Моя бедная вдова

      Проснулась Рози в полном одиночестве.       Как это бывает после долгого и крепкого сна, девушка долго не вспоминала о том, что произошло накануне, где она сейчас находилась, какие у неё были планы на сегодняшний день и так далее. Дело не в том, что она не могла этого вспомнить; Рози просто об этом не думала. Она лежала с закрытыми глазами и абсолютно пустой головой, а лучи полуденного солнца нагревали на её груди свежие царапины.       Находясь в сладкой полудрёме, девушка невзначай провела рукой по шее, затем по груди, и пальцы неосторожно коснулись царапин. Боль сразу же пробудила её. Рози резко села на постели, с ужасом огляделась и опустила взгляд на раны, которые она собственноручно оставила на своём теле этой ночью. В голове тут же всплыли события вчерашнего дня, ужасные события, и в груди у девушки заныло. Она припомнила также предложение руки и сердца, свою ночную истерику, призрачный сон о Дэвиде, объятия Джеймса… Всё это плавало в её голове как в тумане, и Рози с трудом удавалось отличить сон от реальности. Но вот истерика, кажется, была настоящей. И крепкие объятия Джеймса тоже. И… и Рози, кажется, было приятно засыпать рядом с ним: в тот момент она действительно почувствовала себя в безопасности.       Навалившиеся на неё страшные воспоминания и мысль о том, что Джеймса нет рядом впервые с тех пор, как совершилось убийство, заставили Рози начать хныкать. Она не делала этого намеренно: слёзы и по-детски невинные всхлипы овладели ею против её воли. Она почувствовала себя четырёхлетней девочкой, которой не купили любимое мороженое или у которой забрали любимую игрушку. Неопределённость, дикий страх и тоска окружили её со всех сторон, и Рози, не выдержав, в голос разрыдалась. Всё было ужасно, а ужаснее всего — тот факт, что Джеймса не было рядом.       И это было странно. Ещё вчера для Рози Джеймс являлся последним человеком, с которым она хотела провести вместе хотя бы ближайшие пару часов. Но теперь всё тот же Джеймс был единственным человеком, которого она хотела видеть и которому поверила бы, если б он сказал, что всё будет нормально.       Девушка выбралась из постели и, всхлипывая, выбежала из своей спальни. Джеймса не оказалось в комнате напротив: постель была заправлена и выглядела так идеально, будто на ней никто не спал уже долгое время. Вещей Джеймса здесь тоже не было, — одним словом, ни одного признака недавнего его присутствия.       На дрожавших ногах Рози спустилась на первый этаж, прислушалась и поняла, что явно находилась в доме не одна: со стороны кухни доносился какой-то шум. Обрадовавшись, девушка понеслась на кухню и, распахнув, дверь уже готова была воскликнуть «Джеймс!», но замерла на месте.       У плиты стояла абсолютно не знакомая женщина.       Услышав шаги позади себя, незнакомка обернулась и приветливо улыбнулась невесте Джеймса.       — Здравствуйте, вы, я так полагаю, Рози?       Она протянула руку, чтобы поздороваться, но Рози стояла как вкопанная и удивлённо смотрела на женщину. Взгляд девушки будто говорил: «Кто Рози? Я?»       — Меня зовут Маргарет, — продолжила женщина, видя, что её собеседница не настроена на разговор, — какое-то время я буду находиться при вас на правах… обслуживающего персонала, скажем так. Мистер Маслоу поручил мне присматривать за вами и следить, чтобы вы хорошо ели.       — Мистер Маслоу? — переспросила Рози, нахмурившись. На лице девушки читался страх вперемешку с недоумением. — Но где сам Джеймс, где он?       — Уехал рано утром. Сказал, что отправляется по делам, и добавил, что вы должны понять, какие это дела.       Девушка медленно покивала (хотя и не поняла, что это были за дела) и опустилась на стул. Вид у неё был растерянный.       — Вы выглядите встревоженной, — вновь заговорила Маргарет, присев напротив невесты Джеймса, — и заплаканной. Что-то случилось?       Рози оценила собеседницу взглядом и предположила, что Джеймс не рассказал этой женщине ничего из случившегося накануне.       — Да так, — махнула рукой девушка, вытерев не высохшие слёзы, — просто приснился страшный сон.       — Ах, я только сейчас вспомнила про поручение мистера Маслоу на счёт ваших лекарств.       — Каких лекарств?       — Он не уточнял, — ответила женщина, взяв с полки упаковку каких-то таблеток, — но сказал, что это очень важно для вас сейчас.       Взглянув на упаковку, Рози убедилась, что речь шла об успокоительных.       — Точно, я и забыла, — рассеянно улыбнулась девушка и приняла из рук Маргарет лекарство. — Спасибо за напоминание.       Кем была эта Маргарет, доверял ли ей Джеймс и как много она знала — у Рози не было ответов на эти вопросы. Но она решила пока не противоречить указаниям жениха, играть по его правилам и делать вид, что её пребывание в этом доме — дело совершенно нормальное и запланированное.       Кроме того, Рози решила подружиться с Маргарет. Теперь, когда страх, вызванный пробуждением в одиночестве и полным неведением, потихоньку отступал, к Рози возвращались вчерашние противоречивые чувства по отношению к Джеймсу. Он снова казался ей странным, непредсказуемым, чересчур скрытным и, в конце концов, несправедливым по отношению к ней. Он был влюблён, но вместе с тем непозволительно жесток с предметом своей любви. И — как знать? — вполне возможно, что эта семейная жизнь с Джеймсом окажется для Рози невыносимой. Вполне возможно, что, завладев ею полностью, Джеймс обратится в настоящее чудовище и сделает свою жену своей же узницей. Тогда, быть может, Рози решится на побег и попросит помощи у Маргарет. У этой женщины, как уже заметила Рози, было мягкое сердце, так что была вероятность, что в неравной схватке между Джеймсом и Рози Маргарет встанет на сторону последней, а вместе они быстрее одержат над ним победу. Маргарет накормила девушку завтраком (хотя время близилось к часу), но Рози съела не так уж много. Она чувствовала слабость после пережитых вчера событий, однако эта слабость, как ни странно, не вызывала аппетита.       Таблетки, которые Рози должна была выпить по указанию Джеймса, девушка сначала хотела спрятать в ладони, а позже — выкинуть куда-нибудь. Но Маргарет следила за исполнением поручений хозяина так пристально, что Рози пришлось повиноваться и выпить две таблетки. Да, кажется, Маргарет была очень преданна Джеймсу… Это усложняло ситуацию.       — Когда он вернётся? — спросила Рози после окончания завтрака.       — Ближе к вечеру. Верно, вам уже не терпится увидеться с ним, но сами понимаете, для такого трудоголика, как мистер Маслоу, рабочий день никогда не заканчивается.       Нельзя было сказать, что Рози так уж не терпелось его увидеть, но девушка с улыбкой покивала в ответ, соглашаясь с высказыванием собеседницы.       Весь день Розитта не находила себе места. Она то бродила по дому, как привидение, то застывала на одном месте, уставившись в окно или на стену; то снова принималась плакать, то злилась на себя за слабость и всеми силами удерживала слёзы. Тот факт, что Джеймс не находился здесь, в непосредственной близости, влиял на её отношение к нему даже благотворно, если можно так выразиться. Были отдельные мгновения, когда Рози сильно желала, чтобы Джеймс вернулся сейчас же, сказал, что он всё уладил и что ей не о чем больше беспокоиться. В прочее же время девушка мечтала лишь о том, чтобы больше никогда не увидеть этого холодного всезнающего и потенциально опасного человека.       Неизменным был лишь один факт: в течение дня Рози ни на минуту не выпускала Джеймса из своих мыслей.       Он вернулся в четверть восьмого — спокойный, как обычно, и с каменной маской на лице. Рози надеялась, что он хотя бы улыбнётся, когда увидит её впервые за этот тяжёлый и долгий день (у кого – у кого, а уж у Рози день действительно выдался тяжёлым и долгим!), однако он не улыбнулся. Более того, Джеймс даже с ней не поздоровался. Он просто смерил её своим тяжёлым взглядом и спросил:       — Всё нормально?       Девушка опешила и, с удивлением хохотнув, ответила:       — Всё далеко не нормально!       Он бросил взгляд в сторону кухни, где Маргарет уже разогревала ужин, и вполголоса сказал:       — После ужина я отправлю Маргарет домой, и мы с тобой всё обсудим. А пока пойдём поедим.       Ужин она заставила себя проглотить через силу. Во-первых, потому что не хотела, чтобы Маргарет снова кормила её чуть ли не из ложечки, а во-вторых, потому что предчувствовала ещё один тяжёлый и изматывающий разговор с Джеймсом, для которого ей просто необходимо было набраться сил.       Когда Джеймс провожал Маргарет, Рози услышала его слова: «Спасибо, но завтра твоя помощь не понадобится». Из-за этого Рози решила, что завтрашний день они с Джеймсом проведут вдвоём, что он никуда не уедет и больше не оставит её одну. Эти мысли, надо признать, обрадовали девушку, хотя она и постаралась поскорее от них избавиться.       Итак, жених и невеста снова остались вдвоём в большом доме. Рози ждала Джеймса в гостиной и в этом ожидании нервно накручивала на палец прядь волос. Внутри у неё всё дрожало от мысли о том, что он сейчас придёт, сядет напротив и его тяжёлый взор снова пригвоздит её к стене; но в то же время девушке очень хотелось услышать его голос, и от этой мысли тоже бросало в дрожь.       Он вошёл неспешной походкой, поставил на столик бутылку виски, стакан, положил сигару. Затем так же медленно снял пиджак, галстук, расстегнул верхние пуговицы рубашки и без сил опустился в кресло напротив Рози.       — Я мечтал об этом весь день, — тихо сказал он, наливая виски.       — О чём именно? — спросила она холодным тоном, угрюмо наблюдая за его действиями. — О виски?       — Нет, о том, чтобы увидеть тебя и убедиться, что ты всё ещё здесь.       От этих слов на щеках девушки выступил лёгкий румянец. Джеймс с удовольствием подметил это.       — Сегодня был ужасно сложный день, — продолжил он как ни в чём не бывало, — как будто все демоны ада выбрались наружу и объединились против меня. Предлагаю вот что: сейчас я расскажу тебе всё, о чём узнал и через что прошёл сегодня, а ты молча, не перебивая, меня выслушаешь. После этого поменяемся ролями, и придёт твоя очередь рассказывать о том, как прошёл твой день, а я буду молча слушать. Идёт?       Рози смогла лишь покивать в ответ. Он выглядел дико уставшим и доведённым почти до грани, однако вёл себя с ней спокойно, рассудительно, даже почти ласково. Видимо, Джеймс начал выстраивать фундамент, на котором впоследствии планировал воздвигнуть их семейную жизнь, и если так, то начало этому было положено совсем не плохое.       Джеймс выпил, раскурил сигару и налил себе ещё виски. Девушка при этом обратила внимание на две вещи: во-первых, он не предложил выпить ей (видимо, из-за лекарств, которые она принимала по его воле), и, во-вторых, руки у него сильно дрожали. Это выдавало его внутреннее напряжение и красноречиво говорило о том, что с нервами у парня было не всё в порядке.       Немного придя в себя, Джеймс поведал Рози о событиях своего дня. Во-первых, он побывал на работе, в компании отца, и увидел, что практически никто из сотрудников не выполняет свои трудовые обязанности, а если и выполняет, то из рук вон плохо. И дело тут не в лени или нежелании работать, а в полной растерянности сотрудников, сбитых с толку новостью о скоропостижной гибели отца-основателя. Эта горькая весть, по словам Джеймса, за утро облетела почти весь город. Некоторая часть сотрудников вовсе не появилась на работе — они были настолько удручены полученной новостью, что не нашли в себе сил появиться сегодня в стенах компании. Благодаря этому, среди всеобщего хаоса, вряд ли кто-то заметил отсутствие Элизабет на рабочем месте, однако Джеймс посчитал нужным доложить совету директоров о том, что девушку подкосила новость, о которой она узнала накануне вечером от самого Джеймса, и она почувствовала себя не в состоянии выйти сегодня на работу.       