Путь Шиноби

      Половицы лодки скрипели, пока группа шиноби плыла через туман к острову Узушиогакуре. Стояла тишина, и, казалось, время прекратило ход. Никто точно не знал, что это, но Джирайя предполагал, что они попали в иллюзию одной большой техники. Было неясно, как долго она действует, и когда прекратится, так как в белом мареве разглядеть что-то дальше носа было невозможным; в этой гулкой тишине, даже скрип лодок наводил тревогу, нервозность, отчасти — некоторое отчаяние.        — Не нравится мне все это, — заговорил Итачи, активировав клановое Додзюцу и осмотрелся, но даже клановая техника подводила, и это раздражало. Учиха всегда стремился получать то, ради чего прокладывал собственный путь шиноби. И сейчас Итачи столкнулся с таким препятствием, отчего внутри всё закипало, и маленькие вспышки боли временами то и дело возникали в голове, в глазах, которые от перенапряжения слезились, ослепляя Учиху.        — Итачи-сан, не надо так стараться, — мягко отозвался Кисаме. — Возможно, ты сам туда не попадёшь.        — Кисаме прав, Итачи-кун, — согласился с советом акулоподобного Яхико. — Нам нужно много энергии, и ты сейчас её растрачиваешь зря. Надо учитывать все варианты.       Это было логично с его стороны, хмыкнул слушавший со стороны разговор Кисаме. Впрочем, несмотря на то, что Итачи по большей части не слушал советы и наставления старших, на этот раз он послушался, убрав Шаринган. Глаза перестали щипать, а давивший на плечи груз, отступал, и Итачи облегчённо вздохнул. Но его одолевала досада — он не смог обнаружить что-то раньше времени, и его собственная гордость была подорвана.        — Хей, там что-то есть! — громко воскликнул Наруто, чуть перевалив за высокий бортик лодки. Он пальцем указывал сначала на плотное белое марево, и Джирайя, подойдя, постарался разглядеть то, что так привлекло внимание. Но сначала он ничего не увидел.       А потом едва видимые силуэты проявились легкими линиями. Как будто впереди появлялись очертания горы, вулкана.        — Земля, — облегчённо произнёс саннин, расслабившись в плечах.       Внезапно нос лодки обо что-то столкнулся, и Джирайя, не ожидавший такого поворота событий, не удержался на ногах и упал на спину, сдавленно застонав. Небольшой кусок щепки воткнулся прямо в лопатку, хотя насквозь не проткнуло; несмотря на такой пустяк, старик всё же оскалился, шумно зашипев, но быстро поднялся.        — Джи-джи-сан, ты в порядке? — кинулся к саннину Джинчуурики, подбегая к наставнику и подавая руку. Старик посмотрел на крестника, кивая и подавая руку, после чего юноша помог шиноби встать. Несколько секунд Джирайя стоял, вцепившись в Наруто, напрягаясь в плечах, будто того окатила судорога. В груди все перевернулось, в горле першило, а дышать становилось ужасно трудно.        — Джи-джи-сан? — Наруто наклонился к крестному посмотрев прямо в глаза.        — Все в порядке, не волнуйся обо мне, — саннин выпрямился, откашлявшись. — А что вообще произошло?       Он подошел к корме лодки и протянул руки вперёд. Ладони упирались во что-то твёрдое, но невидимое, что не нравилось старику. Другие также последовали примеру саннина, но только Наруто и Нагато ничего не чувствовали — словно, так и было задумано — деревня пропускала только своих, только по зову крови.        — Я ничего не понимаю, — замотал головой Джирайя. — Это шутка?       Он был спокоен, но Наруто понимал, что это ненадолго. Сенсей, не переставая, бил невидимую стену и с каждым новым ударом рикошет становился сильнее и громче вибрировал, пока наконец не отдало ответной волной, и шиноби не отлетел назад к другой стороне лодки.        — Похоже, дальше только мы с Наруто сможем пройти, — обречённо выдохнул Нагато. — И дальше мы должны идти сами. И гипотеза насчет защитного механизма деревни — не враки.       Джирайя осмотрелся — обычное место, наполненное туманом, а в воздухе витал отдаленный запах гари — неприятный, горький. По коже пробежался табун мурашек, и на секунду показалось, что на него наложили Гендзюцу или использовали технику, похожую на теневые приёмы членов Нара, но Ичизоку.        — Честно, мне не нравится это место, — буркнул под нос старик.       Волны плескались о корму. Но само судно никуда не плыло, преграждая путь тем, у кого не было того самого компонента Узумаки, но Ичизоку.        — Наруто, тогда пошли мы с тобой, — немедленно скомандовал соклановец, поднимая ногу на бортик. — Чем раньше выйдем, тем быстрее закончим.        — Хай, — и Джинчуурики, встав на ноги, в один прыжок добрался до Нагато.       Оба они двинулись сразу, исчезнув в плотном тумане… ***       Широкий вход в бухту насквозь прогнил запахом сырого мха и чем-то невероятно едким, из-за чего в первое время Наруто подташнивало. Встав на выложенный камнем берег, юноша почувствовал спазм в животе, а по спине бегали мурашки. Это место казалось чужим и неприветливым; с другой стороны, он не мог сказать наверняка, ведь деревня не являлась его родиной, а мать, принадлежащая к большой семье, была похоронена под землёй чужого селения.       