***
Гарри спрыгнул с метлы на ходу с палочкой наизготовку. Невилла его ловкость всегда поражала, но сейчас он был особенно за нее благодарен. — Не слезай! — прокричал Гарри и направился в носовую часть, исследуя палубу. В море штормило, и судно качало из стороны в сторону. — Тебе будет лучше на метле! Невилл в ужасе уставился на дрейфующие тела двух обездвиженных похитителей. Течение отнесло их метров на двадцать от корабля. Невилл осмотрел горизонт. Никаких следов флотилии — значит, здесь побывал маленькое и более быстрое судно. — Кто это сделал? — спросил Невилл у Гарри. — Думаешь, это правда Амаров? Тот ничего не ответил. Нервничая, Невилл опустился на метле к самой воде. Гарри он нашел рядом с носовой частью. Повсюду была кровь. Часть уже засохла, и от ботинок Гарри остались отвратительные следы. Рядом с опрокинутым краном лежала чья-то оторванная рука. Не аккуратно, словно от удара мачете, а как будто вывернутая и вырванная прямо из плеча. Только один человек из Проекта Рождество способен на такое. Страшно подумать, что могло сподвигнуть Феликса Валлена выпустить свою сдерживаемую с огромным трудом силу. Но ничто не пугало так сильно, как уже остывшее тело Алека Мерсера. — О нет... — прошептал Невилл. Рубашка Мерсера потемнела от запекшейся урови, и увидев огнестрельное ранение в голове, Гарри сжал трясущиеся кулаки. Руки австралийского ученого были скрещены на животе, а под голову кто-то подложил какую-то скомканную вещь. Гарри опустился на колени рядом с телом. — Пиджак Падмы, — пустым голосом выдавил он, не глядя на Невилла. — Подожди здесь, я схожу вниз посмотреть, нет ли здесь кого-то... еще. Невилл не смог ответить, лишь сглотнул и кивнул. Со склизким звуком Гарри скрылся в рубке. Невилл повернулся на метле и сумел пролететь вокруг всего судна. Он с трудом сдерживал рвотные позывы. Совсем не утешало, что именно неоднократные столкновения с зомби укрепили его волю. Кто угодно счастливо прожил бы и без подобного опыта, уж спасибо. Он рассудил, что нужно проверить, не постигла ли кого-то из их команды судьба похитителей. И не собирался просто сбрасывать всю работу на Гарри. Невилл облетел корабль, осматривая воду. Убедившись, что там больше нет тел, он стал пересчитывать тех, кто застрял в снастях позади судна. К удивлению, он ощутил жалость к утонувшим похитителям с оцепенелыми перепуганными лицами, но в то же время и облегчение, потому что никого из них не узнал. Голос вернулся к нему, лишь когда в список добавилось «Тело №5». — ГАРРИ! ГАРРИ! Он не стал ждать его. Невилл нырнул вниз к воде, врезаясь сломанной ногой в холодную воду, не обращая внимания, что в кожу словно вонзилась сотня ледяных игл. Когда Гарри нашел его, Невилл уже умудрился вытащить агента Барнаби Ричардса из сетей.***
Это все жажда. Некоторое время она пребывала в нечетком, странном состоянии, иногда слыша приглушенные звуки и распознавая свет. Но в конце концов жажда выдернула ее в сознание. В горло словно насыпали песка. Она привалилась к несочетаемым подушкам. Одна была похожа на диванную — из гобеленовой ткани с цветочным принтом и красным узором. Где бы она ни оказалась на флотилии Амарова, это был не медпункт. Она чувствовала тошноту и головокружение, но вполне терпимые. Накатило разочарование, что ей не позволено даже пары минут посидеть в растерянности, пары минут, чтобы привыкнуть к некоторым... мыслям. Слишком многим мыслям. Гермиона знала, что она на судне из флотилии Амарова, возможно, в какой-то научной лаборатории, потому как условия вокруг не особенно подходили для больных. На нее, по ощущениям, была надета белая ночнушка с бесчисленными оборками и воланами. Огромная, но чистая и хлопковая. Бессмысленно не думать о ранении — если ничего не трогать, оно все равно никуда не денется, как и швы, которые она поспешила осмотреть, с трудом расстегнув множество крошечных пуговиц. Швы оказались наложены очень аккуратно, и розоватые рубцы неплохо заживали под чистой сетчатой повязкой. Справа стояла капельница. С антибиотиками и водяным раствором, решила она. Кстати об этом... не в силах терпеть