Страсти и сласти
Такси остановилось, и пока водитель воевал с барахлящим терминалом, не желавшим принимать кредитную карту, Джиллиан бросила быстрый взгляд в зеркало заднего вида. То, что ей удалось рассмотреть, оставило неприятный осадок. В глазах отражались хаос, печаль, тоска, ярость и боль — все те чувства, которые она так тщательно подавляла, опасаясь потерять над собой контроль. Сколько ещё она сможет это выносить, пока не сложится, наконец, как карточный домик? Когда у нее иссякнут силы и железное самообладание? Последнее, кажется, почти на пределе. Она попросту сбежала из дома, оставив спящего Кэла. Правильным было бы разбудить его и вызвать на откровенный разговор. Но она пока не была готова, ее трясло от возмущения, желания проораться от души, и мучило желание отхлестать Кэла по щекам. Но она менее всего хотела поучаствовать в безобразном спектакле, подобном тому, которые устраивала Зоуи. Свидетельницей одного из таких Джиллиан как-то «посчастливилось» оказаться. За время общения с Лайтманом она уже давно научилась концентрироваться на главном и не замечать всё остальное, и эта ее особенность была необходима ей сейчас. Подхватив сумочку, Джиллиан выбралась из машины. Глотнула свежего воздуха и провела рукой по животу, ощутив лёгкое трепыхание под ладонью. Удивительно, но ребенок как будто понимал, что ей пока не до него, чувствовал её настроение: притих в животе, лишь изредка тихонько пинался. Поднявшись на крыльцо дома, Джиллиан, прежде чем позвонить, для верности посмотрела на своё отражение в дверном стекле — привидения выглядят краше. Горько усмехнулась, легонько похлопала по щекам и попыталась изобразить широкую приветливую улыбку. — Господи, Джиллиан, что случилось? Ты ужасно выглядишь, — лицемерием Сара никогда не отличалась. Открыв дверь шире, она остолбенела при виде лучшей подруги, в изнеможении привалившейся к дверному косяку. — И тебе доброго утра, — поприветствовала Джиллиан подругу, стараясь придать голосу насмешливый оттенок и, кажется, у неё это получилось. — Это у кого как? — нахмурилась та, окидывая Фостер осуждающим взглядом. Лицо Джиллиан заметно осунулось, на щеках горел неестественный румянец. Её лучистые серо-голубые глаза потускнели и казались меньше из-за набрякших век, да и вообще вид у неё был какой-то помятый. За всё время, что Сара знала Джиллиан, ей очень редко доводилось видеть подругу в таком состоянии. Обычно та тщательно заботилась о своей внешности и почти никогда не позволяла себе вот так открыто демонстрировать эмоции. Вернее, не была столь морально выжата и раздавлена, что не хватало сил прятать негатив под маской благополучия. Фальшивая улыбка подруги не ввела Сару в заблуждение. Они дружили с первого курса колледжа, и она знала Джиллиан не хуже, а в чём-то, может, даже и лучше, чем себя. И сейчас для неё было абсолютно ясно, что случилось нечто чрезвычайное. Привстав на цыпочки, Сара оглядела лужайку перед домом, и парковочную площадку перед гаражом. — Надеюсь, Джилл… — Я приехала на такси, — она рассеянно улыбнулась, расслабляясь, — даже в самые хреновые дни я не примеряю на себя роль самоубийцы. Фостер даже испытала некоторое облегчение: раз Сара раскусила её, то и не придется разыгрывать перед ней радостную и счастливую Джиллиан. Разве что чуточку завуалировать мерзкое настроение и дурное самочувствие. — Хотя бы это успокаивает. Взгляд и слова Сары были весьма выразительны, а разочарование в её голосе показалось оскорбительным. — Тебе что-то не нравится? — Нет, Джилл, все в полном порядке. Хотя и без каких-либо разъяснений