Возникало ощущение, что на Дэвиде держалась большая часть всей выполняемой работы и теперь с его уходом всё пошло под откос. Экстренное заседание совета директоров решило объявить в компании трёхдневный траур с полной оплатой сотрудникам неотработанных дней.       Во-вторых, у Джеймса состоялся первый разговор с полицией. Они приехали в фирму Дэвида и принялись задавать вопросы Маслоу-младшему, не давая ему понять, что в чём-то его подозревают; однако Джеймс чувствовал напряжение и некоторое предубеждение полицейских против него. У него был и мотив для убийства, и возможность его совершить: на месте преступления он был вместе с Ноэлом, дворецким и остальными, а камеры наблюдения, выведенные из строя, не могли обеспечить алиби ни одному из них. Поэтому полицейские задали Джеймсу лишь несколько уточняющих вопросов по поводу случившегося и установили совпадение с показаниями других людей, присутствовавших в доме в момент убийства. Для проведения экспертизы у него взяли отпечатки пальцев и заметили, что учтут возможность повсеместного распространения его ДНК в доме: всё-таки в особняке парень появлялся очень часто, чуть ли не чаще, чем в самой компании.       В-третьих, было проведено вскрытие, которое выявило очень интересную сторону этого дела. Дэвид умер не от черепно-мозговой травмы при падении — он был отравлен лекарством, подмешанным в вино. Само по себе снотворное, которое добавили в бутылку, оказалось совместимым с алкоголем; оно не вызывает опасных последствий, ведущих к летальному исходу. Но здесь есть один нюанс: Дэвид в тайне от всех (кроме своего психотерапевта) принимал мощные антидепрессанты для того, чтобы справляться со стрессом, который атаковал его нервы ежедневно. Джеймс подумал, что одним из источников стресса для отца являлись переживания по поводу возможного распада семьи: сын узнал о его тайном романе и в любую минуту мог рассказать обо всём матери и сестре. Это заставляло Дэвида сильно нервничать и могло подтолкнуть к решению о приёме антидепрессантов.       Оказалось, что эти антидепрессанты, вино и снотворное — гремучая смесь, которая при всасывании в кровь вызывает опасное повышение кровеносного давления. Именно от экстремального расширения сосудов, к слову, Дэвид и проснулся. Судя по всему, состояние его в тот момент было просто ужасным: он мало что понимал, испытывал адскую головную боль, и, к тому же у него поднялась температура. Резкий скачок давления вызвал кровоизлияние в мозг. Дэвид упал, ударившись головой о тумбочку, но умер всё-таки не от удара, а от инсульта. Если бы помощь была оказана вовремя и грамотно, сказали врачи, мужчину ещё можно было спасти.       В-четвёртых, Ноэла Ричардсона арестовали, когда обнаружили в его портфеле пузырёк с лекарством, убившим Дэвида. Это было пока единственным доказательством его вины, но полиция искала и прочие улики. Ноэл, разумеется, всё отрицал.       В-пятых, Джеймс побывал у себя дома, чтобы оказать хоть какую-то помощь и содействие своей семье, перед которой он чувствовал необъяснимую вину. В гости к ним прилетел из Невады родной брат Хелены, Джордж, а завтра обещала приехать племянница Дэвида вместе со своей семьёй. Это несколько успокоило Джеймса: меньше всего ему хотелось, чтобы его мама и сестра были предоставлены друг другу в этом опустевшем доме. Хелена вела себя спокойно, хотя выражение лица и говорило о произошедшем глубоко внутри неё надрыве. Она молчаливо смотрела на сына, почти не отвечала на его вопросы, а если и отвечала, то говорила отрывисто и несвязанно; иногда женщина через силу улыбалась, как бы давая понять, что с ней было всё в порядке.       Джордж, старавшийся сохранять хорошее настроение и продолжать шутить, напротив, хотел поддержать именно Джеймса. Дядя почему-то решил, что Маслоу-младший перенёс это событие тяжелее остальных, а его внешнее спокойствие — только видимость, за которой скрывается израненная душа. Джордж почти не оставлял Джеймса одного, занимал его разговорами и много улыбался, словно думал, что ещё немного и парень разразится рыданиями.       Тифани, как только они с Джеймсом остались вдвоём на кухне, выказала своё недовольство по поводу его отсутствия дома. Парень пытался объяснить ей, что справляется с горем по-своему, что ему тоже тяжело и так далее в том же духе, но эти доводы мало помогали. Кроме того, у него плохо получалось лгать самому себе, и Тифани, кажется, это видела. Как бы там ни было, с сестрой перед своим очередным отъездом Джеймс так и не помирился; она даже не вышла проводить его.       Наконец, в-шестых и последних, Джеймс с помощью полезных знакомств и денег сделал для Рози новые документы. Дабы избежать долгих и изматывающих речей, парень молча выложил перед ней на стол паспорт, водительские права и карточку с номером социального страхования на имя Розитты Гамильтон. Она окинула всё это взглядом, полным страха и сожаления. Раз документы готовы, заметил Джеймс, им больше нечего откладывать всё на потом: завтра они поедут получать разрешение на заключение брака, а через несколько дней официально станут мужем и женой.       От всех этих новостей девушке стало не по себе. Она отвернулась и почувствовала, что слёзы в очередной раз за день комом подступают к горлу. Рози собрала остатки сил и всё-таки не заплакала. Она дала самой себе обещание больше не рыдать при Джеймсе. Она вовсе не такая слабая, как он о ней думает.       С дозой своего алкогольного успокоительного парень несколько переборщил, поэтому к концу своего рассказа он заметно опьянел. Но алкоголь, надо заметить, действовал на Джеймса положительно, если можно так выразиться, и растапливал лёд его жестокого сердца. Маслоу подпёр рукой щёку и на несколько минут замолчал, безотрывно глядя на свою собеседницу и словно любуясь ею. После этого он вздохнул и вполголоса поинтересовался:       — Твой день наверняка выдался лучше моего, да?       Она перевела на него угрюмый взгляд и равнодушным тоном ответила:       — Не многим.       Не повиноваться воли Джеймса было невозможно, поэтому девушке пришлось рассказать, чем она занималась весь день, что чувствовала и о чём думала. Рассказ её выдался коротким, и за всё время Рози ни разу не сняла со своего лица маску пренебрежения. Она говорила отрывисто, не вдаваясь в подробности; строила из себя недотрогу и всем видом показывала, что вести диалог с Джеймсом для неё — высшая степень неприязни и худшее из наказаний. Маслоу, конечно, заметил изменение её поведения и придал этому большое значение. Однако вместо того, чтобы задать ей какие-либо вопросы на этот счёт, Джеймс отвёл взгляд, поднялся и сказал:       — Хорошо. Ладно.       И ушёл наверх.       Рози сидела в прежнем положении и с удивлением смотрела перед собой. Что это значило? Он… обиделся? Расстроился? Стоит ли ей теперь ждать ответного удара с его стороны, или же он оставит всё как есть? Тоскливо посмотрев на пустующую лестницу, Рози вздохнула и обняла согнутые в коленях ноги. Наверное, она перегнула палку… перестаралась в том, чтобы выказать ему всё своё недовольство ситуацией и показать, что он несправедлив к ней. Со своей стороны он делал всё, что было в его силах, и даже больше. Он оставил свою семью в такое сложное для неё время, подставил своего коллегу, тем самым, возможно, сломав ему жизнь; помог ей «замести следы», обеспечил алиби, дал жильё, еду и новое имя; через боль и кровь пытался сломать свою натуру и быть хоть сколько-нибудь ласковым с ней… А что сделала для него Рози? Выразила ли она ему благодарность хотя бы одним словом, хотя бы одним взглядом?       В сердце девушки снова закралось уже знакомое чувство, которое она могла бы сравнить с жалостью или, быть может, с сожалением. Она встала на ноги, потушила свет и тоже поднялась наверх. Приняв душ, Рози легла в постель и долго лежала молча, глядя в потолок широко открытыми глазами. Прошло, наверное, около часа, когда девушка вышла из своей спальни и на цыпочках прокралась в комнату напротив. Тихо открыла дверь, прислушалась, бесшумно прошла к кровати, забралась в постель, на ощупь отыскала тёплую сильную руку и вложила в неё свою замёршую ладошку. Только после этого Рози окончательно успокоилась и смогла заснуть.       На следующий день она безропотно позволила ему отвезти её в офис окружного регистратора для получения лицензии на заключение брака. Согласно законодательству, им дали три месяца до официальной регистрации брака, в течение которых они ещё могли подумать о своём решении. Однако молодые люди не пожелали больше ждать и размышлять о выборе, а потому вступили в брак сразу же после получения лицензии. Далее Джеймс привёз жену в ювелирный магазин и сказал, что купит для неё любое кольцо, которое покажется ей наиболее достойным того, чтобы сидеть на её пальце. «Знаю, что сильно нарушил порядок своих действий, — добавил он, угрюмо рассматривая ювелирные изделия в витрине, — но не думай, что для меня всё это не по-настоящему».       С этого момента началась их семейная жизнь, которая была похожа на океан с его ежедневными приливами и отливами, сменяющими друг друга бурями и штилями. Дело было в том, что прилив и отлив происходили одновременно, а буря и штиль возникали в одно и то же время. Если Джеймс был приливом, Рози превращалась в отлив; если Джеймс бесновался и злился, как буря, то Рози была спокойна, как штиль.       Но в большинстве случаев именно Рози была бурей. Она боролась с противоречивыми чувствами и всё ещё не желала мириться со своим нынешним положением. И, если глубоко в душе она и была благодарна Джеймсу и испытывала сожаление, то внешне она проявляла совсем иные чувства. Она вела себя с мужем так, словно была на него обижена, но причину своей обиды не называла и зачастую даже не признавала, что обида как таковая существует. На редкие упрёки и вопросы со стороны Джеймса она равнодушно отвечала, что всё нормально, она не обижена, просто нет настроения. Но случались моменты, когда её равнодушие беспричинно сменялось злостью, и тогда Рози превращалась в огнедышащего дракона, готового опалить Джеймса жарким огнём за любое его неаккуратно обронённое слово или плохо обдуманное действие.       Но так было не всегда. Случалось, что в душе у Рози прояснялось, она отходила от своего угрюмого состояния, ставшего таким привычным, и принималась вести себя прилежно и даже ласково. Джеймс же, который всё время до этого терпеливо выносил её неблагодарное поведение и молчаливо прощал все выходки (но всё же оставался скорее равнодушным, чем нежным), в ответ на её попытки наладить отношения сам превращался в угрюмого и злого дракона. Он словно дожидался, пока Рози успокоится, и, добившись от неё желаемого, получив всё, что хотел, забирал у неё негатив, впуская его в свою душу. И ситуация повторялась с точностью до наоборот, когда в свою очередь успокаивался Джеймс. Муж и жена, таким образом, почти всё время являли собой две непримиримые противоположности, словно они были луной и солнцем, которые, как ни крути, никак не могли ужиться вдвоём на одном небе. Один светил ночью, а второй — днём.       