мучительную жажду, она оглядела металлическую тележку рядом с кроватью. На ней была и марля, и бинты, и другие медикаменты, но никакой воды. На секунду она задумалась, не разорвать ли прикрепленный к капельнице пакет и выпить содержимое. Ее кровать была огорожена ширмой. Если в лаборатории были другие люди, то они вели себя очень тихо. Она подумала позвать на помощь, но потом решила, что вполне может передвигаться сама. К тому же неизвестно, как те люди к ней отнесутся. Гермиона осторожно пошевелила ногами под одеялом и приподняла колени. Все было в порядке. Все процессы функционировали, вот только пуля пробила дыру в ее животе, а ее друзья погибли. Боль никуда не исчезла — резкая и притупленная одновременно. Если сильно сосредоточиться, она ощущала и кое-что другое — скорбь. Та расплавленным камнем кружилась и закипала где-то глубоко внутри. Сейчас она не чувствовала ее в полную силу. Очевидно, еще действовали обезболивающие, приглушая не только лишь физические раны. За это она была благодарна. Гермиона медленно коснулась босой ногой казавшегося до странного мягким ламината, чувствуя себя неловко после стольких дней без движения. Три раза глубоко вдохнув, она прошла к тележке с медикаментами и оперлась о нее. На той не было никакого подходящего оружия, даже ножниц. Она взяла оттуда запакованный шприц и с разочарованием отметила, что среди всех воланов на ее ночнушке не нашлось ни единого кармана. А на ней самой не было даже белья, куда можно спрятать оружие. Гермиона разорвала пачку зубами и достала шприц. Взяв его с собой, она осмотрела окружающее пространство. Несмотря на искусственное успокаивающее безразличие, ей все еще было страшно. Хотя злость пересилила страх. Ее гнев подпитывала безысходность — полная горечи и ненависти, с острым привкусом глубокой, прожигающей душу несправедливости. Она крепко сжала шприц в кулаке и вышла из-за ширмы. Комната действительно оказалась лабораторией, почти в пять раз больше той, что на площади Гриммо. У Падмы бы глаза на лоб полезли, увидь она все имеющееся там оборудование. Падма. Где Падма? Ей необходимо узнать. — Эй, — позвала Гермиона тонким скрипучим голосом, не удивившись, когда никто не появился. Ни охранников, ни ученых. Странно, что ее оставили одну, но если подумать, то и бежать ей некуда, разве не так? Она на корабле в центре флотилии, на которой Александр Амаров вершит хаос. Лишь две вещи выбивались из образа современной белоснежной лаборатории, но Гермиона впилась взглядом в стальной холодильник, стоящий у стены справа от нее. Схватившись за живот, она похромала к нему, молясь, чтобы там не было каких-то заготовок, образцов или скоропортящихся медикаментов. Открыв его, она едва сдержала писк и уставилась на блюда для микроволновки, упакованную в пластиковые контейнеры еду, свежие фрукты в отдельных формочках и запечатанные картонные упаковки с водой в бутылках. Не думая ни о чем, она вытащила бутылку, открыла ее(морщась от боли, потому что это как-то потревожило мышцы живота) и осушила половину в четыре огромных глотка. Вода оказалась холодной, даже сладковатой для ее обезвоженного рта — другими словами, лучшим, что она когда-либо пробовала. Напившись, она закрутила крышку и приложила прохладную бутылку ко лбу. Взгляд зацепился за кучу коробок, кажется, тех самых, что Онория забрала с площади Гриммо. Поблекшие, выцветшие, горчично-желтые, они стояли среди окружающей современности, белоснежности и стали. Так вот где работала команда соперника, стремящаяся побить Проект Рождество в гонке за лекарством. Гермионе захотелось рассмеяться. Если бы те только попросили, Скримджер поделился бы информацией. Это не чертово соревнование. Это настоящее безумие. Кто додумался бы извлечь выгоду из избавления от инфекции? Амаров. Он был... Он был единственной ниточкой, способной вовремя доставить лекарство в Магический Сенат до рождественского крайнего срока. Проект Рождество теперь потерял слишком много ключевых фигур. А Амаров мог добиться создания лекарства. У него была команда. У него был Малфой, Падма и Мерлин знает кто еще, застрявшие