она поняла, что появление Джиллиан у нее дома в такой ранний час, да еще в рабочее время, имеет особые и наводящие на неприятные размышления причины. — Сара, прекрати изображать заботливую мамочку, — сердито фыркнула Фостер, — твое лицо, на нем всё написано. И еще, не пытайся читать меня, это бесполезно, даже Кэл пасует, если я этого не хочу. — Это всего лишь простое дружеское беспокойство, — Сара пожала плечами. — Вести машину с животом – тот еще квест. И да, я не столь плоха в чтении эмоций. Я практикуюсь. — Она вздохнула. — Иначе из тебя не вытянуть правды. Последнее утверждение подруги Джиллиан пропустила мимо ушей. — Иисусе! И в чем же тут проблемы? — вспылила она. — Кто раскатывал, нет, гонял на машине почти до самых родов? — Стоп, Джилл. Не стоит так нервничать. И ситуация и время были другими. Меня не похищали и не держали в плену. — Обалдеть, а это-то при чем? — Джиллиан раздраженно всплеснула руками и закатила глаза. Сара поняла опрометчивость и идиотизм своих слов. — О, Господи, Джи. Я не должна была… Они замовчали, обменявшись выжидательными взглядами. — Все нормально Сэс, — Джиллиан качнула головой, на мгновение прикрывая глаза. — Это ты меня прости. Последнее время я сама себя не узнаю. Ответом послужил долгий вздох, Сара побарабанила пальцами по дверному косяку, но так и не сказала то, что хотела. Потянула Джиллиан за рукав. — Хватит стоять на пороге. Проходи в дом, вот-вот пойдет дождь. Не хватало тебе промокнуть. Джиллиан не двигалась с места, её внезапно бросило в дрожь. — Пообещай, что не станешь устраивать допрос, — неловким движением она убрала за ухо заслонившие лицо пряди волос. Но сбить Сару с толка и заставить что-то пообещать было крайне сложно, она насторожилась, прищурилась и указав на живот Джиллиан обеспокоенно поинтересовалась: — Ребёнок? — Нет, — Фостер передернуло, — с ребёнком все в порядке. Даже Саре она не могла признаться, что сегодня один из тех гадких дней, которые иногда случались за время беременности — она испытывала внезапные вспышки ненависти к растущему внутри у нее существу. Тревога Сары только усилилась, она сделала шаг вперед, раскрывая подруге объятия. — Что с тобой, дорогая? Что произошло? Запнувшись о коврик, Джиллиан покачнулась и ответно обняла Сару, тесно к ней прижимаясь. Сара всегда была такой надёжной, успокаивающей, такой родной, от нее исходило добро. — Он? Снова он накосячил? — скорее утвердительно, чем вопросительно проговорила Сара, целуя Джиллиан в висок. Та отстранилась, опустила плечи, а на лице появилось безошибочное выражение раздражения. — Не надо, Сара. — Хорошо. Проходи. Я сварю какао, как ты любишь, с зефирками. Джиллиан ни разу не поверила, что Сара вот так просто смирилась с ее нежеланием говорить о Кэле, и ответила тихим, но твёрдым голосом: — Нет и еще раз нет. Я не хочу и не стану обсуждать эту тему, договорились? Уточнять, что она имела в виду, не было необходимости. Сара только вздохнула, и без объяснений всё понятно — снова этот ублюдочный доктор Лайтман наломал дров. Сколько же можно? Сару, которая была одета в спортивный костюм и тапочки на босу ногу, внезапно пробрал озноб. И она начала потихоньку подталкивать Джиллиан к входу в дом. — Сейчас ты устроишься на диване, я принесу плед и всё же сварю какао. А потом мы поболтаем. — Нет, — Джиллиан отрицательно качнула головой.