Моя бедная вдова

«Своим молчанием я пыталась спасти тебя, глупый. Жаль только, что ты этого не понимал».

      Кендалл не помнил, сколько именно денег спустил на алкоголь, но точно знал, что он должен был ему помочь. Первый стакан он пригубил ещё днём, когда ждал очередного свидания с Айрис. Они не виделись уже около двух недель, поэтому Шмидт немного волновался. Но, если говорить начистоту, у него был ещё один повод для волнения.       Чем быстрее приближалось 24 февраля — дата, которая была выжжена у Кендала на сердце и которую он, наверное, никогда не смог бы забыть, — тем сильнее он ощущал, что не сможет этого вынести. А это значило, что Шмидт должен был исключить из своих мыслей всё, что его угнетало. На протяжении этих двух недель он ни разу не позвонил Айрис, не написал и даже пытался о ней не думать. Но, увы, человеку, яростно желающему что-то забыть, чаще всего не удаётся этого сделать, потому что круг его мыслей замыкается. Так случилось и с Кендаллом.       И он принял очень важное и вместе с тем очень страшное решение, которое, он верил, должно было его спасти.       Вечером он сидел на полу в своей комнате, прижавшись спиной к стене, и держал в руке бутылку виски. Очень скоро Кендалл услышал неторопливые женские шаги в коридоре, и его сердце учащённо забилось. Он повернул голову и уставился на стену, будто смотрел на того, кто находился за ней. Послышался слабый стук в дверь, но Шмидт даже не отреагировал на него. Он молча глотнул виски прямо из бутылки и, вздохнув, закрыл глаза.       Через несколько минут стук повторился, теперь он был более настойчивым и продолжительным. Кендалл всё так же ни на что не реагировал. Прошло около минуты, прежде чем стук повторился вновь. На этот раз тот, кто стоял за дверью, бил по ней уже и ногами.       — Кендалл, у тебя там всё в порядке? — спросил приглушённый голос Айрис. Было слышно, что девушка была обеспокоена. — Ты откроешь мне дверь?       Но парень сидел всё так же невозмутимо. Айрис притихла на несколько секунд, затем Кендалл услышал её удаляющиеся шаги. Он поднялся на ноги и удивлённо и разочарованно посмотрел на стену, не желая верить, что Айрис взяла и оставила его…       Но скоропалительная мысль Шмидта не подтвердилась. Сначала он услышал, как женские шаги остановились где-то неподалёку, потом — как открылась соседняя дверь, а затем шаги вернулись, и в замочную скважину вставили ключ.       Когда Айрис вошла в комнату, то обнаружила парня стоявшим в самом её центре с бутылкой виски в руке. Взгляд у него был какой-то дикий и вместе с тем растерянный. Кендалл в свою очередь заметил, что она явилась к нему тоже не с пустыми руками: девушка держала картонный поддон с двумя стаканами свежего кофе.       — В чём дело? — начала с вопроса Айрис, окинув Шмидта беглым непонимающим взглядом.       — А что не так? — равнодушно пожал плечами он.       — Если ты не слышал, я колотила в эту дверь несколько минут к ряду, а ты не удосужился мне открыть. — Она всё так же стояла в дверях, не смея сдвинуться с места. — Хорошо, что Логан дал мне ключ, иначе я так бы, наверное, и сидела под твоей дверью до самого утра… — Немного помолчав, девушка холодно добавила: — У тебя был повод напиться?       Кендалл поднял руку, в которой держал виски, на уровень своего лица, посмотрел на него с отвращением, а затем поставил бутылку на стол.       — Повода не было, — ответил он, с непонятной и необъяснимой жестокостью глядя на собеседницу, — я опьянел как-то незаметно… Просто так вышло. Я тут думал.       — О чём?       — О своих планах на жизнь, — внезапно закричал Шмидт, сурово сдвинув брови, — и решил, что тебя в этих планах больше нет. И твоего кофе, кстати, тоже!       