GoloЛёд

— Мама…       Старый ублюдок смотрит в упор, не отводя взгляда, оскалившись в мерзкой хищной улыбке. А Юрию кажется, будто земля стала быстро-быстро вращаться под ногами и в одно мгновение перевернула все вверх тормашками. Мир утратил ясность. Утратил логику. Утратил все, за что отчаянно все эти годы цеплялся разум Плисецкого. — Так это… это ты… — прошептали бледные испачканные подсохшей кровью губы. — ЭТО ТЫ СДЕЛАЛ?!       Не контролируя себя, Юрий бросился вперед, наплевав на то, что положение его весьма отчаянное, а руки и вовсе связаны за спиной. И тут же поплатился за это, получив с размаха тростью по голове. В глазах мгновенно потемнело, резкая боль пронзила череп, а ноги подкосились. И последнее, что зафиксировала память перед тем, как сознание покинуло хрупкое тело — короткое «Нет!», вырвавшееся у Виктора. И взгляд успел выхватить растерянные и испуганные красивые голубые глаза. Нильсен, Никифоров или кто он там — теперь это не имело значения. Но вопросов к нему было так много. И теперь их стало в три раза больше. Вот только сможет ли он, Юрий, их когда-нибудь задать? *** — Что ты наделал?!       Упав на колени рядом с Плисецким, Виктор попытался его толкнуть, повернуть на спину с левого бока, на котором сейчас лежал Юрий. Склонив голову, Никифоров прислушался, пытаясь уловить дыхание парня, но получилось это далеко не сразу: собственное сердце стучало так быстро, что, кажется, пульс отдавался эхом во всем теле, словно оно было металлическим и полым внутри. Да еще охранники Леруа тут же подняли оружие и прицелились в Нильсена, едва только он упал на колени. Наконец, Винсент ощутил на своей щеке слабое дыхание, и узел, завязавшийся внутри, чуточку ослаб — Юрий жив. Пока не ясно, в каком состоянии, но всё же… — Знаешь, Винсент, если бы я не знал, и по срокам подходило, я бы решил, что парнишка — твой сын, — усмехнулся Леруа-старший, наблюдая за происходящим. — Хотя… ты как-то странно беспокоишься о нем…       Сделав короткую паузу для раздумья и приподняв бровь, мужчина снова уставился на Виктора. — Только не говори мне, что ты не только всунул его мамашке, но и его самого не обделил вниманием?       Никифоров вскинулся, с ненавистью зыркнув на Леруа, а тот, в свою очередь, прищурился и явно не без удовольствия протянул: — Ох, какие мы злые. А может, ты и вовсе влюблен в парнишку, ммм? — Закрой рот! — рявкнул Виктор, поднимаясь на ноги. — Что вообще такая мразь, как ты, может знать о чувствах?! Значит, это всё твоих рук дело?! Я чувствовал, я был почти уверен, что Наталья никогда бы так не поступила! — Зачем ты вообще его слушаешь? — внезапно подал голос Джей Джей. — Его рот такой грязный, что хоть ершиком промывай, — он хохотнул. — Или ты предпочитаешь что-то другое, Нильсен? — Пошел ты на хер! — ощетинился Никифоров. — Мне плевать, что вы собрались делать, но вредить Юрию я больше не позволю!       Не скрывая своего пренебрежения, Леруа-старший громко фыркнул, подойдя в Виктору. — А что ты можешь? — холодно осведомился он. — Я только что чуть не проломил ему голову. И что ты смог сделать?       Чуть приблизив свое лицо к лицу Нильсена, он отчеканил: — Теперь всё, что есть у тебя, в моих руках. Включая твою жизнь. Так что это ты прикрой свой рот и помалкивай, пока я не разрешу тебе говорить. — Что тебе нужно? — тут же выплюнул Винсент, скрипнув зубами от ярости, которая уже буквально застилала ему глаза. — Почему ты не убил меня? — Потому что я умею разумно распределять ресурсы. И в данном случае ты — как ни странно, полезный ресурс. Но не обольщайся — это временно… — С чего ты решил, что я буду тебе подчиняться? — хмыкнул Никифоров, поморщившись.       Ответ был прост до безобразия. — Потому что тебе нужен мальчишка. Ведь так? — Мне нужны гарантии, — тут же отозвался Виктор. — Обойдешься, — снова подал голос Джей Джей. — Твоя гарантия — наше слово. И тебе придется нам поверить… ***       Наверное, ей стоило злиться, ненавидеть его. Но у Милы никак не получалось. Она понимала, что из-за Юрия попала в сумасшедшую историю, что лишилась жилья, что теперь у нее целая куча проблем, справиться с которыми будет очень непросто. Ничто из осознанного не могло склонить ее на сторону ненависти. Всё, что она ощущала — шок, беспокойство, постоянная тревога. С замиранием сердца она ждала новостей от пожарных. И когда, наконец, им удалось справиться с огнем и разобраться с количеством пострадавших, она узнала, что в ее квартире обнаружено два тела — мужчины и женщины. И она понимала, кому принадлежали эти останки. Как бы странно это не звучало, она почувствовала своего рода облегчение, поняв, что Юрия среди них нет. Судьба Виктора ее практически не заботила. Но всё же неведение было мучительно. Отсутствие тела Юрия в квартире не было гарантией того, что он жив. Но давало надежду. — Это просто поразительно. У меня нет слов. Как ты умудрилась попасть сразу в такое количество неприятностей, едва покинув стены интерната?!       