Однако это была лишь одна сторона их семейной жизни. Бывали и совсем иные моменты, когда оба они сбрасывали с себя драконью чешую, переставали ругаться и жили просто, обыденно, как самая обычная семья. Поначалу тишина их семейной жизни находила выражение лишь в отсутствии постоянных ссор и высказываний друг другу недовольств; Джеймс и Рози в такие дни бывали просто спокойны и не трогали друг друга, словно не хотели напоминать о своём существовании. Но постепенно это менялось, и на смену тишине пришли разговоры. Они говорили друг с другом, ближе друг друга узнавали, и это заметно сближало их. Они могли находиться в одной и той же комнате и не чувствовали при этом напряжения; они могли смотреть друг на друга, не желая при этом сказать что-нибудь резкое и грубое; они могли сидеть рядом, плечом к плечу, и не испытывали раздражения от столь тесного общения со второй половинкой.       В конце концов, это переросло в нечто большее. Однажды, когда со дня их свадьбы минуло уже больше двух месяцев, они засыпали в конце очередного мирного дня (каждую ночь без исключений они по-прежнему ложились в одну постель, потому что Рози больше не могла спать в одиночестве), и Джеймс решился на дерзкий поступок. Рука Рози была в его руке, как и всегда; парень поднёс её ладонь к своим губам и осторожно, как бы проверяя реакцию жены, поцеловал её. Рози посмотрела на него с любопытством, но без раздражения или пренебрежения, которые он ожидал. Тогда Джеймс переплёл их пальцы и оставил поцелуй на кисти жены, чуть выше того места, куда поцеловал в первый раз. К его удивлению, Рози не выдернула свою руку из плена его пальцев и не сказала ему ни слова против. Тогда он пошёл дальше, поцеловал её запястье, предплечье, сгиб локтя и так далее, пока не добрался до шеи и, наконец, губ. Девушка выдохнула несколько испуганно, но всё же ответила. Джеймс расценил это как своеобразный ответ на его чувства, и это окрылило его. В ту ночь он почувствовал себя самым счастливым человеком на свете.       Если Рози не любила его в той же мере, в какой любил её он, то она наверняка начала проникаться к нему противоречивой и сложной, но всё-таки глубокой симпатией. В её глазах образ Джеймса был образом героя, спасшего её, однако этот образ осквернялся жестокостью, без которой и не родился бы этот геройский поступок. Возможно, она была даже влюблена, но это тоже сложный вопрос, ведь относительно проявления чувств Рози полностью подражала своему мужу. Каков учитель — таков и ученик.       Из своих общих наблюдений за собственной семейной жизнью Джеймс сделал небольшой вывод. Поведение его жены во время бури так разительно отличалось от её же поведения во время штиля, что ему казалось, будто он живёт с двумя разными девушками. И мысленно он нарёк их по-разному: ту непокорённую, дерзкую, не желающую мириться и вечно недовольную девушку он называл Элизабет; её он видел часто, очень часто; другая же, смирённая, безропотная, временами ласковая, его жена — то была Рози. Он не знал, кто из них был лучше, но любил-то он точно обеих.       Если говорить откровенно, у Рози всё-таки был повод ненавидеть Джеймса (не беря в расчёт его безальтернативное предложение руки и сердца). Дело в том, что Джеймс хотел властвовать, причём властвовать безраздельно; он хотел подчинить себе Рози целиком, вкупе с её волей и чувствами. Он хотел показать, что теперь, после всего произошедшего, она буквально принадлежит ему; и для этого Джеймс — сильная и доминирующая личность — прибегал даже к некоторым видам психологического насилия. Подчинение людей — это было его своеобразной потребностью. Необходимость же «приручить» Рози объяснялась для него той лёгкостью, с которой он мог её потерять. Рози запросто могла ускользнуть (а она не раз грозилась это сделать), навсегда исчезнуть из его жизни, оставить его одного с расколовшимся на ледяные куски сердцем. К тому же спустя некоторое время у него перестало получаться угрожать ей звонком в полицию, ведь это было уже двойное преступление. В случае, если бы вся правда открылась блюстителям закона, Джеймс мог бы быть арестован по статье «укрывательство», и Рози использовала этот факт в качестве контраргумента в ссорах с мужем. Именно поэтому Джеймс принимал крайние, наиболее жёсткие меры.       И вот в чём это проявлялось. Первое время после бракосочетания Рози продолжала работать в компании Дэвида вместе с Джеймсом, только теперь у неё было новое имя, новая причёска и новая должность. Возможно, кто-то из сотрудников и заметил сходство между Рози и Элизабет, работавшей тут несколько дней назад, однако фирма всё же была немаленькой, а сотрудников в ней — много. Все благоразумно молчали, возможно, понимая, что произошедшие метаморфозы их не касались. Джеймс каждый день сам привозил жену на работу, а вечером — сам отвозил домой; его глаза и уши всегда были там, где была Рози, и, несмотря на то, что работали они в разных отделах, Маслоу знал практически всё о том, как проходил её рабочий день. О таком роде заботы со стороны мужа девушка, разумеется, не знала и не догадывалась.       В таком положении их семейная жизнь находилась почти три месяца, а затем наступил день, когда Джеймс… потерял жену. Он так увлёкся работой, что, решив одним глазком взглянуть на то, чем занималась в тот момент Рози, вдруг не обнаружил её на месте. Это, признаться, сильно его напугало. Её коллеги по отделу не смогли ничем помочь: они не видели, куда она ушла, с кем и когда. У Джеймса был подручный — Говард, его правая рука, его зоркий глаз, который помогал ему присматривать за Рози; но и он почему-то отвлёкся в тот ответственный момент, когда отвлекаться было нельзя, и тоже не увидел, куда Рози вдруг исчезла.       Джеймса охватил приступ настоящей паники. Он на мгновение представил, что Рози исчезла из его жизни, навсегда исчезла; и даже это короткое мгновение показалось ему подлинным мучением. Чуть ли не впервые в жизни он полностью потерял контроль над своими чувствами и эмоциями и, как бешеный, бросился искать жену. Правда, эти поиски не продлились дольше семи минут: выяснилось, что в приёмной у Рози сломался принтер и девушка спустилась на два этажа ниже, чтобы распечатать образцы заявлений. Тревога Джеймса оказалась ложной, но очень показательной. После этого минутного помутнения рассудка Маслоу понял, что никогда и ни за что не позволит ей ускользнуть от него — слишком сильной была его привязанность к ней, слишком пустой казалась жизнь, в которой не будет её.       И тогда Джеймс решился на кое-что отчаянное, безумное и даже противоправное: он сделал свою жену собственной узницей. Дом, в котором до этого Рози жила свободно (относительно), стал её тюрьмой; муж, который до этого был добр к ней (тоже относительно), стал её надзирателем. В доме вместе с этим появились новые постоянные жильцы: Маргарет, с которой Рози уже была знакома и которая выполняла теперь обязанности повара и горничной, и крепкого телосложения мужчина средних лет по имени Барри, совмещавший должности дворецкого и личного секьюрити. Джеймс знал этих людей уже долгое время, а потому не мог быть не уверен в их верности и услужливости.       Итак, Рози не позволялось покидать стены дома (разве что в качестве исключения выходить во двор под строгим присмотром Барри), зато внутри него она могла делать всё, чего пожелает душа. Едой всегда и без исключений занималась Маргарет: Джеймс был довольно предусмотрительным для того, чтобы не подпускать любимую жену к плите. Барри находился в доме денно и нощно, готовый в случае чего предотвратить побег девушки и вернуть её домой к мужу.       Джеймс не считал, что жизнь Рози после этого превратилась в сущий ад. Он ведь ограничил её лишь в территориальном плане, да и то можно сказать с большой натяжкой, ведь суммарная площадь многочисленных комнат дома, веранды, балконов и двора выходила не такой уж маленькой. В остальном никаких ограничений не было; Рози могла получить всё, абсолютно всё, о чём только ни попросила бы. Да и сам Джеймс, ломая собственную натуру, начал относиться к жене ещё ласковее и внимательнее, чем прежде. За эти неполных четыре месяца совместной жизни он научился угадывать её желания и настроение, научился понимать её эмоции и без лишних слов делал то, о чём просил один её взгляд. По его мнению, он не был самым плохим мужем на свете. Вслух он об этом, разумеется, никогда не говорил; кроме того, он никогда больше не возвращался в разговорах с женой к тому роковому дню, когда не стало Дэвида, и не упрекал Рози тщеславной фразой: «Да ты помнишь, откуда я тебя вытащил?»       Но сама Рози, разумеется, совсем не ценила усилий Джеймса, потому что попросту их не замечала. Она знала только, что её жизнь превратилась в какой-то непонятный, безумный сон, от которого она никак не могла проснуться. Она знала, что Джеймс наконец-то показал своё истинное лицо, и лицо это было страшным в своей жестокости. Она знала, что жизнь или судьба странным образом свела её с этим человеком, от которого теперь необходимо было бежать. И она хотела бежать, она рвалась на свободу каждый день, каждый день пыталась вырваться из лап этого опасного хищника. Она кричала, отбивалась ногами, вопила на всю улицу и пробовала улизнуть в окно; била Барри, пытавшегося её удержать, царапала ему лицо и то же самое проделывала с Джеймсом, когда тот приходил на помощь не справлявшемуся с девушкой дворецкому. Она не оставляла своих попыток даже ночью, но и их пресекал муж, чутко спавший рядом. Сотового для того, чтобы позвонить в полицию, у неё не было, а домашний телефон блокировал любые вызовы кроме тех, что поступали на мобильный её мужа. Рози уже была согласна на то, чтобы признаться в убийстве, сесть в тюрьму и навсегда забыть имя Джеймса. Но парень присвоил себе право распоряжаться её жизнью, а такой расклад событий явно не входил в его сценарий.       Итак, попытки Рози совершить побег были дерзкими, отчаянными и истерическими, особенно в первые недели её заточения. Джеймс, понимавший, что его жена — натура непокорная и непредсказуемая, счёл эту черту её характера недостатком, а потому решил от него избавиться. Он снова при помощи Маргарет начал пичкать Рози сильно действующим успокоительным, которое усмиряло девушку и сглаживало её непокорный характер. После лекарств она становилась вялой, рассеянной и плохо соображала, но для Джеймса это было лучше, чем терпеть её истеричные выходки, крики, плевки и шедшие в ход остро подточенные ноготки. Его не устраивало её поведение, и ему пришлось его изменить. В семейной жизни рано или поздно один должен уступить другому.       В тот период жизни Джеймс был как будто ослеплён. Он мало понимал, что именно он делал и с какой целью. Всё это началось ещё с того момента, как он увидел на полу мёртвое тело его отца. В голове парня будто что-то щёлкнуло; внутри произошла какая-то необратимая реакция, запустился страшный механизм, и вся его прежняя жизнь полетела под откос. Все его последующие действия в корне были ужасны и неправильны: сокрытие улик, помощь Элизабет, перекладывание вины на невиновного, отвратительная ложь родным людям, насильственная женитьба, ложь полиции и, венец всему, заточение любимого человека в четырёх стенах, полное лишение его собственной воли. Глубоко в душе Джеймс понимал, что поступал неправильно, но одно его действие, как прицеп, тянуло за собой другое. Технически, единственным неправильным его поступком было решение «отмазать» Элизабет от тюрьмы, а дальше оно покатилось вниз, как снежный ком, и начало обрастать другими неверными решениями. Остановить этот процесс было невозможно, потому что он оказался бы сродни самоубийству. Джеймс чувствовал в себе какую-то разрушительную силу, нарастающее желание сделать всё ещё хуже, чем есть. И он не мог остановиться.       