— Я не стану торчать дома и изображать из себя несчастную страдалицу. К чёрту! — почти выкрикнула она. И тут же бросила виноватый взгляд на Сару. — Прости. Проклятье, я совсем расклеилась, — пробормотала она себе под нос. — Я не хотела. — Хотела, Джилл, и это нормально. Если это поможет тебе выпустить злость… действуй. Сделай ему так же больно, как он сделал тебе. Фостер помотала головой. — Я не хочу делать ему больно. Это ничего не решит. — Хочешь. Ради всего святого, Джилл, признай же это! Но Джиллиан, гневно сузив глаза, увернулась и прошла мимо, когда Сара попыталась ее обнять. Фостер опустилась на маленький диванчик и, упрямо сжав кулаки, сердито тряхнула волосами. Она присела рядом и обняла ее за плечи, плотнее притиснув к себе. Джиллиан не стала противиться. Одна ее ладонь лежала на животе, и Сара осторожно накрыла её своей. Выглядела она при этом так, словно хотела задушить голыми руками того, кто, на свое счастье, был достаточно далеко от нее. За годы знакомства Сара хорошо изучила Джиллиан, и знала, насколько та терпелива, но и у бесконечного терпения бывает предел. — Постарайся расслабиться и подумай о ребенке. Он, сейчас должен быть для тебя на первом месте. Фостер откинулась на спинку и положила обе ладони на живот. — Последнее время я стала быстро уставать, — внезапно пожаловалась она. — А бессонные ночи не прибавляют сил, — упрекнула ее Сара. И тут же снова пожалела о сказанном, пересекаясь с гневным взглядом Джиллиан. Но та справилась с собой и даже смогла беспечно улыбнуться. — Давай закончим этот разговор. Я приехала не ради ссоры, — Фостер провела ладонью по волосам и глянула на Сару, прищурив глаза. — Предлагаю вспомнить прошлое и заглянуть в наш любимый ресторанчик. Уже время ленча. И обязательно полакомиться фирменными десертами. Если, конечно, у тебя есть время и желание, — опомнилась Джиллиан, она настолько была погружена с себя, что не поинтересовалась планами Сары, и понятия не имела, как у нее обстоят дела со свободным временем. — Отличное предложение. У меня сегодня выходной, иначе ты бы просто не застала меня дома. Я вернулась на работу. Т-с-с… — она приложила палец к губам, — эта тема не обсуждается, пока. Они переглянулись и рассмеялись в этот раз искренне. Официант убрал со стола тарелки и вскоре появился с подносом, уставленным десертом: шоколадное суфле под сахарной решеткой, клубничное печенье, крем-брюле и шоколадный торт. — Лично от шеф-кондитера с наилучшими пожеланиями, — торжественно произнес он и ослепительно улыбнулся. — Ай-ай-ай, — пробормотала Джиллиан, принимаясь за торт. Казалось, что она справилась со своими переживаниями, и сейчас выглядела вполне довольной. И больше не походила собственную бледную тень. — Плохи мои дела, а? — она хитро прищурилась. — Смерть, — с чувством произнесла Сара, раздумывая, насколько искренне поведение Джиллиан, и подвигая к себе вазочку с суфле. — Удивительно, — Сара положила в рот полную ложку десерта, решив прощупать почву, — но сладкое на тебя действует, как самое лучшее успокоительное. — Все оттого, что я, в отличие от большинства прекрасных дам, не испытываю угрызений совести, съедая большой кусок торта или маффин со сливочным кремом. Это объяснение было слишком далеко от того, что ожидала услышать Сара, но безусловно верным. — И то, что сладкое вредит фигуре, тебя не пугает, — ей в тон ответила Сара. — Моей фигуре уже ничто не может повредить, — тепло улыбнулась Джиллиан и погладила себя по животу. — Нам нравится. По ее лицу скользнула мягкая, с оттенком самодовольства улыбка, свойственная большинству беременных. Ответ для Сары был ясен. Джиллиан желала говорить о чем угодно, кроме подвисших отношений с Лайтманом. А то, что их отношения были готовы вот-вот развалиться, Сара не сомневалась. Настолько наигранной