хаффлпафф, например. Хаффлпаффцы без конца оказывались на последнем месте по баллам, часто в угоду Гриффиндора и Слизерина. Они редко ругались, отчего становится ясно, что это тоже черта отобранного характера. Если во многих ситуациях свобода действий была лишь иллюзией, легче понять, почему Малфой стал тем, кто он есть... и не тем, кем он мог бы быть. Одаренным ученым-исследователем, например. Отъезд Малфоя из Британии определенно выбивался из общей картины. Возможно, ему открылись прежде недоступные возможности? Может быть, именно они избавили его от юношеской озлобленности и несдержанности? Хотя макиавеллизм, который сделал его врагом Гарри в Хогвартсе, остался. Возможно, он всегда был свойственен ему? Гермиона забралась на самый верх трибун Рейвенкло, потому что они были ближе. Подняться туда оказалось непросто; она вся покрылась потом, когда добралась до скамеек. Падма советовала тренировать раненую ногу, чтобы не допустить атрофии, а до этого, на площади Гриммо, у нее не было возможности это сделать. Короткие завитки на лбу прилипли к влажной коже. Гермиона откинула волосы назад, собирая их в тугой хвост. Она достала бутылку имбирного эля из брезентовой сумки и открыла его. Вкус у эля был превосходный — сухой, свежий и все еще очень холодный. Она съела яблоко, наблюдая, как Малфой летает, потому что больше делать было нечего, а вид пустого замка погружал ее в печальные размышления. Невероятно странно, что она помнила его, так сказать, манеру полета. Это знание появилось после просмотра многих матчей Слизерина с Гриффиндором, где он всегда умудрялся сжульничать против кого-нибудь из гриффиндорской команды, обычно Гарри. После стольких лет внимательного наблюдения неудивительно, что она помнила, что Малфой летает так, будто едет на любимой лошади. Он не наклонялся к метле, как Гарри, не подгибал лодыжки, словно жокей на скачках. Но и не свешивал их, как Рон, в расслабленном стиле. Нет. Малфой сидел прямо, расположив пятки так, словно они опираются на невидимые стремена. Левая рука держит кончик метлы, почти незаметно задавая ей направление, другая рука на бедре. Если вспомнить Гарри, он хватал метлу двумя руками, а ее кончик то и дело раскачивался вниз-вверх. Малфой все делал одной рукой, поднимал кончик метлы почти к самому носу, так что оказывался едва ли не вертикально в воздухе. Гарри упоминал пару раз, что это сложная фигура для летящего с большой скоростью, но если он может сделать такое, не свалившись с метлы при повороте, значит, легко отведет от себя любое преследование. Все столкновения, или Поцелуи Бладжера(как Рон символически называл их), чаще всего случались, когда игроки поворачивались на метле. После двадцати минут полета Малфой спустился. Он встал прямо на ровную защитную перегородку, а оттуда спрыгнул к ней на скамейку. Ноги у него были достаточно длинные, чтобы упереться ими в парапет. Она молча передала ему брезентовую сумку. Он взял ее, достал имбирный эль и осушил половину бутылки в один большой глоток. Они сидели в неуютной тишине, наблюдая, как редкие облака плывут мимо луны. Гермиона так сосредоточилась, что почти разочаровалась, когда он наконец заговорил. — Как это началось? Она, конечно, знала, о чем он. — Никто точно не знает. Но след источника инфекции ведет в Лондон. Нулевой пациент, кем бы он ни был, жил и умер там. Он откинулся назад, облокотившись локтями о второй ряд скамеек позади себя. — Когда он или она пришел в больницу, врачи поставили диагноз энцефалит. Возможно, думали, что это менингит. Гермиона уставилась на него. — Да. — А затем, когда случаи участились, они решили провести ПЦР на мертвых образцах мозга. — ПЦР? — Полимеразная цепная реакция, — объяснил он. — Эту технику