Любовь во время зомби-апокалипсиса

— Вам когда-нибудь снятся повторяющиеся сны? — спрашивает Лаванда Браун. Гермиона уже не могла вспомнить, на каком курсе это было. На пятом? В Хогвартсе сложно следить за временем. В памяти Гермионы о школе словно закрепились лишь уроки, опасности, взлеты и падения, заслонив собой посредственные события. Разговор скорее всего случился за завтраком. Ей на память пришел Рон, жующий тост с открытым ртом. — Мне снилось, что я забыл что-то важное и я не помню что, — говорит им Невилл. Никто не удивляется. — Только меня всегда преследуют, да? — ворчит Рон. — И этот дурацкий паук был просто огромный! У меня ноги не шли, как будто парализующим ударило. Я упал, а паук забрался на меня и... Симус не упускает шанса поиздеваться: — Ты уверен, что это не у паука был кошмар? Все смеются. Ну, почти все. Гермиона замечает, что Гарри улыбается, но как-то отвлеченно... что неудивительно, когда Волдеморт всеми силами пытается убить его, к тому же с девушками проблемы. — Я думаю, сны о чудовищах неслучайны, — говорит Лаванда. — У меня точно такие же. Я никогда не вижу, что там, но за мной всегда гонится что-то мерзкое... Парвати наклоняется к ним с заговорщическим видом так, что школьный галстук едва не падает в огромную чашу густой каши. Она шепчет: — Падме снится, что она не подготовилась к экзаменам. — Откуда ты знаешь? Она тебе рассказала? — интересуется Гермиона. Парвати глядит в ответ чуть прохладнее. Они неплохо ладят, но Парвати, как и Лаванда, довольно поверхностна, и Гермионе, к ее стыду, порой нравится усложнять той жизнь. — Ей не обязательно говорить мне, — до странного серьезно отвечает Парвати. — Иногда мы видим сны друг друга. — Магия близнецов, — говорит Невилл, кивая. Рон усмехается. — Тогда Гермиона пропавшая сестра Патил, потому что, готов поклясться, у нее тот же повторяющийся кошмар! Верно, Гермиона? — он многозначительно приподнимает брови. — Верно? Гермиона играла с салатной вилкой, тыча зубцами в подушечку большого пальца, и смотрела на оставшиеся следы — четыре крошечные угнетающие точки. Конечно, ей снился тот сон. Но его место обычно занимал другой. В нем она стояла в одиночестве и должна была принять решение — выбрать заклинание, открыть правильную дверь, передвинуть нужную шахматную фигурку. Все эти решения не могли ждать вечно, потому что в темноте позади нее не страшное чудовище, а Рон, Гарри, папа и мама, Уизли и Джинни. Они ждали своей судьбы, безучастные, полностью подчиненные выбору Гермионы. Во сне Гермиона всегда делала неправильный выбор. Открывала не ту дверь, не ту книгу. Она глядела на свои руки и приходила в ужас от вида страшных черных усиков — так распространялся яд. Она была причиной всех бед, ее друзей и любимых подавляли, убивали, кровавые разводы на их щеках окрашивались в черный. Монстры Гермионы — никогда не огромные и ужасные, загоняющие в угол. Ее монстры — неверные решения. Вздрогнув, Гермиона осмотрелась вокруг. Теперь перед ней был не счастливый старенький дубовый стол гриффиндорцев, а в ожидании ответа на нее смотрело не улыбающееся веснушчатое лицо Рона. Она никогда не сможет привыкнуть к пронзительному, буравящему взгляду Александра Амарова, не важно, насколько часто Малфой и агент Ричардс смотрели на нее таким же. Он наблюдал за ней, одновременно будто бы с любопытством, но зная все заранее. Гермиона провела на флотилии три недели — две из которых без сознания, восстанавливаясь. Дни после выздоровления были еще более беспокойными. Четыре ночи подряд Амаров обязывал ее приходить на ужин, который он сам