веселости и фальшивого добродушия Джиллиан не демонстрировала с того самого дня, когда призналась, что Алек снова и очень давно подсел на кокаин, и она подает на развод. Да и сидели они в этом же ресторане и за тем же самым столиком. Организм защищается: прячет образы, голоса, звуки в дальний угол сознания, недосягаемый для наших мыслей. Но воспоминания живут и прорастают там, царапают изнутри, посылая по всему телу почти незаметные волны, превращающиеся в боль, зажатость, сомнения и тревогу. — Марио просто волшебник. Ммм… — Джиллиан закатила глаза и отправила в рот хрустящее печенье с шоколадной глазурью. Помешивая ложечкой кофе, Сара из-под ресниц посматривала на Джиллиан, та всегда заедала свои горести и тревоги шоколадом. И по количеству фантиков от конфет еще в колледже Сара научилась определять силу и глубину ее переживаний. Десять из десяти. Как же хорошо, что Лайтман находился вне досягаемости. Сара точно угадала ее настроение, Фостер была расстроена, все еще зла на Кэла, вымотана бессонной ночью и с удовольствием вытянулась бы на диване под пледом, выпила горячего какао, расслабилась и закончилось бы все жалостью к себе и слезами. Но гордость и самолюбие не позволяли, не для того она уехала из дома, оставив Кэла в одиночестве. Тревожно кольнуло сердце. Пусть немного помучается. Хотя кого она хотела обмануть, если сейчас Лайтман чем-то и мучается, то это жестокое похмелье. Он слишком уверен в ее личном благоразумии, чтобы тревожиться о том, что она совершит некую глупость. Это ее ломает от переживаний и неизвестности. — Достаточно набрать номер, — голос Сары вклинился в ее мысли, — и ты получишь ответ и перестанешь дергаться. — Я не дергаюсь. — Джилл, ты то и дело посматриваешь в сторону сумочки. Ждешь… — Заткнись, Сара! Рука дрогнула и Джиллиан неаккуратно положила ложку на блюдце, тонкий фарфор жалобно звякнул, а Джиллиан опустила взгляд, уставившись на рисунок на молочной пене в чашке. Они уже больше часа сидели за маленьким столиком на двоих в углу обеденного зала ресторана «Сан-Лоренцо». Большая пальма в кадке загораживала их от обедающих за соседним столиком. В зале, как всегда, стоял ровный несмолкающий гул голосов, оказывая некое успокаивающее действие на нервную систему. Перекусив куриным салатом и фаршированными помидорами, они отдали должное десертам, которыми славился этот небольшой итальянский ресторанчик. — Джилл… — Не начинай, Сара. Я же все вижу по твоему лицу. Ты такая же настырная и непонятливая, как Кэл. Неудивительно, что вам сложно общаться друг с другом. — А вот и неправда. Что-то в последнее время мне с тобой значительно сложнее находить общий язык. Джиллиан закрыла глаза и вздохнула. — Ничего особенного не произошло. Ничего, — она отчаянно пыталась в этом убедить себя. — Последние дни было много работы, и мне хочется приятно провести время с подругой. Имею я на это право? Джиллиан понимала, что Сара сейчас ловит каждое ее слово, малейшую интонацию, любое движение, и приложила все усилия, чтобы выглядеть убедительной. Подруга-психолог иногда спасение, а иногда, как сейчас, сущее наказание. — Ты всегда была отвратительной лгуньей, — припечатала Сара. — Но ладно, будь по-твоему. Она задумалась, затем непринужденно откинулась на спинку диванчика. — Будем смотреть правде в глаза, Джи. Что касается сластей, нам с тобой крупно повезло, — Сара удовлетворенно вздохнула. — Вспомни годы, проведенные в колледже. Как нам завидовали однокурсницы и частенько злилась Карина. — Сара озорно улыбнулась, запуская ложку в нежную сливочно-шоколадную массу. — Мы объедались