Барановская смотрит в упор, буквально сверля Милу взглядом, а она даже не знает, что сказать. Не раскрывать же правду. А даже если бы она и могла это сделать, это только усугубило бы ситуацию. А пока всё, что ей остается — стыдливо опустить голову, что-то мямлить под нос и всеми своими актерскими навыками пытаться вызвать жалость и сострадание директрисы. И, кажется, всё не безнадежно. — Ладно, — после долгого молчания, сопроводив это тяжелым вздохом, наконец, выдала Лилия. — Можешь остаться на время. Я попробую что-то придумать. Но прежде…       Бабичева подняла голову. Это «прежде» ей ой как не понравилось, и растерянный взор едва не выдал ее со всеми потрохами. Или всё же выдал? — Скажи мне, где сейчас Плисецкий? И что ты знаешь о том, куда делся Никифоров? — Плисецкий? — мозг лихорадочно пытается найти решение, подбирает модель поведения. — В каком смысле? Разве он не здесь?       В «яблочко». Новая затянувшаяся пауза. — Нет… и тебе об этом известно, я права?       Хлопая глазами, аки сельская буренка из мультика, Мила делает удивленное лицо. — Я не видела его с того дня, как переехала. Неужели он пропал?       Не переигрывай, не переигрывай, не переигрывай! — Хм… хорошо. Перейдем ко второму вопросу. Что насчет Виктора Евгеньевича? Как тебе удалось освободиться? — Он… он сам отпустил меня, — забормотала рыжая даже с излишней поспешностью. — Когда мы оказались в какой-то подворотне, он велел мне убираться и сказал, чтобы я не смела его выдавать… — А оружие он откуда взял? И зачем ты вообще к нему приходила?       «Встречный вопрос — какого хера ты такая заноза в заднице?». — Я… я не знаю… все произошло так стремительно, я ничего не успела понять… — ЗАЧЕМ ты приходила?! Отвечай!       Бабичева вздрогнула, услышав резкий окрик. Ее прижали. Как ответить на этот вопрос? Что сказать? Как отвертеться? — Я ЛЮБЛЮ ЕГО!       Она была на грани истерики. Но через секунды едва удержалась, чтобы от этой же самой истерики не рассмеяться — так по-дурацки она не лгала уже давно. — Что?.. — Я уже давно… давно влюблена в Виктора Евгеньевича… — О, даже получилось всхлипнуть, будто сейчас расплачется. Ну же, директор, перестань сопротивляться и поверь. Бывший местный психолог такой красавчик. Разве могла невинная воспитанница интерната устоять перед его чарами? — Но он все время отвергал меня…       И снова меткий выстрел. В нужную точку без промаха. — Иди в комнату… — как-то устало произнесла Барановская, отведя взгляд в сторону. — Умойся, успокойся, отдохни…       Мила снова смотрит удивленно. Но на этот раз эмоции на ее симпатичном лице искренние: с чего вдруг директриса так себя ведет? Что это с ней? — С-спасибо…       Крыша над головой есть. Хотя бы на время. Но также есть японец в больнице. Который очень много знает… ***       Голова гудит, как трансформаторная будка. Всё плывет перед глазами, тьма постепенно рассеивается, хоть и очень медленно. — Блять…       Это вырвалось как-то само по себе. Не удивительно, ведь он… А что произошло?       Память возвращаться явно не торопится. Кое-как приняв сидячее положение, Юрий огляделся. В воздухе пахло сыростью и плесенью, дышать было тяжело. Неяркая лампочка с желтым светом под потолком на кривом проводе. Кажется, он в подвале. И не один. — А ты живучий.       Джакометти сидит у противоположной стены. Вот только лицо его разбито еще сильнее, и одежда перепачкана кровью еще больше. Когда к Юрию пришло осознание, что белобрысый отхватил по полной программе, он не смог сдержать злорадной ухмылки. — Ты тоже. Впрочем, гниду трудно раздавить.       Крис громко фыркнул и тут же поморщился от боли. Попытавшись принять более удобное положение, он сдавленно застонал — очевидно, отозвались последствия побоев. Никакого сочувствия Юрий не ощутил. Вместо этого в одну секунду пришло новое осознание, а следом за ним — накрывшая с головой тревога. — Где Виктор?!       