***
POV ДжастинПапа всегда говорил, что «Люди, которые способны делать хорошие поступки — будут счастливы, а те, кто живут за счет страданий других, увы, будут страдать всю оставшуюся жизнь.»
, Может это и так, но я не уверен в этом. Я всю жизнь пытался угодить своему отцу, но видимо не получилось. Не знаю, может он и любит меня, как сына, уважает, но он не говорит мне об этом. Когда я был маленьким, самым близким другом была мама: она единственная, кто, хоть как-то помогал мне. А отец, что он? Он в разъездах, командировках. За последние несколько лет мы вообще не разговаривали. Может перекинемся всего лишь пару фразами и всё. Он как приведение, то уходит, то опять появляется в моей жизни. Разве так можно делать? Ну, а я, в свое время, просто пытаюсь, хоть чего-то добиться в жизни. Пытался. Мне было 18, когда мамы не стало. Она была моей надеждой, что я чего-то добьюсь в жизни, но она ушла. Чем же я занимаюсь? Я — преступник. Довольно странная работа, не так ли? Чем ещё может заниматься 20-летний парень? Правильно, убивать и грабить людей. Первый, пятый, двенадцатый, сотый… Чувствую ли я что-нибудь, когда убиваю людей? Когда число перевалило за сто — понял, что мне уже всё равно кто это будет: женщина, пожилой мужчина или даже обычный подросток. Но я убиваю лишь тех, кто этого заслуживает. Сейчас, идя по улице, я могу думать о многом, но только лишь не о том, что какую-то беспечную девушку собьет машина. Я знаю чему научился у отца. Когда видишь, что слабый нуждается в помощи — обязательно помоги ему. Но в моём понятии, это значит, что нужно броситься под машину. Чувствую сильную боль в области грудной клетки. Темно. Я умер? Возможно. Спустя некоторое время слышу голос девушки, и параллельно кто-то вызывает скорую. Я пытаюсь пошевелиться, но что-то блокирует движение. … --- Невыносимая боль. Я без сознания, но слышу всё отчетливо. Так должно быть. — Зашивай. — Как вы думаете, ему больно? — Не знаю. Но могу сказать, без анестезии человек в сознании — умер бы от шока. Если он был в сознании, то он либо умер, либо нам пришлось бы сделать ему анестезии, но даже при введении антибиотиков, он задохнулся бы из-за аллергии. ..... Слышу как медсестра разговаривает с моим отцом. Сказали, что всё не так уж и плохо, но я же знаю, что всё очень хреново. Скрип двери, и я открываю глаза. Передо мной стоит отец. Смотрит. Не говорит. — И как мне тебе объяснить, что ты — всё ещё тот же дебил? — спустя некоторое время он всё-таки заговорил. — Кажется мой диагноз не лечится? — он не ответил, просто промолчал. — Эй, знаешь, как я переживал? — Не знаю. Я не уверен, что ты можешь переживать. Пять минут молчания. Он улыбается, смеюсь: — Что смешного? Я серьезно. — Девушка не пострадала? — я только вспомнил о ней. — Надеюсь с ней всё в порядке — Наверное. Разве была девушка? Я думал, что ты сам под машину бросился. — Я не до такой степени больной, — огрызнулся и в этот момент зашла маленькая, до боли знакомая личность. — А ты что тут делаешь? — сказал я ей. — О, Анастейша, почему так долго? Я думал, ты уже сбежала! — обративший на неё внимание мой отец. — А, ну, в общем… — кажется ей не комфортно. — Она тут всё время провела, пока ты был без сознания. — папа разъяснил мне всё. Мы не говорили больше. Она сидела молча, а я как дурак пялился на неё и пытался понять, что она тут забыла. Кажется я понял. Перебинтованная рука, ссадины. Всё, что я смог разглядеть, дало мне понять, что ту, которую я спас сидит передо мной, но не только это: цвет волос, фигура, рост. Не знаю почему, но я смотрел долго и неотрывно. В какой-то момент я понял, что мы пялимся на друг друга и всё, что говорил мне отец, я пропускал мимо ушей. Цвет глаз. Зелёные с серовато-желтыми крапинками. Помню. Когда мы были маленькими, и если Ани* плакала, то глаза становились ярко-зелеными, и меня это так удивляло. Как будто она с другой планеты. Сейчас же они стали намного темнее, чем в детстве. Да и она сама изменилась: полностью и во всём. — Ты ведь не пострадала? — как-то для самого себя, неожиданно спросил я. -----