сладостями и хоть бы что, а бедная Каро страдала оттого, что каждая съеденная шоколадка оседала у нее на бедрах. Безумно вкусно. Хочешь попробовать? — Спасибо, дорогая. Мне бы со своим управиться. — Ты всегда обожала шоколад и ела его в неограниченном количестве перед экзаменами, — она секунду помолчала и полувопросительно-полуутвердительно добавила: — Заедала стресс. Джиллиан бросила на Сару короткий предупреждающий взгляд. Та пожала плечами. — И продолжаешь этим заниматься сейчас. Джиллиан не приняла вызов, но ответила с некоторым раздражением: — Сэс, мой вес почти не менялся с восемнадцати лет, если не брать в расчет нынешнее положение. Хотя до четырнадцати лет я была очень даже пухленькой, но за лето вытянулась на три дюйма и похудела на пятнадцать фунтов. — Моя мать и твоя свекровь всегда говорила, что я из породы борзых, а ее любимый сын и жену подобрал из той же серии. Джиллиан иронично улыбнулась, глядя, как тщательно добирает Сара остатки крема. Та облизнула губы, потом промокнула салфеткой, оставив светло-розовое пятно от помады. Положила в чашку две полные ложки сахара и, медленно помешивая кофе, серьезно посмотрела на Джиллиан. — Дальше так продолжаться не может. Надо что-то менять. — Ты о чем? — Фостер непонимающе глянула на Сару, хотя сразу догадалась, что та имела ввиду. — Джилл, ты себя доведешь. Да и ребенку мало пользы от твоих переживаний. — Не надо беспокоиться. У меня все в порядке. Просто отлично… Ответом стал скептический взгляд Сары. — Прошу, не надо, — Джиллиан выпрямилась и посмотрела на подругу укоризненно, — мы не станем обсуждать мою личную жизнь. — Не будем. Но мне звонила Мэган, ты пропустила четыре встречи. Джиллиан ничего не ответила, упрямо сжав губы, бросила сердитый взгляд на Сару и тут же отвернулась. — Ты и раньше отличалась скрытностью. Все сама. Сама справлюсь, сама устрою, сама, сама… Джилл, так же нельзя. Нельзя все дерьмо копить в себе. Нельзя… Без помощи психолога ты так никогда окончательно не выкарабкаешься из эмоционального ада. — Стоп, — Джиллиан стиснула руку Сары, — или ты прекращаешь эту нравоучительную беседу, позабыв, что я более компетентна в вопросе, как бороться с последствиями стресса и шока, или я встаю и ухожу. Ты такая же, как Кэл. Дотошная и постоянно давишь на меня. — Мне тяжело смотреть на то, как ты ломаешь себя. Джилл! — не унималась Сара — Да пойми же ты, твоя гибкость и сопротивляемость не бесконечны. — Я стараюсь. Но мне нужно время. И давай прекратим обсуждать мое поведение. Я уже начинаю сожалеть, что заехала к тебе. Сара вздохнула, она слишком хорошо знала Джиллиан, та никогда не любила задушевные беседы, но всегда выполняла обещанное. Джиллиан обманывала саму себя, отлично понимая, что и улыбка у нее фальшивая, и на сердце грузом лежала тревога, которая по непонятной причине росла и порождала беспокойные мысли. Конечно, было бы хорошо вывалить все проблемы, пожаловаться, поплакаться в жилетку. Но это невозможно. Слишком унизительно. Хотя, кто, как не Сара, мог бы понять и поддержать. Ее брак был самым настоящим испытанием. Адам Грэхем – такой вежливый и обходительный – оказался самым настоящим подонком и сексистом. Для него жена была всего лишь красивым приложением, молчаливым и покорным. — Хочешь еще кофе? — бодро спросила Сара, чтобы вывести Джиллиан из задумчивости. — С удовольствием, — отозвалась та, отодвинула стул и выбралась из-за стола. — Только заскочу в туалет на минутку. Воспоминания — это насилие. Они затаились где-то в глубине души. Синапсы подключаются к синапсам и всплывает картина