Время шло, но в семейной жизни Джеймса и Рози мало что менялось. Она всё так же находилась в заточении; он всё так же кормил жену лекарствами, пытаясь бороться с её непокорным характером. Большая часть их общения наедине сводилась к ссорам, крикам и иногда даже дракам — несерьёзным и непродолжительным; их зачинщиком всегда выступала Рози. Но иногда, когда терпение у обоих супругов оказывалось на пределе, между ними проскакивала искра, через минуту раздувавшаяся до размеров молнии. Они, ругавшиеся ещё секунду назад, набрасывались друг на друга с безумной страстью и обычно были не в состоянии потушить разгоревшийся огонь несколько часов к ряду. Трудно было сказать, кто именно из них первым проявлял инициативу. Это происходило одновременно по желанию обоих. Джеймсу иногда было достаточно одного мимолётного взгляда Рози, чтобы понять, что через мгновенье она окажется в его объятиях. Для Рози иногда всё было понятно ещё с самого утра: она просыпалась одновременно с мужем, смотрела на него и сразу же понимала, что вечером им двоим будет не до взаимных пререканий.       Со временем лекарства, принимаемые Рози, перестали помогать. Девушка начала вести себя так, будто вовсе ничего не принимала, а между тем Маргарет следила, чтобы миссис Маслоу выпивала нужную порцию лекарства каждый день. Джеймс понял, что нужно увеличить дозировку, хотя это и было чревато. Но выбирать особо не приходилось. Жизнь с Рози ему нравилась гораздо больше жизни с Элизабет.       И, как и следовало ожидать, действия Джеймса в конце концов вышли ему боком. Вообще-то, по правде сказать, они вышли боком Розитте, но это не значит, что последствия не сказались и на Джеймсе. У девушки развилась зависимость от принимаемых лекарств, и её поведение стало походить на поведение наркозависимого человека. Рози почти перестала спать, из-за чего под глазами у неё обозначились тёмные круги, а щёки слегка впали; из-за недосыпа обострилась раздражительность, начала проявляться безосновательная тревожность, а все эмоции девушки словно стали ярче, сильнее. Видя изменения в поведении жены и понимая, что послужило их причиной, Джеймс решил прекратить курс приёма успокоительных вместо увеличения дозировки. От этого, как оказалось, стало только хуже. Не получив привычную дозу лекарства, Рози закатила истерику, заявила, что без этих успокоительных сойдёт с ума или заработает себе нервный срыв, и потребовала возобновить их приём. Джеймс посчитал, что зависимость жены обладает чисто психическим характером, а потому решился подсунуть ей плацебо вместо настоящих лекарств. И это сработало. Рози, считая, что вновь принимает те же успокоительные, которые якобы ей помогали, стала вести себя по-прежнему, и к ней вернулся здоровый сон. Однако значительно позже эта зависимость проявила себя в другом, более опасном ключе, из-за чего, в сущности, у Рози и возникли серьёзные проблемы. Но об этом позже.       В таком состоянии находилась их совместная жизнь без малого год. А затем, в один прекрасный день, ничем не отличавшийся от прочих подобных дней, Джеймс проснулся с весьма очевидной мыслью в голове, от которой он неосознанно пытался отмахиваться на протяжении последнего полугода. Джеймс проснулся — в буквальном и переносном смыслах. Он понял: «Её надо отпустить».       Он посмотрел на спящую рядом… Фэнни? Элизабет? Рози? Чёрт знает, что это была за девушка! Это он, он сам сделал из неё ту, кем она сейчас являлась. А какой она была на самом деле? Таким ли уж хорошим мужем он был для неё? Так ли честен был с ней, правильно ли поступал? Не было никакого смысла задавать себе эти вопросы: Джеймс знал, что все ответы на них будут отрицательными; никакими другими они и не могли быть. Что ж, выходит, настала пора пробудиться от этого странного сна и… дать ей свободу.       Это решение было спасительным для Рози и в то же время губительным для Джеймса. Он хорошо представлял, что станется с ним, когда он наконец решится вычеркнуть эту девушку из своей жизни. И хорошо понимал, что если он на это не решится, то жизнь Рози окончательно превратится в слепое подчинение его воле.       И каким же всё-таки глупым решением была попытка объединить две судьбы в одну!.. Он возомнил себя богом, которому подвластны судьба и воля другого человека, а на деле оказался дьяволом — порабощающим, непреклонным, бессердечным. Рози не обязана была становиться его женой. Он не имел права давать ей выбор лишь с одним возможным исходом. Она потеряла целый год своей юной жизни, проведя его рядом с ним — этим безрассудным чудовищем. Воздалось ли ей за эти страдания? Нет, нет и нет… Пришло время стать милосердным.       Но что означало для Джеймса стать милосердным? Это означало снять с себя маску внимательного и нежного мужа, под которым пряталось, возможно, его истинное лицо; это означало стать обратно таким, каким он был до свадьбы; это означало уничтожить в Рози всякое доброе чувство к нему (если оно вообще существовало) и наконец отпустить её.       Эти мысли вертелись у него в голове весь день и, подобно посаженным семенам, взошли ближе к вечеру. Взошедшие ростки — то были действия, которые он предпринял по приезде домой. Рози, как обычно, встретила его не так уж радушно и почему-то в этот раз отказалась даже поужинать с ним. Девушка села у камина в гостиной и, обняв согнутые в коленях ноги, уставилась на огонь. В таком положении она просидела до того момента, пока Джеймс не закончил ужинать и не присоединился к жене в гостиной.       — Зачем ты пришёл сюда? — поинтересовалась Рози равнодушным тоном, не отрывая взгляда от огня. — Тебе есть, что сказать мне?       Джеймс промолчал, но и это не заставило девушку обернуться и взглянуть на мужа.       — Или в очередной раз скажешь, что весь день тебе не хватало моего общества? — продолжила задавать вопросы Рози.       Он снова ничего не ответил. Розитта сидела не шевелясь.       — Но это было бы ложью, — вновь заговорила она, — потому что у тебя хотя бы есть возможность видеться и общаться с другими людьми, не то, что у меня. Всё, что мне дозволено, — это ежедневно видеть твоё лицо, которое мне уже осточертело. Ну и пару других лиц, в которых я не читаю ничего, кроме беспрекословного повиновения твоей воле.       Девушка очевидно чего-то добивалась. Она словно подстрекала Джеймса, хотела его разозлить, вызвать на себя огонь его ярости. Но у неё ничего не выходило, и это злило её. Маслоу не говорил, не шевелился, да и вообще старался не производить никаких лишних звуков, словно не желал дать понять жене, что она находилась в комнате не одна.       Но и Рози не поддавалась. Она сидела в прежнем положении и смотрела на огонь.       — Ты молчишь, потому что тебе нечего ответить? — продолжала Рози. — Или так сильно хочешь, чтобы я проявила инициативу и сама на тебя посмотрела? Что это за болезненная потребность обладать властью, а, Джеймс? Комплексы? Твои родители говорили тебе, что это не нормально?       Коснуться темы родителей в разговоре было её большим промахом, Рози и сама поняла это через секунду, только вернуть сказанное было уже невозможно. Это прозвучало как неудачная шутка, способная разжечь ссору, но, тем не менее, и на неё Джеймс отреагировал спокойно. Он лишь сделал глубокий вдох, точно пытаясь совладать с пробудившимися эмоциями, и тихо спросил:       — Что сегодня так испортило твоё настроение?       Он услышал её издевающийся смех. Девушка, наконец дождавшись его реплики, поднялась на ноги и подошла к мужу. Лицо её было перекошено от злобы.       — Ты думаешь, что-то испортило мне настроение только сегодня? То есть всё время до этого для тебя всё было привычным, всё было нормальным? А сегодня я что-то вдруг проснулась не в настроении и решила подпортить его и тебе, да? Так, по-твоему?       Джеймс молча смотрел на неё. Его лицо не выражало никаких эмоций, однако плотно сжатые зубы свидетельствовали о раздражении.       — Хорошо, хочешь знать, что испортило мне настроение? Это. — Она указала пальцем прямо на него. — Это. — Затем Рози обвела руками комнату. — Всё это! Всё это! Мне надоело, надоел этот дом, надоел ты и твои дурацкие попытки обзавестись счастливой семьёй! Ты никогда не будешь счастлив, Джеймс, никогда! Вот твоя судьба, и тебе прекрасно это известно!       Маслоу всё ещё не позволял своим эмоциям выйти наружу. Вообще-то истерики такого рода не были чем-то диковинным: Рози высказывала мужу нечто подобное почти каждый вечер. Но в последнее время её заскоки принимали более агрессивный характер, а сегодняшний был вообще из ряда вон выходящим.       — Чего ты хочешь? — всё так же тихо спросил Джеймс. Он намеренно не повышал голоса и говорил короткими предложениями: это позволяло ему держать себя в руках и в то же время изводило силы соперника, в роли которого выступала его жена. Вопрос был, разумеется, глупый, но Джеймсу было необходимо, чтобы она это сказала.       — Чего я хочу? — с возмущением в голосе переспросила Рози. — Разве ты сам этого не понимаешь, недоумок?       — Скажи.       Она покраснела от злости, но, видимо, тут же попыталась взять себя в руки. Невозмутимость мужа в какой-то степени подействовала на неё. Девушка медленно наклонилась к Джеймсу, положила руки на его колени и впилась в них ногтями. Парень почувствовал слабую боль даже сквозь плотную ткань брюк. Рози сократила расстояние между их лицами до минимума и довольно спокойно, почти по слогам произнесла:       — Хочу уйти от тебя.       Теперь, глядя ей в глаза, находившиеся так близко, Джеймс понял, чего она пыталась добиться своим агрессивным поведением. Рози хотела соблазнить мужа, но прежде пыталась его хорошенько разозлить, чтобы его проявления любви приняли отчаянно-страстный характер. Глядя ей в глаза, Маслоу чувствовал, что она своего добилась. Что ж… тем сложнее будет с ней расставаться.       — Хорошо, — только и сказал он.       Спокойствие, с которым было произнесено это слово, возмутили девушку, так что она даже отпрянула от Джеймса.       — Хорошо?       — Да, хорошо. Идём.       И, не дожидаясь повиновения с её стороны, Маслоу встал, взял жену за руку и повёл её прочь из гостиной. Она недоумевала по этому поводу, вырывалась и задавала вопросы, на которые Джеймс, разумеется, не отвечал. Он остановился только тогда, когда они оказались в прихожей. Парень настежь распахнул входную дверь и указал рукой на улицу, на которой уже начинало темнеть.       — Уходи, — твёрдо произнёс он, безотрывно глядя на неё. — Я не держу.       Рози с недоверием покосилась на открытую дверь, но с места не сдвинулась.       — Это что, шутка такая? — с недоумением спросила она.       — Нет, Лиз. Я не умею шутить.       Она всё ещё стояла в прежней позе и не смела сойти со своего места. Он назвал её Лиз. Это настораживало.       — В чём дело? — не понял Джеймс, разведя руки в стороны. — Разве не ты только что сказала, что хочешь уйти от меня?       Девушка молча смотрела на него, обнимая себя руками: воздух на улице был влажным и прохладным.       — Это всё, чего ты хочешь, разве нет? Я стою здесь, в нескольких метрах от двери, и не захлопну её прямо перед твоим носом, когда ты захочешь уйти. Ворота не заперты, Барри отдыхает — он позволит тебе уйти, если я скажу ему. Разведёмся завтра же, свою законную половину имущества получишь без всяких препятствий. Ну, чего же ты ждёшь? О, или тебе нужны деньги, чтобы уйти? Сколько? Две тысячи, три? У меня есть в бумажнике, дам тебе их прямо сейчас. — И, достав из кармана брюк бумажник, Джеймс действительно отсчитал купюры и протянул их жене. — Ну, бери же.       Она прищурила глаза и отвела взгляд, точно её очень оскорбили этим.       — Придурок. Не нужны мне твои мерзкие деньги.       — Мои слова не расходятся с моими действиями, в отличие от твоих. Минуту назад там, в гостиной, ты заявила, что хочешь уйти от меня, но сама теперь стоишь здесь и не смеешь ступить за этот порог. Почему? В чём причина?       