на дрейфующей флотилии, словно пленники. Гермиона даже не осознавала, что плачет, пока слеза не скользнула по босой стопе. Ей хотелось убить Александра Амарова — такое редкое для нее чувство. Только лишь к Волдеморту она испытывала настолько острую ненависть. Вторая выбивающаяся из общей картины вещь в лаборатории тоже была похищена у Проекта Рождество, так сказать. Гермиона тотчас же узнала самую защищенную охранную камеру из Азкабана, придуманную Симусом Финниганом. И она знала лишь одного человека, понимающего в ее строении достаточно, чтобы воссоздать. Очевидно, что Малфой помогал разрабатывать эту расположенную в западной части лаборатории камеру. Вся конструкция была не так проста, если судить по несочетаемым металлическим балкам, очерчивающим углы куба, и обрамленным сталью стеклянным панелям. Защитное стекло, конечно. Потому что то, что сидело внутри, держали там против воли. Оно покачивалось, до удивительного мягко. Гермиона оценила иронию — сама она сейчас была способна лишь на медленные шаркающие шаги. Заключенное зомби было необычным, совсем непохожим на тех, что порой попадали к Проекту Рождество. Оно сидело, скрестив ноги, на полу, отвернувшись от Гермионы, сгорбившись, как будто размышляя... о чем-то. Гермиона коснулась ладонью стекла и наклонилась ближе. Существо — девочка пяти или шести лет — очень медленно повернуло голову. Оно уставилось на Гермиону, моргнуло и вдруг быстро поползло к ней, уронив то, что держало. Сырой костный мозг, буквально усыпанный крошечными следами от зубов. На нем была трещина, и несвежая жидкость вытекала подобно желтому творогу с темно-красными пятнами. Присесть на корточки казалось невыполнимой задачей, так что Гермиона просто уселась на пол. Маленькое зомби внимательно наблюдало, а затем осторожно повторило ее движения. Минутой позже они обе сидели на земле, разделенные тонким стеклом, и смотрели друг на друга. Существо было в прекрасном состоянии, только часть пшеничного цвета прядей выпала, а в уголках рта виднелись гнойные язвочки. Молочно-голубые глаза светились любопытством. В камере лежала кукла — наверное, самое пугающее в сложившейся ситуации. Гермиона задумалась, вдруг игрушка принадлежала девочке еще до заражения, а возможно, кто-то из ученых отдал ее ей. Но в итоге та оказалась забыта на полу. Костный мозг пришелся по душе куда больше. — Ее зовут Элоиз Визиншоу, — раздался мужской голос. — Но Малфой называет ее Кусачка. Она с ума сходит, если нечего погрызть... Гермиона обернулась на звук и буквально застыла, увидев Блейза Забини. Она узнала бывшего однокурсника сразу же. Благодаря хорошей генетике с их последней встречи в те ужасные месяцы в Хогвартсе он почти не изменился. Теперь на нем были мешковатые брюки и бордово-серая рубашка с длинными рукавами — словом, Забини выглядел довольно небрежно. Позади него Гермиона заметила внушительного охранника, что сопровождал людей Амарова. Того самого, который выстрелил Мерсеру в грудь, спасая Амарову жизнь. Гермиона тут же напряглась и стала отодвигаться по полу назад, выставив перед собой шприц. Забини присел на корточки, подняв руки в знак мира. — Все в порядке, Грейнджер. Анатолий... он помогает Дезмонду, Малфою и мне. — Эта помощь включает убийства невинных ученых? Анатолий поморщился. — Вы дали ему оружие. Он держать пистолет. Он выстрелить, — охранник пожал плечами. — Я выстрелил в ответ. Гермиона отвернулась, чтобы остальные не увидели, как она расстроена. Анатолий был прав. И Падма была права с самого начала — глупо брать Мерсера на полевую миссию. Они действительно доверили ему оружие. Будь вина пирогом, Гермиона, Гарри, Ричардс и Скримджер заслуживали бы равноценные куски. Собравшись с мыслями, она спросила у Забини: — Кто такой Дезмонд? — Дезмонд — дворецкий Малфоя. Просто вишенка на торте сюрреалистичности происходящего. — Его дворецкий, — повторила Гермиона. — Да. Ты познакомишься с ним сегодня, но позже. Он следит за едой и одеждой Драко, хотя тому, кажется, уже все равно, — пробормотал Забини. Он протянул к ней ладонь. — Ты была без сознания две