Моя бедная вдова

«Я не знаю таких единиц, какими сумел бы твою ложь измерить. Назови мне, прошу, хотя бы одну причину, по которой тебе я обязан верить».

      Алекса видела странные сны.       Сначала она видела, как из своих рук передаёт какому-то парню младенца, завёрнутого в пелёнку, и как этот малыш, постепенно увеличиваясь в размерах, своим весом приколачивает бедного парня к земле. Затем прямо перед ней возник большой корабль, на котором крупными буквами было выбито его название — «Пена». Никого на этом корабле не было, и, когда Алекса захотела подняться на борт, трап куда-то исчез, а сам корабль на всех парусах помчался прочь от девушки, пока наконец его не укрыл собой туман.       Ещё ей снился Мэттью. Он о чём-то говорил с ней, но Алекса не слышала звуков его голоса. Она видела только, как он шевелил губами, активно жестикулировал и странно улыбался ей. Стоило ей заглянуть за спину собеседника, как она встретилась взглядом с самой собой. Вздрогнув, девушка огляделась. Мэттью больше не было рядом, а она сидела в маленькой зеркальной комнате в окружении миллиона собственных отражений.       Проснувшись после операции и с трудом открыв отяжелевшие веки, Алекса посмотрела перед собой. Белый свет резанул по глазам. В области живота неприятно ныло, что-то внутри камнем тянуло всё её тело вниз. Появилось резкое и непроходимое ощущение пустоты. Что-то у неё отняли, что-то очень важное…       Она была ещё очень слаба и мало что чувствовала, зато явно ощутила прикосновение чьих-то пальцев к её руке. Алекса слегка повернула голову и увидела Карлоса, сидевшего рядом с ней, одетого во всё белое. Наркоз ещё не оставил своей власти над ней, а потому девушке показалось, что Карлос и есть врач, который её оперировал. Она улыбнулась (вернее, ей казалось, что она улыбнулась) и спросила шёпотом:       — Карлос, ты сделал всё что мог? Теперь ведь всё будет хорошо?       Он сжал губы с такой силой, что они побелели, и прижал к ним ладонь своей жены.       — Вне всяких сомнений, родная.       Вполне удовлетворённая его словами, Алекса снова закрыла глаза и мгновенно уснула, не заметив даже, что на щеке её мужа заблестела слеза.       А когда после выписки они вдвоём вошли в свою квартиру (которая, к слову, заметно опустела после того, как Карлос продал всю свою аппаратуру), Алекса оглядела её каким-то брезгливым взглядом и сказала:       — Мне не нравится энергетика этого места.       — Ты только сейчас это поняла?       — Да, как только я вошла… будто что-то придавило меня тяжёлым грузом. Мне стало очень тяжело здесь находится.       — И что ты предлагаешь? — спросил ПенаВега, тоже обводя взглядом своё уютное гнёздышко и не находя в нём ни малейшего признака того, о чём толковала его жена.       — Нам нужно съехать отсюда как можно быстрее.       И они сделали это как можно быстрее. Карлос подыскал хорошую квартиру почти в противоположном конце города, и в тот же день начался сбор вещей. Семья готовилась к переезду трое суток, так что к вечеру третьего дня квартира стала до неузнаваемости пустой и одинокой. Собранные вещи стояли в тесной прихожей, сумки громоздились одна на другой.       — Карлос, — позвала мужа Алекса, поставив на пол две высоких горящих свечки, и села рядом с ними в позе лотоса, — иди ко мне, сядь рядом.       Он послушался, но не преминул одарить супругу недоумевающим взглядом.       — Я подумала, — начала свои объяснения девушка, внимательно глядя на танцующий огонёк свечи, — что параллельно с моим лечением нам не помешало бы заняться лечением собственных отношений. Я хочу, чтобы с переездом в новую квартиру мы начали новую жизнь, а для этого нам нужно снять с себя бремя недомолвок.       — То есть, в последнюю ночь на старой квартире мы должны пройти… своеобразный путь очищения?       — Точнее бы я не сказала, — улыбнулась Алекса. — Давай пообещаем друг другу сказать всё, что хотели до этого, поделиться своими мыслями и не обижаться, если эта правда окажется слишком задевающей.       — Обещаю.       — Обещаю. Позволишь мне начать с вопроса?       — Конечно.       — Ты ревновал меня к Мэттью?       Сначала Карлос тяжело вздохнул, затем вспомнил о данном обещании и попытался улыбнуться.       — Страшно ревновал, — ответил он честно.       — Ты считал, я могла бы изменить тебе с ним?       — Нет, у меня не было ничего подобного в мыслях… Это, скорее, была ревность не плоти, а души. Я видел, что рядом с ним ты сияла, дарила ему улыбку и смех, которые (я не мог этого не заметить) почему-то ушли из наших с тобой взаимоотношений. Было невероятно обидно понимать, что ты больше не находила утешения в обществе своего мужа, которого пообещала любить и в горе, и в радости, и предпочла ему этого нагловатого глупца.       — Но я не переставала любить тебя, Карлос, даже когда перестала видеть огонь любви в твоих глазах и увидела в них лишь огонь гнева. Раз теперь мой черёд делиться откровением… Я всерьёз думала о том, чтобы переспать с Мэттью тебе назло.       