Пришвартованные к полусгнившим полумостикам лодки жутко скрипели, качаясь на несильных волнах. В самих лодках что-то лежало, и у Наруто не было никакого желания смотреть, что же там на самом деле находилось — из этих лодок несло не самым приятным запахом, и оба Узумаки подозревали, что там находились трупы, и останки умерших, запахи которых насквозь пропитали деревню.       Длинные каменные здания, расположенные вдоль порта, казались покинутыми и исчезающие в тумане — даже на острове он не сходил. Окна наспех забиты деревянными досками-половицами, гобелены с символикой клана наполовину разорваны или сгнившие; Наруто казалось, что вот-вот из этих заброшенных зданий кто-то выйдет, протянув мучительный и болезненный вой. Из-за таких мыслей ему действительно показалось, что некто далеко завыл — жутко и протяжно.       Ветер свистел между домами. Ветер выл между домами. Ветер…       «Мы не можем здесь больше находиться!»       «Помогите нам!»       «Заберите нас!»       «Пожалуйста, помогите!»       Наруто казалось, что в гуле ветра он слышит голоса, мольбы о помощи, и Джинчуурики приостановился, чтобы ещё раз убедиться, не сошёл ли он сам с ума.        — Всё хорошо? — спросил Нагато, обернувшись через плечо.       Наруто рассеянно посмотрел на него, раздумывая над тем, стоит ли говорить об этом.        — Мне кажется, я слышу голоса, — неуверенно заговорил он.        — Голоса? — спросил Нагато. — Просто голоса?        — Такие, которые мольбы, — пояснил соклановец. — Когда зовут или молят о пощаде.       Это странно, подумал про себя Нагато, нахмурившись.        — И о чем они говорят? — недолго думая, продолжил красноволосый.       Юноша вкратце поведал о голосах и о их просьбах.        — Не думаю, что это какая-то техника, — задумчиво протянул Нагато. — Они окружили барьером морским путём границы, чтобы не пропускать никого постороннего. Это апогей маразма, если окажется, что они выставили дополнительную защиту и на суше.        — А если это послание потомкам Узумаки, но Ичизоку? — спросил Наруто. — В конце концов, не только ты и я выжили, есть ещё Карин в Конохагакуре, которая тоже принадлежит нашему клану.       Они поднимались вверх по широкой дороге. Оба они не знали, что ждало их впереди, но у обоих затаилось подозрение, что за ними кто-то наблюдал — тихо и осторожно, чтобы долгожданные путники их не заметили. Как будто едва заметная фигура дышит им в спину. Как будто за ними кто-то дышит, шепчет слова проклятий, молит о помощи и проклинает — лишь бы они ушли, лишь бы им помогли.       Посередине широкой площади пустовал огромный фонтан, в котором лежали пожухлые листья. Дома, как и в зданиях порта, окна тоже забили досками, не пропуская туман внутрь. Покинутая деревня давно умерла — наверное, с того самого момента, когда последнего члена Узумаки, но Ичизоку убили, и его тело оставили гнить под открытым небом. И от этого становилось не по себе — Наруто почувствовал то, что испытывал в Конохагакуре, пока он вместе с Джирайей не покинул деревню.        — Здесь холодно, — пожаловался Наруто. — Или мне кажется.        — Нет, не кажется, — сквозь стучащие зубы произнес Нагато, оглядываясь по сторонам. — Я думаю. это такие последствия техники, но сказать на все сто процентов не могу.        — Зачем им это? — пожал плечами Наруто, сильно передёрнувшись — его бил холод, и туман становился всё гуще. — Если это для самозащиты — то глупая идея; если нечто иное — то я не понимаю до конца. Тогда вопрос: куда пойдём дальше?       Нагато пожал плечами — остров казался огромным, хотелось осмотреть всё и все дома — отыскать улики, раскрыть карты и узнать многие тайны своего клана. Узнать суть, понять всё их мироздание. История мира шиноби не раз упоминала факт, что Узумаки, но Ичизоку являлся сильнейшим кланом, и многие другие кланы, даже деревни, боялись такую силу. Также было известно, что их чакра отличалась по составу и свойствам. Скорее всего, это было связано с тем, что члены данного клана являлись непрямыми потомками Рикудо Сеннина.       Воспоминание о Рикудо Сеннина привели Наруто к ритуалу, который проводили над ним год назад. Тогда появился Хару Ооцуцуки, который приказал убить человека, личность которого Узумаки до сих пор не раскрыл. Это усугубляло положение, и Наруто нахмурился, гневно оскалившись, вглядываясь вперёд в здание перед ним.        — Наруто? — позвал по имени соклановца Нагато. — Ты в порядке?       Юноша посмотрел на старшего брата — в его голубых глазах зрачки приобрели вертикальное положение; Нагато понимал, что его подопечного разрывала злость, и вот-вот Лис высвободится наружу. И этого только не хватало.        — Наруто, — в несколько шагов Узумаки-старший достиг Джинчуурики и посмотрел тому прямо в глаза. — Посмотри на меня, посмотри на меня, посмотри на меня!       