GoloЛёд

      В полутьме всё это напоминало большую тюрьму, выглядело зловеще, но одновременно манило. Виктор шел следом за Юрием, который тревожно оглядывался вокруг, казалось, даже принюхиваясь, словно пёс. — Что это за место? — наконец, решился заговорить Никифоров.       Чуть повернув голову вправо, но при этом не замедлив шага, Плисецкий небрежно бросил: — Заброшенный хладокомбинат. «Королевство мороженого».       «Сказочное название для реальных развалин, — мелькнуло в голове психолога. — Интересно, сколько здесь крыс?».       Мысль о переносчиках всяческой заразы заставила Виктора поморщиться, но больше вопросов он пока не задавал. Наконец, когда они вошли в здание, Юрий спустил с одного плеча рюкзак и, пошарив в кармане, извлек из него небольшой фонарик, включив его и освещая путь среди груд грязи и хлама в просторном помещении. — На второй этаж, — скомандовал Плисецкий, кивнув на лестницу, прочность которой доверия не вызывала.       Никифоров, мысленно подивившись собственной покладистости, кивнул в ответ, не отступая ни на шаг от хрупкого проводника. Под черепом проносилось такое множество самых разных мыслей, что голова кружилась. Разве мог он когда-либо представить, что этот мальчишка решится ради него на такую авантюру? Или же всё это ради другой цели? Какой? Месть? — Но за что? Разве он, Виктор, напрямую виноват в гибели Натальи? И разве мог об этом знать тогда совсем маленький мальчик? Теряясь в догадках, Никифоров все больше хмурился, стащив с головы дурацкий парик и шапку.       Когда они поднялись на второй этаж, Юрий остановился и указал в угол. — Здесь переночуем.       Переведя взгляд туда же, Виктор увидел прикрытую фанерным листом большую клетчатую сумку наподобие тех, в которых гастарбайтеры таскают барахло на рынок. Похоже, парнишка подготовился основательно. Поджав губу, Никифоров поглядел на Плисецкого. — И сколько ночей, по-твоему, мы здесь проведем?       Юрий покосился на него и пренебрежительно фыркнул: — Тебе что-то не нравится, седовласка? Можешь вернуться в «обезьянник», я не держу. — Благодарю, — хмыкнул психолог, — но эти апартаменты мне больше по душе.       Плисецкий издевательски ухмыльнулся. — Тогда не выебывайся и помоги мне.       Освещая путь светом фонарика, Юрий прошелся по второму этажу, немного напоминающему большой балкон из-за перил и вида на первый этаж. Обнаружив недалеко стоящую ржавую бочку, Плисецкий попытался подкатить ее поближе к сумке, но у него не особо получилось. Никифоров, помедлив немного, подошел к Юрию, и вдвоем им удалось это сделать. Не особо поняв поначалу, зачем это нужно, Виктор молча наблюдал за тем, как Плисецкий собирает трухлявые доски и скидывает их в бочку. Догадавшись, наконец, для чего, Никифоров последовал его примеру. Спустя двадцать минут в бочке ярко запылал огонь, даря мягкий свет и приятное тепло протянутым к огню ладоням двоих бродяг. — Разве сторож не заметит костер? — поинтересовался Виктор, которому, почему-то это пришло в голову только сейчас. — Сторож давно хер положил на свою работу и даже не приходит. Эти развалины скоро снесут, — отозвался Юрий.       Достав из кармана пачку сигарет, Плисецкий выудил одну и, прикурив, с наслаждением затянулся, после выдохнув облачко дыма и задумчиво глядя на огонь. Глядя на искорки, пляшущие в глазах мальчишки, Никифоров, стараясь придать своему голосу привычное безразличие, спросил: — Поделишься?       Легкое недоумение во взгляде, но только лишь на секунду. — Ты ж не куришь, — усмехнулся Юрий. — Никогда не поздно начать, — тем же тоном ответил Виктор, улыбнувшись уголком губ.       