Он вдруг выхватил из её рук картонный поддон и выбросил его в коридор. Кофе разлился по ковру, и всё вокруг наполнилось его опьяняющим ароматом. Айрис даже не вздрогнула, когда Кендалл сделал всё это. Её удивлённый и испуганный взгляд упирался в него, и парень с нахальством отвечал на этот взгляд.       — Ты объяснишь мне, что происходит? — тихо спросила девушка, не смея почему-то повысить голоса.       — Как бы мне это объяснить? Представь себе две дороги: вот они идут вместе, параллельно, а затем расходятся в прямопротивоположных направлениях. Просто дело в том, что одна дорога ведёт в густой и тёмный лес, а другая выходит к морю.       — И ты выбрал ту, что ведёт к морю?       — Суть не в этом, Айрис! Суть в том, что я больше не хочу твоего присутствия в моей жизни, так достаточно понятно?       Девушка сначала нахмурилась, потом хохотнула и сказала:       — Так, кажется, я поняла, в чём тут дело…       — И это понимание наконец заставит тебя покинуть мою обитель? — довольно грубо продолжал Кендалл, опасаясь того, что Айрис продолжит свою речь. Ему совершенно не хотелось всё это выслушивать, и он побыстрее желал покончить с этим.       — Кендалл, ты не находишь, что твой поступок несколько… труслив?       — Зато все твои поступки преисполнены храбрости и смелости. — Чувствуя, что больше не может отражать атаки, Шмидт пошёл на крайние меры: он всё так же грубо вытолкал девушку за порог. — Прощай, Айрис, счастливого пути!       И захлопнул дверь перед её носом с такой силой, что, казалось, дверные косяки затрещали.       Кендалл сразу же закрыл дверь на ключ и прижался к ней спиной, будто хотел предотвратить возвращения Айрис. Однако эти меры были бессмысленны: Айрис и не планировала возвращаться. Осторожные женские шаги неторопливо и как-то задумчиво отдалились, и затем Кендалл вовсе перестал их слышать.       Постепенно к нему приходило осознание того, что только что произошло, и по мере того, как это осознание наполняло его существо, Шмидта всё сильнее охватывала дрожь. Вскоре он вовсе погрузился в состояние, предшествующее истерике. Его всего трясло и лихорадило, и настала даже минута, когда он хотел выбежать и догнать Айрис… Но нужно было продержаться первое время, потому что оно всегда самое тяжёлое. Нужно было только лишь подождать, а потом станет легче.       Чтобы хотя бы немного забыться, Кендалл выпил ещё и стал совсем невменяемым. Когда приехал Дэнни, Шмидт едва мог связать пару слов.       — На часах чертверть первого ночи, — пробормотал Кендалл, еле-еле стоя на ногах и вцепившись в спинку стула для того, чтобы не рухнуть, — где тебя носило, Дэнни? М?       Юноша бросил на своего попечителя брезгливый взгляд и, на ходу раздеваясь, пошёл к своей кровати.       — Какой ты пьяный, — со вздохом недовольства проговорил Дэнни. — Ложись лучше спать.       — Здесь я старший, а н-не ты, пон-нятно? Я за главного!       — Ты не можешь быть главным в таком неадекватном состоянии. Я же сказал, Кендалл: ложись спать.       — Мне совсем не нравится, Дэнни, когда ты р-разговариваешь со мной таким тоном…       Когда подросток проходил мимо Шмидта, второй схватил его за руку и резко развернул к себе лицом. Дэнни в свою очередь зарядил ему кулаком прямо в челюсть, и это сильно разозлило Кендалла. Между ними завязалась нешуточная драка, хотя преимущество очевидно было на стороне подростка: удары Шмидта были слишком рассеянными и неточными. Однако надо сказать, что и Дэнни не сумел достаточно сильно навредить Кендаллу, хотя у него и было осонование злиться на своего попечителя. Когда юноше всё это надоело, он яростно оттолкнул от себя Шмидта, и тот впечатался в стену. Силы его иссякли настолько, что он не смог даже самостоятельно подняться на ноги.       — Я уже не могу дождаться того дня, когда ты оставишь меня в покое, — выпалил Дэнни, прожигая своего попечителя гневным взглядом, — но мне есть за что тебя благодарить, Кендалл: глядя на тебя и твою жизнь, я точно понимаю, до чего себе самому я никогда не позволю докатиться.       