используют, чтобы обнаружить инфекционное заболевание. Она должна была спросить. — Что же такое вызвало твой интерес к вирусологии? Он слегка повернулся вправо, чтобы сидеть с ней лицом к лицу. Но было слишком темно, чтобы увидеть его. — Я не просто заинтересован в вирусологии. — Тогда..? — Тогда почему я провел несколько закаляющих характер лет в России, изучая ее? Гермиона кивнула. Малфой глотнул имбирного эля, глядя на нее из-за бутылки. — Я тебе говорил. Она восстановила в памяти момент, когда они освободили его из Азкабана. «Я заметил прибыльный, никем не тронутый рынок». — Из-за денег, — заключила она. — И для испытания тоже. Он издевательски отсалютовал ей бутылкой в ответ на это наблюдение. Ждать неизбежного продолжения разговора пришлось совсем недолго. — Магглы боятся смерти сильнее, чем мы. Она фыркнула. — Мы едва ли бессмертны. — Средняя длительность жизни западноевропейского волшебника близится к ста или двумстам годам. В Японии к двумстам пятидесяти пяти. Сколько, по-твоему, профессору Йошиде? — Я бы сказала, восемьдесят пять? Он улыбнулся, сделал глоток и облизал губы. Они слегка меркнули в приглушенном свете. — Скорее две сотни. Он варил зелья, еще когда мой прадед ходил под стол. Сравни с длительностью жизни магглов, для них это не пустяк. — Что насчет Волдеморта? Он одобрял твои маленькие дела на стороне? При упоминании Волдеморта атмосфера между ними накалилась. Малфой все еще улыбался, но теперь только для вида. — Скажем так, то, чего Темный Лорд не знал, не должно было его волновать. — Ах, но он в конце концов узнал и все-таки заволновался. Он сдал тебя Министерству, перед тем как Гарри убил его. Так тебя и поймали. Он сделал еще глоток имбирного эля. — Я пошел на риск. Тогда это казалось значимым. Я надеюсь, ты достаточно понимаешь в значимости рисков, учитывая, что сидишь ранним утром с человеком, который может причинить тебе боль сотней разных способов, прежде чем солнце взойдет. Она забеспокоилась, но не показала этого. — Если бы я думала, что ты убьешь меня, я бы не пошла сюда. — Причинение боли — это не убийство, верно? — У меня есть палочка. — И хорошо. Она нам понадобится. Она напряглась, когда он взял сумку, нашел второе зеленое яблоко и начал быстро есть. Он никогда не делал ничего неуверенно, только нацеленно и точно. — Так какая у тебя история? — спросил он, указывая на нее яблоком. — Почему ты здесь? — Здесь с тобой? Он улыбнулся так, как никогда раньше. Такая улыбка растопила бы что угодно. — Нет, киска. Я знаю, почему ты здесь со мной. Я не могу понять, почему ты помогаешь своей команде. — Я помогаю, потому что им нужна помощь. И это был русский? Насколько хорошо ты его знаешь? Нам может понадобиться переправить запасы через границу. — Знаешь, что я думаю? Ты помогаешь команде из-за своей ложной нужды следовать за Поттером. Уверен, что ты даже не знаешь, каково это развивать свое собственное дело, — сказал он. — И я говорю по-русски так же хорошо, как по-французски. Она догадалась, что он намеренно насмехается над тем, как она вечно поддерживает Гарри. Старое оскорбление. — Вообще-то РеГен — мое собственное начинание. Я работала над ним еще до вспышки, поэтому его сразу можно было использовать. Очевидно, Малфой об этом не знал, потому что теперь выглядел искренне впечатленным. — РеГен — чертово произведение искусства, надеюсь, ты понимаешь? Она пожала плечами. Малфой покачал головой. — Честно, Грейнджер. Не знаю, у тебя недостаток воображения или что, но такой вещи, как РеГен, есть около дюжины прибыльных применений. — Единственное применение, которое мне сейчас интересно, это успешно скомбинировать его с Д. Р. А. К. О. Он перебросил огрызок яблока через перила, допил остатки имбирного эля и оставил квиддичную метлу около защитной перегородки. — Как приятно знать, что наши личные изобретения могут на самом деле спасти мир. Пойдем. — Куда мы идем? — спросила она, потянувшись взять сумку. — В библиотеку. Хорошо опять полетать на метле после стольких лет, но мы здесь по делу, а не для удовольствий.***