Нагато несколько секунд потряс подростка. В какой-то момент Наруто использовал всю свою силу и оттолкнул Нагато назад настолько сильно, что Узумаки-старший чуть не улетел в стену ближайшего здания-дома, благо красноволосый смог быстро сориентироваться и не упасть, наблюдая, как оранжевая чакра окружает тело юноши. Как зрачки глаз становятся похожими на зрачки Лиса, а голубые глаза становятся оранжевыми, которые окрашивались в ярко-алые оттенки.       Нагато не понимал, что это произошло вообще — либо на него влияла так деревня, либо ещё что-то, чего старший Узумаки объяснить был не в состоянии — тяжелая чакра Кьюби давила на плечи не столько тяжёлым грузом — он сдавливал снаружи и изнутри, полностью сводя с ума. Хотелось кричать, звать на помощь, но Нагато осознавал, что его затея обречена на провал — никто не придёт на помощь и не поможет: и застрянут они здесь надолго, если не навечно. И что тогда предпримут Джирайя и все остальные? Пробраться сквозь клановую технику они не смогут, как бы они ни старались; да и сам Нагато не понимал, как нейтрализовать собственные клановые техники, если знания о них — поверхностные.       Тело Наруто полностью покрылось покровом Девятихвостого — красный обжигающий покров, белые прорези глаз и рта… Оставаться с ним в таком состоянии — опасно для них обоих в любом случае. Рядом не находилось того человека, который был бы в состоянии запечатать вылезающего наружу Девятихвостого, и делать попытки не то, что Нагато считал бесполезным — просто, как тот утверждал, у него отсутствует опыт, он не умеет подчинять чакру Лиса так как надо.       С другой стороны, здравый рассудок утверждал, что предпринять что-то нужно, или поселение окончательно сотрётся в порошок. Чакра Девятихвостого, как это бывало с многими, на него самого не давила, однако оставляла осадок.        — Наруто, — позвал соклановца Нагато. — Послушай меня, пожалуйста. Нам надо изучить это место, а не поддаваться влиянию Лиса! Вспомни, что может вытворять эта деревня — предки нашего клана не столько оставили нам такой сюрприз, сколько хотели сохранить наследие, но могли переборщить из-за того, что торопились.       Наруто «Курама» смотрел на старшего Узумаки безразлично. Чакра всё ещё давила, но не так сильно. Было чувство, что зверь понимал, но не спешил ретироваться. От Джирайи-сенсея Нагато знал, что Узумаки, но Ичизоку был проклятым кланом — над ним нависло бремя быть сосудом и носить бремя Джинчуурики. Мито и Кушина тому доказательство. И возможно, благодаря клановым Дзюцу Хирузен Сарутоби разработал систему, по которой он мог бы подбирать таких носителей, которые со стопроцентной вероятностью могли сдерживать Хвостатого Зверя, и ситуация бы не вышла из-под контроля.       Потому-то Джинчуурики после госпожи Мито Узумаки стала подобная ей девочка — тоже из клана долгожителей, тоже обладательница необычной чакры (но, как потом отмечал Джирайя-сенсей, у Кушины у самой структуры чакры отличалась от всех остальных). А Наруто же попался чисто случайно — потому что больше в некого было запихнуть Хвостатого Демона.       И Нагато отчего-то показалось, что Минато и Кушина в какой-то момент могли невзлюбить сына, чтобы обойтись с ним так! Свои предположения он однажды проболтал — но не со злости, а что-то тогда дёрнуло того за язык — и получил жёсткую пощёчину от саннина. И в глазах старика Узумаки узрел боль и огорчение.       Значит, именно тогда Нагато надавил на больное место и больше о таких вещах не смел разговаривать. С другой стороны, это давало свою пищу для размышлений — неужели живой тогда ещё Хирузен Сарутоби ничего не предпринял, чтобы защитить ни в чём не повинное дитя? Нельзя было просто поверить в то, что это была своеобразная задумка закаливания — а упоминание младшего соклановца о том, что его в детстве били, как боксёрскую грушу, это не повод ли покричать на покойного правителя?       Чакра стала надавливать меньше, и Нагато посмотрел на силуэт Лиса, который уменьшался в размерах, оставляя обожжённое тело Наруто. Лохматые волосы ещё больше распушились, а на верхние кончики лёгким слоем легла земляная пыль. По всему телу оставалась красно-коричневая, напоминавшая по цвету плотную ржавчину, шерсть от Девятихвостого.       Ещё одна вещь, которую Нагато поставил себе на заметку — научить Джинчуурики контролировать чакру Лиса таким образом, чтобы после так называемой ремиссии на теле не оставалось ни одной шерстинки. Джирайя ни один раз говорил, что такого рода последствие причиняет ещё большую боль, чем чакра самого Курамы. Единственный разумный способ, благодаря которому можно справиться с такой проблемой — обратиться к другому Джинчуурики. И единственный, к кому можно было обратиться — Кираби, шиноби из Кумогакуре, брат самого Четвёртого Райкаге.       