Панем навсегда

Бесконечная работа почти без перерывов и выходных. Жалкие куски пищи в обмен на невыносимый труд. Народ в дистрикте вымирает, и теперь нам всем приходится пахать за десятерых, чтобы хоть как-то держаться на плаву. Иду по тёмной улице, едва переставляя ноги. Как же устала. За весь день — ни крошки хлеба во рту. — Вот она, идёт, потаскуха! — кряхтит соседка Роуз, высунувшись в своё окно, и яростно глядя на меня из полутьмы. Она что, специально всегда дожидается моего прихода? — И вам доброй ночи! — бросаю в ответ. Как же она достала. — Что, утомилась? — продолжает вопить чокнутая старушенция. — Времена поменялись, да? Теперь приходится вместе со всеми честным путём зарабатывать, а не как обычно? А перед миротворцами ноги раздвигать полегче было, правда? — Это точно! — выразительно киваю я, на что Роуз разражается нескончаемым потоком бессвязной ругани, который не прекращается, даже когда я толкаю дверь в своё крошечное жилище. И тут — новая напасть. Кто-то налетает на меня со спины и проталкивает внутрь. Вскрикнув от неожиданности, оборачиваюсь и бью по выключателю. Передо мной возникает крупная мужская фигура, в которой я быстро узнаю своего знакомого. — Оливер! Ты какого чёрта творишь? — ору я. — Где она? — гаркает парень, шумно захлопывая за собой дверь. Он явно пьян, о чём свидетельствуют запах и шаткая походка. Взлохмаченные кучерявые волосы испачканы какой-то дрянью, большие глаза вытаращены, а кожа… о, она стала ещё хуже. Крупные язвы виднеются на его шее, щеке и подбородке, а вокруг них — мелкая сыпь, белки глаз жёлтые-жёлтые, а дёсны заметно кровоточат. Таковы симптомы страшного заболевания под неформальным названием Пандора, которым теперь, кажется, болеет чуть ли не половина нашего дистрикта. Много лет назад капитолийская порнозвезда Пандора Файн ради грандиозного зрелища вступила в половую связь с жуткими человекоподобными переродками и подхватила от них неких паразитов, которых затем передала людям. Так и появился на свет этот недуг. Пандора может убить носителя, но если организм сильный — заставляет бесконечно мучиться от то появляющихся, то исчезающих высыпаний, и, вне зависимости от пола, навсегда лишает возможности иметь детей. Но если раньше встречалась болезнь редко и исключительно в столице, то теперь всё изменилось. — Где она? — повторяет Оливер. — Кто — она? — переспрашиваю невинно. — Эстер! Она у тебя? — Его просто трясёт от злобы. — С чего ей быть у меня? — усмехаюсь почти естественно. — Тебе там что, на войне совсем память отшибло? Мы с твоей жёнушкой не общаемся ещё со школы! С тех самых пор, как она узнала… каким способом я добываю лишнюю еду своей семье, если помнишь. — Вы помирились! Вас видели вместе, и вы шли к тебе! — Оливер бьет кулаком по полке рядом с ним, отчего та обрушивается вместе с содержимым. Осколки стеклянной банки с монетами разлетаются по полу. — Ты что, спятил?! — снова не сдерживаюсь я. — Не знаю я, где твоя дура! Вали отсюда! Он шагает в мою сторону, отчего я пячусь назад и натыкаюсь на кухонный стол. Да, в моей каморке кухня, спальня и прихожая — это одно помещение. Оливер бросается к кровати за шторкой, заглядывает в шкаф, мечется из стороны в сторону. — Да, мы виделись, но потом разошлись, — рычу я. — Зачем тебе её искать? Она всё равно никогда не простит тебя! — Я не виноват, что подхватил эту заразу! — кричит он, смахивая графин. Ещё больше осколков. — Эта чёртова снайперша из Первого сама залезла на меня, когда я ничего не соображал. Это Джейк и Эрик развлекались с ней, а я не планировал! Я просто бухал поблизости! — Снайперша из Первого? А медсестра Дейзи болтала, что с вами там была девчонка из Шестого... — проговариваю с сомнением. — Почему версии не совпадают? — Да пошла ты к чёрту! Это вообще не твоё собачье дело! — хрипит он, внезапно перестав размахивать руками, и медленно приближается ко мне. — Я знаю, ты в курсе, где Эстер. — Я. Без. Понятия. — Скажи по-хорошему, шлюха, и никто не пострадает! — Я же сказала, что не... Совсем обезумев, он налетает на меня и прижимает к стене, сдавливает шею огромными ручищами. У меня перехватывает дух. Нет. Оливер не настолько псих… не настолько… Его лицо искажается и уже не походит на человеческое. Понимая, что начинаю задыхаться, я резко провожу ногтями по его лицу, намеренно задевая одну из язв. Оливер отшатывается с рёвом, я пытаюсь проскочить мимо, но не успеваю. Удар в живот заставляет меня согнуться пополам, за ним следует ещё один, и ещё. Падаю на пол, пытаюсь подняться. Оливер бьёт меня ногой. — Хватит! — визжу, закрывая лицо руками. Он хватает меня за волосы и тащит к кровати. Пытаюсь вырваться, но телосложение даёт ему слишком большое преимущество. — Мне всегда было интересно, почему ты не подхватила заразу! — шипит он, бросая меня на матрас. — Почему столько нормальных людей болеет, а ты, потасканная подстилка миротворцев, здорова?! — Миротворцы тщательно проверялись перед выездом! — отвечаю, пытаясь вскочить, но он не даёт. — Может, исправим ситуацию? Не хочу в это верить. Оливер заваливается на меня сверху, вжимая в кровать, заезжает кулаком по скуле, да так, что у меня едва не темнеет в глазах. Он что, серьёзно? Серьёзно?! — Расслабься, детка! — рявкает урод, в котором я больше не узнаю одного из своих друзей детства. — Ты заслужила эту болячку больше всех нас! — Оно того не стоит, Оливер! — воплю я в полном отчаянии. Он удерживает мои руки над головой одной левой, а правой распахивает пальто, которое я так и не удосужилась снять, рвёт пуговицы на свитере, лезет под ремень. Это действительно он? Парень, что заступался за меня? Тот, с кем мы однажды с трудом избежали наказания за кражу моркови? Это с ним мы носились по школьным коридорам? — Урод!! — Мой голос срывается. Ещё секунда — и входная дверь распахивается. Оливер замирает. А дальше всё происходит слишком быстро. Эстер хватает тяжёлый светильник со стола, подлетает и бьёт им по голове растерявшегося мужа со всей силы. Тот с воем хватается за макушку, падает с на пол. Я в ужасе привстаю на кровати. Эстер кричит матом, замахивается покорёженным светильником и бьёт снова и снова. Ещё и ещё. Ещё и ещё. Чудовищные звуки. — Стой… Эстер! — пытаюсь протестовать я, но безуспешно. Оливер не движется. Через какое-то время вокруг его головы начинает растекаться кровь. О, нет. Всё очень плохо. Эстер сидит на грязном ковре и смотрит в одну точку, по бледному, изуродованному свежими язвами лицу льются слёзы. — Тебя же накажут, — выговариваю с трудом. — Мне уже всё равно, — выдаёт она чужим голосом. Так мы и сидим молча. За окном воет ветер. Настенные часы тикают. Лужа крови увеличивается. А зараза всё продолжает расползаться по стране.