Темнота Хогвартса давила. Она сгустилась вокруг Гермионы, за два метра от наколдованного ею Люмоса. Та стояла в центре светового круга, пытаясь вспомнить, куда идти. Светлая сфера не сужалась в полумраке. Она всасывалась в него. Так что идя по коридорам и лестницам своей любимой старой школы, Гермиона видела лишь какие-то освещенные части. Малфой шел в свете заклинания, но иногда исчезал в густой темноте. Он останавливался подождать ее, и она едва не врезалась в него пару раз. — Это явно не лучшая твоя идея, — заметила она. — У меня были похуже. Я уверен, весь седьмой курс можно назвать плохой идеей. Гермиона остановилась на секунду, осматриваясь вокруг. Они уже должны были дойти до коридора на третьем этаже. Она не видела его, но слышала шаги и сама старалась двигаться как можно тише. — Мы пропустили лестницу к библиотеке. Он прекратил идти и спустя пару секунд сказал: — Думаю, ты права. Нужно вернуться. Он вошел в освещенное Люмосом пространство. Когда он говорил, его дыхание шевелило волосы на ее макушке. Она почувствовала запах зеленых яблок. В свете заклинания его светлые волосы и глаза казались бесцветными. Гермиона сделала шаг назад, отстраняясь. Там на полу что-то лежало. Она споткнулась об это левой ногой и упала бы, если Малфой не поймал бы ее за талию. Он потянул ее обратно, а она опустила руку, и им открылись высушенные остатки того, что оказалось на ее пути. От шока она моментально забыла, что вцепилась в рубашку и руку Малфоя. Она не могла поверить своим глазам. — Это... это..? Малфой мягко отцепил от себя ее пальцы и присел на корточки, чтобы взглянуть. — Свет, — попросил он. Она направила палочку на пол. Это был смотритель Хогвартса Аргус Филч. Точнее то, что от него осталось. И ни следа миссис Норрис. Возможно, ей удалось спрятаться в темноте леса, когда инфекция добралась до школы. Гермиона всмотрелась в полусъеденные остатки: что-то было не так. Она опустилась на пол рядом с Малфоем, чтобы поближе взглянуть на мертвеца. — Посмотри, — прошептала она, указывая туда, где должна была быть макушка головы Филча. Его мозг пропал, словно высосанный. — Здесь аккуратный надрез. Никакой резкости. Что-то вскрыло его голову, как верхушку вареного яйца, и взяло именно то, что хотело. Малфой схватил ее за запястье с палочкой и потянул дальше. Он держал некрепко, но Гермиона едва не отпрянула. Если он и заметил, то был слишком занят, чтобы что-то сказать. Отпустив ее руку, он перевернул труп. — Держи свет здесь. — Что ты делаешь? — Старый добрый осмотр... Он нахмурился, сосредоточившись, и ощупал живот мертвеца. Тот выглядел неповрежденным, что странно, потому что зомби обычно съедали все внутренности, но скоро она откинула эту мысль, когда он засунул руку вовнутрь. Там определенно есть рана. — Тебе бы правда лучше делать это в перчатках. — Все в порядке. Он почти высох. И... да, еще у него отсутствует печень, — Малфой вытащил руку и вытер ее о то, что осталось от одежды Филча. — Хм, — сказала Гермиона. — Значит, они забрали его печень и мозг. И оставили все остальное? — Они съели его печень и мозг, — подчеркнул Малфой. Гермиона сомневалась целую минуту, но затем согласилась с этим утверждением. — Скорее всего это сделали магические зомби, и с почти чертовски хирургической точностью. Они забрали части, которые им больше всего нравились. — Мозг — обычная добыча зомби. Но насколько известно, в