недели, приходила в себя лишь пару раз. Отдай шприц. В таком состоянии ты можешь упасть и поранить себя. Она неохотно передала импровизированное оружие Забини, а он тут же швырнул его Анатолию. — Тебя тоже здесь держат? — она осознала, что Кусачка крадется по полу своей камеры, почти зеркально повторяя движения Гермионы. Маленькое зомби осклабилось в тихом рыке и попыталось прокусить стену. Зубы болезненно застучали и закрипели о стекло. Забини и Анатолий едва взглянули на него, должно быть, уже привыкнув к подобному. — Да. Вместе с моим сыном, — ответил Блейз. — Они поймали около тысячи волшебников. Гермиона заметно побледнела. Она позволила Забини поднять ее на ноги, и он махнул Анатолию, чтобы тот привез инвалидное кресло из другого конца комнаты. Едва держась на подкашивающихся ногах, Гермиона благодарно опустилась в него. — Ты в порядке? Можем позвать кого-нибудь. — Все нормально, спасибо. Просто ноги не держат должным образом. — Не стоило вылезать из кровати самой, без помощи. Анатолий бы услышал. Сейчас его смена в лабораториях, а я просто шел мимо, чтобы взять то маггловское лекарство от бессонницы. Гермиона откинула волосы с лица, все еще обдумывая слова Забини. — Ты говорил серьезно про то, что Александр Амаров похитил стольких магов и удерживает их против воли? Забини очень холодно улыбнулся. — Не он один, но да, именно так. — И для чего, Мерлина ради, мы все ему нужны? — Для развлечения, как бесплатная рабочая сила, как подопытные, — Забини указал на Кусачку. — Элоиз заболела обычным маггловским вирусом. Но она была слишком слаба, и Амаров специально заразил ее, чтобы держать в клетке для изучения. Гермиона взглянула на зомби, которое когда-то было волшебницей, чьим-то ребенком. — Боже мой. Забини усмехнулся. — Именно им Амаров и хочет быть, несомненно. Здесь он решает, кому жить, а кому умирать. — Где Падма? И наш коллега, Феликс Валлен? — К счастью для Патил, врачей тут ценят очень высоко. Амаров заставляет ее делать обходы и лечить магглов. Ваш оборотень оправился от травм неделю назад. Его держат вдали от всех в камере. — Что с ним будет? Забини засомневался на секунду, поглядел на Анатолия, а тот пожал плечами. Гермиона понятия не имела, что думать. — Здесь есть игры, — объяснил Забини, и теперь в голосе его не было прежнего равнодушия. — Примерно раз в неделю они стравливают магов с зомби. Представляю, как оборотень добавит им веселья. Гермиона моргнула. — Это преступление, — прошептала она. — Конечно, кто-то уже говорил Амарову? Забини вздохнул. — Слава всем богам, что ты здесь, Грейнджер. Ты-то объяснишь ему неправильность его методов. Все думают, что Амаров в последнее время вел себя слишком самоуверенно. Его похитили только потому, что он пренебрегал охраной. Он говорил совсем как Малфой. Слизеринцы, подумала Гермиона. Все как две капли воды, такие же высокомерные. — Ты тоже ученый? — спросила Гермиона. В словах невольно зазвучало недоверие. — Боже, нет. Амаров позволяет мне тут быть, потому что я помогаю флотилии и перевожу запасы. И это место я получил только благодаря быстрой реакции Драко. Кстати говоря, хочешь увидеться с ним? — С Малфоем? Забини моргнул. — Да, с Малфоем. Можешь, конечно, попросить Анатолия отвезти тебя к Амарову и самой сообщить нашему ненормальному, что тебе лучше. — Отвали, Забини, — пробормотала Гермиона, и это было потрясающе. Как будто им снова по семнадцать. Его улыбка чуть-чуть потеплела. — Идем, давай разбудим дракона.***
Корабль, на котором жил сам Амаров, был роскошен. Хотя на самом деле роскошный не слишком подходящее описание. Анатолий повез Гермиону в кресле по такому толстому ковру, что от колесиков там остались небольшие дорожки. Напыщенный — куда лучше. Или даже кричащий. Там было покрыто золотом все, что только можно. На все ткани подходящего размера нашили бахрому. Гермиона задрала голову и, не обращая внимания на угрюмый взгляд Анатолия, уставилась в потолок, потому что, возможно, — нет, точно — там была изображена полуобнаженная пышногрудая женщина, вяло уворачивающаяся от стайки херувимов. Забини, должно быть, понял