называл «Стол Капитанов». Все присутствующие были одеты очень официально. Видимо, среди ведущих начальников флотилии уже стало традицией наряжаться к ужину. В этот вечер Амаров надел тонкий черный костюм поверх тщательно отглаженной белой рубашки. Пуговицы казались совсем крошечными, словно черные булавки на накрахмаленной алебастровой ткани. Разителен был контраст между ним, прилизанным и простым, и напыщенным убранством корабля. Даже не надел галстук. Гермиона помнила — он носил его постоянно, исключая их первую встречу на судне похитителей. Теперь, когда он немного набрал вес, щеки больше не выглядели впалыми, пусть суровая угловатость скул никуда не делась. Удивительно красивый мужчина, по общепринятым стандартам. Жаль, что на этом его достоинства заканчиваются. За столом сидело еще двенадцать человек. Каждый был капитаном, кроме двух присутствующих женщин — Гермионы и Онории. Словно почувствовав ход ее мыслей, Онория оторвалась от второго блюда перед собой. Взгляд, которым она наградила Гермиону, будто был призван прожечь в ней сквозную дыру. Ненависть Онории можно было понять. Гермиону она раздражала, но невозможно не заметить ее абсолютное обожествление Амарова. Такое смехотворное. Преданность Онории ни для кого не была секретом. Ей явно нравились мерзавцы. Совершенно сумасшедшие. Гермиона стала кем-то вроде любимого магического экземпляра его коллекции, и это не осталось без внимания ближайшего окружения. Но никто из них не сказал ни единого слова. У Гермионы никаких опасений не было. На самом первом ужине она объявила свои требования, проигнорировав довольные взгляды остальных гостей. Она пыталась договариваться, торговаться, убеждать, а когда ничего не вышло, она стала угрожать. Но в ответ на ее вмешательство он лишь на мгновение прервал разговор с каким-то капитаном. И взглянул даже несколько по-отечески, словно говоря: «Я знаю, что ты хочешь моего внимания, дорогая, но придется подождать». И она ждала. Целых три мучительных ужина. И четвертый. Каждый раз она не обращала внимания на присланную им одежду. Прекрасные, со вкусом подобранные, очень эстетичные платья известных марок. Первое и второе Гермиона выбросила в иллюминатор, пока Амаров не догадался запечатать крошечное окошко. Третье сморщилось и съежилось от жара вентиляции, а четвертое легко испортилось после контакта с водой. В пятый раз платья не было. Может, кончились наряды ее размера? Как и каждую ночь до этой, Гермиона явилась на ужин в потертой джинсовой рубашке профессора Беликова и широких брюках, с закатанными рукавами и лентой для занавесок в качестве пояса. Босая. Ей никогда не присылали обувь, а жаль, ведь быть босоногой заключенной уже моветон. Гермиона не впервые задумалась, чем были вызваны ее действия — нетерпением или в самом деле несогласием? Возможно, стоило поберечь нервы? В тот момент она чувствовала себя не ученым из команды Британского Министерства Магии в заключении, а озлобленным подростком, влезшим в огромную мужскую одежду, словно беспризорник, и дующимся на весь мир. Сжав вилку сильнее, она понимала — переломный момент близко. Если ничего не произойдет, если Амаров будет и дальше запрещать ей увидеть друзей, тогда она... Она ничего не сделает, потому что пока в его грудь помещен биообратный механизм, он буквально ходячая бомба. В любом случае в комнате шестеро охранников. Они стояли, прислонившись к стене и скрестив руки, а двое держали автоматы. Люди вокруг нее разговаривали на четырех других языках, включая английский. Все смеялись, спорили, ели и пили. Гермиона многое узнала о