печени полно питательных веществ: железо, калий, цинк, витамины А, D и С, даже тиамин и рибофлавин. Они нигде не содержатся в этих же самых пропорциях, — сказал он. — Все, что нужно для когнитивных функций, — предположила она. — Ты говоришь, человеческая печень для зомби как лакомый кусочек или что-то вроде? Малфой кивнул. — Обсуди это с Мерсером. Посмотрим, что он скажет. Гермиона встала. Сгустившаяся вокруг них темнота вдруг стала словно в десять раз страшнее. — М, было бы гораздо лучше, если бы мы поторопились. — Согласен. Они направились в библиотеку, ускорив шаг.***
Их целью была секция Гербологии в библиотеке, которая находилась в покатой нише к западу от Запретной секции. Часть наиболее важных справочных книг отсутствовала, а некоторые валялись на полу. Гермиона предположила, что учителя забрали, что смогли, когда Хогвартс эвакуировали. Стеллажи постепенно становились меньше в размерах, когда они проходили все дальше в нишу. Малфой вгляделся в некоторые названия, а затем наконец вытащил книгу. Он открыл ее и скривился, когда облачко пыли взвилось в воздух в золотом свете заклинания. — Это место было любимым у Невилла во всем Хогвартсе, вторым после теплиц, — вспомнила Гермиона. — Да? — сказал он, быстро пролистывая страницы. — И где было твое? Позволь угадаю, это тоже была библиотека. Подойди ближе, мне нужно больше света. Гермиона сделала шаг к нему, держа палочку на уровне глаз. — Моим была ванная старост. Кстати, что именно мы ищем? Он перестал листать страницы и взглянул на нее с легкой улыбкой. Приподнял бровь. — Ванная? Темнота скрыла ее покрасневшие щеки. Ну конечно ему нужно спошлить об этом. — Час отмокания в ароматной ванне с пузырьками, которая может вместить двенадцать человек, — лучшая идея для отдыха, — холодно сказала она. Он широко ухмыльнулся. — Двенадцать человек, да? Ты просто так прикинула или проверяла? Она закатила глаза. — Отвали, Малфой. Ты был старостой. Ты тоже использовал эту ванну. Он вернулся к книге. — Действительно. И она вмещает скорее восемь человек. Продолжил переворачивать страницы. — В любом случае там уютно. Она проигнорировала его и попыталась подсмотреть, что в той книге, которую он листает. — Десять максимум, я бы сказал. Смотря насколько вы готовы потесниться. Гермиона тяжело вздохнула. — И тебе обязательно пошлить в такое время. — Я всегда пошлый. До этого нам просто не удавалось узнать друг друга. Гермиона тревожно посмотрела на него. Он стоял так близко, что можно было, как Джинни говорит, пересчитать ресницы. — Что такого в этой книге, что нам нужно? — Список растений, которые, если правильно приготовить, должны увеличить действие РеГена. Если Лонгботтом и правда настолько хорош в гербологии, как бы меня это ни ранило, я бы хотел проконсультироваться с ним насчет них. — Чудесно! Покажи, — она положила брезентовую сумку на пол и потянулась к книге, но он поднял ее над головой. — Книгу ты получишь бесплатно. И мою работу над РеГеном тоже даром. На этот раз она приподняла бровь. Но заговорила спокойно: — Боги, твое великодушие безгранично. Он проигнорировал ее сарказм. — И еще ты можешь получить следующую страницу формулы. Две страницы за день? И правда великодушие безгранично. Но всему есть цена, как всегда. Гермиона увидела, как он проверил карманы брюк, а затем спросил, есть ли у нее ручка. Она ответила, что нет. — Неважно. — Малфой вытянул указательный палец левой руки. — Наколдуй Скриббулус. Она так и сделала, наблюдая, как кончик его пальца начинает мерцать. Это бы сидело в ее голове до конца дня, если бы она не сказала. Так что она сказала: — Ити звонить дом.