Взгляд Карлоса изменился, а при свете свечей его глаза стали такими мрачными, что в них невозможно было спокойно смотреть.       — С-спасибо за честность, — проговорил парень, не зная, что ещё можно было на это ответить.       — И я даже замечала какие-то недвусмысленные намёки с его стороны, но не позволила им получить развитие. Мы даже ни разу не поцеловались, клянусь.       — К чему клятвы, Алекса? Я и без них безоговорочно верю тебе. — Он помолчал, собираясь с мыслями. — Тем вечером, когда ты рассказала мне об аборте и обо всём остальном… тем вечером я принял решение, что проснувшись утром, я соберусь, уеду на работу и больше не вернусь к тебе.       Алекса испуганно посмотрела на мужа и ощупью нашла его руку.       — Честно? — шёпотом спросила она.       — Да. Почему-то мне стало казаться, что все попытки, если бы мы и захотели их предпринять, обратились бы в полную бессмыслицу и только измотали бы наши нервы. Мне стало казаться, что в нашей с тобой жизни не было ошибок, — это мы были ошибками в жизнях друг друга.       Девушка молчала, прикрыв искривлённые судорогой губы рукой.       — Ты по-прежнему так думаешь?       Его взгляд искрой метнулся вверх и остановился на ней.       — Конечно, нет, конечно, нет, Алекса! Пусть простит меня бог за мои слова, но я даже рад, что твоя болезнь вновь воссоединила нас. Теперь мне страшно думать, что было бы с нами и, в особенности, с тобой, если бы результаты обследования пришли хотя бы днём позже и если бы ты не решилась на разговор в тот вечер…       — Но теперь всё это осталось позади, Лос. Всё оставлено за спиной, забыто, как старые игрушки на антресолях… Когда мы одержим окончательную победу над болезнью, я хочу, чтобы мы больше никогда не вспоминали об этом, ладно?       — Всё будет так, как ты попросишь. Если так надо, я сотру себе память, раз и навсегда запрещу себе когда-либо вспоминать об этом, похороню эти воспоминания в самых дальних углах своего рассудка, да в таких тёмных, что там ничего невозможно будет разглядеть.       Алекса улыбнулась сквозь слёзы и шёпотом спросила:       — Обещаешь?       — Клянусь всем, что здесь теплится. — И с этими словами он прижал её ладонь к своей левой груди.       Сегодняшним утром семья Маслоу завтракала в полном составе, что было большой редкостью. Разговор за столом вела, как обычно, мама, Джеймс же старался её в этом поддерживать, а Тифани сидела так, словно набрала в рот воды. Мыслями девушка была очень и очень далеко.       С того разговора в «Раунд-шоте» прошло только четыре дня. Джеймс, как казалось Тифани, старался лишний раз её не нервировать и не говорить с ней о ребёнке, хотя всё это время держался с ней довольно холодно. В своих непродолжительных разговорах они коснулись этой темы лишь единожды, это случилось позавчера, после обеда. Джеймс бросил небрежно, как бы невзначай:       — Скоро вы уедете отсюда.       В сердце девушки загорелся слабый огонёк надежды, и она решила уточнить:       — Мы — это кто?       Он посмотрел на неё как на умалишённую и проговорил железным голосом:       — Ты и существо, которое по странному стечению обстоятельств сможет назвать тебя своей матерью… разумеется, когда обретёт способность говорить.       Тифани со злостью бросила чайную ложку в раковину, полную воды, и из неё в разные стороны разлетелись всплески.       — Ты всё уже решил за меня, да, Джеймс? — спросила она, сверля брата взглядом. — Я ведь предупредила тебя, чем это может закончиться!       — Тише, сестрёнка, ты сейчас не в том положении, чтобы мне угрожать. Неужели ты собралась запугать меня этим? Можешь расслабиться, у тебя ничего не выйдет. Я повторю не в первый, но в последний раз: я глава семьи, я старше тебя, и я точно знаю, как для тебя будет лучше.       Признаться, Джеймс совсем не хотел грубить сестре и тем самым ещё больше усугублять их и без того трудные отношения. Это получалось как-то само собой, что-то вроде защитной реакции организма на внешний раздражитель. Он испытывал уничижающую и опустошающую злость, хотя злиться, в сущности, было не на кого.       Тифани не хотела спускать брату с рук его бесчестный поступок, она испытала острую необходимость проучить его за то, что он вознёс собственную значимость и важность до сказочных высот, что не оставил ей права выбора, что так гневался на неё, хотя она и не была ни в чём виновата. В тот же день, стоило Джеймсу отъехать от дома, Тифани вызвала такси и поехала к врачу. К вечеру она безболезненно избавилась от плода их с Дэнни любви и вернулась домой как ни в чём не бывало. Наверное, стоит отметить, что она не испытала физической боли; душа же её в тот вечер неизлечимо заболела.       Этот её поступок, несомненно, был большой тайной для Джеймса, однако скрывать его ещё и от Дэнни девушка не собиралась. Напротив, ей казалось, что Дэнни был единственным человеком в целом мире, который заслуживал право всё знать. Сообщённая ею новость заметно его огорчила и озадачила, однако юноша, помолчав немного, спросил, уверена ли она в этом. Получив утвердительный ответ, Дэнни сказал, что всё ещё любит её и уважает её решение, каким бы оно ни было. Тифани поцеловала его в ответ, а в голове её возник досадный вопрос: когда она услышит от Джеймса слова, хотя бы отдалённо похожие на слова Дэнни?       — Тифани, — видимо, не в первый раз позвала дочку Хелена. Девушка, вздрогнув, перевела на неё задумчивые глаза. — Ты что, не выспалась?       — Нет, нет, просто немного задумалась…       — Ты будешь ещё кофе?       — Кофе? Спасибо, нет.       Тифани бросила на брата случайный взгляд и даже вздрогнула. Глаза у него были сердитые и как будто отлитые из свинца или стали.       — Кстати, — заговорил он, обращаясь к матери, — вчера звонила тётушка Дженет, она зовёт Тифани погостить у неё недельку — другую. Ты ведь знаешь, что Тифани её любимица, а они не виделись, если не ошибаюсь, ещё с позапрошлого Рождества.       — Дженет? — переспросила Хелена, с недовольством поджав губы. Дженет была родной сестрой скончавшегося Дэвида Маслоу, а Хелена менялась в лице каждый раз, когда что-то или кто-то напоминали ей о муже. — Она в Айдахо живёт, так?       — Да. Я думаю самому отвезти туда Тифани. И, наверное, тоже буду не прочь немного погостить у тёти.       — Дело ваше, поезжайте, если хотите.       Она встала и понесла грязную посуду в раковину. Джеймс перевёл взгляд на сестру и сказал:       — Начинай сборы, сестричка. Мы отправимся в путь сегодня вечером.       — Как, уже сегодня? — опешила Хелена. Если честно, Тифани была не менее удивлённой, чем её мама, потому что о своём путешествии в Айдахо тоже слышала впервые.       — Ну да. Не хочется тратить много времени на сборы, к тому же чем раньше мы уедем, тем раньше вернёмся обратно, ведь так?       — Это что получается, я вас сейчас в последний раз перед отъездом вижу? — уточнила Хелена, глядя на наручные часы. — Мне уже пора бежать, и я расстроена, что мы вынуждены прощаться в такой спешке.       Сначала она подошла к Джеймсу и слегка наклонилась над ним, как бы ожидая знака внимания на прощание. Он приподнялся, поцеловал маму в щёку и лишь легонько коснулся её плеча, но не обнял её. Тифани же, наоборот, заключила её в крепкие объятия и поцеловала её в обе щеки. Затем Хелена торопливо дала им несколько родительских наставлений, послала им обоим воздушный поцелуй и побежала к такси, которое уже ждало у ворот. Как только дверь за мамой закрылась, Джеймс стал мрачнее тучи и тихо сказал сестре:       — Иди собирай вещи.       В машине они ссорились. Вернее, это Тифани пыталась затеять ссору, а брат отражал её атаки одну за другой, оставаясь предельно спокойным и невозмутимым.       — Мы на самом деле едем в Айдахо? — почти без умолку болтала девушка. Казалось, она вовсе не нуждалась в собеседнике. — Ну что ж, я действительно давно не видела тётю Дженет и успела по ней соскучиться. Наверное, у неё там сейчас очень красиво, они же, кажется, собирались строить веранду? — Тифани немного помолчала, а затем снова заговорила: — И ты собираешься оставить меня там на все эти несколько месяцев? Мы же не сможем ничего скрыть от тёти, думаешь, она не скажет ничего маме?       — Не скажет, — ответил Джеймс, не сводя внимательного взгляда с дороги, — если ты не помнишь, они с Дженет терпеть друг друга не могут, так что тётя с радостью скроет от мамы факт твоей беременности. В этом я не сомневаюсь.       — Конечно, я люблю тётю Дженет и люблю бывать у неё, но провести там девять месяцев… Это будет невыносимо. И это глупый поступок, Джеймс, он никак не поспособствует решению наших проблем! Как, по-твоему, это должно помочь?       Брат промолчал в ответ, и Тифани, вся покраснев от взявшей её злости, выпалила:       — Если бы папа сейчас был жив, он бы точно защитил меня от тебя!       Выражение лица Джеймса не изменилось, однако внутри у него будто взорвался вулкан. Тифани не называла Дэвида папой даже при обращении к нему самому, она обходилась нейтральным словом «отец», а в иных случаях выручало слово «он», произнесённое многозначительным тоном.       — Если бы, — наконец заговорил парень, крепче сжав рулевое колесо, — как ты выразилась, пап-па сейчас был жив, он выгнал бы тебя из дома в тот же день, когда ему стало известно о ребёнке, и ты сейчас была бы чёрт знает где.       — Ах, значит, я теперь должна кинуться тебе в ноги и без устали благодарить за то, что до сей поры спала в своей тёплой постели, а не на улице? Тебе кажется, что на фоне папы ты выглядишь героем или даже ангелом, но на деле, Джеймс, на деле ты ничем его не лучше!       Он снова промолчал, как будто и не услышал всего того, что сказала ему сестра. Тифани разозлилась не на шутку. Как, как мог он оставаться таким спокойным?       — У тебя и голос такой же недовольный, — продолжила она, загоревшись бешеным желанием вывести брата из себя, — и глаза такие же: непроницаемые, гневные, как будто стеклянные. И ведёшь ты себя так же, и постоянно пропадаешь на работе, и… и, наверное, в твоём сердце тоже никогда не найдётся места для любви!       