***
Два года назад…
Мягкий, пушистый снег, будто миллионы крохотных лепестков роз, невесомо падал с пепельно-платинового неба и ложился на плечи Юрия. Парень стоял на набережной, любуясь нескончаемым течением Невы. Несколько дней назад отец, величавшийся неуловимым преступником, был найден убитым при слишком загадочных обстоятельствах. И теперь Плисецкий размышлял над тем, что коснулось и его жизни. Тут кто-то рядом поддел сапогом снег, и Плисецкий обернулся. — Отчего так грустишь? — Молодой человек, приветливо улыбаясь, составил фигуристу компанию и облокотился на перила. Подошедший брюнет был примерно одного возраста, что и Юрий, да и внешне выглядел очень даже ничего, а вот одеждой — скромно и старомодно. — Отца похоронил, да? Соболезную… Поразительно. Как этот человек узнал? — Для меня он никогда не был настоящим отцом, — не глядя на него, Юрий сохранял безмятежный вид. — Всю жизнь меня воспитывал дед. — Не был настоящим? Хм… Каким бы он не был, он твой родной по крови, — изрек мужчина. — Одна кровь — не значит, что мы можем быть настоящей семьей. — Но разве ли одна кровь — не значит, что нужно продолжить дело отца? Пауза. У Юрия расширились глаза. Незнакомец, чуть растянув губы, задумчиво подкинул два монетки в руке. — Собственно, я тот, кто может растолковать тебе всю ситуацию. И, к сведению, подошел я к тебе тоже не просто так. В любом случае, это бы случилось. — Мужчина дернул подбородком. — Следуй за мной. И сейчас — отдалялся и как бы молча звал Юрия за собой. И тот, не раздумывая, направился за ним следом. Он понимал — это ничего хорошего не предвещает, но шел все равно. — Имя-то хоть свое назовешь? — спросил на полпути, когда уже пересекал с незнакомцем проезжую часть. — Дарий, — чуть обернулся путник, величественно идущий впереди. — Знаю, имя довольно редкое. Что поделать, родители так назвали. Юрий, не сбавляя шага, на миг возвел глаза к небесам — снежинки все еще медленно спускались, тая на волосах и губах. — Ты случайно не ведешь меня куда-то в уголок, чтобы прибить и ограбить? — Мечтать не вредно, парень. Но у меня все есть. А нужен ты нам совершенно для другого. Напряжение набирает обороты. — Кому это «нам»? — Ты хочешь понять, какое дело отца ты должен продолжить? Вот и пошли дальше, чтобы я тебе все объяснил. — Я примерно догадываюсь… Хотите уголовника из меня сделать? — Данной цели не преследуем. — Разве? А какое вы имеете к этому отношение? — Прямое. Мы знаем твоего отца бог знает сколько времени. Тебе лучше сейчас узнать об этом. Время утекло незаметно. Преодоленное расстояние и темнеющие улицы, укрытые снегом, остались позади. Теперь — на лестничной площадке. Плисецкий, не обращая внимания на слегка припорошенные снегом плечи, замешкался в дверях. Это опасно, кричал он самому себе, но и себя же как будто бы не слышал. Он не уклонялся, но мысленно обрекал судьбу на поражение. Как и любой нормальный человек, он испытывал страх, пусть даже внешне не показывал этого. Только сейчас перед ним стремительно раздвигался мрак. Голос мужчины отчетливо вещал об этом в полутьме: — Ну что же, Юра. Добро пожаловать в закрытый Клуб Мстящих. Мы ждали тебя. Плисецкий смотрел на маленькие статуи, символизирующие каких-то мифических существ. Оглядывает темную квартиру, где не говорит электрический свет. Только свечи, загадочность и пугающий полумрак, охваченный запахом гари. Окна перекрыты заколоченными изнутри досками. Юрий понимал, что находится в ловушке, как, в принципе, и ожидалось. Он знал, что с ним будет. Знал. И пошел за этим человеком следом. — Это что, секта что ли? Тот, кто его сюда привел, не