том, как делаются дела во внутреннем круге флотилии. Она запомнила имена капитанов и первых помощников, суден и крейсеров, кое-какие крупицы информации об изменении курса, охране, жилищных условиях. Никто не опасался делиться данными в ее присутствии. Но все не имело смысла, потому что у нее не было возможности передать это Малфою. — Бисквит довольно неплох, — сказал Амаров. Его голос был едва слышен за звоном приборов и бокалов, но все разговоры за столом вдруг стихли. Теперь, четыре дня спустя, Амаров, видимо, решил обратить на нее внимание. — Вы знаете, какая страна опережает по количеству мишленовских звезд все другие? Скорее всего, вы думаете, это Франция или Испания. Или, возможно, США? — Япония, — заявила она, вспомнив статью из «Ридерс дайджест», которую когда-то прочла, сидя у отца в стоматологии. Он улыбнулся. — Мой шеф-повар родом из Осаки. Когда-то он получил три звезды. А потому я очень рекомендую бисквит. Гермиона отложила вилку. — Извините, но мне не слишком хочется есть, когда на вашей флотилии больные люди умирают в заключении. По левую сторону от Амарова сидел тучный краснолицый француз. Его звали Луис Рено и именно он был капитаном того корабля, где держали пленников-магов, широко известного как «Игровое судно». Рено уже открыл рот, чтобы заговорить, но Амаров поднял руку. — Вокруг ходит много разных слухов и домыслов. Позвольте объяснить вам, мисс Грейнджер. У нас немало ресурсов, но рано или поздно они закончатся. Еда перед вами была очень умно приготовлена из малого числа ингредиентов. Луис, пожалуйста, просвети нашу гостью, — Амаров взял бокал с вином и сделал глоток. — Если мы продолжим придерживаться данного рациона, еды хватит предположительно на восемь месяцев, возможно, на десять. Скоропортящиеся продукты — другой разговор, конечно. Хотя мы и пытаемся избегать их употребления, иногда приходится идти на огромные риски и посылать судно на материк, — сказал Рено. — Огромные риски, мисс Грейнджер, — повторил Амаров. — Риски, представляющие опасность для моих людей, идущие на благо всей флотилии. Включая вас и ваших друзей. Ее недоеденный бисквит убрали, заменив третьим блюдом — улиткой в чесночном соусе. — Вы на самом деле пытаетесь убедить меня, что ваши действия приносят благо? Вы либо сошедший с ума лжец, либо просто глупец. — Следи за манерами, ведьма, — выплюнул француз. Амаров и бровью не повел, спокойный как удав. — Мисс Грейнджер, позвольте задать вам вопрос. — Только если взамен вы ответите на мой. — Хорошо, — согласился Амаров. Подцепив ракушку щипцами, он проворно достал оттуда улитку крошечной вилкой. — Я первый. Сколько предположительно протянет группа магглов в центральной части Британии? Например, в Лондоне. Ваша команда сделала свою работу, полагаю? Вы знаете статистику? Ей было противно от самой себя за то, что приходится позволять ему вести разговор, но все это очевидно вело к чему-то важному. — Без защиты — около четырех дней. — И сколько я сохранял жизнь тысячам жителей флотилии? Гермиона не знала точного ответа. Амаров сказал сам: — Десять месяцев и двадцать дней, — он достал очередную улитку. — За это время рождались дети, матери которых не боялись, что тех разорвут на части и съедят на их же глазах. Люди женились, праздновали дни рождения и годовщины. Дети ходят в школу, а когда кто-то заболевает, к ним присылают врача. — Вы имеете в виду кого-то вроде моей подруги Падмы? Врача, которого вы принуждаете работать на вас? — А какие еще у нее есть навыки? Разве не это она делала для вашей команды? Мой главный приоритет — жители флотилии, но