¹ Малфой так и замер, не подняв руки, и уставился на нее с недоуменным выражением лица. — Ты работаешь на электронном микроскопе и не знаешь про Ити? — пробормотала она. Он начал писать в воздухе — парящий параграф, полный химических уравнений, рунических символов и диаграм, чтобы объяснить их связь. Гермиона отступила на шаг, чтобы оглядеть заметки. Даже после почти двух десятилетий жизни в магическом мире, где она регулярно наблюдала какие-нибудь сопутствующие ему чудеса, всегда находилось что-то новое и очень часто простое, от чего захватывало дух. В этот раз такой вещью оказались серебристые надписи, подсвеченные золотом Люмоса, отделенные от казавшейся бесконечной темноты. Она коснулась одной из рун, и та легко покачнулась в воздухе. От этой прелести ее глаза засверкали в благоговении, но польза такой руны во много раз превосходит свою красоту. Она повернулась на месте и с тревогой осознала, что Малфой стоял у нее за спиной. Он вгляделся в нее, в ее лицо и в блеск ее глаз, за который она почувствовала себя глупой. — Насколько сильно ты ее хочешь? — спросил он хриплым голосом. — Очень сильно, — сказала она. — Ты хочешь что-то взамен, так? Он не ответил, лишь продолжил смотреть. Ей показалось, что он слегка недоволен. — Чего ты хочешь? — прошептала чуть слышно. Она спрашивала то же самое лишь однажды с тех пор, как он присоединился к команде. — Я хочу, чтобы ты поцеловала меня. Гермиона достаточно хорошо понимала себя, чтобы не обманывать, будто удивлена или шокирована такой просьбой. Теперь уже не будет никаких «да как ты смеешь», потому что насчет этих новых странных отношений у нее с Малфоем обоюдное негласное соглашение. Как бы ей ни хотелось закричать, что он сошел с ума, что его требование абсолютно неприемлемо, она знала, что это пустая трата времени. А время у них в дефиците. Она посмотрела ему прямо в глаза. — Тебе и правда не важно, что я думаю о тебе, не так ли? Попросить меня о таком все равно что заставить думать о тебе самое худшее. Гермиона задержала дыхание, когда он поднял руку и заправил выбившийся завиток ей за ухо. Этот вечный хаос у нее на голове. Он осмотрел результат, не глядя ей в глаза. — Сомневаюсь, что можно еще сильнее очернить мою и так плохую репутацию. Она поймала его руку, отталкивая от себя. Сердце забилось вдвое быстрее. — Почему бы не улучшить ее? Он пожал одним плечом. — Хорошая репутация требует слишком много усилий. — Ты невыносим. — А ты меняешь тему, — сказал он с улыбкой в голосе. Гермиона отвернулась на секунду, сжимая руки в кулаки. Черт с ним. Для него это все игра. — Отлично, — выплюнула она, стараясь не думать о ярости Гарри, когда он узнает. — Поцелуй взамен на страницу. В этот момент она заметила, что он до сих пор держит очень громоздкую нескладную книгу по гербологии между ними. Эта деталь заставила ее по-новому взглянуть на ситуацию. Малфой ничего не уточнил. Прося о чем-то таком неопределенном, как поцелуй, он эффектно повесил решение о тонкостях на нее. Каким должен быть поцелуй? Поцелуй в щеку? Поцелуй в лоб? Поцелуй в руку? Технически, все они считаются. Он ожидал, что она выберет менее для себя неприятный. Малфой ждал, наблюдая. И это удовольствие на его лице раздражало. Он знал, что она рассматривает варианты, и наслаждался этим. Хотел смутить ее и одержать верх. Он ожидал, что она поцелует его в щеку. Гермиону захлестнуло адреналином. О, да. Один из них одержит верх, но Малфой ее недооценивает, если думает, что она уступит. Ей не пришлось притворяться нервной, когда она приблизилась к ему, все казалось невообразимо реалистичным. Он смотрел, довольно и молча, все еще двусмысленно держа книгу по гербологии между ними. Тяжело дыша, прижав палочку и руки к бокам, Гермиона поднялась на цыпочки и сделала вид, будто собирается быстро чмокнуть его в щеку. Ублюдок