прошлого. Как бы там ни было, необходимо подвести черту под правдой, чтобы обрести окончательный покой и перестать бояться темноты. Это всего лишь воспоминания, Хотя не только. Они — твоя жизнь, и они нужны, чтобы подняться на ее следующую ступень. Воспоминания наполненные снами, снами, которые стоит посмотреть, эмоциональный взрыв — иногда единственное, что нужно тебе. И только для того, чтобы выдержать общение с самим собой. Острая необходимость побыть в одиночестве и внезапный страх подняли ее с места. Она наклонилась над раковиной, сердце колотилось и немного подташнивало, она определенно переела сладкого. Джиллиан несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, подождала немного. Дурнота и сопровождавший ее страх прошли. Фостер внезапно так разозлилась на себя за слабость, что ее затрясло. Ей захотелось наброситься и ударить… Ударить кого? Что? Ведь нет ничего, на чем она могла бы сорвать злость. Она могла бы ради собственного спокойствия позвонить. И снова выслушивать равнодушные длинные гудки? К черту! Вдруг, непонятно почему, она представила себе Кэла с ребенком на руках, так отчетливо, что пришлось крепко зажмуриться, не позволяя себе расслабиться при виде столь волнующей картины. А вообще-то сейчас ей хотелось, чтобы Кэл оказался рядом. Без него так одиноко и тревожно. Он нужен ей, единственный мужчина, которого она любила. Скорее, не потому что, а вопреки всему. Он нужен сейчас… Слезы подступили к глазам, и она долго смотрела в пустоту. Человеческий мозг устроен таким образом, что для защиты души стирает страшное или разбивает на фрагменты. По этой причине люди зачастую не помнят того ужаса, что пережили, и подобная амнезия в большинстве случаев является не проходящей. Кэл хочет знать все, что произошло, а мне не хочется вспоминать. Не получается. Страх парализует сознание, вызывает мучительное чувство стыда. Несмотря на все усилия, мои и психотерапевта, так и не удалось восстановить в памяти полную хронологию событий, лишь отдельные вспышки. Сознание сопротивляется. И мне самой просто хочется забыть и оставить случившееся в прошлом. — Перестать! — зло прошипела Джиллиан своему отражению в зеркале. — Немедленно. — И вырвавшись из объятий жалости к самой себе, зашла в туалетную кабинку. Через пару минут она бросила беглый взгляд на свое отражение в зеркале, заставила себя улыбнуться и вернулась в обеденный зал. Опустилась на удобный кожаный диванчик возле стоящего у большого панорамного окна столика и огляделась. Где-то поблизости затрезвонил телефон. — Джилл, ты не хочешь ответить? — поинтересовалась Сара после того, как звонок повторился. — Почему я? — удивилась Фостер. — Потому что звонит твой мобильный, — Сара указала взглядом на сумочку Фостер. — Мой? — недоуменно переспросила она и потянулась за сумочкой. Звук стал заметно громче. — Но… — Джиллиан осеклась, доставая телефон и изумленно уставилась на надрывающийся айфон. Волна необъяснимого ужаса придавила ее к месту, и не в состоянии хоть что-то выговорить, Фостер протянула мобильник Саре.Самое дорогое тебе, за дорогое мне