случается, что магам-беженцам требуется медицинская помощь. Она помогает своим людям, как и хотела. — Что насчет лекарств? Например, антибиотиков. Вы не разрешаете поставлять их заключенным волшебникам. Люди умирают. Они смогли бы спастись, если бы вы отдали им палочки! Остальные гости с интересом наблюдали, поворачиваясь то к Гермионе, выдающей очередную пылкую фразу, то к Амарову, всегда готовому ответить. — Мисс Грейнджер, год назад большинство жителей нашей планеты понятия не имели, что магическая раса существует. Сколько, по-вашему, протянула бы эта флотилия, разреши я тысячам волшебников и ведьм использовать палочки? Как, по-вашему, люди бы себя чувствовали? — Они бы вздохнули с облегчением! Самые невозможные спасательные операции и эвакуации магглов были произведены магами! — Вы нарушаете все законы физики. Вы исчезаете и появляетесь из воздуха. Вы летаете. Вы убиваете парой слов и почему-то считаете, что мои люди допустили бы подобную неконтролируемую силу рядом с собой? Мы плавающий остров из стали, дерева и стекла, выживающий за счет военных законов и отчаяния. Это реальность. Беспорядочная магия отправила бы флотилию на дно. — Но какой от нас толк без палочек? — риторически поинтересовалась она. — Зачем держать нас здесь? Вы используете нас для кровавого спорта! Вы пускаете детей волшебников на эксперименты! — Ах, это, — сказал он, вздыхая с почти искренним сожалением. — Вы имеете в виду Забини и его сына и существо из лабораторий? — Элоиз Визиншоу, — напомнила Гермиона. — Девочка была больна тифом. Мы решили, что ее смерть не должна быть напрасной. Ее заразили безболезненно, а матери выдали компенсацию продовольствием для ее здорового ребенка. В итоге малышка Элоиз помогла изготовлению лекарства. — Вы с легкостью можете оправдать все что угодно, верно? — тихо спросила Гермиона. — И чем же заслужил четырехлетний сын Блейза пребывание в Яме? — Возможно, вы удивитесь, но не я решил поместить сына Забини в Яму. Это была ошибка, допущенная в мое отсутствие, так, Луис? — резко проговорил Амаров. В этот момент Гермиона вдруг осознала, что к ней он относится гораздо деликатнее, чем к другим, — им повезло куда меньше. Рено страшно потел. Нервно рассмеявшись, он зашептал Амарову на французском. — На английском, пожалуйста, — приказал Амаров, не отрывая взгляда от улитки, — и объясняйся с нашей гостьей, а не со мной. — Конечно, — ответил Рено, упрямо смотря на Гермиону. — Ваш друг Блейз Забини множество раз пытался сбежать с сыном и в процессе ранил двух охранников. Он украл запасы и спровоцировал склоки между остальными. Забини мелкий преступник, и Яма послужила ему наказанием. Но, как сказал Александр, это было... как вы говорите? Ошибкой помещать туда его сына. — Бои бесчеловечны и жестоки, но они введены не без причины, — заговорила Онория, и Гермиона с удивлением заметила в ее голосе смирение. — Подобные меры удерживают от учинения беспорядков и воцарения безвластия. Начальники флотилии в меньшинстве, вы осознаете? — Все сильнее с каждым днем, — с притворной радостью ответила Гермиона. Амаров чуть заметно усмехнулся. — У нас нет полиции, мисс Грейнджер. Лишь иллюзорная власть и оружие. Сейчас беззаконные времена, людям нужен порядок. — И вы почему-то считаете, что заставлять их смотреть, как их товарищей раздирают на части голодные зомби, каким-то образом поможет его добиться? — заявила Гермиона. — Карательная политика действует, моя дорогая. Это старый прием. Существуют и другие лагеря беженцев. Жители моей флотилии вольны попытать удачу где-нибудь еще. Я слышал, на Внешних Гебридских дела идут не очень. Насчет остальных приходят лишь вести о грабежах, убийствах и насилии. Напуганные люди и сами могут быть довольно... пугающими. Гермиона осмотрела стол, останавливая пытливый взгляд на каждом из капитанов. — Вот так, да? Ни у одного из вас нет никаких моральных претензий? Любую вопиющую дикость, допущенную ради выживания, можно оправдать, — кивнула Гермиона. — Сдается мне, кроткие не скоро унаследуют землю.