Послышался кашель. Наруто приходил в себя, а, значит, они смогут продолжить путь, которому придерживались. Единственное, чего оба они не знали — что ожидает их в дальнейшем, когда они доберутся до так называемого «сердца» деревни. Ведь никто из них ни разу не посещал разрушенную деревню.       В покинутом селении на мгновение застыло напряжение — чакра Девятихвостого всё ещё витала в воздухе, и на несколько секунд в воздухе повисла вонь. Где-то недалеко завыл ветер, а двери, распахнутые и державшиеся почти что на петельках — хлопали о деревянные косяки.        — Аргх, — прохрипел Наруто, переворачиваясь на бок и, упираясь руками в землю, сделал попытку встать на ноги. Боль в теле всё не утихала, и Джинчуурики со скрипом в зубах приподнимался, отряхивая с одежды — точнее, всё то, что от неё осталось — грязь.        — Держи, — достав из подсумка свиток, Нагато бросил его соклановцу.       Подросток благодаря своей реакции, быстро поймал портативный шкафчик — потому что кроме как запаски там ничего не могло лежать. Любимой оранжевой атрибутики, конечно, там не наблюдалось, но это лучше чем ничего, и Наруто поскорее переоделся.        — Я готов, — оповестил мальчишка, осматриваясь по сторонам. Он жмурился от боли, которая всё ещё не отступала. Бол ожогами вспыхивала по всему телу: и в паху, и на руках, на лице и на лбу; несмотря на это, Узумаки шёл следом за старшим соклановцем, иногда тяжело вдыхая и выдыхая от напряжения.       С другой стороны, он ровно как и Нагато, не понимал причину всего этого недоразумения — вполне возможно, на Кураму могла повлиять сама деревня — во многих байках можно было найти одну или две истории о проклятом селении, который живёт почти также как и человек. «Почти также» — потому что у населённого пункта хоть и было самосознание, защитить оно могло хорошо — но всё же деревня защищалась, поддаваясь базовым животным инстинктам. И факт того, что Лис пытался выбраться наружу, говорил о том Узушиогакуре уже начала проверять их на прочность.       В центре деревни располагались высокие здания, маленькие одноэтажные ютились на окраинах. Точнее, на другой стороне острова. Наруто отчего-то подумал и вспомнил, что похожее можно встретить было на полуострове, где находилась деревушка Скрытого Моря. Там тоже был порт и причал, высокие домишки стояли в порту и в центре городка; маленькие домики, где жили в основном фермеры, строили далеко, чтобы не портить имидж городка.       По всей улочке валялись останки жителей Узушиогакуре. Кости скелетов выгибались неестественно, кимоно и юката уже успели порваться. Гниль над тем, что осталось стояла невыносимая.       И что здесь произошло на самом деле, не знал никто — даже Конохагакуре, в родстве с которой состоял Узумаки, но Ичизоку, пыталась проводить собственное расследование, но попытки, а также военное и послевоенное время ничего не давали. Не было ни средств — как материальных, так и финансовых — не было и людей-добровольцев, которых можно было бы послать на разведку. Возможно благодаря сегодняшней вылазке, Годайме что-то сможет прояснить относительно клана её обаа-сан и благодаря её рассказам о красноволосой родственнице можно было многое узнать о вырезанном клане.       Наруто думал о том, почему старик Хирузен раньше не рассказывал о родине его матери? Большинство вопросов бы отпало в первые годы почти мгновенно, хотя нельзя спорить о том, что могли появиться новые проблемы: если бы старик Хокаге поведал Джинчуурики о его бремени, о его происхождении, о том, что его отец был Четвёртым Хокаге, а мать сосудом, сдерживающий Хвостатого Зверя, — то у непутёвого ниндзя возникло ещё больше вопросов, ответы на которые старик не намеревался давать. И, как пришёл к выводу подросток, у старика были свои планы на него, благо Орочимару вовремя того прикончил. Джирайя, рассказав о некоторых махинациях верхушки правительства, открыл глаза на некоторые вещи крестнику, из-за чего тот после раздумий пришёл к ужасу.        — Я ничего не понимаю, — оглядевшись по сторонам, сказал Наруто.        — Что именно? — спросил Нагато, посмотрев на младшего брата.        — Всего, — лаконично ответил парень. — Словно… я заново пытаюсь познать мир. Жизнь в Конохагакуре теперь ложь по сравнению с тем, что я сейчас узнаю с каждым днём. Меня держали словно на цепи, не выпуская из клетки. Сейчас, когда я прохожу по этим улочкам, — Джинчуурики обвёл взглядом домики расположенные вдоль узкого проулка, — то понимаю, что Сандайме Хокаге во время своего правления решал совершенно не те вопросы. Мировая война — это один вопрос, но то, что остальные деревни ополчились на Узушиогакуре, а Конохагакуре даже не пришла на помощь!        — Ха! — горько выдохнул Нагато. — А я хотел бы тебе напомнить, что именно шиноби Конохагакуре ворвались в дом моих родителей и жестоко расправились с ними?       Наруто приостановился: что он только что сказал?       