Но попытки её, чего и можно было ожидать, не увенчались успехом. В ответ на высказанное недовольство Джеймс лишь еле заметно кивнул головой.       — Ты невыносимый человек, — сделала вывод Тифани и, скрестив руки на груди, отвернулась к окну, — и почему именно мне достался такой брат?       Когда она увидела из окна большие белые буквы «LAX» и поняла, что Джеймс паркует автомобиль возле аэропорта, злость сразу же куда-то испарилась.       — Мы что, полетим к тёте самолётом? — спросила она, наблюдая за тем, как брат отстёгивает ремень безопасности. — Что ж, это намного лучше, чем трястись столько времени в машине.       — Да, самолётом. Только куда именно ты полетишь — это для меня уже не имеет никакого значения.       Тифани посмотрела на него во все глаза.       — Что ты сказал?       В ответ на это Маслоу лишь хлопнул дверцей машины и зашагал к багажнику. Тифани начала судорожно отстёгивать ремень и громко повторила свой вопрос, хотя ответа, конечно, снова не получила. Наконец справившись с ремнём, девушка выбежала вслед за братом.       — Что ты сказал, Джеймс? У тебя всё в порядке с головой?       Парень молча достал из открытого багажника чемодан, выдвинул ручку и поставил его на колёса.       — Здесь вещи, которые ты собрала, чтобы взять с собой, — начал Маслоу, хмуро глядя на чемодан, — в этот боковой карман я положил твои документы, в том числе загранпаспорт. А вот здесь лежит кошелёк с банковской картой. На ней около двух тысяч, но не трать все сразу. Вплоть до твоего совершеннолетия я каждый месяц буду высылать на эту карту деньги, так что о них пока не беспокойся.       — Что всё это значит? — не понимала Тифани, сердито глядя на брата. — Я думала, мы летим в Айдахо, к тёте Дженет…       — А я не думал, что ты ни во что не ставишь моё мнение. Странно, но мне казалось, что ты хотя бы немного меня уважаешь.       По щекам девушки бежали слёзы, но она будто не замечала этого.       — Джеймс, я…       — Не стоит себя утруждать. Я знаю, что ты избавилась от ребёнка.       Тифани с силой закусила губу и всхлипнула.       — Тебе Дэнни сказал? — спросила она шёпотом.       — Да.       — Придурок…       — Да нет, кстати, это, возможно, один из лучших поступков в его жизни.       Она быстро утёрла слёзы обеими руками и сказала:       — Значит, раз уж Дэнни такой хороший, а ребёнка всё равно больше нет, может, мне не нужно никуда лететь и можно снова встречаться с ним?       — Чёрт, неужели ты решила, что я позволю тебе снова показаться на пороге моего дома?       Тифани испуганно посмотрела на него и захныкала, наверное, из-за страха.       — Своим взвешенным и обдуманным поступком ты показала мне, что ты уже довольно взрослая, а потому я решил отправить свой маленький кораблик в большое плавание. — Он указал на влетающий самолёт. — Видишь? Теперь перед тобой миллион разных возможностей, ты стоишь на развилке дорог, и только тебе решать, по какой пойти. Хочешь встречаться с Дэнни? Пожалуйста. Я больше не против. Я больше ничего тебе не запрещаю.       — Ты не можешь, Джеймс! — вскричала Тифани, ударив брата кулаком по плечу.       — Не могу? Кто-то недавно сказал мне, что я стал в точности как отец… Ах, да, это ведь была ты. Ну так к чему эти восклицания? На моём месте отец поступил бы точно так же.       — Ты чудовище, Джеймс Дэвид Маслоу! Ты безобразное чудовище!       — И это всё, что ты хочешь сказать мне на прощание? Ну, что ж. Ладно.       И он, быстрыми шагами приблизившись к машине, сел за руль. Тифани, ахнув, со всех ног бросилась к автомобилю с другой стороны и дёрнула ручку дверцы. Та не поддалась. В истерике девушка начала беспорядочно нажимать на ручку, бить ладонями по стеклу и кричать, но ничего из этого не подействовало. Автомобиль Джеймса плавно двинулся с места и уехал в сторону города, оставив позади себя беснующуюся девушку, всё существо которой переполняли ненависть, злость и полное непонимание происходящего.       С того самого дня, как Ванесса, отдавшись в руки слабости (или глупости?), позволила страсти ворваться в её отношения с массажистом Бернардо, прошла неделя. Минуло только семь дней, а чувство вины уже выпило из неё всю кровь.       Всю эту неделю Несса ходила перед Гарольдом и Логаном на цыпочках. Она больше никаким образом не высказывала своего недовольства, если оно возникало, не капризничала и не грубила мужу. Кроме того, по ночам она начала даже ложиться в его постель, а во время приёмов пищи садилась по правую руку от него, а не за противоположный конец стола, как раньше.       И Гарольд, и Логан не могли не заметить этих изменений. Оба они, хотя и были удивлены, всё же радовались изменениям, произошедшим в поведении Ванессы, и оба молчали, почему-то не желая выяснять их причин. Девушка, впрочем, и сама не спешила ни в чём объясняться и только и делала, что занималась самобичеванием и пыталась во всём угодить обоим мужчинам.       