ее мысли. — Хороший вкус на этом корабле в убытке. — Не говоря уже о здравомыслии, морали и этике... — не могла не добавить она. Он пожал плечами. — Ну, без них я и так проживу. Они вошли в лифт, и Забини нажал кнопку второго этажа. Видимо, лаборатории находились глубоко внизу корабля. Лифт быстро поехал вверх. Перед остановкой у Гермионы внутри лишь что-то неприятно затрепетало. Обезболивающие — поразительная вещь. Комната Малфоя была не очень далеко от лифта. Они прошли по темному коридору, повернули за угол и наткнулись на огромные резные двойные двери. Гермиона мысленно поправила себя — это была не комната, а целые апартаменты. Мысль о дворецком Дезмонде неожиданно перестала казаться нелепой. Забини наклонился и заговорил с ней: — Как и все на флотилии, у кого есть работа, он перетруждается. Но потому что он Драко, он перетруждается особенно сильно. Мы все вздыхаем с облегчением, когда он ложится спать, так что сильно не шуми, ладно? — кажется, у Блейза Забини такта не было вовсе, как и у Малфоя. — Буду держать себя в руках, — последовал ее невозмутимый ответ. На это уголок его губ слегка дернулся. Забини открыл двери и пожелал Анатолию спокойной ночи. — Возвращайся за пару минут до шести, — сказал Забини, — и нам хватит времени, чтобы вернуть ее в лабораторию. Охранник еще раз взглянул на Гермиону, а затем скрылся в темноте коридора. — Я ему не нравлюсь. — Не ты, а то, что мы делаем. Ты теперь главное развлечение Амарова. А мы сейчас играемся с его любимой куклой без спроса. В комнате Малфоя было темно, горела лишь одна лампа на прикроватном столике. Она удивилась, узнав, что Забини с сыном живут с ним в одной комнате, когда в таких апартаментах можно без проблем поселить квиддичную команду. Маленький ребенок спал на большом диване, почти с головой укрытый несколькими одеялами. Гермионе было видно лишь темноволосую макушку, но ее отношение к Забини тут же потеплело. На полу рядом с диваном лежал матрас, а на нем пара подушек и огромное ватное одеяло. Выглядело небрежно, но в целом довольно уютно. — Дом, милый дом, — произнес Забини. Он уже почти подошел к спящему сыну, когда заговорил Малфой: — Какого черта она не в постели? Потрясающе, как звук его голоса все еще удивлял ее глубоко в душе. Незнакомый, но в то же время, как ни иронично, знакомый слишком сильно — голос, который она слышала каждый день на протяжении семи лет — утонченный, резкий, всегда немного снисходительный. — Она сама вылезла из кровати, — ответил Забини. — Мы с Анатолием нашли ее, когда она знакомилась с крошкой Элоиз. Гермиону разозлило, что они избегают называть ее по имени. Все-таки она сидела прямо там. Малфой потер глаза рукой. — Я говорил тебе не называть ее так. — Еще ты говорил не называть ее «ею». — Не зови это Элоиз. Существо в лабораториях не человек. — И ты тоже после четырех дней с двойными сменами, — холодно сказал Забини. — Он делал то же самое на площади Гриммо, — пробормотала Гермиона. Оба перевели на нее взгляд, словно удивившись. — В общем я подумал, вам двоим захочется обсудить... последние события, — Блейз осторожно поднял сына со всеми одеялами. Одним движением, чтобы не тревожить лишний раз. Мальчик крепко спал, теперь прижавшись щекой к отцовскому плечу. — Как его зовут? — спросила Гермиона. — Генри Майлз Гринграсс-Забини, — ответил Малфой. Должно быть, у них была какая-то своя личная шутка на этот счет, потому что Забини довольно улыбнулся. — Спасибо, Забини. — Всегда пожалуйста, — сказал Блейз, — но Анатолий придет в шесть, будьте готовы. Он отведет ее обратно в лабораторию, пока не началась смена этих придурков. Малфой взглянул на цифровые часы на тумбочке. — Три часа. Куча времени. Забини вдруг замер с выражением неловкости на лице. Крепко прижимая к себе спящего сына, он посмотрел на Гермиону, а потом опять на Малфоя. — Малфой, просто обязан тебе напомнить, что в таком состоянии она может только говорить и спать, ничего больше. Гермиона покраснела, не зная, радоваться этому или нет. — К счастью для мисс Грейнджер, я в таком же состоянии, — сказал Малфой, — но спасибо, что