Часть 3
27 ноября 2016 г. в 03:02
Итак, со слов Чарльза, случилось следующее.
«В тот вечер профессора Чарльза Ксавьера упорно преследовало нехорошее предчувствие. Конечно, можно было осмотреться пристальнее — может, удалось бы вовремя распознать угрозу и уберечься от нее, но в тот вечер профессор Чарльз Ксавьер был пьян. Как и в предыдущий. Как и в тот, что был перед ним. Он пил совершенно безбожно и бессовестно…»
— Не так уж сильно я пил! — буркнул Чарльз.
«… Он пил совершенно безбожно и бессовестно, якобы для того, чтобы заглушить депрессию из-за событий на Кубе…»
— Я потерял сестру, близкого друга и почти всех учеников! Я имел полное право впасть в депрессию! И не надо делать вид, что ты здесь ни при чем, Эрик, — попрекнул телепат, все еще поглядывая на бутылку, которую я благоразумно ему не отдавал.
«Выпивка, быть может, приносила профессору некоторое душевное облегчение, но вот на его способностях сказывалась дурно. Поэтому он не услышал чужих враждебных мыслей, пока не стало слишком поздно.
Профессор отправился на кухню за очередной бутылкой виски…»
— Вообще-то, я хотел сделать себе сэндвич! — снова встрял Ксавьер в стройное повествование.
— Прости, но не поверю. Не похоже, чтобы ты нормально питался в последнее время, — я скептически оглядел друга. Впалые щеки, щетина, худющие запястья — и он еще будет рассказывать, что шел не за выпивкой.
«Итак, профессор Ксавьер отправился за очередной порцией спиртного. Он жалел себя и думал о своем друге Эрике, когда услышал чужие мысли, путанные, но явственно враждебные. Чарльз насторожился, пытаясь сосредоточиться, но опьянение ему не позволило. Он уловил только фрагменты — что-то про ЦРУ, что-то про выстрел…
„Черт“, — только и успел подумать нетрезвый профессор, когда сквозь открытое окно свистнул дротик. Его координации хватило на попытку увернуться, и дротик, вместо груди, воткнулся ему в плечо. Потеряв равновесие, Чарльз тяжело обрушился на пол и изо всех сил мысленно позвал Хэнка Маккоя.
Ксавьер выдернул дротик из руки, но ему определенно не нравился холод, который расползался от раны. Боль немного отрезвила профессора, он смог уловить мысли снайпера, который стрелял в него. В этих мыслях он увидел одно страшное слово: „Яд“. В последнем усилии дара Чарльз заставил агента убираться прочь, чтобы не подвергать опасности Хэнка, который как раз в ту минуту ворвался в комнату.
— Яд, — только и смог пробормотать Ксавьер, держась за плечо, от которого по всему телу расходились ледяные волны. В глазах у него потемнело, профессор лишился чувств.
Очнулся он на ближайшем диване. За окном уже рассвело, Хэнка не было видно, в руке торчала какая-то капельница, медленно вливавшая в вены профессора что-то янтарное, отдаленно похожее на хороший виски. Чарльз привычно обратился к своим силам, пытаясь выяснить, куда пропал врач, но ощутил только пугающую пустоту. Не было ничего — даже привычного шума людских голосов, к которым телепат давно привык не прислушиваться. Никогда, с самого момента пробуждения дара, в голове Чарльза Ксавьера не было настолько тихо. Он лихорадочно искал отголоски чужих мыслей — хоть что-нибудь, хоть какой-то обрывок, какую-то несчастную эмоцию… Но не было ничего.
Потом придет Хэнк и расскажет Чарльзу, что он отравлен неизвестным ядом, который, очевидно, должен был убить профессора. Поскольку помощь была оказана вовремя, самого худшего не произошло, однако отдаленные последствия отравления предсказать трудно. А Ксавьер будет слушать его вполуха и только искать, бесконечно искать в голове хоть малейшие следы исчезнувшего дара».
— И после этого ты продолжишь защищать эту дуру Мактаггерт и ее проклятую контору? — не выдержал я.
— Мойра здесь ни при чем, я уверен, — понуро отозвался Чарльз, голос которого свидетельствовал об обратном. — ЦРУ решили убрать меня вот таким способом, потому что слишком опасаются моего дара. В какой-то мере у них получилось.
«Яд не убил Ксавьера, но каким-то образом лишил его способностей. Хэнк бился над этой проблемой много дней, но вывести яд из организма не удавалось. Тот создавал депо в тканях, из которого, повинуясь неясной закономерности, выходил в кровь, циркулировал и снова оседал, накапливаясь в мышцах, костях, подкожной клетчатке, в глиальных клетках мозга… В моменты, когда яд покидал ткани, у Чарльза случались вспышки телепатии, но кратковременные и слабые, только усугублявшие его эмоциональные трудности. Поэтому профессор вернулся к излюбленному способу решения проблем — снова запил и впал в депрессию.
И пребывал в ней до того памятного вечера, когда на пороге его дома появился Эрик Леншерр».
— Ну, не то, чтобы все было именно так, — прокомментировал Чарльз мое резюме, — Но у меня сейчас нет настроения, чтобы оправдываться. Можешь думать, как хочешь.
Я ощутил некоторую недосказанность. Что-то отчаянно беспокоило меня во всей этой истории, но так, сходу, я не мог понять, что именно, поэтому просто решил выпить еще немного. Пьянею я медленно, да и до Чарльза мне еще далеко.
Когда я цедил себе виски в стакан, мой депрессивный друг решительно подошел и подставил пустую чайную чашку, взглядом требуя налить и ему. В этот момент от него так отчаянно тянуло металлом, что я едва не позвал его по привычке.
Неужели Ксавьер сделал себе пирсинг? Если это так, то я должен увидеть своими глазами — иначе не поверю!
— Не делал я никакого пирсинга, — огрызнулся Чарльз, у которого, очевидно, вновь случилась телепатия. — С чего ты только взял.
Тут меня осенило. Последняя деталь головоломки встала на место.
— Какова природа яда? — спросил я, снова аккуратно отодвигая от него бутылку.
— Откуда я знаю! — раздраженно воскликнул профессор.
Господи, Чарльз, как же с тобой трудно сейчас!
— Зато я знаю.
— Ну? — с мученическим выражением лица спрашивает Ксавьер. Судя по всему, ответ его не особенно интересует — он уже отчаялся и сдался. Ничего, сейчас мы это исправим.
— Это металл, Чарльз! — торжественно объявил я. Он удивленно вздымает брови — наконец-то проблеск интереса!
— Я слышу его в тебе! И он звучит громче, когда к тебе возвращается дар!
— Эрик, ты уверен? — его синие глаза вспыхнули отчаянной надеждой.
— Уверен. И, кажется, я смогу его вытащить.