— Иди сюда, — приказал Дин, указывая кивком. — Вокруг стола, к двери. Голос у него был спокойный, почти дружелюбный. И чужой, внезапно осознал Кэл, еще сильнее напрягаясь. Лайтман медленно двинулся навстречу незнакомцу, обходя разделявшую их кухонную стойку. — Стой! — приказал тот. Лайтман и не подумал подчиниться, сделав еще пару нервных шагов вперед, но черный зрачок «глока» уставился Кэлу в грудь, послужив отличным тормозом. Кэл переступил с ноги на ногу и вперился взглядом в лицо Таннера. Таннера? Да ни хрена подобного! Лайтману хватило еще одного более пристального взгляда, чтобы окончательно удостовериться — заманивший его в ловушку мудак – не Дин Таннер. Фигура, осанка и манерность жестов ввели Кэла в заблуждение — чертов язык тела подложил подлянку сознанию. Тип дьявольски похож на Таннера, но не он. Кэл секунд тридцать, чувствуя, как сердце отсчитывает мгновения, замедляясь, угрюмо пялился в отвратительно знакомое, но черт его дери, в то же время незнакомое лицо, и первым нарушил повисшую тишину. — Ты не Дин, — процедил Кэл сквозь зубы, еще не решив, радоваться или огорчаться, что перед ним не призрак ублюдка. В призраков Кэл не верил, но минуту назад уже был готов изменить свое отношение к ним. — Верно, — он взъерошил волосы, избавляясь от прилизанной волосок к волоску стильной таннеровской прически. — Вот и привалило мне счастье встретиться с самим доктором Лайтманом лицом к лицу, — прозвучало вроде бы с интересом. Вот только все его наигранное добродушие не смогло обмануть Кэла. Теперь, когда свет из окна падал на лицо мужчины, Кэл мог его рассмотреть более внимательно. Подонок был заметно старше Таннера. И не обладал талантом Дина внушать доверие. Ни капельки. — Срань господня, а я ведь чуть не купился, — фальшиво хохотнул Кэл, разводя руками. Двойник был крайне доволен произведенным впечатлением, он панибратски ощерился, вот только его взгляд оставался цепким и каким-то пустым. Кэл продолжал изучать его лицо, выискивая ещё что-нибудь полезное для себя. Что-нибудь другое, отличное от слишком очевидных высокомерия, презрения и злости. Кэл ощущал исходящую от незнакомца угрозу, она таилась в глубине серых глаз, в каждой черточке красивого, улыбающегося лица, но это не умалило желания врезать ему по самодовольной морде. Кэл сделал осторожный шажок вперед, как бы примериваясь. Он прекрасно осознавал собственную импульсивность, порой именно она помогала ему оказаться в выигрыше, но сейчас ситуация складывалась не в его пользу. Стиснутые в кулаки руки зудели. Лайтман прищурился, быстро просчитывая в уме возможные варианты. Взгляд замер на «глоке». Черт! Кэл быстро перевел взгляд на лицо ублюдка. Тот почти неуловимо, как бы говоря, ну давай рискни, ухмыльнулся, и повел дулом пистолета вверх вниз, отступая назад, его лицо снова оказалось в тени. Хитрожопый сучий сын. Кэл привычно склонил голову вбок, неосторожно, излишне резко подался вперед и нечаянно моргнул. В ту же секунду с неожиданной силой подонок ударил Кэла по лицу — в переносицу. Кэла отбросило назад, и кровь ручейками полилась из обеих ноздрей. — Ты хочешь меня напугать, — прохрипел Кэл, настырно шагая вперед. И, прежде чем прозвучал ответ, он сделал ныряющее движение и всадил Лжедину кулак в область печени, так быстро и сильно, что тот едва успел увернуться и избежать удара головой об угол кухонного шкафа. Ошеломленный атакой Кэла, он, переводя дыхание, замешкался, а Кэл снова ударил его теперь в подбородок, и этого почти хватило, чтобы свалить незнакомца с ног. Кэл заметил, как мотнулась голова мужчины, он опустил руку с пистолетом, пошатнулся, но устоял, слишком скоро очухался и опередил Кэла, предотвратив его попытку перехватить оружие. В тот раз удар пришелся под дых, и Лайтман, захлебнувшись воздухом, приложился поясницей к мраморной столешнице, услышал непонятный хруст и на несколько мгновений от боли потерял ориентацию. Проморгавшись, перове, что Кэл увидел — дуло пистолета, направленное ему четко между глаз. — Я и не такого повидал, для меня это детские игрушки, — насмешливо