напомнил о моих нехороших привычках. — Куда ты его отнесешь? — спросила Гермиона у Забини, кивая головой на его сына. — В кабинете Беликова есть диван и раздвижная кровать. На них иногда спят охранники. Мы там переночуем. Увидимся с вами утром. Ну, позже утром. После этого Забини с маленьким Генри вышел, и дверь за ними закрылась с легким скрипом. Гермиона все еще сидела в кресле около кровати, не зная, что делать или говорить дальше. На секунду показалось, что Малфой тоже. Но в конце концов он собрался и просто приподнял одеяло для нее. И слова стали не нужны. Кровать была дорогой. Она забралась к нему — босая, в своем вычурном одеянии, с до безумия взъерошенными волосами, пахнущая одними лишь антисептиками. Малфой скорее всего лег спать еще вечером, поскольку на нем были синие джинсы и простая белая футболка. Он оказался очень теплым. Гермиона даже не осознавала, что настолько замерзла. Его жар вместе с иллюзией защищенности невыносимо опьянял. Она покрылась мурашками, поняв, как они друг другу подходят. Была лишь одна проблема. Его ремень упирался ей прямо в спину. Она заерзала, снова и снова. На третий раз он заворчал, успокаивающе хлопнул ее по бедру и сел. Одной рукой Малфой расстегнул ремень, вытащил его и отбросил на пол. Тот приземлился на ковер с глухим стуком. Но и после этого никто из них не расслабился. Ни физически, ни морально. Она лежала, чувствуя, как его рука до странного легко, непринужденно покоится на ее талии, и слушая его сдержанные выдохи. Успокаивало лишь, что напряжение между ними взаимно. — Я придумаю, как нам выбраться отсюда, — объявила она. Повисла тишина. А затем: — Продолжай. — Амаров заинтересован во мне. Даже как-то болезненно, но вряд ли он собирается меня убивать, если так настаивал на моем выздоровлении. — И возникает вопрос — в каком смысле заинтересован? — задумался Малфой скорее риторически. — Думаю, в самом неприятном, — не было нужды ходить вокруг да около. — И что ты собираешься с этим делать, киска? От нежности, неслышанной с тех далеких, гораздо более счастливых дней на площади Гриммо, в горле образовался ком. Она вспомнила давний совет Ричардса о том, как усилить интерес Малфоя в ней. Как использовать. Тогда она сочла это неправильным, но теперь задумалась, не испробовать ли его на Амарове. Сработает ли вообще? Если это поможет им хотя бы немного... — Если я сделаю все правильно, он, возможно, предоставит мне доступ в места и к людям, до которых остальные на флотилии не могут добраться. Блейз говорит, здесь около тысячи наших. Настоящая небольшая армия. Есть другие пути, но они слишком опасны. Мы должны сделать все, чтобы помочь остальным. Он прижал ее к себе покрепче и стал выводить круги на пояснице. — И что если он захочет закрыть тебя в клетке для личного удовольствия? Конечно, Гермиона подумала об этом. Она бы не стала просто так подвергать себя опасности. Результат должен перевешивать риски. В ином случае она была бы совсем как Гарри. — В представлении Амарова флотилия уже клетка. Он самонадеян. Он считает себя неприкосновенным, хотя похищения лишний раз доказывают, что он такой же уязвимый. Блейз сказал, что Амаров попал к тем наемникам, только потому что повел себя беспечно. — Он никогда не будет тебе доверять. — Он и не должен. Ему просто нужно верить, что я не представляю угрозы. — Про тебя много можно сказать, Грейнджер. Но ты не смирная и ты не уступчивая. Она повернулась к нему лицом. Лампа стояла позади, так что она видела лишь очертания. — Ты отлично знаешь, как это бывает — мы становимся теми, кем должны. — И никогда теми, кем хотим быть. — Отчаянные времена, — прошептала она, чувствуя себя в эту самую секунду до странного неправильно. Не когда столько людей нуждались в лекарстве. Не когда ее друзья были мертвы, а Падму и Валлена удерживали Мерлин знает для чего. Они находились в эпицентре ужасной бури, но все же... Это все лекарства, заставляющие выдвигать обычные инстинкты на передний план, — она не могла им сопротивляться. В такой момент думать было слишком тяжело. Она вгляделась в подернутые мраком очертания