Бернардо был уволен пять дней спустя без криков, ссор и без объяснения причин. Гарольд расторгнул с ним трудовой договор мягко, со всеми положенными выплатами, и сделал он это по просьбе Ванессы. Ремиговски, несомненно, был крайне удивлён такой просьбе супруги, но она объяснила это желанием пойти ему навстречу. «Ты ведь хотел уволить его ещё тогда, в Италии, помнишь? — ответила Несса мужу. — Вот он и уволен. А найти нового массажиста не составит никакого труда».       По причине того, что вся система видеонаблюдения в доме Ремиговски была восстановлена и вновь приведена в действие, Логан и Ванесса несколько отдалились друг от друга. Ничего, подобного их соитию в ночь после приёма, разумеется, между ними больше не происходило. Днём они толком не разговаривали друг с другом, лишь обменивались парочкой дежурных фраз и то и дело встречались взглядами. Глаза обоих всё время что-то искали, но не находили. Вероятно, в этой огромной золотой клетке они пытались найти хоть что-то, отдалённо напоминающее о существовании свободы.       Лишь единожды за эту неделю им удалось подобраться друг к другу чуть ближе. Однажды ночью Ванесса заглянула в спальню к Логану и предложила ему немного погулять по саду. Он согласился, и почти до самого рассвета они просидели в той самой беседке, которая однажды уже надёжно спрятала их от посторонних взглядов. Они говорили практически без остановки, словно не видели друг друга тысячу лет. Приглашая парня на эту позднюю прогулку, Несса намеревалась рассказать ему о своём поступке, но, глядя в его влюблённые глаза, не смогла сделать этого. Она чувствовала себя недостойной находиться рядом с таким человеком, как он, и потому не могла позволить себе хотя бы пальцем прикоснуться к нему. Инициатором тем немногочисленных объятий и поцелуев, которыми они обменялись в ту ночь, неизменно оставался Логан.       Стоит сказать, что за минувшую неделю изменения произошли не только с Ванессой. Бросая на Логана мимолётные взгляды, девушка замечала необъяснимую печаль в его глазах и пыталась её чем-нибудь оправдать. Однако, когда им довелось встретиться лицом к лицу той ночью, Несса внимательнее рассмотрела парня и обнаружила, что его лоб постоянно бороздили морщины, возвещавшие о глубокой задумчивости и, быть может, тоске. Эта печаль звучала даже в его голосе, так что девушка оставила попытки самостоятельно найти объяснения его странной перемене. Но, как поступили и Логан, и Гарольд в отношении Нессы, она также не стала ни о чём спрашивать парня и неосознанно разделила с ним его удручённое состояние. Ванесса, таким образом, погрузилась в меланхолию, и её не мог ободрить или обрадовать даже приближающийся день рождения.       А причина, по которой Логан выглядел таким печально-задумчивым, была очень проста, и имя ей было Рози. Хендерсон решил дать ей немного времени, всей душой ожидая, что вот-вот она объявится, живая и невредимая, и с улыбкой на губах расскажет, где всё это время пропадала. Ежедневно он справлялся у Ханны, не вернулась ли Рози домой, и с каждым отрицательным ответом на один и тот же неизменный вопрос сердце его всё туже стягивало себя в тяжёлые оковы страха и тревоги. Рози не ушла и не уехала — она пропала, это несомненно. Но если Логан и хотел хотя бы чем-то помочь ей, он не знал, с чего следовало начать, а потому бездействовал и продолжал выполнять свою работу у Ремиговски, терзаясь мучительными сомнениями.       В воскресенье в дом Ремиговски пожаловала гостья. Её приезд стал неожиданностью для Гарольда, а для его супруги — ещё и неприятным сюрпризом.       Хозяин дома встретил гостью с радушием, удивлением и радостью и поспешил представить её Ванессе. Время подходило к ужину, а потому он нашёл свою жену в столовой, ожидающей повара и готовой дать распоряжение насчёт подачи. Когда Гарольд ввёл в столовую незнакомую Нессе девушку лет двадцати на вид, миссис Ремиговски оторвала взгляд от журнала, который пролистывала почти не читая, и вызывающе-надменно посмотрела на незнакомку. Ванесса ещё не знала, кем была их гостья, но всем видом хотела показать, что женщины главнее её самой в этом доме не было и не могло быть.       — Дорогая, хочу познакомить тебя с этой очаровательной девушкой, — заговорил Ремиговски, обнимая свою гостью за плечи, — которая по совместительству приходится мне троюродной племянницей. Это Маргарет Бёрнс, а это — моё бесценное сокровище и моя дорогая жена Ванесса Ремиговски.       Нессе страшно не понравилось, что первой он представил эту Маргарет, а не её, и злобу не смягчили даже слова Гарольда о бесценном сокровище. Миссис Ремиговски промолчала, оставшись верной своему надменному взгляду, и в ответ будто с недоумением приподняла бровь.       — Можно просто Марго, — произнесла девушка, видя, что её троюродная тётя ни в какую не хочет идти на контакт. — Я слышала о вас и, наверное, именно такой вас и представляла. Вы очень красивая. Как я могу к вам обращаться?       — Миссис Ремиговски.       Ванесса не знала, зачем именно сказала это, она ведь терпеть не могла, когда кто-то называл её так. Но сегодня она была как будто не в себе и почти всё делала наперекор своим собственным убеждениям.       — Брось, дорогая, — заулыбался Гарольд, видя, что слова супруги повергли его племянницу в крайнее замешательство, — у вас разница в возрасте не больше пяти лет, ну к чему такие формальности?       Несса несколько сердито посмотрела на мужа и пожала плечами.       — Впрочем, можешь обращаться ко мне как хочешь, — ответила девушка, снова приковав внимание к журналу, — хочешь — называй меня просто Ванессой. Но вряд ли это сделает нас хорошими подругами.       — Ну что ж, — разбавил воцарившуюся тишину Ремиговски, отодвигая стулья, — садись, Марго. Скоро будет ужин.       Миссис Ремиговски украдкой бросила взгляд на супруга и заметила, что сам он сел за противоположный край стола, напротив неё, а племянницу посадил по правую руку от себя. Нессу это разозлило, и она даже почувствовала неразборчивый укол в сердце, похожий на… ревность…       Вскоре в столовой появился и повар. Одетый во всё чёрное, Логан шагал на кухню и на ходу завязывал чёрного же цвета фартук. Ванесса страшно обрадовалась, увидев его, и заулыбалась.       — Вечер добрый, — первым поздоровался Хендерсон, беглым взглядом окинув всех присутствующих и остановив глаза на хозяине дома. — Уже решили, что будете на ужин?       — Да, — ответил Гарольд, — как видишь, сегодня в доме гостья, так что подай нам, пожалуйста, запечённое мясо с картофелем, какой-нибудь салат на твоё усмотрение, можно ещё лёгкую закуску вроде канапе, на десерт мороженое со свежей клубникой, а потом чёрный кофе. Да? — обратился он к племяннице, как бы спрашивая, не возражает ли она против такого ужина. Девушка только кивнула в ответ. — О, и, Логан, накрой на четверых, поужинай вместе с нами.       — Я вас понял, — ответил повар, слегка улыбнувшись, и, даже не посмотрев ни на одну из девушек, удалился в кухню.       Сказать к слову, Логан был единственным человеком из всего персонала дома Ремиговски, которого хозяин довольно часто приглашал присоединиться к своей трапезе. Такой чести ни разу не удостаивался даже дворецкий, который проработал у Гарольда добрых пять лет. Из-за подобных привилегий прочий персонал невзлюбил нового повара, все старались как можно меньше говорить с ним и частенько шептались у него за спиной.       Всё то время, на протяжении которого Гарольд объяснял Логану, чего он хочет на ужин, Ванесса не сводила пристального горящего взгляда с Марго. Та в свою очередь ни на секунду не отрывала глаз от Хендерсона, словно изучала его, наблюдала за каждым его движением, каждым вздохом и каждым взмахом чёрных ресниц. Стоило Логану исчезнуть из столовой, как Несса, порывисто поднявшись на ноги, с шумом отодвинула свой стул. И Гарольд, и Марго синхронно обратили на неё свои взгляды.       — Ты куда, дорогая? — спросил её Ремиговски.       — Хочу уточнить список блюд, — холодным голосом ответила она, не глядя на собеседника, — я не собираюсь так наедаться на ночь глядя.       Войдя в кухню, девушка нарочито громко хлопнула дверью. Логан даже не вздрогнул, будто ждал её появления. Посмотрев на Ванессу через плечо, он продолжил делать то, что делал до её прихода, улыбнулся и сказал:       — Привет, Несса. Классно выглядишь.       Она будто и не услышала его: мысли девушки были заняты совсем другим. Миссис Ремиговски подошла к столу, взяла огурец и, откусив его, проговорила с набитым ртом:       — К Гарольду тут родственница заявилась, троюродная племянница. Марго. Рассмотрел её? Сколько ей лет, как думаешь? Она в этом доме только несколько минут, а меня уже всю колотит от злости на неё!       — И почему ты злишься?       — Не знаю, не могу объяснить. От неё исходит какая-то отрицательная энергия, у неё аура стервы. И вообще, ты заметил, как она пялилась на тебя всё то время, что ты был в столовой?       Логан засмеялся, а Нессу его весёлая несерьёзность только больше разозлила.       — Нет, я даже не смотрел на неё, Несса.       — А она на тебя смотрела, и очень дико! Просто охотница какая-то! Ей наверняка только недавно восемнадцать стукнуло, а она уже во всю на мужчин заглядывается, причём откуда ей знать, занят ты или свободен?       Улыбнувшись, Хендерсон приблизился к лицу девушки, нежно поцеловал её в щёку и прошептал:       — Не злись, Несса.       Она посмотрела на него удивлённо и в то же время с каким-то отчаянием и сказала тоже шёпотом:       — Ещё хочу.       Логан молча коснулся её подбородка и поцеловал ещё, но на сей раз в губы. Поцелуй был короткий, зато его силы вполне хватило для того, чтобы утихомирить Ванессу. Её лицо приняло унылое выражение, и, тяжело вздохнув, девушка произнесла:       — Я очень скучаю по тебе, Логан, как бы смешно это ни звучало. Я и не знала, что можно жить с человеком в одном доме и скучать по нему.       — Я тоже скучаю, — проговорил он упавшим голосом. — Дом полон людей, но я ещё никогда не чувствовал себя таким одиноким…       Она какое-то время смотрела на него, борясь с желанием сейчас же упасть в его объятия и навсегда в них остаться, но потом бросила быстрый взгляд на камеру наблюдения в углу и сказала:       — Я не хочу мясо. Приготовь мне что-нибудь более лёгкое, не важно что именно.       — Ладно.       — И кофе на ночь, пожалуй, не буду пить. Я бы лучше выпила вина.       — Как пожелаешь.       — И игнорируй Марго весь вечер, если можешь.       Логан посмотрел на неё с лёгкой усмешкой в глазах.       — Это как называется, ревность? — спросил он. — Странно, никогда от тебя ничего подобного не слышал…       — Называй это как хочешь, просто она мне очень не нравится.       — Может, это тебе нужно попробовать игнорировать её весь вечер? Нервные клетки всё же беречь надо, Несса.       В этот вечер миссис Ремиговски вся обратилась в слух. Признаться, она никогда не была такой интересной собеседницей. За столом она почти не разговаривала, а если и открывала рот, то только для того, чтобы положить в него кусочек еды или выпить вина. Свою гостью девушка буквально завалила вопросами, потому как желала узнать о ней как можно больше и в тоже время хотела любыми средствами отвлечь внимание Марго от Логана. Троюродную племянницу Ванесса изучала всю и досконально, точно это был её злейший враг и она намерена была изучить все его слабые стороны. Являлась ли Марго прямой соперницей Нессы? На этот вопрос трудно было ответить положительно, однако миссис Ремиговски на уровне инстинктов почувствовала в этой девушке потенциальную угрозу. Или, может быть, Ванесса начала скучать и порядком уставать от такой жизни, может быть, ей просто захотелось чего-то нового, интересного и несколько драматичного.       Ужин прошёл довольно спокойно. Логан, конечно, не стал игнорировать Марго, это было бы попросту неприлично, но в её обращении к нему парень не заметил ничего такого, о чём пыталась сказать ему Несса. Более того, опасения хозяйки дома показались ему ненормальными и параноидальными.       Когда ужин кончился и Логан убрал со стола, он хотел было подняться к себе в спальню, но услышал, что снаружи открыли ворота, а дворецкий Роджер пошёл открывать входную дверь. Хендерсон решил задержаться и посмотреть, кого могло принести в столь позднее время.       Роджер впустил гостя в дом, и на пороге показался высокий и статный молодой человек, который внешностью и цветом кожи напоминал австралийца. Гость поблагодарил дворецкого кивком головы, и тогда Роджер сказал ему:       — Я предупрежу мистера Ремиговски, что вы приехали, и, если он не занят, вы сможете к нему подняться.       Дворецкий взошёл по ступенькам и вскоре скрылся за лестничным пролётом. Молодой человек, озирая заинтересованным взглядом комнаты, вдруг заметил Логана и слегка улыбнулся ему.       — Привет, я как-то видел тебя тут, — задумчиво сказал австралиец, подойдя ближе к Хендерсону, — ты тут работаешь, да?       — Да.       — И живёшь тоже тут? Или тебе приходится ездить туда-сюда, как мне?       — Нет, живу я тоже здесь.       Логан был несколько удивлён тому, что лицо этого парня казалось ему незнакомым, если он часто бывал здесь и ездил «туда-сюда».       — Вернее, мне приходилось это делать, — со странной улыбкой пояснил парень, — я теперь уволен. Приехал вот, чтобы подписать оставшиеся бумаги и получить рекомендации. Днём вообще времени нет, приходится делать деловые визиты ближе к ночи.       — И кем ты работал у Ремиговски? — поинтересовался Хендерсон.       — Личным массажистом. Нет, ты не подумай, мистер Ремиговски был только моим нанимателем, а клиенткой была его жена. Потрясающая особа.       Логан улыбнулся и кивнул, будучи не в состоянии с этим не согласиться.       — А почему же тебя уволили?       — Ох, — засмеялся Бернардо и закусил нижнюю губу. Белоснежные зубы ослепительно сверкнули. — Видишь ли, Ремиговски объяснять мне ничего не стал, но сделал всё по-человечески, выплатил всё положенное и обещал написать хорошие рекомендации. Дело тут настолько деликатное и личное, что мне даже говорить не хочется: не хочу, чтобы моя голова слетела с плеч.       В сердце Хендерсона закрались странные туманные сомнения. Этот парень говорил очень много, и Логану страшно не нравилось то, о чём он говорил. Между строк он начал читать скрытый смысл, и это его если не разозлило, то несколько напугало. Да нет, хватит, не было в словах массажиста ничего такого. Как говорят, с кем поведёшься — от того паранойи наберёшься.       Австралиец, бросив быстрый взгляд наверх и убедившись, что дворецкий ещё не спускался, полез в карман и сказал заговорщическим тоном:       — Слушай, приятель, у меня к тебе просьба есть огромная. Ты ведь всё равно нет-нет, да пересекаешься с Ванессой, так? Мне нужно передать ей кое-что, а делать её мужа посредником мне как-то не хочется, объяснять всё, изворачиваться… Нет, страшновато. В наш последний сеанс она оставила у меня свою помаду. Цвет, конечно, невероятно красивый, но не настолько, чтобы мне захотелось оставить эту помаду у себя. Да и, признаться, гораздо больше мне нравилось видеть этот цвет на своих щеках, губах и рубашке. — Бернардо хохотнул и протянул помаду Логану. — Нет, пусть всё же эта крошка вернётся к своей хозяйке. Но ты молчок, ладно?       