Он вертит головой по сторонам, отчего она снова закружилась. Будто надеясь, что Никифоров возникнет из пустоты, Юрий прищуривался, всматриваясь в темные углы, но зрение не обманывало: их действительно здесь двое. — Где он?! — Я не знаю! — нервно дернувшись, сказал Джакометти. — Я понял только то, что он для чего-то нужен Леруа. Какое-то… как это по-русски?.. задание.       Глаза Юрия стали совершенно круглыми. — Что? Какое, блять, задание?! Он что, согласился на какое-то дерьмо?!       Крис громко фыркнул, закатив глаза и даже умудрился усмехнуться. — По-твоему, у него был выбор? Это всё ТВОЯ вина, между прочим… — Что?! — тут же взорвался Плисецкий. — С хера ли?!       Вместо ответа Джакометти молча уставился на Юрия, как бы давая понять, что тот и сам вполне может догадаться о причинах такого поведения Нильсена. И оказался прав. — Да нет… не может быть…       Прикрыв глаза и чуть запрокинув голову, упираясь затылком в стенку, Плисецкий глубоко выдохнул. — Грёбаный придурок, что ты наделал?..       Он не знал, что озадачивает его больше: сама ситуация или то, что внутри стало так беспокойно, так тревожно, и сердце буквально защемило. Какого черта он так переживает о нём? Или это… нормально? — Даже если так, ты-то почему еще не подох? Кому ты нужен здесь?       Наверное, это было жестоко даже по отношению к Крису. Но в этот момент Плисецкому было решительно наплевать. Между тем, непонимание возросло. В самом деле, почему Джакометти оставили в живых? Что на уме у мерзкого семейства? Чего они хотят? Всё новые и новые вопросы возникали в голове, которая не переставала болеть, но ответов на них так и не находилось. И самым главным среди них был один: где сейчас Виктор Никифоров? ***       Этой ночью он никак не мог уснуть. Ворочаясь с боку на бок, Юри снова и снова открывал глаза и пялился в пространство палаты, которую слабо освещала пробивавшаяся через вертикальные шторы-жалюзи луна. Наконец, не выдержав, Кацуки сел на кровати и провел ладонью по лицу, закрыв глаза. — Будда, пусть всё плохое будет просто сном… — прошептал он, чувствуя, как мурашки неизвестно почему пробежали по спине.       Во всем отделении тихо. Не слышно никого, даже постовая медсестра, похоже просто уселась за стол или ушла в ординаторскую. А, нет, — слышатся шаги по коридору. Все отчетливее и ближе. И снова мурашки по коже. Открывается дверь…       Это странное чувство на контрасте. Когда ты чего-то не ожидаешь, но одновременно с этим ждешь этого так сильно, что всё внутри сводит от этого ощущения. Эти серебристые волосы, голубые глаза, правильные черты лица. Приложив палец к своим губам, Виктор дает понять, что слова сейчас излишни. Во всяком случае, произнесенные в полный голос. — Виктор… — сдержать себя полностью не получилось, и шепот все-таки вырвался наружу.       Тихо закрыв за собой дверь, прихрамывая, Никифоров-Нильсен приблизился к кровати Юри и тихо, немного хрипловато произнес: — Держи себя в руках.       Если б это было так просто… — Почему ты?.. Где Юрий?       Каждый заданный вопрос — словно пощечина. И Виктор буквально кожей ощущал, как его затягивает в это болото вины. Но нельзя терять самообладание. Сейчас важно четко и ясно поставить задачу и всё объяснить. — Юрий в плену. Я должен спасти его. Но всё обернулось так, что я не смогу сделать это один. Мне нужна твоя помощь…       О чем он говорит? Чем он, слабый невзрачный японец, которого даже подросток мог «задавить» своей манерой поведения, может быть полезен? Юри никогда не был силачом, храбрецом, героем, лидером. Да что там — мальчишка, который то худел, то превращался в щекастого «колобка», из-за чего постоянно подвергался насмешкам со стороны сверстников, почти ненавидел себя временами. А тут такое… — Но что я могу?!       Грустная усталая улыбка на тонких губах. Даже сейчас, в такой ситуации Никифоров умудрялся быть обаятельным. Кацуки на секунду даже позавидовал этой его способности. — Поверь мне, ты можешь очень многое. Можно сказать, ты единственный, кто сейчас может сделать хоть что-то для Юрия.       От таких слов сердце волей-неволей начнет биться чаще у кого угодно. И Кацуки не стал исключением. И где-то в самой глубинке его подсознания, кажется, жалобно пискнула невесть откуда взявшаяся храбрость, смешавшаяся со смущением. Быть может, он не так уж и бесполезен? — Кажется, всё плохо? — горько усмехнулся Юри наконец и снова заглянул в глаза бывшего психолога. — Всё очень плохо. Но я прошу тебя — помоги. Ради Юрия…       «Здравствуйте, с вами Юри Кацуки, и тема нашей сегодняшней передачи — „Почему я лезу, куда не просят?“». — Что я должен делать?