его губ. И ей захотелось попробовать на вкус этого измученного, такого сложного человека. Что-то теплое заклубилось внутри нее, оседая в животе и опускаясь ниже. — Учитывая ваши отношения с Поттером, половину твоей жизни можно назвать «отчаянные времена». Его голос словно эхом отозвался в ее теле. Пальцы коснулись ее живота, обжигающе теплые даже сквозь ночнушку. — Что ты делаешь? — Проверяю твою повязку, — он дотронулся губами до ее виска, и щетина его кололась. — Сегодня ее нужно сменить. Я рад, что ты в порядке, но было глупо приходить сюда ко мне. Ты должна прежде всего думать об отдыхе, особенно если надеешься провернуть тот свой план. — Блейз упомянул, что я была без сознания почти две недели. Этого отдыха предостаточно. — Тогда о восстановлении. — Ты не слишком уверен в моем плане, да? Он расстегнул две пуговицы ночнушки прямо над животом и провел теплыми пальцами по краям повязки. Гермиона прикрыла глаза. — Напротив, чем больше времени ты проведешь с Амаровым, тем больше мы вероятно сможем узнать о механизме, которым он контролирует целую флотилию. По сути, это твой лучший шанс остаться в безопасности. Пока ты не в камере — ты будешь в порядке. Но есть одна проблема. То больше не были руки доктора. Определенно не доктора. Его ладонь огладила нежную кожу ее живота, а чуть шершавый большой палец очертил пупок. Вот вам и клятва Гиппократа. — Какая проблема? — Отлично. По крайней мере голос никуда не делся. — Знаешь, то, что тебя, возможно, заставят сделать. Подумай своей умненькой головкой о том, что Амаров хочет от тебя. И пойми, что мне придется это позволить. Ах. Они неизбежно прикатились к своим баранам — к сложной главе воображаемой книги жизни Гермионы под названием «Чувства и другая сентиментальная чушь». — Амаров говорил, на флотилии не так много волшебниц. — Их достаточно, — сообщил Малфой. И это ее смутило. — Тогда я не понимаю... почему его заинтересовала такая обычная ведьма? — Обычная, — усмехнулся он с недоверчивой интонацией. — Грейнджер, некоторые звезды светятся ярче других, и находиться рядом с ними — уникальное счастье. Лучшие из нас подпитывают этот свет, продолжая наслаждаться его блеском. Но такие, как Амаров, словно маггловские охотники, гонятся за большой сложной игрой. Они собирают опыт и трофеи. Для них лишь власть имеет значение. — Малфой, — начала она, не в силах перестать улыбаться, — по твоей аналогии я та самая игра? Или флуоресцентная светящаяся звезда? Он шлепнул ее пальцами по бедру. Кажется, это можно считать недовольством. — У тебя есть план получше? — спросила она. — Конечно, но я не могу тебе рассказать. — Даже если твои шансы на успех возрастут, привлеки ты больше заслуживающих доверия людей? — Доверием разбрасываются слишком легко. — В твоем мире — да, — пробормотала она. — Мы живем в одном мире, киска. — Этот план для тебя опасен? — Мы все в опасности, пока Амаров командует флотилией. Гермиона напряглась в его руках. Малфой выругался. Так странно было слышать маггловские ругательства из его уст, но, догадалась она, скорее всего он узнал парочку во время своих путешествий. — Так вот в чем план, — серьезно произнесла она. Безнадежно притворяться, что не поняла. Он разозлился. — Черт. Я говорил, что почти не сплю? И мне приходилось заботиться о больной вдобавок ко многим другим делам. Ты никому не скажешь, поняла? Не важно, насколько, по-твоему, ты им доверяешь. Пусть она не была посвящена в детали, но общая картинка сложилась идеально. Флотилия — не враг. На самом деле, она, вероятно, самый полезный инструмент. Убрать одного человека. Спасти флотилию. И инструмент будет принадлежать людям. — Ты очень умен, Драко Малфой. — Я знаю. Не то чтобы ты меня часто слушаешь. — Спасибо, что опять спас мне жизнь. — Это все Беликов. — Когда я увижу твоего Беликова, я его тоже поблагодарю, — сказала Гермиона. — Прости за то, что произошло, когда Онория забрала тебя. — Я уже слышал твое извинение, Грейнджер, — ответил он. — Ты немного могла сделать в таких обстоятельствах. — Да, но я не стала искать тебя. — Потому что я не давал тебе причин меня