видел в этом ничего шуточного. — Правильно, смейся. В дальнейшем тебе редко представится такая возможность. — Хм… — Плисецкий обернулся. — Ну и что вы хотите этим сказать? Дарий отпустил ухмылку, приближаясь неспешным шагом к письменному деревянному столу. — Для начала сядь. — А если стул электрический? Цоканье. — Фома неверующий. Переведя дыхание, Дарий снял с себя плащ и повесил на спинку кресла, после. — В общем так… Слушай внимательно. Закрытый Клуб Мстящих появился относительно недавно. Буквально года два-три назад. В него могут попасть только те, кто желает отомстить. Юрий сдвинул брови. Боже, о чем он… — Но не все так просто. — Руки сомкнуты в замке. Взгляд — ни на секунду не отрывается от Юрия. — Мы ставим условия, потому что это — своеобразная плата за то, что мы помогаем мстящим в их грешных деяниях. Такого не может быть. Но… оно оказалось правдой. Леденящей правдой. — Мы предоставляем им все возможности. Мстящему дается срок, за который он должен выполнить то, что так сильно хочет. Если же условия не выполняются — согласно нашим правилам — отнимаем жизнь. Дарий вынул из кармана согнутую пополам бумагу. По своему содержанию она напоминала договор. — Твой отец обратился к нам, потому что у него уже не было выхода. Он жаждал мести больше, чем чего-либо. Не помню, из-за чего возник весь этот сыр-бор, но точно знаю, что это связано с семьей Никифоровых. В сердце Юрия вонзилась стрела. Точно… отец действительно охотился за ними. И потому Виктор скрывался тогда. — Твой отец пытался уничтожить их, прорабатывал всяческие ходы, тянул до последнего… Но время поджимало. Он так и не выполнил, что нужно. Несколько дней назад срок истек, и он вот-вот должен был погибнуть от руки Матильды. Это наша колдунья — владелица запрещенного ларька кукол Вуду. Именно с помощью них она играет с людьми. — То есть… в ее руках была кукла отца? — Именно. И в назначенный час она окрасилась в алый. Точно как и твой папаша там, в своей квартире. Однако… он оставил предсмертную записку. Уверен, ты ее прочел. А теперь сопоставь его слова с тем, что я от тебя требую. Юрий восстанавливает в своей голове тот самый текст. Обрывками. Фразами. Кусками. Вспоминает, как будто перечитывает заново. Глаза наполняются ужасом, какой Юрий еще не испытывал никогда. — То есть… Я должен… уничтожить Виктора и его семью? — Наши правила таковы… — кивнул головой Дарий. — Если участник клуба не завершает дело в срок и погибает, дело должны совершить его дети. Кровные. Твой сводный брат тоже мог сойти за Мстящего, но его ничего не связывало с твоим отцом, кроме фамилии и привязанности к нему. Но ты — его родной. И это — единственный выход. Юрий молча впивается взглядом в лицо мужчины. Пусть внутри все еще жгло. Он не мог с этим смириться. Он не мог принять этот факт — Не вижу ничего странного в том, что сын уголовника пойдет по его стопам, — улыбнулся Дарий, поднимаясь из-за стола. — Уверен, ты согласе… — Отказываюсь. Я не подписывал этот договор и вы не сможете заставить меня сделать что-то. Пустота и тьма сгущаются. В глазах Дария, полных гнева, отразилось мерцание свечей. — Я другого ответа и не ждал. — Но тут же он усмехается. — Скажи спасибо, что Матильда еще не смастерила твою куклу. Иначе ты бы сейчас же сгорел. А ведь он не шутил. Игры с жизнями людей — самые опасные игры, и они существуют испокон веков. — Хорошо, у тебя есть выбор. — Дарий сделал шаг вперед. — Потому что добровольно ты сроки мести еще не называл. Но договор в силе. За отказ ты будешь подвергаться страшным приступам, и врачи никогда не выяснят, откуда эта болезнь… Потому что у