Но да, что-то подобное от крёстного он слышал — ведь почему трио из Амегакуре знали Джирайю и обращались к старику «сенсей»; и иногда казалось, что по отношению к шиноби Скрытого Листа Нагато испытывал ненависть, злобу и неприязнь. И, анализируя всё то, чего добился Наруто к настоящему времени, подросток пришёл к выводу, что оставаясь в Конохагакуре и дальше, то старейшины давно бы прибрали его к рукам и отправили на промывку мозгов Данзо Шимура.       Теперь все трое мертвы, и Наруто мог со спокойной совестью выдохнуть.       Но вернуться в родную, как он считал до этого времени деревню, уже не мог.       Он уже не считал Конохагакуре родным селением. ***       В деревне царила своя атмосфера, которая не могла не укрыться от всех жителей. Красные макушки шариками перемещались по улочкам и большой площади, на которой расположились лавочки и тележки с вкусными лакомствами. Помимо членов Узумаки, но Ичизоку по территории острова ходили другие люди — гости из других стран, которые отчего-то вели себя с подозрением. Они озирались по сторонам, словно высматривали что-то — слабые места, тупики…       Никто не подозревал, что через несколько недель война, которая разгорится по всему миру на континенте, затронет и их отчасти изолированный остров. Узумаки хоть и были хорошими воинами и никогда не теряли бдительность, та ночь навсегда определила их судьбу. И в течение нескольких часов все члены этого клана были поголовно убиты. Или убиты все те, кто попадался под руку вражеским шиноби.       Старик, чьи волосы оставались красными, но из-за старости потемнели в оттенке, а в некоторых отдельных прядях прослеживались седые волосы, сидел на скамейке, смотрел на шиноби в боевых доспехах. Ему не нравился визит чужестранцев, но слушать старика никто не хотел: все считали, что он скатывался в старческий маразм. Абсолютно все были поглощены атмосферой праздника. Играла музыка, люди смеялись и разговаривали друг с другом.        — Старик Чиёши! — окликнул чей-то детский голос. — Старик Чиёши!       Старейшина сидел неподвижно, словно не замечал детский лепет, пока маленькие ручки не стали тянуть рукава кимоно. Мальчишка — такой же красноволосый, как и остальные члены клана, которых в скором времени не станет.        — Макото, — тоскливо протянул старик. — Как ты поживаешь?       Ребёнок, не замечавший в этот момент никакого подвоха, кружился вокруг него. Сам он был облачён в нарядные одежды — очевидно, чтобы покрасоваться перед своими друзьями и привлечь внимание девочек: уже в таком возрасте Макото старался изо всех сил. Иногда даже тренировался на младших сёстрах — Хошими и Кушине.       Однако теперь же Макото тренировался на одной сестре — Кушину несколько дней назад увели из деревни, не дав даже провести в кругу семьи праздник Прощания Лета. Отец и мать были шиноби, помогали детям вступить на опасную тропу ниндзя. Обучали и старшего сына, и двух дочек. Но Рота никогда не мог понять, почему выбрали именно Кушину младшего ребёнка в их семье, но Макото понимал — это было связано с их вечным проклятием Отбора. Любой из них мог стать Джинчуурики Девятихвостого, которого держали в Конохагакуре. Но, чтобы следить за ситуацией с носителем приходилось забирать с собой сосуд, в который помещал демоническую чакру.       Тоо-сан и каа-сан долго горевали по этому поводу — Кушина рассказывала в их последнюю ночь как родители тихо перешёптывались за стенкой, а отец и то бил по столу кулаком не понимая, почему именно младшая дочь должна была стать им… Джинчуурики.        — Убью, — рычал сквозь зубы Рота. — Я не дам Кушину в обиду!       Кайя только печально качала головой.        — Это больно, — вздыхала она. — Но с другой стороны, деревни Узушиогакуре и Конохагакуре стали родственными благодаря браку Мито-сама и Хашираме-сама.        — Если отправляют в эту деревню Кушину, то это значит, что Мито-сама уже не может питать чакрой печать, сдерживающая этого Лиса; либо же она при смерти, — мужчина закрыл лицо руками. — И ведь мы больше никогда её не увидим, Кайя! Ты это понимаешь?       Женское сердце — особенно материнское — всегда остро чувствует на плохие перемены, которые касаются детей матери. И то, что именно выбрали Кушину — и Рота думает, что Кайя осталась к этому событию равнодушно? Она плакала — долго и горько, пока не пришли дети и начали гладить её по голове; Кушина, ярко ощущавшая эмоции матери, понимала всю её боль.       Но она не знала, как убрать боль.       …Прощание вышло сухим, но душещипательным. Кайя не могла оторвать взгляд от отряда, который забирал её младшего ребёнка, девочки плакали, отец угрюмо обнимал мать за талию. А Макото держался, сжимая руки в кулаки; с этого он возненавидел шиноби из Конохагакуре. С этого момента у него появилась Цель, которую он должен достичь.       Убить всех жителей Конохагакуре — и это несмотря на возраст и места в иерархии мира шиноби — потому что они забрали его драгоценную сестру! *** Всё шло слишком спокойно, и Макото зевнул от скуки и усталости. Болели ноги, запас чакры подбирался к нулю. Но благодаря живучести своего клана мужчина мог пройти ещё какое-то расстояние. Он жил недалеко от полуразрушенного селения, иногда приходя на улицу, где когда-то он жил со всей семьёй.       