Подумав немного, Плисецкий снова достал пачку и протянул ее психологу. Крутанув колесико зажигалки, он с явным любопытством наблюдал за тем, как Никифоров делает первую затяжку. Как он и ожидал, Виктор, глубоко вдохнув, тут же кашлянул, и глаза его заслезились. Не сдержавшись, Юрий как-то легко и почти беззаботно рассмеялся. — Ты что, вообще никогда не курил? — подавив приступ смеха, поинтересовался он.       Виктор поморщился и промолчал, бросив сигарету в огонь. Плисецкий, перестав улыбаться, также уставился на пламя как-то грустно и задумчиво. Самые разные мысли не давали покоя, и он мучительно пытался сообразить, что делать дальше, и как поступить с Никифоровым. Он вытащил его из КПЗ, а что теперь? Они оба в бегах, и хотя Юрий, по сути, может вернуться в интернат, он не собирался этого делать. С него хватит. Больше никто и никогда не будет ему указывать, что делать и как жить. Теперь он сам себе хозяин. — Зачем ты это сделал?       Плисецкий услышал вопрос, но смысл дошел не сразу. И что он должен ответить? — Не от большой доброты, поверь, — фыркнул Юрий.       Прикрыв глаза, Виктор глубоко вздохнул. Он совершенно запутался в своем отношении к этому мальчишке. Оно было самым разным — от безразличия до ненависти. Буквально несколько дней назад он ненавидел Плисецкого, подозревая его в том, что именно он подставил его. Но, после визита Кристофа и трезвых размышлений он уверился в том, что это практически невозможно. Сейчас они с Юрием снова говорят друг с другом то как хорошие знакомые, то как враги. — И всё-таки?       Их взгляды пересеклись. — Потому что моя память оказалась не такой плохой, как все думают… *** — Юра? Юра?       Подняв голову, мальчик почти безразлично смотрит на сидящего напротив врача своими большими зелеными глазами. Уже два дня он молчит, почти не ест и не пьет. На все вопросы и попытки заговорить с ним отвечает либо кивком или качает головой, либо вообще никак. Не нужно быть доктором наук, чтобы понять — у мальчика шоковое состояние из-за того, что он увидел в ванной. — Юра, давай поговорим. Я не буду тебя очень напрягать. Всего несколько вопросов. Если не захочешь — можешь не отвечать. Хорошо?       Немного помедлив, Юра кивает. Доктор пытается тепло улыбаться, но выходит как-то неискренне. Впрочем, его маленькому пациенту, кажется, абсолютно плевать на это. — Ты помнишь, что было день, два или три назад?       Мальчик отрицательно качает головой, продолжая смотреть в упор. От этого взгляда, так не похожего на детский, врачу становится как-то не по себе. Но надо продолжать. — Ты помнишь, где ты живешь? Помнишь кого-то из родных?       На оба вопроса доктор получает тот же ответ, что и на первый. Похоже, на данный момент какие-то еще вопросы не имеют особого смысла. Частичная амнезия на фоне стресса. Только это и приходит на ум психиатра.       Когда врач покидает палату, Юра долго смотрит на закрывшуюся дверь. Сипло, полушепотом, чуть нахмурив светлые брови, он произносит: — Я никогда не забуду… ***       Услышанное казалось Юри полным бредом. Может, он что-то неправильно понял? Ведь русский язык довольно сложен, и многие слова и фразы могут пониматься по-разному в зависимости от ситуации.       Нет. Он не мог понять это настолько неверно. Выходит, Виктор и в самом деле бежал из КПЗ? Да еще и прихватив с собой в качестве заложницы Милу?       Даже после того, как полицейские, пришедшие поговорить о произошедшем с Барановской и всем персоналом интерната о происшествии, ушли, Кацуки сосредоточенно размышлял обо всех деталях этого события. Что-то здесь явно не сходилось. Мила пришла повидать Виктора? Но зачем? Разве у них были какие-то хорошие отношения, чтобы девушка переживала за него? — Ничего подобного Юри не замечал. Откуда у Никифорова взялось оружие? Не оставил же его какой-нибудь полицейский, это ведь полнейший бред! А прятать его негде, определенно. Выходит… оружие принесла Мила?       