нее нет названия. Она выдумка. Но появляется, как в страшном сне, утягивающем в омут безумия и смерти. Не страшно? — Ну и пусть. — Такой отважный? Браво. Но ты не думай, что в дальнейшем сможешь часто общаться с объектами мщения. С этого дня ты не можешь с ними общаться, как с теми, кого уважаешь и любишь. Это отразится на тебе. Но… ты можешь приносить им только боль. Вполне разрешается. На то и нацелена месть. Иначе будешь получать кошмарные приступы. А еще… страдать будут и они. Юрий стиснул кулак. — Считаете себя властелинами только потому, что имеете при себе ведьму с тряпичными побрякушками? Раз можете управлять жизнями людей, то вы боги? Так что ли, да?! — Мы просто помогаем нуждающимся в мести и получаем то, что нужно нам. — Интересно… и какую цель вы преследуете прежде всего для себя? — Мы получаем удовольствие от мести. Мы живем местью, мы питаемся ей. Таков мотив нашего существования. — И вы видите в мести смысл? — Жизнь вообще бессмысленна, поэтому мы делаем то, от чего пока еще живем. Дарий положил листок с договором обратно в карман. Перевел взгляд на спортсмена. — Так значит… ты сделал свой выбор? — И, получив в ответ лишь упорное молчание, вынес: — Тогда забудь о своем здоровье. И вообще… забудь о том, что Никифоровы — близкие для тебя люди. Я предупредил. Хоть одна попытка с ними наладить — ты будешь мучиться. Или они. Зависит от нашего настроения. Сглатывая, Плисецкий почувствовал, что с его телом что-то происходит. Какая-то неведомая сила проникла сквозь плоть и добралась до груди, сжимая там все и съедая. Задыхается. Сразу. Безо всяких прелюдий. И в глазах — моментальная муть, пелена и тошнота, сквозь все это — слова Дария. — И ни слова спецслужбам. Будет ой как некрасиво. Я обещаю тебе. Мрак вздыбился прямо перед глазами. Юрий чувствовал коленями твердость пола. Его что-то уничтожает. Что-то стягивает вокруг горла, обволакивая все дыхательные пути и не пропуская воздуха в легкие. Ужас сковал глотку, но Плисецкий всё еще пытался что-то хрипеть. Голову опять дернуло вверх. С губ — стоны боли. Его охватил первый обещанный приступ. И только лишь пустой кулак сомкнулся в воздухе. Ветер все еще завывал в ущельях. Свечи, одна за другой, гасли под натиском сквозняка.***
Вспоминая этот день, Плисецкий смотрел в окно, за которым уже темнело и загорались огни вечерней Москвы. Прижимая к уху телефон, он разговаривал с кем-то. — Состоять в клубе не по собственной воле и делать то, от чего готов свихнуться… Весело, — произнес Отабек на том конце провода. — Я так и не назвал сроки… за два года… — горько ухмыльнулся Юрий, — хм, и сколько же мне осталось? — По их логике, рано или поздно ты должен их назвать, чтобы не быть виновным в том, что Никифоровых и деда больше нет? И ты не говорил все эти два года нам? Его сознание и тело прорезает нить, вытканная из холода и боли. Он дрожит. Каждой клеткой. — Ладно, Юрий. Созвонимся через пару часов. Мы должны теперь разбираться с этим. Отключив вызов, Юрий не спускал глаз с окна. Там, внизу, по дорогам тянулись полосы машин с парами светящихся фар. Да уж. Сколько месяцев терзала болезнь, а Плисецкий все равно был сильнее. Иначе почему он еще живет? Отрешенно смотрящему в окно, замёрзшему в десятках ледяных слоях Юрию грезилось, что он должен быть, как и прежде, свободен. Представлялось, что он тот пятнадцатилетний юниор, который никогда не сдается и побеждает… А теперь… ему почти тридцать. И он медленно иссякает. Исход был с самого начала ясен. Мужчина послан на смерть. Те, кого он любит, тоже находятся в страшной опасности. Что с этим делать… вот большой вопрос.