Рота и Кайя погибли, защищая детей, Хошими забрали как пленницу и забрали. Макото остался один, никак не понимая, что вообще произошло. Ночью, когда они все спали, вражеские шиноби ворвались в их маленький обветшалый домик и просто без разбору вались и сделали свои дела. Макото толком и не помнил события той ночи — словно были пелена, в которой мельтешили блеск клинков, кунаев, сюрикенов, где-то волосы матери обрезают по воздуху, и её длинные пряди безжизненными тряпками падают на деревянный пол. Отец уже лежал мёртвый на пороге, Хошими силой тащили к дверям, заставляя смотреть на обезображенное тело отца.        — Нет! — кричала младшая сестра с отчаянием и болью вырываясь из крепкой хватки. — Не надо, пожалуйста!        — Ты ещё противиться будешь! — хрипло пробасил шиноби, потянув девочку на себя. — Смотри, кому сказано!        — Детей не трогайте! — хрипло попросила Кайя, сгибаясь пополам — второй шиноби, который ударил мать в живот, Макото бил по лицу — несмотря на возраст, мальчишка мог постоять за себя, и набить морду постороннему человеку, который был слабее его по показателям чакры. То, что этот недо-шиноби позволил себе такую непозволительную роскошь — ударить женщину — вызывало гнев и раздражение.       А затем его глаза поднялись на повязку-протектор.       Символ деревни Листа!        — Н-не может быть! — потерянно произнёс Макото, как вдруг первый шиноби, тащивший Хошими, нанёс удар тупым предметом по голове, и Макото остановился, не в состоянии дальше избивать противника. Боль в затылке оказалась неприятной, тянулась до шеи и от неё до лопаток; мальчику показалось, что вот-вот и его стошнит.       Второго шиноби оттащили от парня, на мать бросили короткий взгляд, и двое противников, осмотрев дом ещё раз, покинули, забрав Аки — плачущую и кричащую.        — Мама! — Макото подбежала к женщине, рука которой была испачкана в крови. Мальчик увидев это, воскликнул ещё раз. — Мама, не умирай! — более отчаянно, более испуганно.       Кайя вздохнула и выдохнула несколько раз и посмотрела на сына серьёзным и печальным взглядом. Макото видел в этом взгляде многое и, кажется понимал, что от него хотели. Мать хотела, чтобы сын остался в живых и бежал, спасая хотя бы свою шкуру. Хошими уже не спасти, Кушина находится на территории врага.        — Макото, слушай меня очень внимательно, — хрипло позвала сына по имени женщина. — Сейчас ты должен бежать, но однажды ты вернёшься сюда, хорошо? — быструю реплику можно было принять как за бред умирающего — что собственно и было — но тогда Макото не понимал, о чём именно толковала его мать. — Ты вернёшься, потому что придёт тот, кто по крови род наш разделяет, хорошо?       Что, хотелось воскликнуть Макото, и тот с ужасом обхватил материнское холодное лицо.        — Мама, о чём ты говоришь? — кричал он, не обращая внимание на головную боль.        — Беги, кому сказано, просто помни про мои слово, хорошо? — выдавила последние слова Кайя и упала тяжёлым грузом на сына.       А дальше темнота и боли в ногах… ___________________       Эти события преследовали Макото словно страшный сон. Смерть родителей и похищение сестёр повлияло на него таким образом, что мужчина в корне возненавидел тех, под чьим патронажем находилась Узушиогакуре. Макото рассматривал вариант смены правительства — по слухам шиноби Хирузен Сарутоби был ещё той тёмной лошадкой, за спиной которого скрывалось множество преступлений, на которые благополучно закрывали глаза.       Сведения ни об одной из сестёр он так и не получил. Настолько всё было отрезано от внешнего мира, что встретивший его путник мог бы подумать, что Макото сумасшедший, сбежавший откуда-то больной.       Его тела коснулась жгучая чакра. Впервые за долгое время в покинутое селение кто-то проник. Каким образом, ведь попасть в деревню можно было только если в этом человеке текла кровь Узумаки. Но в то же время, если чакра была обжигающей, то она вполне могла сломать барьер.       Нет, такого просто быть не могло — Узумаки предвидели бы даже и это.       Не зная настоящих причин, Макото двинулся совершать обход, выискивая источник демонической чакры. ***       Свернув в очередной проулок, Наруто зажал нос пальцами — тут провоняло всё, и дело касалось не только трупного гноя. Скорее всего, в этом проулке стояли дома, в которых остались запасы еды. Жилой квартал, в который Наруто и Нагато забрели, не был похож на тот, в котором обитали богачи; скорее всего, тут жили люди из среднего и беднейшего классов, которые не жили как бедные в привычном понимании этого слова.        — Кто здесь жил? — осматриваясь по сторонам, произнёс Наруто.        — Без понятия, — фыркнул Нагато, и внезапно послышался треск разбитого стекла.       