искать. Она взглянула на него. — Ты был тем, кем должен был быть — злодеем. Ты избавил нас от Онории. Но не сейчас. Сейчас тебе не нужно им быть, — она погладила его по щеке. И он сжал ее запястье, немного чересчур крепко. — В этой истории не я маньяк-убийца, но знай, я не Гарри Поттер. Так что не стоит питать иллюзий о моем искуплении, — сказал он. — Если бы я мог, я бы увез тебя отсюда, хочешь ты этого или нет. Я бы оставил твоих друзей. Я бы оставил Забини и его маленького сына. Я бы бросил возможность создать лекарство. И я бы сделал это без колебаний, без всяких сомнений. Я бы отправил всю эту флотилию, с невинными магглами и детьми, с нашими волшебниками, на дно. Я бы сделал это, если бы взамен мы могли уйти нетронутыми. Таковы мои приоритеты. Я не Амаров, но я и не один из вас. Я никогда не буду одним из вас. За его вспышкой последовала тишина. Гермиона отстранилась, и он ее отпустил. Они лежали на кровати, смотря в потолок(к счастью, там не было херувимов) и не касаясь друг друга. Она услышала, как он вздохнул, и в этом звуке ей почудилось сожаление. Кое-что она все-таки поняла — они оба абсолютно ужасны в разговорах о чувствах, даже когда жизни на кону. — Тебе нужно было направить время и силы на кого-то более подходящего, — сказал он в итоге, своими словами почти признавая их странные отношения. Гермиона задумалась о своем положении. Еще не оправившись от едва ли не смертельного огнестрельного ранения, она лежит в кровати с Драко Малфоем на круизном лайнере, управляемом современным Калигулой, когда весь остальной мир пытается пережить зомби-апокалипсис. — Когда все закончится, может мне попробовать онлайн-знакомства? — мягко сказала она. — Может, — ответил он. Пара минут прошли в тишине, и глаза начали закрываться. Он укрыл ее одеялом по шею. — Тебе больно? — кажется, доктор Малфой вернулся. — Нет. — Тогда поспи. Я разбужу тебя через пару часов. Нужно было слишком много сделать, слишком много обсудить и обдумать. Она быстро заморгала, пытаясь отогнать сон. Он словно прочел ее мысли: — У нас еще будет время. Засыпай.***
— Грейнджер, проснись. Малфой потряс ее за плечо. Свет был включен, и она сначала заморгала, зажмурилась, откинула волосы с лица, а потом села и огляделась. Ей очень нужно было почистить зубы. Он уже принял душ и переоделся в темную одежду. Влажные волосы были отброшены назад, а колючая щетина исчезла. Гермиона предположила, что он ушел, как только она заснула. О боже, Забини ее четвертует, потому что опять лишила дракона сна. — Анатолий ждет снаружи, чтобы отвезти тебя в лабораторию. Гермионе опять страшно хотелось пить. И теперь ее рана болела. Она пульсировала. Гермиона поморщилась, свесив ноги с кровати. Малфой тут же присел рядом с ней со стаканом воды и двумя белыми таблетками. Она даже не потрудилась спросить, что это, — просто взяла, бормоча слова благодарности. Осушив стакан до дна, она отдала его и промокнула рот тыльной стороной ладони. И заметила инвалидное кресло в углу комнаты. — Я могу ходить сама, — хрипло сказала Гермиона. — Нет, не можешь, — он подтолкнул к ней кресло, и у Гермионы совсем не осталось сил спорить. Пересадив ее в кресло, он пошел открывать дверь. Вошедший в комнату Анатолий, казалось, стал еще больше за эти несколько часов. Неудивительно, но глядел он сердито. — Привет, — сказала она, вспоминая мамины слова — манерам грош цена. — Если Амаров узнать об этом, мы все мертвецы, — пожаловался Анатолий Малфою. Тот заговорил с охранником на русском. Анатолий ответил точно так же. Все продолжалось еще несколько минут, а потом недовольный русский всплеснул своими огромными руками и выкатил Гермиону за дверь. Она успела лишь краем глаза взглянуть на Малфоя и заметила, как тот нахмурился. Гермиона подождала, пока они зайдут в лифт, и уже там спросила: — Что он тебе сказал? — Велшебник задать глупый вопрос. Кажется, он не собирался продолжать. Гермиона приподняла брови. Анатолий вздохнул. — Он спросить меня, будешь ли ты в безопасности с Александром. — И? Во взгляде Анатолия явно читалась снисходительность вперемешку с недоверием.