***
Хеймитч пялится на меня, развалившись в кресле, пока Пит бегает в поисках его таблеток. — С тобой, — вяло заявляет бывший ментор, тыча в меня пальцем, — что-то не так, детка. — С чего бы? — удивлённо хлопаю глазами. — Хотя... — щурится он, игнорируя вопрос, — на Голодных играх у тебя были бы шансы. По крайней мере, на интервью. Там, знаешь, любят... то есть, любили таких улыбчивых лицемерных сучек. — Зачем ты так, Хеймитч? — хмурится Пит, появляясь в дверях. — Ой, да брось! — отмахиваюсь я. — После того, что этот человек сделал для нас, он в праве называть кого угодно как ему хочется!***
Я постоянно улыбаюсь Китнисс, хоть и знаю, что никогда не получу улыбку в ответ. Мы отправляемся в место, которое сейчас называют рынком, хотя само оно представляет собой лишь жалкое его подобие. Моя компания вряд ли ей по душе, но в бывшем символе восстания нет сил даже не то, чтобы протестовать. Двенадцатый — давно больше не дыра. Теперь он — руины дыры! Но мы верим, что когда-нибудь наш дистрикт станет хотя бы таким же, как раньше, следует лишь подождать. После того, как восстановят Восьмой, Седьмой, Шестой, Десятый и другие родины важных членов правительства, у государства обязательно найдётся немного денег и на нас... — Как у тебя это получается? — внезапно спрашивает Китнисс, глядя лишь на дорогу перед собой. — Что получается? — Любить всех... — Она на секунду обращает ко мне свои пустые серые глаза. — Ой! — усмехаюсь я. — Да перестань... я же просто... О, Том! Как поживаешь? Парень, что надеялся прошмыгнуть незаметно, вымученно растягивает губы и присоединяется к нам. — Тоже идёте на рынок? — интересуется он, как будто нынче есть другие варианты. — Ага! — отвечаю весело. — Слушай, как там строительство вашего нового дома? — Потихоньку. — Это ужасно, ужасно несправедливо, что правительство выделило вам так мало средств! — выразительно возмущаюсь я. — После всего того, что вы с ребятами сделали... Вы же просто спасли всех нас! — Ой, да подумаешь, — качает головой Том, отводя взгляд.***
Крессида, Поллукс и парочка их новых помощников приезжают в назначенное время. Видок у них у всех так себе, а лица злые-злые. Режиссёр выполняет свою работу холодно, без тени прежнего энтузиазма: интервью берут у Пита, у Хеймитча, и даже у меня — всего пару слов. Официально признанную сошедшей с ума Китнисс показывают лишь издалека, идущей под ручку с заботливым женихом. А после съёмок прибегает добродушная Сальная Сэй и приглашает всех за стол. Эффи и Хеймитч «незаметно» передают друг другу флягу. Китнисс смотрит в одну точку и молча ковыряет своё блюдо. Новый оператор и новый ассистент Крессиды делают вид, что совсем не чувствуют себя чужими. Пит из кожи вон лезет, пытаясь поддерживать умирающую беседу — в этом весь он. Я же с трудом заставляю себя перестать улыбаться по привычке, когда разговор уходит в мрачное русло. — Мне сообщили, что убийцу Тигрис всё-таки нашли, — говорит Крессида. — Правда? — проявляет максимальное участие Пит. — Кто это был? — Да какой-то очередной свихнувшийся придурок, — вздыхает она. — Чтобы хоть что-то выяснить, было решено взять образцы ДНК у всех крупных домашних собак поблизости, а таких мало кто держит. Когда пришли в дом к этому парню, его псина повела себя крайне недружелюбно, а хозяин не слишком пытался её успокоить — в общем, застрелили обоих. А потом оказалось, это действительно он. — С ума сойти! — Кроме Пита это здесь, кажется, никому не интересно. — Но как он узнал? Тигрис, вроде бы, хотела не афишировать... — Ой, там