Когда Дэнни видел уже десятый сон, Кендалл лежал на том же месте, где упал и, обняв себя руками, пялился в темноту. Неужели он сам отталкивает от себя всё хорошее, что тянется к нему? Если бы он был хотя бы немного более мягким по отношению к Дэнни, возможно, их взаимоотношения складывались совсем по-иному. Если бы он больше работал и больше времени посвящал своим увлечениям, они бы с Дэнни сейчас не жили в отеле. Если бы Кендалл был чуть смелее, возможно, их отношения с Айрис всё ещё были бы живы… Но везде влезало это упрямое «если». Шмидту было уже двадцать четыре, а он всё ещё не достиг той жизни, о которой мечтал в юности. Наверное, пора признать, что мечтам молодости навсегда суждено остаться лишь мечтами. Объективная реальность ломает их и не позволяет им воплотиться в жизнь, и тогда людям ничего не остаётся, кроме как похоронить их.       Верить в сказку Шмидту уже было слишком поздно. Он перестал верить в неё ещё два года назад, когда понял, что не все истории имеют счастливый конец. Несколько месяцев назад, когда он только познакомился с Айрис, эта зыбкая и хрупкая вера начала было возвращаться к нему, но сейчас он отчётливо понимал: её уже не вернуть, как не вернуть его прежнего отношения ко всему происходящему в мире. И жизнь Кендалла, ещё совсем недавно воскреснувшая, снова обратилась в существование.       Это была ночь, оборвавшая все связи Шмидта с минувшим счастьем и счастьем потенциальным. Это была ночь, когда он обострил отношения с Дэнни и навсегда исключил из своей жизни Айрис.       У Логана больше не было путей к отступлению. О том, что он ответил на предложение Ремиговски положительно, знал уже и сам Гарольд, и друзья Логана. Кроме всего прочего, Хендерсон уже собирал вещи, намереваясь сменить место жительства. Сколько времени он проведёт в стенах того дома, вход в который до недавних пор был ему строго воспрещён? Как он будет себя вести, как отреагирует Ванесса, во что это всё, наконец, выльется? Хендерсон не имел ни малейшего понятия, но именно в этой безызвестности он видел своеобразную, специфическую романтику.       Внизу уже ждало такси, поэтому Логан принялся выносить свои немногочисленные сумки. Когда он погрузил в автомобиль первую партию и поднимался за второй, на втором этаже ему встретилась Рози. Девушка запирала дверь своего номера на замок, а рядом лежал небольшой чемодан. Увидев эту картину, Хендерсон испытал нечто странное и необъяснимое.       — Ого, ты тоже переезжаешь? — как можно более дружелюбно спросил парень, подойдя к ней и внимательно на неё посмотрев.       Когда Рози обернулась, у Логана упало сердце. На лице девушки застыла уже привычная безучастная и безэмоциональная гримаса, уголки губ были уныло опущены, веки заметно покраснели. Сначала Хендерсон пытался списать это на слёзы, но обмануть самого себя не получилось. Он слишком хорошо понимал, что Рози вовсе не плакала.       — Переезжаю? — спросила она осипшим, будто простуженным голосом. — Ну, если можно так сказать. Джеймс выгнал меня отсюда.       — То есть как выгнал?       — Взял и прямо указал на дверь. Ой, Логан, брось, не делай вид, что ты этого не знал.       Речь Рози была невнятной, а потому добрую часть её слов Хендерсон попросту не понимал.       — Но я действительно не знал, — с сожалением проговорил он, растерянно глядя на ключ, который девушка судорожно сжимала бледными тонкими пальцами. — За что он тебя выгнал?       — Хочешь сказать, за последние дни вы с ним не виделись и он ничего не говорил обо мне?       Логан покачал головой.       — Странно, — заключила Рози, двумя пальцами потерев и без того красные веки, — очень странно.       — В общем, — снова заговорила она, встрепенувшись, и подошла к собеседнику. Всё ещё сжимая в руке ключ, девушка довольно грубо ударила Логана по груди раскрытой ладонью и задержалась в таком положении, прижимая ключ к груди парня. — Передашь это своему дружку с наилучшми пожеланиями от меня, ладно?       Она выдвинула ручку чемодана и повезла его к лестнице, когда Хендерсон её окликнул. Девушка остановилась и повернула голову, но не посмотрела на него.       — Я смогу тебе помочь, Рози.       — Зачем? — с необъяснимой злостью в голосе спросила она, повернувшись к нему лицом. — Да зачем ты делаешь это, Логан? Ты уже несколько раз меня выручал, и каждый раз я не оправдывала твоих ожиданий. Ты мог помочь мне один — ну, максимум два раза. Зачем ты продолжаешь делать это снова и снова? Кому это нужно?       Какое-то время он молчал, пытаясь подобрать как можно более мягкие слова.       — Видишь ли… — задумчиво начал Логан, — после той ночи, когда мы с тобой вместе пили и дурачились, я почувствовал нечто такое… я почувствовал, что нас двоих связывает нечто большее, чем обыкновенная дружба.       Рози не выразила никаких эмоций, на её лице не дрогнул ни один мускул.       — Логан, если люди вместе выпивают и смеются, это ещё не делает их лучшими друзьями на всю жизнь.       — Да? — начиная злиться, возразил парень. — А если они ложатся в одну постель, что тогда?       — Что ты имеешь в виду? — не поняла девушка.       — Я говорю всё про ту же ночь, Рози.       Эта фраза разбудила все её эмоции и чувства. Рози вдруг совсем не дружелюбно захохотала, затем нахмурилась и заговорила тоном, звеневшим от пренебрежения:       — Теперь мне всё ясно, Логан, теперь я поняла, почему ты так ко мне относишься. Это не дружеское желание помочь, это скорее чувство долга… Тебе кажется, что ты не уплатил по счетам, да? О, ты можешь расслабиться, мой друг, потому что ничего такого между нами не было и даже быть не могло!       — Но я ведь отчётливо помню, что ты меня поцеловала, — растерянно выдал Хендерсон. — Тогда… тогда зачем ты это сделала?       — Это была жажда новых ощущений, разве не понятно? — Потом девушка снова рассмеялась, прикрыв рот обеими руками, и спросила: — Неужели ты решил, что нравишься мне?       Он открыл было рот, чтобы ответить, но запнулся и смущённо потупил взгляд.       — Так, всё ясно, — уже без смеха сказала Рози и снова взялась за ручку чемодана, — можешь не отвечать. Мне абсолютно до лампочки, что ты там себе понавыдумывал, так что забудь обо всём, ладно?       — Где ты будешь жить? — врезался его вопрос в спину девушки.       Нетерпеливо вздохнув, она повернулась и ответила:       — Не знаю, скорее всего пойду лягу под какого-нибудь мужика и буду потом жить с ним. Ты ведь так себе это представляешь?       — Рози…       — Не надо, Логан! Хватит уже, не надо ничего больше говорить. Свет клином на этом месте не сошёлся, я уж как-нибудь устроюсь.       — Я и боюсь, что устроишься ты как-нибудь и жить будешь тоже как-нибудь.       Однако последнюю фразу Хендерсона Рози уже не слышала.       «Женщина в любом возрасте и при любых обстоятельствах должна оставаться женщиной».       Эту фразу Алекса услышала однажды от своей матери. Это был канун рождества, Алексе тогда уже исполнилось семнадцать и она только-только начинала поправляться после тяжело перенесённой болезни. В то время девушка выглядела и чувствовала себя ужасно, организм её был почти польностью истощён, но, несмотря на всё это, мама нарядила её в новое платье, красиво причесала ей волосы и помогла с макияжем. Члены семьи, съехавшиеся на праздники в большой дом Вега, не могли даже допустить мысли, что Алекса чувствовала себя плохо.       — Учись этому искусству, Алекса, — сказала ей в тот вечер мама, — не позволь никому догадаться о твоём дурном самочувствии. Ты всегда должна выглядеть красивой, уверенной в себе и элегантной независимо от того, что творится у тебя внутри. Женщина в любом возрасте и при любых обстоятельствах должна оставаться женщиной.       И Алекса следовала этому совету всю свою жизнь. Даже теперь, когда её коллега Мэттью обострил их с Карлосом конфликт, Алекса держалась на работе уверенно, делала вид, что в её жизни всё по-прежнему, и продолжала одеваться каждый день так, будто шла на первое свидание к мужчине своей мечты. Впервые за долгое время она вновь чувствовала, что интересна кому-то, и эта эйфория заставляла её совершать поступки назло Карлосу. Несколько раз Алекса делала попытки вновь пригласить Мэттью к себе на чашку кофе, однако парень, помня не самый приятный диалог с Карлосом, вежливо отказывался и откладывал это приглашение на некоторое время. Когда у Алексы было особенно хорошее и игривое настроение, она позволяла себе даже немного флиртовать с Мэттью и видела, что он с охотой отвечает на её знаки внимания. Он часто искал поводы побыть рядом с ней, перекинуться парой слов, встретиться взглядами в коридоре, и Алексу это потихоньку начинало отталкивать. Она понимала, что в этом деле следует быть очень осторожной, иначе можно перейти грань, за которой наступит конец её прежней жизни.       Карлос, если и замечал некоторые изменения в своей жене, старался не говорить о них. Он вообще больше ни разу не поднимал эту тему в разговоре с ней, но вёл себя замкнуто и угрюмо. Это говорило о том, что оба они, и Карлос и Алекса, углубляли конфликт, намеренно злили друг друга, но ни в какую не хотели признавать собственные ошибки и вместо ссор идти навстречу друг другу. Неизвестно, чем всё это могло кончиться, если бы не одно горькое происшествие, вновь воссоединившее их.       Алекса прошла очередное обследование в женской клинике и ждала результатов. Они особо её не волновали, потому что предшествующие результаты были хорошими и говорили о том, что она была здорова. Поэтому, забрав извещение из почтового ящика, Алекса бросила его нераспечатанным на стол и отправилась готовить ужин. На добрые два часа она благополучно забыла об этом.       Когда с работы вернулся Карлос и они вдвоём поужинали, Алекса заметила белеющий на столе нераспечатанный конверт и взяла его в руки. Без особого волнения она вскрыла его и достала из него извещение. Девушка довольно равнодушно пробежала глазами по строчкам, сложила листок пополам и хотела было вернуть его в конверт, но затем нахмурилась и судорожно раскрыла извещение. В глазах у неё потемнело. В графе «диагноз» чёрным по белому было написано: маточная инфекция, подозрение на рак.       Алекса бросила листок на пол и зажала рот обеими руками, чтобы не вскрикнуть. В одно мгновение она лишилась сразу всех чувств и потеряла вкус жизни. В одно мгновение она поняла, что все проблемы и трудности, которые она пережила и переживала, — это ничто по сравнению с тем, с чем ей только предстояло столкнуться. Девушка бросила растерянный взгляд на дверь ванной, за которой был Карлос, и остро испытала желание обнять его. Весь этот холод, который они по глупости запустили в свою уютную квартирку, всё же не способен был заморозить их сердца. Оба они хорошо понимали, что до сих пор любили друг друга и готовы были поддерживать друг друга во всём. И сейчас как никогда прежде Алекса хотела ощутить поддержку мужа и услышать от него: «Мы всё что угодно переживём, даже это».       У неё не было времени размышлять, взвешивать и решать что-то, Алекса даже ни секунды не думала. Когда Карлос вышел из ванной, он увидел жену стоящей посреди комнаты с каким-то конвертом в руке. Лицо её было непонятного землянистого цвета, глаза округлились, а руки дрожали.       — Ты что? — спросил он с нарочито подчёркнутым равнодушием в голосе: он всё-таки помнил, что должен был держать некоторую дистанцию. — У тебя такой вид, будто у тебя на глазах котёнок умер.       — Карлос, присядь, пожалуйста, — не своим голосом попросила Алекса и сама села за обеденный стол, — я хочу тебе кое о чём рассказать.       — Может быть, это подождёт до завтра? — сморщил нос Карлос, никогда не любивший изматывающих душу разговоров. — Знаешь, на часах уже…       — Я же попросила присесть, — сурово прервала его жена, и парень удивлённо умолк, — это очень важно и ждать не может!       — Не может ждать? — переспросил он, медленно опускаясь на стул. — Хорошо.       Сделав глубокий вдох, Алекса положила на стол конверт и отдёрнула от него руку, как от огня. Первый шаг она уже сделала. Отступать было некуда.       — Сразу хочу попросить твоего прощения за то, что не сказала раньше, — задумчиво и робко начала она, — зато признаюсь сейчас. В марте этого года я сделала аборт…       Логан не помнил, когда в последний раз он ловил на себе сразу столько осуждающих взглядов. Он находился в гостиной огромного дома Ремиговски и, честно сказать, еле держался на ногах. Куча впечатлений свалилась на него в тот момент, когда он переступил порог этого дома. Всё оказалось намного больше, богаче и ярче, чем он представлял себе. Ремиговски встретил его как старого приятеля, и Логану казалось, что в этом был какой-то подвох. Гарольд даже взял у парня его сумки и сложил в кучу в одном углу гостиной. Затем хозяин дома собрал всех людей, которые работали на него, и представил им своего нового повара.       — Господа, хочу познакомить вас с моим новым подчинённым, — произнёс Ремиговски тоном, от которого парню становилось не по себе. Он уже начинал жалеть о своём решении и мечтал только поскорее скрыться от этих изучающих и вместе с тем осуждающих взглядов. — Его зовут Логан Хендерсон, и он будет работать в одном доме с вами. Он повар. Как видишь, Логан, — довольно дружески обратился Гарольд к Хендерсону, — здесь слишком много людей, чтобы представлять тебе каждого, да и не думаю, что ты запомнишь всех сразу. Познакомишься с ними походу работы, а сейчас я хочу познакомить тебя со своими скромными владениями и показать, где будет твоя спальня. Сэм, будь добр, возьми его сумки и отнеси в гостевую спальню в левом крыле.       Хендерсон чувствовал себя не в своей тарелке. Злые взгляды провожали его до тех пор, пока они с Гарольдом не скрылись на втором этаже. Хозяин дома вёл его по коридору и о чём-то говорил, но Логан мало слушал. Он думал, что почувствует себя гораздо лучше, если сейчас же увидит Ванессу. На каждую дверь, мимо которой они проходили, Логан смотрел с тоской и надеждой: он воображал, что за одной из этих дверей была Ванесса. В какой-то момент он даже хотел спросить Гарольда, дома ли она, а если так, то в какой из комнат, но на это у него не хватило духу.       — Ну, вот, наконец, и кухня, — развёл руки в стороны Ремиговски, когда они вошли в просторную кухню. — Это полностью твоя территория, и ты можешь заниматься здесь чем хочешь. За закупку продуктов отвечает дворецкий, можешь обращаться к нему, если тебе что-то понадобится. Вообще с приготовлением пищи в обычные дни ты можешь справиться сам, но бывают случаи, когда я устраиваю в своём доме приёмы, тогда тебе будут помогать младшие повара. Обычно я прошу, чтобы повара согласовывали со мной меню, но тебе разрешаю импровизировать и удивлять меня. В твои обязанности входит подавать завтрак к восьми утра, обед к двенадцати дня и ужин к шести вечера, но всегда на готове должны быть какие-нибудь лёгкие закуски. По выходным я обычно ем вне дома, поэтому в эти дни ты свободен. Есть вопросы?       — Когда я могу приступать? — спросил Логан, поглаживая одной рукой отполированную до блеска кухонную плиту.       — Сразу после того, как подпишем договор, — с улыбкой ответил Гарольд. — Ну что, прошу в мой кабинет.       В этом доме Хендерсона удивляло почти всё, на что натыкался его взгляд, поэтому, когда он вошёл в кабинет Ремиговски, его челюсть отвисла чуть ли не до пола. Это помещение было рабочим местом Гарольда, сюда он вызывал своих подчинённых на ковёр, и потому его кабинет говорил о его величии и всемогуществе.       Когда договор был подписан, Ремиговски сказал:       — Ну, время близится к ужину, так что это твой шанс впервые проявить себя. Мне всё равно, что это будет, просто помни, что первое впечатление играет определяющую роль.       — Один вопрос: ваша… жена будет ужинать с вами?       Логан произнёс это таким тоном, будто говорил о какой-то ужасной болезни. Гарольд, услышав это, весь побагровел и процедил сквозь зубы:       — У моей жены, как ты изволишь выражаться, есть имя. Она миссис Ремиговски, и я попрошу, чтобы в моё присутствие ты называл её только так.       Хендерсон удивился такой реакции, но всё же еле заметно кивнул и переиначил свой вопрос:       — Миссис Ремиговски тоже будет ужинать?       — Да. На всякий случай припаси ещё одну порцию, ладно?       — Ждёте гостей?       — Ступай на кухню, — улыбнулся Гарольд вместо ответа.       Логан сам подал ужин в столовую. Хозяин дома сидел за столом один, хотя рядом стояли приборы ещё на двоих человек. Когда Хендерсон поставил тарелку перед Ремиговски, мужчина странно посмотрел на еду и тихо произнёс:       — Поужинай с нами, Логан.       — Что?       — Ты всё верно услышал. Третью порцию я велел приберечь для тебя.       — Но… я… — Хендерсон запнулся, потому что действительно не знал, что сказать и чем возразить.       — Садись. Тебе всё равно некуда спешить.       Когда Ванесса вошла в столовую и увидела Логана и Гарольда, сидевших за одним столом, она остолбенела и долгое время не могла вымолвить ни слова. Хендерсона, как только он увидел её, настигла та же участь.       — О, дорогая, наконец ты спустилась, — сказал Ремиговски и, поднявшись с места, поцеловал жену в щёку. Логан тут же отвёл взгляд, чувствуя себя явно лишним в этом доме.       — Что тут происходит? — спросила девушка, ошарашено глядя на Хендерсона.       — Ах, да, познакомься, Ванесса, это наш новый повар.       Она перевела непонимающий взгляд на мужа и отрицательно покачала головой.       — Садись, — сказал Гарольд, словно не обращая внимания на её реакцию, — не пропадать же ужину?       Вначале беседу за столом поддерживал только лишь Ремиговски. Логан иногда вставлял пару слов, да и то делал лишь ради приличия. Все его мысли и взгляд были обращены в сторону Ванессы. Она же сидела в совершенной прострации и не реагировала почти ни на что.       — Извините, — заглянул в комнату дворецкий Роджер, — очень не хочется отвлекать вас, мистер Ремиговски, но вас хочет слышать ваш брат. Вы подойдёте к телефону?       — Конечно, — вытерев рот салфеткой, сказал мужчина и поднялся из-за стола, — прошу прощения.       Когда дверь за ним закрылась, Ванесса подняла на Логана рассерженный и изумлённый взгляд.       — Новый повар? — прошипела девушка, начиная краснеть. — Какого чёрта ты творишь, Логан? Ты понимаешь вообще, что делаешь? Зачем?       — Мне было любопытно посмотреть, что из этого всего выйдет, — ответил он с улыбкой. Его почему-то развеселила злость Ванессы.       — В этом нет ничего весёлого, — сказала она, вставая из-за стола, — и ты и Гарольд — вы оба сумасшедшие, больные просто на всю голову!       — Куда ты? А как же ужин?       — У меня пропал всякий аппетит.       Поднимаясь к себе в спальню, Ванесса сердито и громко топала ногами. Выйдя на балкон, она схватилась за перила, крепко зажмурилась и почувствовала, как по щекам быстро прокатились две слезы. Затем она утёрла их обеими руками и, глубоко вздохнув, улыбнулась.