Металлический яд.

      — Эрик, это не смешно! — возмущался Чарльз, маршируя по комнате.       — А по мне, так чертовски смешно, — издевательски протянул я, прихлебывая виски из тонкостенного стакана.       Я не солгал — выглядело действительно забавно. Чарльз в цветастой рубашке меряет комнату бодрым шагом настоящего солдата, корча при этом страдальческую мину и пытаясь прекратить патологический марш… Бесценное зрелище.       — Ты позволишь мне извлечь яд? — взглянув на часы, осведомился я. Я спрашивал об этом где-то раз в десять минут — не хочу мучить его понапрасну. Хотя, если честно, Ксавьер уже порядком надоел мне своим упрямством.       — Не позволю, — все еще пытаясь остановить непослушные ноги, сдавленно ответил Чарльз.       — Неужели настолько больно, что ты готов терпеть такие унижения? — поинтересовался я, не веря происходящему.       — Ты ничего…не знаешь…об унижениях… — в такт маршу ответил мой друг.       Вот это ты зря. Я еще даже не начинал.       В свое время мне пришлось углубленно изучать анатомию людей. Началось все, конечно, с Шоу. Я старательно штудировал атласы анатомии головного мозга — оболочки, сосуды, жизненно важные центры… Я в мельчайших подробностях представлял, как проклятая монетка прошьет лобную кость в самом тонком месте, подарит ему мгновение ослепительной боли, преодолевая мозговые оболочки, пройдет между полушарий, разрезая нежные комиссуральные волокна… Потом чуть ниже, сквозь третий и четвертый желудочек, и наконец, разрушит ствол мозга, аккурат там, где сосудодвигательный центр — у этой твари не должно быть ни одного шанса. Потом анатомия так увлекла меня, что я изучил строение и всего остального организма, не ограничиваясь мозгом.       Кто бы знал, что это может пригодиться, чтобы заставить голосовые связки профессора Ксавьера воспроизводить похабные частушки…       — «Starletʼs fallen from the heavens right into my boyfriendʼs briefs», — вполне сносно голосил профессор.       — Ты все еще не хочешь позволить мне извлечь яд? — снова спросил я.       Чарльз не мог ответить — в этот момент выводил фразу « I donʼt mind his roasted penis». Поэтому вместо ответа он показал мне средний палец и закончил:       — « If it helps us live in peace!»*       Очевидно, мне придется выдумать что-то более ядрёное — Чарльз так просто не сдастся.       Пока я пытался сочинить еще более изощренный способ мучить Ксавьера, он совершенно самовольно выдал:       -«Fish in thick tomato sauce swims in happy comatose! Only you, pathetic wimp, have no fucking place to swim!»**       Вот это уже ни в какие ворота не лезет! Он еще меня оскорблять умудряется! Ну, все, ты дождался — сейчас будешь танцевать балет, дружочек!       Поскольку представления о балете у меня весьма поверхностные, я не рискнул вынуждать Чарльза танцевать в полную силу, опасаясь, что он может себе что-нибудь повредить (к тому же, механику большинства этих движений я понял не слишком хорошо).       И вот мой гордый профессор Икс выводит околобалетные па… Поначалу я хотел придать его лицу патетическое выражение, но потом решил оставить, как есть. Признаться, я находил некое извращенное удовольствие в том, что он делает все это насильно. Чувство контроля происходящего нравилось мне, сколько себя помню. Контролировать Чарльза оказалось как-то особенно упоительно. Я не садист, хотя со стороны и похоже. Мне не нравится мучить его. Мне нравится обладать.       Балет на Ксавьера должного впечатления не произвел — в какой-то момент я заметил, что ему весело. Весело! Этот сукин сын с удовольствием скакал на одной ноге и крутился вокруг своей оси! Похоже, я сильно недооценил уровень алкоголя в его крови…       — Слушай, а ты можешь мной сальто сделать? — хохоча, спросил Чарльз, вставая в «ласточку». — В жизни не делал, но интересно, смогу ли?       — Ну, так сделай сам! — огрызнулся я, раздраженный его непокорностью.       — Неет уж, сам я боюсь! Но ведь ты же не дашь мне упасть?       От этого вопроса все внутри зашлось. Сердце словно рухнуло в яму. Крошечный отголосок того доверия, которое я безвозвратно потерял, возвратило все воспоминания, все чувства, которые я впервые ощутил с Чарльзом… Никто никогда не понимал меня так, никто никогда так в меня не верил, совершенно незаслуженно, и оттого еще более трогательно. Я внезапно осознал, насколько в моей жизни не хватало этого ощущения — что кто-то стоит за плечом, кто-то настолько верит, что ты можешь свернуть горы, что ты их, черт возьми, сворачиваешь, даже если понятия не имеешь, как это делается. Я столько времени игнорировал пустоту на месте этого чувства, а теперь вдруг увидел ее во всей красе.       — Может, лучше вытащим яд? — предложил я. Чувства чувствами, а дело надо делать. И, может быть, сейчас, когда Ксавьер настроен благодушно, получится его уговорить…       — Эрик, нет! — резко ответил он, отстраняясь. Вечно это «Эрик, нет!»       — Уверен? — для проформы поинтересовался я.       — Разумеется! — с вызовом бросил профессор.       — Тогда у меня для тебя плохие новости.