Панем навсегда

― Что-то ты больно румяная, — ухмыляется полный мужчина в заляпанном халате. — Давно колешься? — Это не мне, это моему парню, — огрызаюсь нетерпеливо. — Я... не из зависимых. Не из зависимых. Какая ложь. Грег — единственный, кто у меня остался. И единственный, кто мне нужен. Мы вместе с самого детства, и я давно не представляю, каково это, быть с кем-то ещё. Многие считают, что это ненормально, так растворяться в другом человеке, называет одержимостью. Но мне наплевать. Моими интересами всегда были только интересы Грега. Жаль, у него самого в последнее время лишь один интерес. — Правда? — медлит мужчина, продолжая посмеиваться. — А ты точно из нашего дистрикта? — Точно! — Я рывком выхватываю товар, разворачиваюсь и бегу, на ходу запихивая его в сумку. Вылетаю из здания старой больницы на холодную улицу. Тонкая куртка не спасает от ледяного ветра. Надеюсь, не застужу себе к чертям все органы и не помру. Ведь тогда некому будет достать Грегу новую дозу. Сам он в последнее время совсем без сил. Полуразрушенные дома сменяют друг друга на пути, некоторые из них выглядят так, будто сейчас рухнут. Продолжаю нестись со всех ног, жадно вдыхая насыщенный запахом топлива воздух, пока не оказываюсь в пункте назначения. Старый поезд стоит на давно не действующих рельсах. Стекла выбиты, краска облетела с корпуса. Когда-то это был дорогой экспресс, один из тех, что увозили будущих участников Голодных Игр в Капитолий. Поезд смерти. Что же, Игры закончились, но проклятый кусок металла по-прежнему оправдывает своё пафосное прозвище. Внутри он выглядит не многим лучше, чем снаружи: мебели в вагонах почти нет, но остатки золотистых обоев ещё красуются на месте. Народу много, большинство сидит на полу, прислонившись к стенам. Одни болтают вялыми голосами, другие глядят перед собой и не шевелятся. Проблемы с употреблением наркотиков у меня на родине начались ещё до революции, и виной тому — местные победители всё тех же Игр. Их было лишь четверо, и так вышло, что все они пристрастились к Морфлингу. Не к тому, что дают в больницах, а к другому его виду, со слегка изменённым составом, более сильным эффектом и неизбежным привыканием. Они умудрились организовать себе поставку через машинистов. Постепенно запрещённое вещество стало привлекать и других: сперва сына мэра с его компанией, следом ещё кое-кого из зажиточных ребят. При старой власти всё это не заходило слишком далеко, но ситуация изменилась. Какое-то время в нашем дистрикте царила почти анархия, полная свобода. А когда новое правительство опомнилось и решило начать следить за порядком, было уже поздно. Чтобы слезть с Морфлинга, нужно серьёзное лечение и специальные условия. Мало кто из огромного числа наркоманов может это себе позволить, а государству тем более не по силам спасти всех. Если же просто взять и отнять у зависимых их препарат, они умрут. Но сперва с ними будет твориться ужасное, нечто, за чем каждому приходилось наблюдать по телевизору во время Квартальной бойни. Я не понимаю, где Грег. Он должен был ждать меня в этом углу. Но теперь там сплелась в нетрезвом поцелуе какая-то парочка. Выкрикиваю его имя, пристаю ко всем подряд, не стесняясь в выражениях. Пытаюсь растормошить его друга, развалившегося возле двери вагона-ресторана, но тот лишь широко улыбается, не понимая вопроса, и советует мне расслабиться. Его зрачки очень сильно сужены. Внезапно чья-то костлявая рука ложится на плечо. Развернувшись, натыкаюсь на девицу из числа знакомых. Мне кажется, или круги вокруг её глаз стали темнее обычного? — Вот ты где, — говорит она слабо, склоняя голову на бок. — Ты… в общем… это… Мне очень жаль, но Грег… он, в общем… всё. — Что, мать твою? — ору я, хватая её за тощие запястья. — Он тебя не дождался. С ним поделились. И он… немного не рассчитал. Мир кружится, становится нечем дышать. — Где он? — Вон там. Иду в указанную сторону, еле переставляя ноги. Почему он не мог потерпеть ещё немного? Я бы всё сделала как надо. В одном из бывших отсеков для проживания столпились люди в серой форме и медсестра. Их разговоры долетают до меня будто издалека: — Что, ещё один? — Это не дистрикт! Это, чёрт возьми, наркопритон! Протискиваюсь внутрь. Грег лежит на дырявом матрасе. Его глаза распахнуты и неподвижны, рот приоткрыт, а от ноздрей по щекам тянутся кровавые дорожки.

***

Вот и всё. Рано или поздно должен был настать конец. Разве это не всегда было очевидно? Тело унесли полчаса назад, а я всё ещё сижу на полу. Не могу даже разрыдаться. Волна боли поднимается от середины груди, охватывает всё тело. Невыносимо. Наши встречи на лугу, наши совместные попытки нажиться на воровстве, наши посиделки на развалинах, наши дни, наши ночи — всё кануло в пустоту. И все старания были напрасны. Я слаба. Я слишком слаба, чтобы смириться. Мысли душат, топят в отчаянии. Чтобы прекратить всё это, нужна смерть. Или очень хорошее обезболивающее. Руки сами вываливают содержимое сумки на подгнивающие доски, делают всё на автомате. Я обещала себе никогда не опускаться до такого. Одной держу ложку, второй — подогреваю. Это противно всей моей сущности. Стискиваю зубами ремень, сильнее стягивая. Пожалуйста, кто-нибудь, остановите меня. Попадать в свои вены не так удобно, как в чужие, но в целом — ничего сложного. Грег всегда говорил, что я виртуозно обращаюсь со шприцами. Запрокидываю голову, чуть сползая по стене. Медленно все мышцы расслабляются, внутренний голос затихает, голова становится лёгкой. Знаю, горечь вернётся, но сперва всё поглотит эйфория. Пол подо мной как будто вибрирует, словно экспресс вот-вот начнёт движение. Это поезд в один конец. И он отправляется.