¹ Амаров сцепил пальцы, рассматривая ее. — Вы не способны заметить светлые стороны ни в одной из моих причин, потому что вам нравится думать обо мне как о каком-то монстре. Она взглянула на него как на сумасшедшего. — Ваша безумная жажда создать лекарство привела к смерти пяти моих коллег! Вы похитили меня и еще троих. Никто из нас не сделал ничего плохого! Он наклонился вперед со странным блеском в глазах. — Неправда, — промокнув рот салфеткой, Амаров встал и повернулся к одному из охранников. — Пожалуйста, приведи профессора Беликова и доктора Пристина сюда. Они ждут снаружи. Гермиона похолодела до кончиков пальцев. Сейчас случится что-то неприятное — все это чувствовали. Минутой позже двери в столовую распахнулись, являя гостям профессора Беликова, идущего будто на эшафот. Увидев Гермиону, он лишь нахмурился сильнее. Местный ведущий доктор — мерзкий жулик по фамилии Пристин — шел позади. — Александр, — поздоровался Беликов. — Вадим, спасибо за ожидание. Я хотел бы поделиться радостными новостями с капитанами, — Амаров обошел вокруг стола. — Друзья, стало известно, что профессору Беликову удалось синтезировать лекарство от инфекции. Он лично рассказал мне еще перед ужином. Кто-то ахнул от удивления, а Онорию словно парализовало от страха, как и саму Гермиону. — Это правда? — потребовал Рено. — Так он утверждает, — сказал Амаров. — Потребуется провести парочку тестов, но впереди блестящее будущее, верно, Вадим? Пожилой ученый лишь мрачно глядел и молчал. — Скажи мне, каковы три главных правила для жителей нашей флотилии? Беликов побледнел. — Покорность, верность, честность. — Онория, как думаешь? Профессор соблюдал их? Онория оглядела комнату, ища молчаливого утешения у других капитанов. Его не было. — Если профессор говорит, что оно готово, то, полагаю, так и есть... — Ты доверяешь Беликову? — Конечно. — Хорошо, — Амаров широко, ослепляюще улыбнулся, отчего Онория слегка покраснела. — Вытяни руку, моя дорогая. Она нахмурилась. — Прости? — Вытяни руку, чтобы Пристин ввел тебе дозу патогена, — он повернулся к доктору. — Пристин, ты принес образец? Гермиона наблюдала с растущим ужасом. Конечно, она с радостью столкнула бы Онорию Клут в ледяное море, представься ей такой шанс, но это? Это невообразимо. Онория казалась совершенно сбитой с толку. — Я... я не понимаю, о чем ты говоришь, Александр. Ты хочешь заразить меня? — Да, — выразительно ответил он. — Вадим говорит, что сыворотка готова, так что для исцеления нужно будет лишь дать тебе дозу лекарства, как только Пристин тебя заразит. Но только если ты хочешь, конечно? Сумасшествие. Гермиона даже не знала, что наиболее безумно — приказ Амарова или смирение Онории. Она протянула Пристину руку, а тот натянул толстые резиновые перчатки и достал шприц из гладкого кожаного кейса. Внутри виднелась янтарная жидкость — образец инфекции, заключила Гермиона. Пристин подошел к Онории. — Не двигайся. Огромными, отчаянными глазами она посмотрела на Амарова, будто ожидая, что в последнюю секунду тот передумает, скажет, что это игра, глупая шарада. Но затем Пристин откупорил шприц и потянул ее запястье к