Как лента на катушечном магнитофоне все размышления накручивались и накручивались. Бабичева хорошо общалась в интернате со всеми. Но, кажется, чаще всех Юри видел ее рядом с… Юрием!       Теперь все сложилось так гладко. Юрий бежал, Мила пришла к Виктору, принесла ему оружие, сыграв роль заложницы. Может ли быть так, что на все это ее сподвиг пятнадцатилетний мальчишка? Юри был поражен собственной догадке. Если это так, то Плисецкий действительно удивительный парень. Вот только зачем ему все это? Зачем ему вытаскивать из тюрьмы человека, которого он на дух не переносит, и который обвинил его в подлоге? Ничего не приходило на ум. Точнее, версии появлялись, но одна была безумнее другой. У Кацуки заболела голова. Такого мозгового штурма у него не было очень давно. — О, Будда, зачем я в это ввязался?       Стоя перед зданием, адрес которого он нашел, просматривая документы Милы Бабичевой, Юри смотрел на окна пятого этажа и отчего-то испытывал такой трепет, словно сейчас ему предстоит выступить перед многотысячной аудиторией с архиважной речью. Что он желает найти здесь? Или кого? Милу? Виктора? Юрия? Всех троих?       Преодолевая один лестничный пролет за другим, краем глаза замечая «наскальную живопись», Кацуки был неприятно удивлен. Он, конечно, понимал, что сирот не селят в вип-апартаментах или на загородных виллах. Но это место уж очень напоминало какой-то притон. Чуть поморщившись от смеси различных неприятных запахов, доносящихся из углов полутемного подъезда, Юри пытался набраться уверенности и утихомирить немного ускоренное сердцебиение. Наконец, оказавшись на нужном этаже и не найдя кнопки звонка на стене, Кацуки трижды постучал в дверь.       Ответом ему была лишь звенящая тишина. Потоптавшись на и так уже грязном коврике — а точнее, его жалком подобии — и подождав немного, Юри повторил свои действия, но громче.       Спустя полминуты по ту сторону двери послышались довольно четкие неспешные шаги. Два щелчка замка — и перед Кацуки возник…мужчина?       Светлые волосы с аккуратной стрижкой, выкрашенные к низу в темно-русый, почти черный цвет. Немного нелепые усики и бородка. Большие зеленые глаза, обрамленные пушистыми ресницами, которые, скорее, подошли бы девушке. И этот взгляд… такой хитрый, томный, почти эротичный. Незнакомец смотрел в лицо Юри, а затем, будто узнав его, улыбнулся. — О, да у нас гости… — приятным голосом с сильным акцентом произнес он по-русски.       Смутившись, Кацуки на полшага отошел назад и слегка дрогнувшим голосом ответил: — Простите, я, кажется, ошибся дверью…       Он и сам не знал, почему, но когда незнакомец смотрел на него, по коже Юри пробегали мурашки. Ощущение было не из приятных, хоть и, казалось бы, абсолютно необоснованное. — Нет-нет, — все тот же бархатный тембр. — Я так не думаю. Ты ведь пришел к девушке, верно?       Опираясь плечом о косяк, скрестив руки на груди, и чуть повернув голову назад, незнакомец произнес по-немецки: — Тило!       Поглядев в ту же сторону, Кацуки увидел, как открылась дверь в глубине комнаты, и оттуда вышел высокий темноволосый мужчина в пиджачном костюме. В ответ на его вопросительный взгляд, зеленоглазый усмехнулся: — К нашей девочке пришли. Пусть встретит гостя.       Всё было словно в тумане. Как во сне. В непонятном, но страшном сне. Юри смотрел, как тот, кого назвали Тило, скрылся за дверью и спустя буквально несколько секунд, крепко держа за локоть, буквально выволок из комнаты рыжую девушку. Кацуки не сразу смог узнать в ней ту, которую искал изначально.       