Мужчина посмотрел вниз, на то, что наступил. Фотография счастливой семьи, на которой были изображены пятеро людей: мужчина и женщина — очевидно родители. И трое детей: один мальчик и две девочки. Все они когда-то жили здесь: это были члены Узумаки, но Ичизоку, об этом говорил красный цвет волос.        — Тут жила семья, — оповестил Нагато, поднимая фотографию в рамочке с треснутым стеклом.       На лицах застыли беззаботные улыбки и солнечный свет. Как будто ничего не предвещало беды.       Взгляд невольно скользнул на одну из девочек, подозрительно напоминавшую Кушину.        — Нагато-нии-сан? — обратившись к соклановцу, позвал Наруто. — Ты чего это там смотришь?       Фотография, попавшая в его поле зрения, вызвала бурю эмоций у Лиса.       «Да ладно?! — чуть ли не вскрикнул Девятихвостый размахивая хвостами. — Это лицо я узнаю из тысячи. Кушина Узумаки!»       «Моя каа-сан…» — растерянно ответил подросток.       На этой фотографии ей не больше девяти-десяти. Такая маленькая и хрупкая, но решимость в глазах говорила о многом. И родители матери говорили о том, что росла Кушина в семье шиноби. Едва заметные шрамы на ладонях отца говорили о его постоянных тренировках, освоении новых техник, параллельно он обучал и детей — только непонятно, была ли мать куноичи.       «Конечно, была, придурок! — недовольно буркнул Лис. — Посмотри на неё — на запястьях повязки, очевидно, что она получала какие-то ранения, и очевидно по выражению лица, она была счастлива. Её радость не похожа на постановочную: она была счастлива, живя с этим человеком и имея от него троих детей. С другой стороны, я не могу точно сказать — Кушина мне не рассказывала о её жизни до того, как меня поместили в неё как Биджуу. Воспоминания жизни в Узушиогакуре были размытыми, словно от них пытались избавиться, что ли».       «Ты думаешь, это было сделано намеренно?» — спросил Джинчуурики.       «Я не уверен, я точно это знаю!» — слегка агрессивно прорычал Курама.        «То есть, по сути, ты сам ничего не знаешь о жизни мамы до того, как её отправили в Конохагакуре? — уточнил Наруто. — Или вам Хвостатым Зверям не дано открыть так называемые уголки воспоминаний?»       «Второе» — коротко ответил Лис.       Наруто призадумался — если всё оно так, как говорит Курама, то тогда у подростка возникало ещё больше вопросов относительно его самого, его проживания в Конохагакуре, да и к Цунаде пару вопросов всё же намечалось. Возвращаться в Конохагакуре не было никакого желания, а вот назначить ей встречу где-то за территорией Страны Огня — это была хорошая идея, оставалось только отыскать подходящее место.        — Пошли дальше? — окликнул Нагато соклановца.       Подросток посмотрел на старшего брата.        — Да, — последовал ответ.       Взяв фотографию семьи его матери, двое путников вышли из тупика.       Продолжить изучать местность им не дал человек, стоявший у входа в тупик, держа наготове катаны. ***       Макото сначала не знал куда идти и, выйдя из тупика, направился в сторону, где чувствовалась та демоническая чакра. Что-то поселилось в груди, чувство, давящее на рёбра, не покидало его. Волнение растекалось по всему телу, и ноги из-за этого даже подкашивались. Макото просто не был в состоянии объяснить данное явление, горло запершило.       Воздух, пропитанный чакрой Биджуу, теперь казался не серым, а медного цвета. На вкус он ощущался металлом, пахло чем-то кислым, — словно лимоном. А цвет ассоциировался с медью и ржавчиной. Ржавая вода, которая провоняла насквозь всем, чем только могла провонять. Стук по затылку снова хлестнул по красным волосам, и Макото, оскалившись, приложил руку к когда-то раненому участку.       Старые воспоминания образами и обрывками оживали в голове. Мужчина слышал крики, мольбы о пощаде, но никто не слышал и слушал их. Пропускали мимо ушей, игнорировали, проходили мимо, думая, что всё оно обернётся. Думая, что крики в скором времени смолкнут, запах крови перестанет просачиваться сквозь деревянные, каменные стены домов; а мёртвые тела провалятся сквозь землю, как будто их никогда и не было.       Чакра сменила курс, и Макото, не ожидавший такого поворота событий, свернул в ту сторону, в которую не планировал. Он шёл наугад — просто потому, что чакры было повсюду, точка, к которой Макото твёрдо знал, что придёт — просто не отмечалось. Зато сама по себе чакра, которая ощущалась на фоне демонической, — отчего-то казалась знакомой. В определённый момент вспыхнула искра, напоминавшее воспоминание из детства, которое и заставило насторожиться. Не просто же так это может появиться из ниоткуда и пропасть так же быстро, как и появилось.        — Вы пожалеете, что ворвались сюда, — пробубнил под нос вслух мужчина.       Жизнь после уничтожения Узушиогакуре изменила его, Макото стал более нелюдимым, озлобленным, не доверял никому ничего. После резни мальчиком он убежал из селения, но какое-то время спустя вернулся, похоронив каа-сан и тоо-сан. Он не мог просто так взять и оставить их тела на съедение стервятников или других падальщиков, будь те же самые мухи или червяки.       