Рози молча и с вызовом на него смотрела.       — Хорошо, отвечу за тебя, — сказал Джеймс, складывая деньги обратно в бумажник. — Причина в том, что тебя такая жизнь устраивает. Скажешь, это не правда? Но почему? У тебя есть крыша над головой, безопасность, хорошая еда, тёплая постель, деньги, все чёртовы удобства, красивая одежда и дорогое бухло. А ещё я тебя трахаю периодически — разве это не всё, что нужно для счастья женщине вроде тебя? По-моему, этим и ограничивается круг твоих низменных удовольствий, разве я не прав?       Девушка влепила ему звонкую пощёчину, и Джеймс замолчал на какое-то время (рука у неё была тяжёлая, ему уже в который раз приходилось в этом убеждаться). Он стоял на месте и глубоко дышал, пытаясь потушить огонь ярости в груди. Ну что за глупая девчонка?! Почему она так злит его и в то же время так заводит?       — Обижаешься на правду, — проговорил Маслоу с плохо подавляемым гневом в голосе, — признак незрелой личности. Почему ты не отвечаешь на мои вопросы? Теперь ты взяла своё право молчания?       У Розитты блестели глаза, но она не плакала, всё ещё помня про обещание, данное самой себе.       — Если я заговорю, ты наконец заткнёшься? — спросила она надтреснутым голосом. — Уже тошно тебя слушать.       — Очевидно, за грубостью ты пытаешься скрыть какие-то другие свои эмоции или даже чувства. Так какие?       Она поджала губы, но на вопрос не ответила.       — Что изменилось в тебе сегодня, Джеймс? — спросила она с презрением в голосе. Рози больше не стушёвывалась, когда муж позволял себе какие-либо грубости в её сторону, а находила в себе силы пропустить оскорбление мимо ушей и старалась ответить ему такой же грубостью. — Неужели в тебе проснулась справедливость? Или мужество?       — Просто решил, что с меня достаточно этих телячьих нежностей, слишком долго я с тобой сюсюкал. Пришла пора показать, какой я на самом деле. Ну что, нравлюсь я тебе таким или нет? Видимо, нравлюсь, потому что уходить ты никуда не торопишься.       И он захлопнул входную дверь с характерным громким звуком. Рози прикрыла глаза от этого хлопка и с раздражением сжала губы.       — Ну, раз ни на один из моих вопросов ты так и не ответила, — продолжил он, запирая дверь на ключ, — возьму на себя смелость сказать за тебя. Ещё одна причина, по которой ты не ушла, это твои чувства ко мне.       Девушка хохотнула и удивлённо подняла брови.       — Что, прости?       — Чувства ко мне. Прости, но это очевидно, что ты меня любишь.       — Нет…       — Да.       — Нет, Джеймс, ты чудовище, как можно тебя любить?       Его взгляд улыбнулся.       — В диснеевских мультиках и в чудовище влюблялась красавица, — ответил он, возвращаясь в гостиную.       Рози пошла за ним. Вид у неё был возмущённый.       — У тебя потрясающее самомнение, Джеймс, раз ты решил, что я влюбилась в тебя, когда ты даже не давал мне повода.       — А повод и не нужен, Рози. Сердцу не прикажешь. Я бы не говорил так, если бы не убедился в этом на собственном опыте.       Он уходил от неё дальше, в гостиную, на второй этаж, в спальню, словно давая этим понять, что разговор окончен, исход ему ясен, а прочие мнения он слушать даже не желает.       — По себе людей не судят, — продолжала обороняться девушка, не желавшая так быстро сдаваться. — Но я не виню тебя: просто ты мечтаешь о том, что невозможно.       — Невозможно? А разве это я пытался соблазнить тебя несколько минут назад в гостиной, да и вообще — разве я делал это каждый раз?       — Я этого не делала тоже, к твоему сведению.       Он немного помолчал.       — Ладно, раз ты этого не делала, тогда зачем ты каждый раз уступала?       Рози тоже немного помолчала и ответила:       — Мне было скучно.       — Скучно?       — Да, я пыталась развеселиться! Мне было скучно, и это твоя вина.       — Конечно, я знаю. Всё моя вина.       Она уловила сарказм, прозвучавший в его голосе, и снова вспылила.       — Ладно, хочешь знать истинную причину, почему я не ушла от тебя?       Джеймс остановился и с любопытством посмотрел на жену.       — Очень даже интересно послушать.       — Я не хочу, чтобы всё закончилось так просто. Видишь ли, ты практически разрушил мою жизнь, против моей воли взяв меня замуж и сделав своей узницей. Я тоже хочу получить что-то взамен. Брать деньги слишком низко, и поэтому я решила отбирать у тебя твоё терпение, силы, нервы и стойкость. Потихоньку, день за днём. Ты сам выбрал меня своей женой, так что теперь пожинай плоды. Год — слишком маленький срок, мучениям ещё не настала пора закончиться. Рано или поздно, я надеюсь, мне удастся тебя сломать, и только тогда я буду полностью удовлетворена, только тогда я уйду от тебя.       Маслоу страшно улыбнулся и подошёл к ней почти вплотную.       — Твои надежды зачахнут на корню, дорогая. Хочешь посмотреть, кто из нас сломается первый? Ладно. Я покажу тебе, какой я на самом деле отвратительный муж.       — Ты мне уже показал это, и не один раз.       — Нет, это всё было напускным. Год назад я ещё действительно верил, что из нас получится неплохая семья...       — Не получилась.       — Не получилась. И теперь на твоих глазах я разрушу её до основания. Надеюсь, позже ты пожалеешь, что не ушла сегодня.       Джеймс наклонился к ней ещё ближе и закрыл глаза. Их губы находились в сантиметре друг от друга. Маслоу чувствовал горячее дыхание жены, чувствовал, что она вот-вот его поцелует; и в момент, когда её губы уже слегка коснулись его губ, Джеймс вдруг отстранился. Рози посмотрела на него с недоумением. Он улыбнулся.       — С этого дня я больше пальцем тебя не трону, — ответил он на так и не прозвучавший вопрос. — Ты ведь сама сказала, что всё это было лишь из-за скуки… Теперь тебе точно скучно не будет, Рози. Обещаю.       После этого разговора Джеймс положил все усилия на то, чтобы сдержать своё обещание и стать для Рози худшим мужем из тех, которых только можно представить, стать «самим собой», как он пытался себя убедить. Он стал приходить домой поздно, очень злой и немногословный, а иногда — и сильно пьяный (но, как уже можно было убедиться, алкоголь не делал его агрессивным, скорее наоборот). Из их семейной жизни в связи с этим ушли все остатки нежности и теплоты, которыми муж и жена время от времени делились друг с другом. По большей части Джеймс не обращал на супругу никакого внимания, будто её вовсе не было в доме, будто она не носила фамилию Маслоу; если его внимание и обращалось к Рози, то парень разговаривал неохотно, небрежно и с явно ощутимой неприязнью. Маргарет и Барри, точно почувствовав перемену в настроении хозяина, тоже закрылись и начали вести себя замкнуто по отношению к девушке.       Поначалу Рози выносила это стойко, ей даже казалась забавной эта игра, начатая Джеймсом. Однако со временем такая жизнь разонравилась ей. Маслоу перестал реагировать на её выходки, перестал играть по её правилам, упрямо не поддавался её уловкам, которые раньше безотказно срабатывали. В конце концов, она ощущала вполне объяснимую нехватку близости с Джеймсом — как физической, так и духовной. Рози не раз затевала разговор на эту тему, говорила, что устала, что больше не хочет быть замужем за таким Джеймсом и желает, чтобы всё было как раньше. Но парень шёл на попятную, делал вид, что не понимает, о чём толкует его жена, и не помнит этого «как раньше». Рози бесновалась и психовала, однако всё же никуда от него не уходила.       Для Джеймса такое поведение стало делом принципа. Он не изменил своему слову ни одним взглядом, ни одним жестом, ни одной фразой или прикосновением. Он всё так же держался от жены на расстоянии, помня о своём обещании не тронуть её даже пальцем. Хотя, признаться, мастерство Рози в обольщении заслуживало высших похвал, и Джеймсу крайне сложно было не поддаться её соблазну. Но он не поддавался. Во многом ему удавалось это делать лишь потому, что он нашёл иной способ выпускать ту энергию, которая застаивалась в его теле после данного обещания. И нашёл он его в баре на Гроув-стрит одной ночью, когда решил не ехать домой после работы, а вместо этого немного расслабиться за бокалом виски.       Её звали Грэйс Роджерс. Джеймс сразу предупредил, что не планирует ничего серьёзного, и Грэйс приняла это. Однако позднее Маслоу начал вести себя так, словно хотел намекнуть, что не против был бы сойтись с девушкой ещё ближе. У него не было к ней абсолютно никаких чувств, просто он готовил себе почву для падения. Когда Рози уйдёт (а в голове Джеймса этот исход событий был единственным предполагаемым и потому неизбежным), у него ещё останется Грэйс в качестве некоего утешительного приза, ведь полное одиночество будет сумасшедшим. Заменить ему жену Грэйс никогда не смогла бы, но это было хотя бы что-то… Лучше, чем ничего.       Ещё в его жизни были две незнакомых красавицы из клуба, в который он тоже заехал как-то после работы. Но Джеймс не запомнил их имён и даже лиц, потому что видел их в первый и последний раз в жизни. А потом ещё два раза он был со своей давней подругой по имени Рут, с которой встречался в среднем раз в три месяца «для здоровья», как она сама говорила. На этом список его измен заканчивался.       Но было кое-что ещё более страшное и ужасное, чем сам адюльтер: Джеймс не скрывал своих похождений от жены. Как-то вечером, после ужина, он намеренно оставил свой мобильный в гостиной, где сидела Рози, а сам ушёл в душ. Во время его отсутствия ему написали и Грэйс, и Рут (точно сговорились), а миссис Маслоу не смогла удержаться от соблазна посмотреть на засветившийся дисплей. Сообщения, написанные девушками, носили явно не двусмысленный характер и в открытую указывали на то, что между каждой из них и Джеймсом что-то было. Рози всю передёрнуло от глубоко возмущения и злости, и девушка, не отдавая себе ни в чём отчёта, написала обеим подругам Джеймса кое-что грубое и неуместное (от лица самого Джеймса, разумеется). И что себе позволял этот идиот? Кем он себя возомнил?       Когда Маслоу, вернувшись из душа, вошёл в гостиную, жена смерила его таким ядовитым и сердитым взглядом, что парень даже замер на месте и спросил, что не так.       — А ты мерзкий тип, Джеймс, — ответила девушка, внимательно вглядываясь в его равнодушное лицо.       — И что же заставило тебя сделать такое заключение?       — Твой телефон. — Рози, держа его в руках, продемонстрировала мужу открытое окно с переписками и принялась их листать. — Сначала тебе написала какая-то Грэйс, следом за ней — Рут; говорят, что тоскуют и ждут следующей встречи с тобой. Но я так подозреваю, что если покопаться в диалогах, можно найти ещё кого-нибудь. Рейчел? Кортни? Меган? Сколько ещё имён, а?       — Отдай это сюда. — Джеймс отобрал у жены свой телефон и убрал его в карман домашнего халата. — Кто дал тебе право читать мои личные переписки?       — Ты! — закричала Рози, ткнув пальцем ему в грудь. — Ты, Джеймс, ты дал мне его, когда женился на мне!       В его взгляде проскользнула усмешка, и он спросил:       — В тебе что, проснулась ревность?       — Зачем ты это делаешь? — ушла от ответа девушка. — Это один из твоих способов уничтожить меня?       — Нет, всего лишь эмоциональная разрядка. Так ты не ответила на вопрос: ты ревнуешь меня?       — Ни черта я не ревную!       — Ты ведь отрицала наличие чувств ко мне.       — И отрицаю до сих пор!       — Но твоё поведение отнюдь их не отрицает. В чём дело, Рози? Я думал, ты не любишь меня.       Она помолчала с мгновенье, затем тяжело вздохнула и ответила:       — Зато я думала, что ты любишь меня.       Рози села в кресло, спиной к мужу, и подпёрла голову рукой. Он угрюмо посмотрел на её плечи и почувствовал себя последним подонком на свете.       — Я этого никогда не говорил, — попытался обороняться он.       — Говорил, — ответил её приглушённый голос. — Своими поступками. Ну и один раз, когда уснул: ты иногда разговариваешь во сне.       Джеймс был удивлён и несколько смущён. Он не мог и подумать, что это так сильно её заденет.       — Больше нет никаких имён, — тихо произнёс он, словно старался оправдаться.       — Не имеет значения.       Её голос звучал разочарованно и сердито. Может быть, Джеймс, избрав такую линию поведения, попал в самое яблочко? Может, она так сильно оскорбилась, что сегодня ночью соберёт вещи и уйдёт от него?       Парень медленно побрёл к лестнице, но потом остановился и, не поворачивая головы, добавил:       — Любовь и секс для меня не одно и то же, Рози.       Слово «любовь» в качестве обозначения своих чувств к ней он употребил впервые, и это было словно шагом вперёд. Именно поэтому, возможно, Рози закрыла глаза на открывшуюся ей страшную правду и всё равно не ушла от Джеймса. А возможно, совсем не поэтому.       Но Джеймсу-то нужно было, чтобы она ушла, и ушла добровольно, немедленно! Он несколько отклонился от своей стратегии, когда попытался оправдаться перед ней, и это было его ошибкой. Теперь, видимо, ему придётся ещё немного поднажать и сделать так, чтобы Рози, ревнуя его и беснуясь, извела саму себя. По этой причине его встречи с Рут и Грэйс не прекратились, и он не намеревался скрывать это от Рози. Напротив, нельзя было более позволить себе хоть раз проявить чувство вины, выражавшееся в его попытках оправдаться. Нет, нужно было стать ещё более чёрствым.       Но это не помогло. Не помогало вообще ничего. К каким бы средствам Джеймс не прибегал, чтобы заставить жену уйти от него, Рози выносила всё с завидной стойкостью и не предпринимала никаких действий, чтобы оставить его. Разумеется, они много ссорились (даже ещё больше, чем прежде), и в порыве злости Джеймс часто указывал ей на дверь: «Так уходи, уходи, если это тебя не устраивает!» В ответ на это Рози обычно усмехалась и просила придумать что-нибудь поинтереснее, чтобы заставить её уйти. Этим она как бы спрашивала: «И это всё, на что ты способен?» И Джеймсу, гордость которого была задета, приходилось придумывать что-то ещё более жуткое, отвратительное, недопустимое — что-то такое, чего Рози не смогла бы вынести.       Но попытки его оказывались провальными: Рози могла вынести всё. Даже больше — она с лёгкостью могла дать мужу отпор. В один из вечеров, например, Джеймс вернулся домой после работы без задержек и даже никуда не заезжал, но на щеке его красовался след от губной помады. Откровенно говоря, парень не специально оставил его на видном месте: он стирал его, смотрясь в зеркало заднего вида, когда был за рулём, и был уверен, что ему это удалось. Он просто не заметил, что след оттёрся не до конца, и не имел намерения демонстративно расхаживать так перед Рози, тем самым разжигая ещё одну ссору с женой; он слишком устал сегодня для этого.       Однако от взгляда Рози эта маленькая разоблачительная деталь скрыться не смогла. Девушка посмотрела на часы и, поняв, что муж вернулся с работы точно вовремя, спросила с ядовитой усмешкой в голосе:       — Что, твои шлюхи уже и к тебе на работу ездят?       Джеймс бросил пиджак на диван и с недоумением посмотрел на жену. День выдался тяжёлым, и под конец его парень плохо соображал.       — Я думала, ты умеешь скрывать следы преступления. — Она указала пальцем на свою щёку: приблизительно на то же место, где щеки её мужа коснулись чужие женские губы. — Впрочем, не надо делать вид, что ты сделал это не специально, я ведь не такая уж глупая.       Маслоу подошёл к зеркалу и молча оттёр остатки губной помады. Пытаться убедить жену в том, что он действительно сделал это не специально и что, выходит, она всё-таки глупая, он не стал. Но вместо этого, не поворачиваясь к Рози лицом, сказал:       — Кстати, на счёт шлюх, я то же самое подумал о тебе, когда впервые увидел тебя на рабочем месте в фирме отца. Просто не стал говорить.       Девушка улыбнулась, но уже без того надменного выражения лица.       — Пытаешься сказать, что я ничем не лучше этих твоих потаскух, которых, уж конечно, гораздо больше, чем две?       — Наверное, ничем не лучше. Видишь ли, у меня особый вкус на женщин.       — Да, но это я твоя жена, а не они. Так, может, я всё-таки в чём-то лучше?       — Желаешь самоутвердиться за их счёт? Зачем? Неужели ты так низко себя оцениваешь?       В его голосе, бесспорно, звучал сарказм, однако Рози нашла в этой его реплике положительный ответ на её вопрос: «Так, может, я всё-таки лучше?» — и оставила его в покое. Она хмыкнула, ничего не ответила и села обратно в кресло, в котором до прихода мужа читала книгу.       Джеймс хотел подняться в спальню, чтобы переодеться, и уже пошёл к лестнице, но вдруг резко остановился и вернулся к жене.       — Ответь мне только на один вопрос, Рози. — Девушка слабо улыбнулась и, подняв голову, с интересом посмотрела на супруга. — Откуда в тебе эта жажда унижений? Причём не чужих, а своих собственных?       Она с той же улыбкой пожала плечами и задала встречный вопрос:       — А откуда она в тебе?       Джеймс этого не выдержал. Рози не хотела сдаваться, а это означало, что сдаться должен был он. Эта бесконечная игра в ничью больше не могла продолжаться. Рози его сломала; он дико устал. И в тот вечер Маслоу решил положить всему этому конец.       Свою привычную дозу лекарства девушка принимала утром, за завтраком, поэтому у Джеймса была целая ночь, чтобы съездить в аптеку и приобрести для неё кое-что новое, более сильное. Утром парень велел Маргарет поменять старые таблетки на новые и, кроме того, дал какой-то порошок, который женщина должна была смешать с завтраком Рози. Заметив недовольство, промелькнувшее в выражении её лица, Джеймс спросил:       — Что-то не так?       — Я не хочу подсовывать это в её еду, — призналась женщина, возвращая порошок обратно хозяину.       Он не взял его и с недоумением нахмурился.       — Как это понять? Я не спрашиваю, хочешь ты этого или не хочешь, а просто требую сделать.       — Напрасно. — Маргарет бросила пакет с порошком на стол и подошла к плите, чтобы снять с неё турку с кофе. — Пора бы вам прекратить изводить бедную девушку, мистер Маслоу.       — Не поверишь, но я как раз и собираюсь сделать это, — стараясь не повышать голоса, ответил парень. — Это ведь не так сложно, Маргарет, да? Ты всегда беспрекословно выполняла то, о чём я тебя просил, что теперь изменилось?       — Вот это, — она указала взглядом на таблетки и порошок, — явно не пойдёт ей на пользу.       — Ты думаешь, я хочу её убить?       Маргарет вместо ответа поджала губы и отвела взгляд.       — Какого хрена, Маргарет?! — неподдельно оскорбился Джеймс и, закусив губу, немного прошёлся по кухне. — Как тебе только такое в голову могло прийти?       — Я ведь слышу, как часто вы ссоритесь, и думаю, что вы друг друга ненавидите...       — Я не ненавижу её! Слышишь? Совсем даже наоборот…       Он чуть не сказал это слово, а потому поспешил замолчать.       — Если бы ты знала, что на самом деле я сделал для неё, — тихо добавил Маслоу, — ты бы понимала, что её убийство для меня — самый страшный и непростительный грех. А я даже не верю в бога.       Маргарет нервно выдохнула и убрала волосы со лба.       — Ладно, извините меня за эти мысли, — сдалась она и внимательно посмотрела парню в глаза. — Но объясните тогда, для чего это всё?       — Я не намерен больше держать её рядом с собой. Я всё вижу и понимаю, что она ушла бы от меня при первой попавшейся возможности… Я неоднократно давал её ей, но… Она очень упрямая. Это всё её характер. И гордость. Я прекрасно понимаю, что её место не рядом со мной, поэтому хочу сделать очередной выбор за неё. Прошу, Маргарет, пусть она примет это за завтраком. Она просто крепко уснёт на несколько часов, без особого вреда для организма, а дальше я всё сделаю сам, ладно?       Женщина вздохнула, но не подчиниться всё же не смогла.       Итак, за завтраком Рози приняла лошадиную дозу сильного препарата, действие которого можно было бы сравнить с действием наркотика. Он подкосил её сразу же, и девушка потеряла сознание в тот момент, как встала из-за стола. Джеймс, находившийся рядом и ожидавший этого, подхватил жену на руки и унёс наверх. Там он аккуратно положил Рози на кровать, провёл рукой по её волосам, и задержался на пару минут, чтобы вдоволь ею налюбоваться. Уезжая на работу, он отдал распоряжение Маргарет собрать все-все вещи Рози в чемоданы, а Барри — перетаскать их в гараж. Сам Джеймс вернётся вечером, а до этого времени Рози гарантированно не проснётся.       Вечером, когда темнота заключила большой город в свои крепкие объятия, Джеймс отнёс на руках жену в автомобиль, посадил её на заднее сиденье и пристегнул ремнями безопасности. Всю дорогу парень, судорожно сжимая руль обеими руками, косился в зеркало заднего вида и пытался тем самым использовать любую возможность ещё раз взглянуть на свою жену. Он уже давно не смотрел на неё просто так, чтобы полюбоваться… Маслоу привёз её на съёмную квартиру, в которой она жила до переезда в его дом. Ещё днём он договорился с владельцем (слава небесам, что с квартиры только недавно съехали и она стояла пустая) и заключил договор ренты на год, так что Рози могла целых двенадцать месяцев жить здесь и ни о чём не беспокоиться.       Первым делом Джеймс отнёс девушку в спальню и уложил на кровать, заботясь о том, чтобы ей было удобно, а после этого перенёс в квартиру все её вещи. Много времени заняло то, чтобы разложить и расставить всё по местам, постелить постель, переодеть Рози в её старую одежду и так далее, и так далее. Он вернул ей всё, что забрал, кроме имени: новые документы на Рози Гамильтон лежали в ящике её стола. Глупо, но парню хотелось оставить ей хоть что-то на память о себе, пусть она этого и не поймёт.       Когда все дела были сделаны, Джеймс устало опустился на кровать рядом с женой и грустно посмотрел на неё. Это было то, чего он добивался последние два месяца, но он не думал, что это будет так тяжело. Парень снова погладил Рози по волосам, потом медленно наклонился и поцеловал её в щёку, на несколько секунд прижав губы к ароматной и мягкой коже.       — Надеюсь, твоя жизнь сложится лучше, чем могла бы, — прошептал он, поднимаясь на ноги. Бросил последний взгляд на неё через плечо и ушёл, погасив свет и заперев дверь на ключ (предусмотрительно сделанный дубликат). Ещё какое-то время он сидел в машине с выключенным двигателем, тупо пялясь перед собой, думая ни о чём и обо всём одновременно.       — Следующим утром она проснулась, — заканчивал Джеймс свой рассказ, повествуемый Логану, — и уже не вспомнила ни меня, ни моего отца, ни всего того, что мы сделали с ней и для неё. Уж не знаю, с какими мыслями она проснулась и что почувствовала, когда поняла, что последний год жизни просто выпал из её памяти. Наверное, подумала, что жёстко набухалась накануне и теперь ни черта не помнит.       