Губы и подбородок, а также частично топ, в который Мила была одета — всё было перепачкано уже подсохшей кровью. Под носом также можно было заметить темно-красные потёки. Левый глаз Бабичевой заплыл и был закрыт. На нем, как и на скуле, предплечье, груди красовался лиловый синяк. Всхлипнув, Мила посмотрела на Юри и поспешно отвернулась. — Ну что же мы стоим на пороге? — незнакомец перед Кацуки оскалился белоснежной улыбкой.       Ловко и быстро вынув пистолет из-под пиджака, он приставил холодное дуло к подбородку Юри, слегка приподнимая его, и голосом, буквально пропитанным ядом, приказал: — Заходи. ***       Подобных дней в своей жизни Виктор припомнить не мог. Проснувшись поутру в спальном мешке, да еще и накрытый одеялом, он поначалу даже не понял, где вообще находится. Услышав шорох и ощутив какое-то копошение слева, он повернулся и, заметив Юрия, складывающего свой спальник и одеяло, Никифоров, наконец, вспомнил всё, что произошло вчера, и заново удивился тому, какие фортели выкидывает порой его жизнь. — Доброе. Утро, — выдал он как-то неловко. Странно даже — чувствовать смущение перед подростком.       Плисецкий поглядел на него и, цокнув языком и положив спальник в сумку, буркнул: — Очень смешно, мудила.       Поджав губу, Виктор привычно спокойно парировал: — Заметь, я тебя не оскорблял. — Тц, только не строй обиженку, — повел плечом Юрий. — Поднимай задницу, у нас много дел.       Недоуменно подняв бровь, Никифоров саркастически поинтересовался: — И что же входит в твои планы, великий стратег?       Кинув в сумку одеяло, Плисецкий, уперев кулаки в бока, в той же манере ответил: — Если тебе в прикол сидеть голодным здесь — ради бога. Лично я для начала собираюсь пожрать. А в идеале — найти крышу над головой.       Обдумав услышанное, Виктор поднялся на ноги и, также сложив одеяло и спальник в сумку, наблюдал за тем, как Юрий заталкивает ее в угол, пряча под тем же фанерным листом, что и вчера, и всячески маскируя. — А ты, похоже, планируешь вернуться сюда? — заметил Никифоров. — Надо быть готовым ко всему, — недовольно выплюнул Плисецкий, оборачиваясь и отряхивая ладони от пыли. ***       Они сидели в какой-то закусочной, завтракая стандартным бизнес-ланчем. Юрий, как ни странно, большую часть времени молчал и был явно чем-то озадачен. Довольно часто он доставал из кармана телефон и проверял, не пришло ли какое-либо сообщение, нет ли пропущенных вызовов. Наконец, когда он сделал это в очередной раз, Виктор, не выдержал: — Может, назовешь уже причину твоего повышенного интереса к телефону?       Покосившись на Никифорова, Плисецкий проворчал: — А ты ревнуешь, что ли? — Если тебе так нравится думать, — пожал плечами Виктор.       Небрежно проведя ладонью по волосам, Юрий задумчиво произнес, обращаясь, скорее, к самому себе, чем отвечая Никифорову: — Она должна была позвонить… Что-то случилось, по-любому…       Виктор не был гением, но вполне понял, что речь идет о Миле Бабичевой. — Ты же забрал у нее телефон. — Я оставил ей свой. И новую сим-карту, — Плисецкий нервно постукивал пальцами по столешнице. — Она бы позвонила, если бы всё было нормально…       Поначалу Никифоров не придал этим словам особого значения. Быть может, это просто Юрий накручивает? Бабичева всегда казалась Виктору легкомысленной туповатой девицей, от которой не станешь ждать чего-то особенного. Однако, она все же сумела удивить его, так умело сыграв роль заложницы, что Никифоров и сам на какое-то время поверил в это. — Как пожрешь — вали обратно в «Королевство». — А ты? — тут же спросил Виктор, хотя уже знал ответ. — Я поеду к ней.       Он быстрее сказал, чем подумал. — Я с тобой.