Но несмотря на это, ему казалось, что родители были рядом с ним — иногда мальчишка, потом парень, а позже — мужчина — просыпался в холодном поту, потому что образы тоо-сан и каа-сан приходили к нему в безобразном виде. На груди у Роты расходилось большое тёмно-красное пятно, виски рассечены вдребезги, а глаза были наполнены кровью.       Кайя кричала, умоляя о помощи. Из глаз брызгала или текла кровь. По рукам извивались синие узоры — почему-то во сне синяки приобретали образ линий и рисунков. Макото терялся — он был потерян, так как сны долгие годы мучили его, не оставляя шанс вернуться на тропу нормальной жизни.       Пора было выяснить, кто ворвался сюда — на покинутую и заброшенную деревню, к которой никто долгие годы не приближался. ***       На повороте в тупик, где когда находился их семейный дом, Макото встретил двоих — мужчину, примерно чуть старшего его самого, и мальчишку, совсем ещё юного шиноби, который был переполнен различными идеалами, вводившие часто в заблуждение. Однако, Макото поразило не это: зная, что барьер пропускал только «истинных по крови», мужчина негодовал, как деревня пропустила…       … полукровку?       Чужие заметили, что на них направили клинок катаны.        — Вы кто? — оскалившись, спросил Макото.        — А ты? — парировал в ответ «полукровка». — Ты тоже Узумаки?       Тон, с которым обратился «не чистый Узумаки», злил Макото. Скользнув по одежде наглого подростка, красноволосый ещё больше пришёл в ярость — на протекторе вырисовывалась спираль Конохагакуре. Деревня, отобравшая у него сестёр.        — Да как ты смеешь со мной так разговаривать, полукровка? — чуть ли не прорычал мужчина, намереваясь нацелиться острой частью катаны на недруга. — Разве вам, в Конохагакуре не говорили о такой деревне как Узушиогакуре, м?       Он заметил, что второй чужак — на этот раз с красными волосами — прикрыл парня.        — Вас что-то задело, верно? — спросил второй. — Мы здесь просто ходили и изучали наше наследие.        — Ваше наследие? Ха! — хмыкнул Макото. — Какое же это ваше наследие, если он, — мужчина указал на Джинчуурики, — человек, которого барьер Узушиогакуре пропустил?        — Наши родители — точнее, наши матери были членами Узумаки, но Ичизоку, — вставил Нагато. — И несмотря на то, что мы полукровки, деревня нас приняла как своих, так как почувствовала в нас кровь наших предков, кровь наших матерей.        — Это да, потому что мы сами прибыли сюда не одни, — ответил Наруто.        — Вы прибыли ещё с кем-то? — возмущённо выдохнул Макото.        — Да, но те пройти не смогли, — кивнул Нагато.        — Ладно, предположим, — фыркнул охранник. — Но… вы из одной деревни, — палец указал на железную пластинку Наруто. — Я в курсе, что после того, как шиноби решили стереть с лица земли нашу деревню, то большинство выжило и все рассыпались куда-то по миру. Видимо, кто-то кроме моей имоото-чан всё же смог добраться до Конохагакуре.        — Я не понимаю, — мотнул головой Наруто. — Ваша имоото…        — Когда она была маленькой девочкой, её забрали шиноби Конохагакуре, — ответил Макото и тут же прикусил губу — как он так мог поступить — рассказать первым встречным рассказывать такие личные вещи?       «Опа! Это же о Кушине идёт речь!» — чуть радостно ответил Курама.        «Да ладно? — не веря словам Лиса, спросил подросток. — Ты уверен в этом?»       С другой стороны, ответ действительно был очевиден — судя по внешнему виду встретившего их мужчины, лет ему было тридцать или сорок лет. Следовательно, если бы его каа-сан была жива, то ей бы было примерно… тридцать пять? Сорок?        — Ваша сестра, которую забрали шиноби, — осторожно заговорил Наруто, на что Макото посмотрел на него совсем не добрым взглядом, но в то же время он также говорил, что можно продолжить, — её забрали, потому что искали нового Джинчуурики для Кьюби?       Макото, услышав такие подробности, вскинул бровью.        — Откуда тебе известны такие подробности? Простым людям, вроде тебя, такую информацию не выкладывают!        — Это да, — кивнул в ответ Джинчуурики. — Но мне рассказал об этом Джирайя-джи-джи-сан.        — Ты говоришь о саннине Джирайе? — спросил Макото. — А он-то каким образом знает об этом?        — Я думаю, что когда мои родители встретились, то мой отец будучи учеником Джирайи рассказал наставнику о том, что ему попалась спутница жизни с нелёгкой судьбой, — пояснил шиноби. А затем тот замолчал, наблюдая за реакцией предполагаемого родственника.       Он видел, как вытягивалось лицо Макото, и как тот посмотрел на того, кого несколько минут назад в оскорбительном тоне называл полукровкой. В этот момент сердце словно ушло в пятки, а переваренная информация заставила того врасплох.        — Ты сын Кушины Узумаки?