Маслоу усмехнулся, разболтал немного вино в бокале и допил его. Логану, в отличие от друга, было не до смеха. Он сидел, взявшись за голову обеими руками, и бесцельно смотрел перед собой. События, описанные Джеймсом, так чётко вставали перед его глазами, точно он был их участником, и от этой правдивости ему становилось не по себе. В голове был миллион вопросов, которые он хотел бы задать другу, но Хендерсон чувствовал, что ни один из них теперь не имеет значения. Истинная правда, открывшаяся для него так внезапно, совсем не походила на те образы, те истории, которые сложились в его голове до этого. Логан совсем не такой представлял жизнь Рози до встречи с ним, совсем не такой ему виделась развязка всех этих странных событий, которым раньше он не находил ответа. Должно быть, всё это какой-то страшный сон, и он вот-вот проснётся…       — Надеюсь, теперь ты понимаешь, — продолжил Джеймс после нескольких минут молчания, — почему ни я, ни она не могли ни о чём рассказать тебе. Я заботился о своей репутации, а она просто ни черта не помнила. Впрочем, по большому счёту, теперь мне всё равно, кто и что скажет. Даже ты. Может, она заносчива, меркантильна, груба и упряма, но она моя жена. И, видимо, я ничем не лучше неё, раз решил, что заслуживаю такую супругу.       Логан всё ещё молчал и казался погруженным в глубокие раздумья. Хозяин дома молча наблюдал за ним, давая время для того, чтобы переварить услышанное и разобраться с мыслями.       — Можешь спросить меня, если хочешь, — добавил Джеймс, видя, что друг ушёл глубоко в себя и не собирается к нему возвращаться. — Отвечу на любой твой вопрос, кроме вопроса «Зачем ты это сделал?»       Хендерсон медленно перевёл на него ничего не соображающий взгляд и нахмурился.       — В том лекарстве, — начал парень севшим голосом, — в том препарате, который ты дал ей в последний раз… Это был наркотик?       Джеймс на мгновение прикрыл глаза и нехотя кивнул.       — Очень лёгкий, — сказал он, будто это оправдывало его поступок. — Он, как и другой препарат, был необходим для того, чтобы подчистить её воспоминания.       — Почему нельзя было обойтись без этого? — рассердившись, спросил Хендерсон.       — Ай, Логан, этот вопрос приравнивается к вопросу «Зачем ты это сделал?», а я на него отвечать не собираюсь.       — Это ты всё начал, Джеймс, ты понимаешь это? Её зависимость… это твоих рук дело!       — Не пори горячку, дружище. Повторюсь ещё раз: тот наркотик был очень лёгким, он не вызывает зависимость. А по поводу героина, на который она подсела уже без моей помощи… Это был её выбор. Она вроде взрослая девушка, Логан, и вольна сама решать, что ей нужно, а что нет.       — Смешно слышать это от человека, который год с лишним делал любой выбор за неё.       Джеймс пожал плечами и налил себе ещё вина.       — Мне абсолютно нечего тебе возразить.       Они ещё немного помолчали. После этого Логан, точно набравшись смелости, спросил:       — А моя с ней встреча? Это было случайностью?       — Можешь не верить, но да. Это было просто безумным, сумасшедшим совпадением! Видишь ли, то, что я оставил жену одну, ещё не означало, что я оставил её без присмотра. Я тайно, но очень осторожно наблюдал за её жизнью без меня и всегда был готов помочь ей подняться, если она вдруг упадёт; я всегда стоял на её защите, хоть она этого и не знала. Не было никаких сомнений в том, что она, вновь обретя свободную от брака жизнь, продолжит зарабатывать на еду и кров своим телом. Она ненавидит, когда я так говорю, но как по-другому? Надо называть вещи своими именами. В общем, она устроилась в один стриптиз-клуб и проработала там целый месяц, прежде чем её нашли Кендалл и Карлос и решили заказать её тебе на день рождения. Подумать только! Из тысяч стриптизёрш, которых они могли бы найти во всём городе и его окрестностях, они почему-то выбрали именно мою жену! Жизнь любит такие дьявольские совпадения. Я решил, что посмотреть на всё это будет очень забавно, подыграл парням и тоже вложил свои деньги в подарок для тебя. Я думал, что всё ограничится одним только танцем, и даже предположить не мог, насколько далеко зайдут ваши с ней отношения…       Логан смутился и отвёл взгляд. Да, были моменты, когда ему казалось, будто он испытывал романтические чувства по отношению к Рози (о боже, она ведь даже поцеловала его однажды!), но теперь это всё казалось безумным и просто отвратительным.       — Не надо, Логан, не стыдись, — поспешил утешить друга Джеймс, прочитав его мысли на его лице. — Я знаю, что эта девчонка может свести с ума кого угодно, даже такого крепкого перца, как мой отец. Так что я не держу зла на тебя и понимаю, если ты проникся к ней особыми чувствами… Впрочем, чтобы избежать ненужных оправданий, скажу сразу: я знаю, что моя жена на протяжении всего этого времени оставалась мне верна. Этого мне достаточно.       Хендерсон бросил на него быстрый взгляд.       — Ты до такой степени осведомлён о её личной жизни?       — О, конечно, — с серьёзным видом ответил Маслоу, — её личная жизнь — моя личная жизнь.       Между ними снова воцарилось молчание, которое Логан быстро прервал:       — А её… работодатель, убийство которого повергло её в настоящий шок и заставило бежать… это… это ты его убил?       Джеймс слабо улыбнулся.       — Вижу, ты вовсе держишь меня за больного ублюдка, Логан, так?       — Я просто не знаю, чего ждать от тебя,— беспомощно выговорил парень.       — Нет, это был не я. Честно говоря, у меня и не было повода желать ему смерти. Тот тип, он всё же был лучше, чем Энтони Ремиговски. Вот его, честно говоря, я бы своими же руками прикончил.       — А я его брата, — тихо добавил Логан.       — Но можно сказать, что убийца того неуравновешенного типа из стриптиз-клуба всё же сослужил мне хорошую службу. Ведь именно лишившись той работы, жена переехала ко мне в отель и этим значительно упростила мою работу. Чем ближе ко мне она находилась, тем проще было за ней присматривать. Что ж, видимо это всё-таки судьба.       — Она так ни разу и не узнала тебя?       — Впервые после неофициального расторжения нашего брака мы с ней увиделись как раз в стенах «Раунд-шота». Я вообще не хотел допустить нашей встречи, потому что у меня было опасение, что жена мгновенно меня узнает и все мои попытки похоронить эту историю окажутся тщетными. Но я встретился с ней случайно, непредсказуемо, и знал бы ты, как у меня подкосились коленки, когда она посмотрела на меня… и я не прочёл на её лице той ненависти, с которой она обычно смотрела мне в глаза в ту пору, когда мы жили вместе. Я понял, что она меня не вспомнила и вряд ли вспомнит. Препараты всё-таки подействовали на ура.       — Но, тем не менее, она всё-таки влюбилась в тебя, хотя и чувствовала необъяснимый страх перед тобой и вообще всеми мужчинами…       — Да, я думаю, она просто почувствовала сильную связь между нами на подсознательном уровне. У женщин интуиция работает гораздо лучше, чем у нас, будь уверен. Ну… или просто мои мысли материализовались. Больше объяснений у меня нет.       — Но ты вёл себя с ней как последняя скотина. Мне вообще казалось странным, что её чувства пробились даже сквозь каменную стену, которую ты пытался возвести между ней и собой. Мне казалось странным, что он влюбилась в тебя…       — А не в тебя? — с усмешкой закончил фразу за друга Джеймс. Логан замолчал и отвёл взгляд. — Чем хуже обращаешься с женщиной, тем больше ей нравишься. Я понял это слишком поздно. Ну и не знаю, Логан, не знаю, может, браки всё-таки заключаются на небесах?       — На небесах? Ты же оскорблял её, называл бл…, поливал грязью даже перед мной и парнями, в минуты её отсутствия… Зачем? Она ведь твоя жена, и ты, очевидно, любишь её…       — Да, однако это совсем не значит, что я не могу осуждать её образ жизни и её саму. Все слова, которые были произнесены мной в её адрес, шли от чистого сердца... Я действительно так о ней думаю.       — О, выходит, ты знал, о чём говорил, ведь ты всё время пытался убедить меня, что она не достойна моего внимания, просил меня держаться от неё подальше…       — А ты не послушал, — по-отечески улыбнулся Джеймс. — Глупый, глупый Логан. Ну разве это привело тебя к чему-то хорошему?       — Но и к плохому тоже не привело.       Маслоу не стал с ним спорить. Хозяин дома посмотрел на часы и в удивлении поднял брови.       — Однако уже почти утро, — сказал он, потирая уставшие глаза. — Не желаешь прилечь, дружище? Если честно, я дико устал, да и ты, думаю, тоже. Нам нужно отдохнуть. Я скажу Маргарет, и она сделает тебе великолепно мягкую постель…       — Нет, — замотал головой Логан, — мы не пойдём спать, пока ты не ответишь ещё на два мои вопроса.       Джеймс, уже поднявшийся на ноги, устало выдохнул и вновь рухнул на диван. Он действительно выбился из сил сегодня; его глаза от усталости уже покраснели и начали слезиться.       — Ну что ещё, Логан? — взмолился парень. — Я столько говорил, что мне кажется, будто никаких вопросов не должно было остаться.       Хендерсон натянул рукава толстовки и в задумчивости слегка прикусил большой палец. Он мысленно формулировал свои вопросы.       — Первое, — наконец заговорил гость, и Джеймс от звука его голоса слегка вздрогнул: он уже почти задремал, — ты ведь в курсе, что «Раунд-шот» сгорел около месяца назад? Это же была не случайность, так? И второе: как так получилось, что ты, так тщательно присматривающий за Рози, смог допустить, чтобы она начала принимать наркотики?       Джеймс шумно набрал в лёгкие воздух и внимательно посмотрел на друга. Логану показалось, что на его лице промелькнуло подобие стыда.       — Ну да, — согласился Маслоу, кивая, — наверное, я забыл рассказать ту часть нашей истории, которая интересует тебя больше всего. Что ж, отвечу на твои вопросы в обратном порядке, потому что эти события как раз шли друг за другом, и одно из них явилось следствием другого.       Когда она поселилась в моём отеле, я, признаться, несколько ослабил бдительность своего присмотра за ней, потому что считал, что она жила буквально под моим крылом и ей ничего не угрожало. Но это попустительство в итоге вышло мне боком. Я знал, что она, кое-как отделавшись от одного недобросовестного «работодателя», как ты его назвал, снова устроилась в стриптиз-клуб, уже в другой. Но я даже понятия не имел, что этот клуб принадлежит Энтони Ремиговски. Если бы я знал это с самого начала, возможно, я бы любыми средствами вытащил её оттуда… Ну, что теперь говорить об этом? Не секрет, что перед всеми девушками, которые приходят работать к Энтони, ставят ультиматум: либо ты работаешь здесь и подкрепляешь свою высокую работоспособность приёмом всяких психотропных веществ, либо вылетаешь, но это будет больно, позорно и унизительно. Зная, что делалось с отказавшимися подругами, девушки все как одна соглашались сесть на наркоту и, более того, подсаживали на неё ещё и своих клиентов.       Моя жена, как ты понимаешь, не стала исключением. Не знаю, пробовала ли она сопротивляться, но итог нам известен: сопротивление не сработало бы в любом случае. К моему счастью, ты, мой друг, сам того не подозревая, помогал мне присматривать за ней и первым обратил моё внимание на то, что с ней что-то происходит. Если мне не изменяет память, я нагрубил тебе и снова велел не соваться не в своё дело (но надеюсь, что ты, услышав продолжение этой истории, согласишься: это был хороший совет). Вообще-то ты поступил правильно, что не проявил равнодушия к её судьбе; просто мне было досадно из-за своего промаха. Я не уследил, отвлёкся и не смог вовремя спасти её от падения в эту страшную пропасть…       Я начал действовать без промедлений, и для начала решил просто поговорить с ней, предупредить и, если понадобится, немного запугать. В тот же день я приехал к ней в клуб, заказал приватный танец, а после этого пригласил свою жену в зал, чтобы выпить и немного поговорить с ней. На что я надеялся? Наверное, на свой авторитет в её глазах. Ты ведь сам говорил, что она влюбилась в меня, и я полагал, что мои слова хоть как-то на неё подействуют. Но я снова ошибся. В тот вечер она была под диким кайфом и, очевидно, не поняла и не запомнила ничего из того, что я сказал ей. Я видел, что она медленно опускается на дно, гибнет изнутри, и, что самое ужасное, ничем не мог помочь ей.       