себе. — Остановитесь, — раздался тихий голос Беликова. — Лекарства нет. Онория отдернула руку подальше от Пристина. — Какого черта здесь происходит? Амаров присел на край стола, скрестив руки на груди. — Понятия не имею. Вадим, почему бы тебе не просветить нас? — Это безумие должно прекратиться, Александр. Я думал, что если ты доверяешь мне, то позволишь отправить сыворотку заключенным и отпустишь их. — Я доверял тебе, — ответил Амаров с явственным сожалением. — И Онория тоже. Ты не оставляешь нам выбора. Беликов, казалось, давно смирился со своей судьбой, какой бы та ни была, но его мысли занимало кое-что другое: — Что насчет моих внучек? — О них позаботятся. — Вы не можете так поступить, — возразила Гермиона, как только охранники вывели ученого. Она вскочила на ноги. — И вы неправы, у вас есть выбор! — Он мне солгал. И он мог стать соучастником освобождения и возможного создания сотен новых магических зомби на Британских островах. Вы когда-нибудь видели, на что способны эти существа? — потребовал он. — Они отличаются от обычных зомби настолько же, насколько вы от меня. Рено откашлялся. — Тем не менее, возможно, в чем-то ведьма права? Разве он нам не нужен? Амаров вновь занял свое место, раскладывая тонкую салфетку на коленях. — Малфой справится. Все-таки он привык возглавлять подобную операцию. Онория, думаю, настало время показать мисс Грейнджер папку. Без промедления подчинившись, Онория передала папку Гермионе, а та взяла ее и села. — Что это такое? — Фотографии слежки, платежные ведомости, квитанции, путевые маршруты и копии перехваченных разговоров, — ответила Онория. — Другими словами, доказательство. — Вы знали, что ваш симпатичный коллега создавал психотропные препараты для своего хозяина? — уточнил Амаров. Гермиона пролистала документы. — Конечно, мы знали. Малфой получил пожизненный срок в Азкабане за использование Непростительных и работу по производству магических веществ для черного рынка во время Второй Магической войны. Амаров откинулся на стуле. — Но знаете ли вы, над какими именно препаратами он работал? — Да, я читала бумаги. По большей части над запрещенными наркотиками и дорогими лекарствами от обычных болезней. Все это меня не удивит. — Правда? Я думаю иначе. Ваши авроры раскрыли операцию Тома Риддла в Лондоне около семи лет назад. Прикрыв ее, они бросили всех Пожирателей Смерти за решетку, включая вашего мистера Малфоя. Но у Министерства не хватало ученых, чтобы выяснить, что конкретно создали в лаборатории. Потребность — мать изобретений, грустно, что для решения проблем маги лишь махают палочками, не думая положиться на разум, — сказал Амаров. — Буквально. Гермионе попался на глаза лист со знакомой печатью Отдела Правопорядка. Кажется, на нем следователи записали все найденные на рейде вещества. К нему был прикреплен подробный отчет. — Как вы могли заметить, я взял на себя ответственность сделать копию и передать одному человеку, чтобы он опознал найденное. Думаю, вы узнаете имя моего консультанта? Внизу каждой страницы составленного отчета была подпись. — Хендри Тан, — прочитала Гермиона, поднимая взгляд к Амарову. — Человек, который работал с Малфоем. Амаров кивнул. — Риддл предоставил финансы, охрану и секретность, поэтому в его лаборатории Тан чувствовал себя всемогущим. Продолжайте читать. Думаю, вы найдете, почему бедный Хендри решил повеситься в собственном кабинете, чтобы не донести информацию до верхов. Отчет был написан очень официозно, но Гермиона давно привыкла к подобной терминологии и потому понимала. Очень сильно желая, чтобы было не так.