был так уверен в себе, даже слегка повернул голову, чтобы ей было удобнее. Гермиона в последнюю секунду засомневалась, но серебристый блеск формулы позади убедил ее. Гермиона сделала шаг вперед, стоя теперь очень близко, но не касаясь его. Прежде чем он разгадал ее намерения, она взяла его за подбородок свободной рукой, чувствуя короткую щетину под пальцами, и накрыла его губы своими. Он весь словно замер. Она ощутила его желание отступить назад почти так же сильно, как свое собственное. Но, конечно, он понимал, что если сделает это, то проиграет игру. Целовать Драко Малфоя — словно неравная битва. Губы у него напряжены и плотно сжаты, дыхание срывается. Она провела по ним кончиком языка, и его губы открылись с легким выдохом. Простой поцелуй — одно дело, французский поцелуй — дело совсем другое. Она не сочла это нужным, поэтому всего лишь нежно обхватила его нижнюю губу, а затем верхнюю. Легко и быстро. Гермиона ощутила резкий вкус зеленого яблока и сладость имбирного эля, воображая, а такой ли вкус у нее самой. Она подалась назад, но задержалась еще лишь на секунду. Ее рука теперь лежала у него на груди, прямо над бешено бьющимся сердцем. Одно только это — уже победа. Она открыла глаза. Во всем теле покалывало, и она не смогла сдержать усмешки, когда взглянула на него. Вот твой поцелуй, подумала она, чертов ты манипулятор. А затем увидела выражение его лица. Увидела, что он понял, как она обхитрила его. Зрачки у него расширились, а дыхание было теплое, неровное. Инстинктивно Гермиона вытащила палочку. Но бесполезно, потому что она ничего не сделала. Книга упала на пол. Он опустил теплую ладонь на ее шею, касаясь собранных в хвост волос, и большим пальцем погладил по щеке. Другой рукой он обхватил ее за талию и прижал к книжному шкафу. Гермиона открыла рот возмутиться, а он поцеловал ее так, что прошлый раз показался совсем невинным. Попытки оттолкнуть его не увенчались успехом. Ударившись макушкой о шкаф, она поняла, что никак не может отстраниться, не сломав шею. Он расположился между ее ног и переместил более удобно. У нее даже не получилось бы пнуть его коленом, если бы она захотела. Он не решился засунуть язык ей в рот, зная, что она станет кусаться. Вместо этого он поцеловал ее челюсть, спустился к шее, прикусив местечко над безумно бьющимся пульсом. У нее закружилась голова. — У тебя есть палочка, грязнокровка, — хрипло напомнил он, обжигая дыханием шею. Гермиона дрожала от головы до пят. Она прижала кончик палочки к его груди, временно гася Люмос. — Давай, сделай это. Прерви наш маленький поцелуй, и я оставлю страницу себе. — Ты ублюдок, — прошипела она. Ее переполняла паника, но она еще не сдалась. — Я здесь не в игры играю. Прекращай свое рукоприкладство. — Нет, не думаю, что хочу прекращать. Не когда у меня еще так много страниц, которые ты могла бы заработать... От его слов она не просто задрожала, а затряслась. Она так сильно сжимала палочку, чудо, что не переломила пополам. Десятки заклинаний вертелись на кончике языка, но ни одно не вырвалось наружу. Она понятия не имела, насколько серьезно он пугал, что не отдаст страницу, но больше не могла этого выдержать. Гермиона возненавидела себя за то, насколько слабо прозвучал ее голос, когда сказала: — Драко, пожалуйста. Пожалуйста, перестань. Она впервые назвала его по имени. Он внезапно остановился, а она скатилась на пол. Поднявшись на ноги, она увидела, что он просто взбешен. Первая настолько сильная эмоция, с тех пор как он присоединился к команде. Малфой поднял книгу и сумку, а затем пошел за ней на улицу, за границу антиаппарационного барьера. Они не говорили друг с другом. Когда они аппарировали из центра квиддичного поля, он не стал брать ее за руку.