Пока я придумывал, что могу сделать для её спасения, она, очевидно, достигла крайнего отчаяния. Сначала она занялась поставкой наркоты многочисленным клиентам Ремиговски и решила, что никто не заметит, если она «одолжит» из большой партии скромную дозу для себя. Но это заметили, и ты, наверное, догадываешься, что за такое поведение делают с людьми. Затем она решилась на кое-какой другой поступок, весьма мерзкий и унизительный. Это был ещё один способ дополнительного заработка, который Энтони предлагал своим обворожительным сотрудницам. У Энтони есть много… партнёров, скажем так, которые были бы не прочь за бешеные деньги втроём, вчетвером и далее по возрастанию поиметь одну из многочисленных красоток, работавших на него. Не пыльная работёнка, да? Зато денег можно получить столько, сколько тебе никогда и не снилось! И моя жена, длительное время жившая (или существовавшая) без очередной дозы своего наркотика и доведённая благодаря этому до отчаяния, решила, что хочет таким образом заработать. Как я должен был отреагировать на это, Логан? Скажи мне. Неужели я должен был сидеть на месте и ничего не предпринимать, в то время как эти негры пускали бы мою жену по третьему кругу? Чёрта с два, бл…! Я не мог этого допустить!       Я задействовал кое-какие связи и, разумеется, деньги, чтобы найти этих богатых подонков, нанять снайпера и, собственно, убить их. Всё случилось как раз в тот момент, когда моя жена уже стояла у их постели и готова была… ну, ты понял. Её не задело, она вовремя спряталась (наверное, была напугана донельзя и ожидала чего-то подобного), но всё-таки это зрелище было не из приятных. Она сразу же убежала домой и просидела там взаперти всю ночь, наверняка трясясь от страха и ужаса. Утром её соседка уехала на работу, и я, воспользовавшись случаем, пришёл к ней в квартиру и забрал её. Не могу описать, как она была напугана и в то же время обрадована… Вряд ли я испытывал то же самое. У меня возникало чувство дежавю: я снова спасал её от опасности, жизнь словно шла по одному и тому же проклятому кругу… Я не был готов пережить это по новой, но всё зашло слишком далеко. Я больше не мог оставаться в стороне, не мог оставить жену одну. Ситуация приняла опасный оборот. И я обязан был снова взять её под свою защиту.       Сначала я упрятал её в своём доме в Санта-Кларите — том самом, где мы провели незабываемый год нашей совместной жизни. Я пока не стал ей рассказывать ничего из нашего общего прошлого: не хотел, да и не было времени на это. Я понимал, что те люди, которым я перешёл дорогу, будут искать меня, но, не удовлетворившись поисками, попробуют добраться до моей семьи. Я должен был сначала позаботиться о безопасности мамы и Тифани, и только потом надёжнее спрятать жену.       Дело усложнялось тем, что это было время, когда моя сестра залетела. Ты удивлён? Не знал этого? Она забеременела (от Дэнни, кстати говоря) не в самый подходящий момент, но зато очень вовремя от ребёнка избавилась (наперекор моему мнению, кстати говоря). Не буду вдаваться в подробности нашей с ней ссоры, это слишком утомительно. Но я оставил её одну в аэропорту, с деньгами, вещами и документами, и велел убираться на все четыре стороны, строго запретив вновь появляться в моём доме. Одна часть моей души очень надеялась, что Тифани улетит подальше отсюда, туда, где её не достанут эти подонки. Но другая, большая её часть всё же надеялась, что она вернётся домой, к маме. Я хорошо знаю сестру и уповал на то, что не прогадаю в своих расчётах. Ночью я заехал домой, чтобы втайне от мамы оставить в комнате Тифани подробную инструкцию к действию на случай, если в дом придут чужие. В придачу я оставил ей пистолет и, как смог, нарисовал схему его работы. Я был не очень осторожным, и мама заметила моё появление дома, хотя по легенде я должен был быть на полпути в гости к тёте. Пришлось выкручиваться и снова врать ей, но я не уверен, что она проглотила мою ложь.       Я понятия не имел, что Тифани сразу же из аэропорта поедет в «Раунд-шот», и, конечно же, не мог даже предположить, что в то же время, когда я под покровом тайны и темноты заезжал домой, мой отель полыхал синим пламенем. Там была моя сестра, там был мой друг и даже этот Дэнни, чёрт бы его побрал. Я чуть с ума не сошёл от ужаса, когда узнал об этом… Но всё обошлось. Отель подожгли те уроды, от которых я прятал жену, и это было чертовски низко с их стороны. Этим ударом они не навредили мне самому, но чуть не убили трёх моих дорогих людей, а двух из них и вовсе оставили без крыши над головой.       После пожара эта троица перебралась к нам в дом, и хорошо, что так случилось. Конечно, опасность теперь грозила не только моей семье, а ещё Кендаллу и Дэнни, но Тифани справилась с грузом ответственности, который я возложил на её плечи, и увезла их на квартиру, предусмотрительно приобретённую мной около полугода назад. Сейчас все четверо в безопасности, и их вряд ли достанут.       После того, как я огородил семью от угрожающей им беды, можно было заняться женой. Я планировал вовсе увезти её из страны на какое-то время, но начать решил с малого — увезти её хотя бы в другой штат, пусть и соседний. Рассказал ей, насколько плохо обстоят наши дела, убедил, что нас ищут и нам нужно срочно бежать из города. Она изменила цвет волос, чтобы избежать мгновенной узнаваемости (к слову, ты тоже так сделал, дружище), и мы начали своё путешествие под видом брата и сестры. По новым документам я взял нам билеты на самолёт до Юмы, и мы, чтобы переменить локацию, остановились на ночь в отеле «Сент-Бэрфис» у аэропорта. Кажется, так он называется? Приходилось каждый раз выдумывать нам новые имена, но к концу путешествия фантазия почти иссякла. Наверное, ты заметил это, а? В том отеле я избавился от её мобильного, чтобы путь нашего следования никто не смог отследить. Прилетев в Юму, мы останавливались ещё в двух отелях, прежде чем обосноваться в этом пригороде. Этот дом я приобрёл ещё давно, но мы ждали, пока сюда приедут Маргарет и Барри, без которых я, увы, как без рук. Пока мы коротали время в одном из юмских отелей, я решил рассказать ей о том, что на самом деле мы встретились впервые больше года назад и что мы, на минуточку, женаты. Сначала она не верила и смеялась надо мной, но позже поняла, что я не шучу, и между нами вспыхнула очередная ссора. Ничего нового, впрочем. Мы ругались на глазах у всего отеля, она говорила, что не намерена этого терпеть, что вырвется из-под моего контроля и вернётся домой. Я в свою очередь говорил, что больше не допущу нашей разлуки, потому что я и есть единственная её защита в этом мире, а мой дом — её дом. Наверное, глубоко в душе она это поняла и приняла, но внешне всё ещё пытается выказать своё несогласие.       Логан в продолжение рассказа Джеймса смотрел в одну точку, словно вовсе не слушал друга и думал о чём-то своём. Но на деле от его внимания не ускользнуло ни одно слово, произнесённое Джеймсом. Хендерсон всё услышал и этим рассказом мысленно заполнил пробелы в длинной цепи всей этой сложной и странной истории.       Маслоу, замолчав, взглянул на гостя сонными глазами.       — Есть ещё вопросы?       Логан, резко вырванный из мира своих мыслей, вздрогнул и тоже посмотрел на друга.       — Последний, — тихо ответил он.       — Задавай быстрее, пока меня не вырубило от усталости.       — Сейчас она употребляет?       Джеймс немного подумал, прежде чем ответить.       — Судя по твоему выражению лица, — начал хозяин дома, — ты осудишь меня, если я дам положительный ответ на твой вопрос. А ответ действительно положительный. Но прежде, чем ты начнёшь читать бесполезные нравоучения, хочу сказать, что ты вряд ли понимаешь природу наркозависимого человека. Он не остановится ни перед чем, чтобы получить желаемое, и, наверное, пример моей жены тебя в этом убедил. Нехватка в организме препарата, к которому он так привык, делает из человека настоящего животного. Ломка сводит с ума, толкает на безумные поступки, заставляет причинять себе боль. Жена каждый раз начинает угрожать, что что-нибудь сделает с собой, если не получит желаемого, и я верю ей, потому что неоднократно был свидетелем сего действа. Она царапала себе лицо, сбрасывалась с лестницы, билась головой о стену и делала много всего другого, на что я просто не мог смотреть. У меня не было выбора, Логан. Либо я позволю ей принять дозу, либо стану свидетелем её нелепого самоубийства. Угадай, что из этого я выбрал?       Хендерсон встал и, заложив руки за голову, принялся мерить шагами гостиную. Всё, о чём толковал Джеймс, казалось каким-то безумием. Такого быть не может, такого просто не может быть!       — Знаю, что ты очень хотел ей помочь, — с каплей сочувствия в голосе произнёс Маслоу, — и до сих пор хочешь. Но пойми, что это не в наших с тобой силах. Она зашла слишком далеко. Пытаться спасти её уже поздно.       — Совсем нет, — стиснув зубы, ответил Логан, — людям следует помогать бороться с зависимостью, а не поощрять её. Ты хочешь держать её здесь, в четырёх стенах, беспрестанно пичкать её наркотиками и верить, что это ей поможет? Ты же сам становишься её палачом, ты медленно, но очень мучительно её убиваешь! Ваша «семейная жизнь», как ты это называешь, продлится недолго — ровно до тех пор, пока ты сам, своими же руками её не убьёшь. И самое ужасное, что ты будешь думать, будто помогал ей и в этом нет твоей вины!       Джеймс сохранял внешнее спокойствие, но взгляд его метал молнии.       — Я подхожу к этому с умом, Логан, — тихо сказал хозяин дома. — Дозы, которые я даю ей, не такие уж большие. Они служат только для утоления её «жажды», назовём это так, чтобы она психологически осознавала, что уже приняла дозу и ей больше не нужно.       — Не имеет значения, это всё равно её убивает! Как ты не понимаешь, что ей нужна медицинская помощь, а не этот кратковременный эффект утолённой жажды?       Джеймс хотел что-то ответить и уже открыл рот, но замер в таком положении, когда заметил за спиной Логана тихо вошедшую в гостиную Маргарет.       — Что-то не так? — спросил он тоном, говорившим, что женщина вошла не в самый подходящий момент.       — Прошу прощения, Джеймс, я бы не стала вас беспокоить напрасно…       Взгляд его стал серьёзным и, как показалось Логану, несколько обеспокоенным.       — Так в чём дело, Маргарет?       — Просто там Рози…       — Что с ней? — в один голос спросили парни.       — Я зашла к ней в спальню, чтобы посмотреть, спит ли она, и спросить, не нужно ли ей чего… сами знаете, что в последнее время сон у неё неважный. И, когда я зашла, обнаружила её лежавшей на полу… Мне кажется, у неё обморок.       — Обморок? — переспросил Джеймс, голос которого принял беспокойное звучание. Он вскочил на ноги. — Тогда какого хрена мы тут языками чешем? — Большими шагами он двинулся к лестнице, но потом остановился и спросил: — А перед тем, как лечь спать, она не просила тебя сделать ей укол?       — Просила, даже умоляла, но я не согласилась, вы же знаете моё отношение к этому… Тогда она вроде как успокоилась, сказала, что сходит на кухню, чтобы попить воды, и сразу же ляжет спать.       Маслоу водил глазами из стороны в сторону и напряжённо о чём-то думал.       — На кухне было вино, — вдруг вспомнил хозяин дома и перевёл яростный взгляд на Маргарет. — Она брала его? Могла выпить его?       — Не знаю. — Глаза женщины сделались испуганными, голос её задрожал. — Не знаю, Джеймс, я не проверяла…       — Чёрт возьми! — воскликнул он и в спешке начал подниматься наверх. — Логан, сделай одолжение, возьми с каминной полки ключи и заводи «лэнд-роувер». Сейчас мы втроём кое-куда прокатимся.