Хендерсон не помнил, как взял помаду из рук массажиста, о чём они дальше разговаривали и как он поднялся к себе в спальню. Крохотные сомнения, которые посеял этот диалог в его сердце, в одно мгновение увеличились в размерах и разорвали его грудную клетку изнутри. Логан лежал в кровати, всё ещё одетый, и невидящим взглядом впивался в открытое окно. Чёрт! Нужно, нужно было быть готовым к чему-то подобному! Как можно полностью довериться человеку, который ради тебя обманывал другого, других? Как можно допустить мысль, что солгавший единожды не будет лгать постоянно? Да, теперь эти догадки казались ему очевидными, но… но раньше Логан и подумать ни о чём подобном не мог…       Сломило ли его это страшное открытие? Нет. Новость, хотя и была неожиданной, всё же не сбила его с ног, и Логан довольно скоро сумел принять её и свыкнуться с ней. Он не собирался погружаться в депрессию, беспрестанно думать обо всём этом, гадать, любила ли его Ванесса на самом деле или просто игралась с ним; он не собирался обрывать на этом свою жизнь. Но надо признать, что данный факт пустил маленькую, почти незаметную трещинку по хрустальной и идеально гладкой душе Логана, а в эту трещинку упало и навсегда поселилось там гадкое чувство отвращения к Ванессе.       Парень ещё не спал, когда в дверь осторожно постучали. Он будто очнулся от оцепенения и посмотрел на часы. Ему казалось, что он провёл не меньше трёх часов без сна, погружённый в свои мысли, а на деле оказалось, что прошло только полтора.       Открыв дверь и прищурившись от луча света, упавшего ему на лицо, Логан посмотрел перед собой. Ничего удивительного, никого другого можно было и не ждать.       — Гарольд уснул, — шёпотом сказала Несса, с несколько застенчивым видом кутаясь в свой халатик, — а я ни за что не смогу уснуть, пока не поговорю с тобой и не подержу тебя за руку.       «Прямо как Рози», — с тоской подумалось ему, и он, бросив тихое «сейчас», скрылся за дверью. Логан тоже надел халат поверх своей повседневной одежды (он так и не разделся), и, взявшись за руки, они вышли на улицу, по обыкновению спрятавшись во мраке полюбившейся беседки.       Никаких поцелуев не было. Они сидели очень близко, Несса положила свои руки ему на бедро и только один раз осмелилась поцеловать его в щёку. Чтобы уравновесить своё молчание за ужином, сейчас девушка говорила почти без остановки, но голос её не звучал весело или оживлённо. Она заметила, что теперь Логан стал гораздо менее ласковым, чем тогда, перед ужином. Несколько часов назад он осмелился поцеловать её даже под самой камерой, а теперь, в полном мраке, не додумывался даже обнять её за талию… Да и в целом он был каким-то угрюмым и мало разговорчивым.       — Ванесса, можно задать вопрос, вызывающий на откровенность? — вдруг прервал он девушку. Она нахмурилась и замолчала на несколько секунд.       — Спрашивай.       — Ты спишь с Ремиговски?       Снова молчание. Было темно, но Логан многое отдал бы, чтобы посмотреть сейчас на лицо Нессы.       — Да, — ответил наконец её слабый голос.       Теперь замолчал он.       — Но ты ведь поняла, что я имею в виду не просто сон в одной постели?       — Да, Логан, я поняла тебя.       Послышался его тяжёлый вздох. В темноте парень нащупал её руку и вложил в её ладонь что-то маленькое, гладкое и продолговатой формы.       — Что это? — не поняла миссис Ремиговски, изучая предмет на ощупь.       — Помада. Ты забыла её в прошлый раз у массажиста.       Внутри Ванессы точно оборвался маленький тросик, который, хотя и был почти незаметен глазу, всё же поддерживал собой огромную и тяжёлую конструкцию. Теперь же без этого троса всё рухнуло — окончательно и бесповоротно.       — Логан, — срывающимся от волнения голосом начала девушка, — я хотела рассказать тебе…       — Я устал от разговоров. А интересно, если ты попросишь своего мужа, чтобы он и меня уволил, он мне тоже даст хорошие рекомендации?       В глазах Нессы собрались слёзы, и она всхлипнула против своей воли: сейчас ей меньше всего хотелось плакать у него на глазах. Она на уровне инстинкта почувствовала, что парень поднялся на ноги, и изо всех сил обняла его, прижавшись щекой к его животу.       — Логан, дорогой, любимый, не уходи, прошу!       — А к чему оставаться? Чтобы выслушать твои извинения? Не стоит, я всё равно не приму их. Оправдания? Тоже не нужно, они тебя не спасут. Да и вряд ли уже тебя хоть что-нибудь сможет спасти…       Она осталась в беседке совсем одна, и тогда позволила себе выплакаться. Нет, она даже не плакала — она выла. И хорошо, что он ушёл, иначе разговор между ними мог бы вылиться в нечто унизительное и разрушительное. Возвращаться в спальню, к Гарольду Ванесса не хотела. Она продолжала сидеть на скамейке, вытянув вперёд замёршие ноги, и всё ещё периодически всхлипывала.       В душе было жутко и паршиво, стыд обуял её всю, зато игра стала уже намного интереснее. Если Несса втайне и желала добавить в свою жизнь щепотку драмы, то она это сделала. Ну, может, слегка переборщила…