Вирусный агент. Класс: нейротропные. Поражение периферической нервной системы, афферентных нервов, центральной нервной системы. Продромальная стадия энцефалита. Поперечный миелит. Вероятность смерти 99%. Применение: биооружие (немагические люди)

Буквы сливались в одно большое черное пятно. Гермиона бешено заморгала. Перечитав текст еще несколько раз, дрожащей рукой она отложила список и отчет на стол. — Вы выпустили на свободу создателя вируса, в итоге приведшего к инфекции, мисс Грейнджер. Том Риддл, Хендри Тан и Драко Малфой виновны в смерти миллионов. Последние двое работали в одной лаборатории. Соответственно они же создали вирус и антивирус, который никогда не должен был коснуться популяции магов. Его должны были продать как оружие по уничтожению магглов. Гермиона сморгнула слезы. — Но он оказался смертельным и для магов тоже... — Доктор Тан нашел покупателя за океаном, но Риддл пока не хотел делиться формулой. Тана захлестнуло жадностью. Вопреки здравому смыслу, он вывез образец из лаборатории, обманув сигнализацию. Тан выбрал сосуд, который мог незаметно обойти магические барьеры, но не подумал, что вирус начнет действовать... Все вдруг встало на свои места. — Он попытался вывезти его, поместив внутрь волшебника, — заключила Гермиона с пустотой в голосе. Амаров улыбнулся. — Неплохо. Нулевой пациент был уборщиком. Он приходил, чистил и возвращался домой. Таким образом он спокойно прожил шесть лет, так и не поняв, что стал носителем самой смертоносной чумы, известной человечеству. Что было дальше, теперь уже, к сожалению, история. — Вы сказали... — голос сломался. Гермиона сглотнула и попыталась снова: — Вы сказали, что поделились этой информацией с правительством? — Всем известно о моем презрении к магам. Я годами пытался раскрыть вашим людям глаза. Но мне приказали исчезнуть, закопать этот отчет, чтобы не рушить веками существующий между магглами и магами мир. Нас уверили, что Британское Министерство Магии подавило угрозу. Все-таки Риддл и Тан были мертвы, а Малфой должен был провести остаток жизни в заключении. И если магглы копнули бы чуть глубже, их могли подвергнуть Обливиэйту или чему похуже. Вот так ваши люди хранят свои секреты, верно? Вы уничтожаете наши воспоминания. Контролируете рассудок. Вашему виду нельзя доверить ни будущее своего же народа, ни тем более заботу о жизнях миллиардов немагических людей, толкающих эту планету вперед. Ваше высокомерие поставило человечество на колени. Потому волшебники и ведьмы не дождутся от меня милосердия, мисс Грейнджер. Когда-то мир уже разбивала чума, и я помогу вновь собрать его по кусочкам. Но в этот раз мы будем у власти. Гермиона опустила замерзшие трясущиеся руки на колени и с трудом сдержала рвотный позыв. Во взглядах остальных, что странно, не было гнева. Было лишь смиренное осуждение, что еще хуже. Онорию им тоже не обделили, заметила Гермиона. Несмотря на всю верность Амарову, корни до сих пор преследовали ее. В правдивости слов Амарова и подлинности документов не было сомнения, конечно. Скептицизм всегда был отличительной чертой науки... — Теперь вы понимаете? — спросил Амаров почти мягко. Она оглядела документы: черно-белое фото, на котором Драко шел по мощеной лондонской улице, одетый в маггловский костюм. Он казался моложе, скорее подростком, которого она помнила по школе, чем тихим уставшим человеком, известным ей теперь. Тем, кто в моменты слабости смотрел на нее так, будто лишь у нее одной был ключ к замку, который никогда раньше его не привлекал. Да, теперь она понимала. Гарри схватил ее за руку и потянул к выходу. — Мы уходим без него. — Гарри, нет, — заупрямилась она. — Он нам нужен! — Никому не нужно такое! Никто не может быть настолько в отчаянии! Много месяцев назад в Азкабане она сделала выбор. Амаров и Онория были ответственны за смерть ее коллег, но этого не случилось бы, поступи она иначе. Сама того не осознавая, она освободила того единственного человека, который, по мнению Амарова, мог прекратить то, что начал. Возможно, Малфой действительно мог. Амарову дорогого стоило похитить Малфоя у Проекта Рождество. Все недавние смерти, боль, паранойя и недоверие возымеют смысл, только если Драко преуспеет. Остальное больше не имеет значения. Этой ночью подали восемь блюд. Гермиона едва осознавала, что было после улиток. Все казалось слишком ярким, слишком хрупким, а разговоры сливались в один неровный гул. Когда Онория вела ее обратно в комнату, Гермиона лишь концентрировалась на переставлении ног. — Теперь ты знаешь, почему я здесь, — сказала Онория. — Больно, когда сердце разбивается, не так ли? — усмехнулась она, запирая за собой дверь. Гермиона знала, что она говорила не только о Драко.