долгая история… — отмахивается Крессида. — В памяти его телека обнаружили некую видеозапись… Короче говоря, была там ещё пара обиженных идиотов, помогших ему выяснить лишнее. — Женщина устало откидывается назад и теребит короткие волосы. — Когда со мною связывались, так прямо и заявили: «Слушай, по закону нам нечего предъявить этим двоим, но… одно твоё слово — и мы пришьём их хоть как соучастников, хоть как главных террористов!» Я поинтересовалась, снимут ли они с них кожу, если я попрошу. Мне серьёзно ответили, что за этим нужно обращаться в тайную полицию. Я сказала: «Спасибо, обойдёмся пока без этих бонусов демократии». Поллукс что-то показывает на языке жестов. — Да-да, ты прав, — кивает Крессида. — Мы стали тем, кого терпеть не могли — элитой, которой всё можно. Оставшуюся часть нашего скромного пиршества мы не поднимаем серьёзных тем. Я расхваливаю еду Сэй, заставляя ту буквально светиться от радости, накладываю себе салата побольше и уплетаю за обе щеки. А когда всё заканчивается, возвращаюсь домой, вбегаю в ванную и вызываю рвоту.***
Лежу на полу в коридоре, всё тело ноет. Я что, опять потеряла сознание? Хорошо, что никто не видел. Переворачиваюсь на спину и смотрю в потолок. Белоснежный с изящной люстрой. Думаю обо всём. И обо всех. Знаешь, Пит, я вру тебе каждый раз, когда говорю, что ты прежний. Ты не прежний. Ты чёртов псих, обрёкший сам себя на разрушение «любовью всей своей жизни». Будь моя воля, я давно перестала бы общаться с тобой, помогать по мелочам, наблюдать, как ты пытаешься строить из себя нормального. Но неправильно это будет. Нехорошо. Ох, бедная Эффи. Тебе не хочется откидывать копыта? Нам тоже не хотелось, стоя на площади и слушая твои издёвки в микрофон. Понимаю, Пит с Китнисс совсем не дуются — в их поломанных психиках уже места нет на лишние эмоции, но я — не они. Очень надеюсь, что тебя всё-таки грохнут, и мне больше не придётся возиться с этой пьяной тушей. Китнисс, о, Китнисс! Что же мне о тебе думать? Вроде бы нельзя ненавидеть после всего, что с тобой произошло. Но и жалеть не получается. Напомнишь, из-за кого нас сравняли с землёй? О, Том! Один из героев наших! Мы, конечно, не сомневались, что вы с ребятами-шахтёрами намеренно стремились предупредить об опасности как можно меньше «зажравшихся городских», но разве так уж сложно было после бомбардировки не болтать об этом так громко, пока мы находились рядом? Сэй, ты старая дура. Но, в то же время, такая милая женщина! Тебя просто невозможно обидеть, поэтому я никогда не отказываюсь от угощения, никогда не ем слишком мало. Я веду себя так, как положено хорошей девочке, несмотря на то, что каждый кусок во рту — пытка. Я — из тех редких людей, что умудрялись иметь лишний вес, проживая в Двенадцатом. Да, моя семья всегда считалась зажиточной по местным меркам, но мы и не объедались, как думали многие. Думали из-за моей чёртовой склонности к полноте. Меня разносит буквально от всего, и чтобы держать себя в форме, приходится голодать. И всё бы ничего, но ты, Сэй, постоянно пытаешься нарушить мои планы. Ненавижу. Себя — за то, что зря расходую пищу, когда в стране по-прежнему тяжёлое время. И всех людей с хорошим обменом веществ — за то, что они существуют. Ах, да, Хеймитч! Что мне сказать тебе? Подавись своим вискарём, проницательный сукин сын. С трудом поднимаюсь с пола и смотрю в зеркало. Отодвигаю полы халата. Кажется, ноги заметно похудели, но недостаточно. Недостаточно. Даже не знаю, сколько ещё веса нужно сбросить, чтобы начать улыбаться искренне.