проговорил Кэл, сплюнул кровь под ноги Лжедина, глядя на него с глубочайшим презрением. — Обмен верительными грамотами прошел успешно, — спокойно констатировал тот. — Более чем, — буркнул Кэл, ему все никак не удавалось продышаться. — Руки на затылок, психопат. Прежде чем Кэл успел понять, в чем дело, и среагировать, Лжедин приставил ему к голове пистолет, и Лайтман ощутил у виска холодное дуло оружия. — Предупреждаю. За каждое несанкционированное движение будет наказание, — зло процедил Лжедин. Кэл отметил, что настроение паршивца менялось с бешеной скоростью: то он ухмылялся и был снисходителен, а через секунду разве что не скрипел зубами от злобы. И он производил впечатление человека, который не будет колебаться ни секунды, чтобы при необходимости нажать на курок. — Уговорил, — Кэл промокнул рукавом пальто кровь под носом и заложил руки за голову. — Я пришел сюда получить ответы на вопросы и кое-что обещанное, — примирительно сказал он, отчаянно сдерживая бурлящий внутри него гнев. Кэл видел, что мирные переговоры на равных – пустая надежда, но все же стоило попытаться. — Понятно. Шагай в дверь. Незнакомец отошел в сторону и, махнув пистолетом, указал направление. — Винный погреб. Дорогу знаешь. Сердце подпрыгнуло в горло, чувство опасности дало о себе знать — проклятье, пока он шастал по дому, за ним наблюдали. Кэл крайне редко нервничал по-настоящему, но сейчас ему словно подуло ледяным воздухом в затылок. Мать твою! Во что он ввязался в этот раз? Заметив, что от сильного напряжения он задержал дыхание, и уже начало гореть в груди от нехватки кислорода, Кэл выдохнул. — Ты плохо слышишь или хочешь разозлить меня? — с приторной вежливостью обратился к нему Лжедин. Кэл неторопливо, с провоцирующей неспешностью поплелся через кухню к выходу. — Так все же, кто ты? Он развернулся в дверях, пытаясь хоть что-то прочитать по лицу фальшивого Таннера. — Двигай! Кэл с видимым покорством держал руки на затылке, вышел в коридор и, притормозив, снова задал тот же вопрос: — Кто ты? Резко обернулся на Лжедина, ожидая гневной реакции. Тот на удивление спокойно ответил: — Блудный сын, — рассмеялся своей шутке. — Брат. Шагай вперед. Сказки сказывать позже будем. Брат? Кэл немного прифигел от этого признания, не заметив лжи. Насколько Кэл помнил содержание досье Дина Таннера, когда-то принесенное ему Валловски, про братьев в нем ничего не говорилось. Кэл не был столь хорош, как Фостер, чтобы определить ложь по голосу, а читать лица затылком не умел даже он. Так что задавать наводящие вопросы не имело смысла. Пока. Только язык снова опередил мысли: — Неа… — помотал головой Кэл, — не брат. За спиной раздался короткий смешок, тычок в спину и ленивое: — Давай чеши вперед, болтливый всезнайка. Пытаясь выгадать себе хоть несколько долей секунды для маневра, на тот случай, если подфартит, Кэл шагал нарочито неторопливо, подволакивая ноги и поглядывая по сторонам, стараясь хотя бы приблизительно определить, какая дверь куда ведет. Дважды он свернул не в ту сторону и получил ещё тычки в шею пистолетным дулом. Теперь чуть ниже линии волос кожа горела, и Кэл знал, что именно туда войдет пуля, если Дин решит выстрелить. Лайтман по инерции продолжал думать о конвоирующим его мужчине, как о Таннере. Когда Кэл уже наполовину спустился по лестнице, дважды едва не загремев по порогам почти в кромешной темноте, Лжедин включил свет. — Стой. Теперь поверни направо. Между этими охуительно дорогими винами. Теперь вперёд. Налево. Кэл уперся в запыленный стеллаж от пола до потолка, полностью забитый бутылками. — И что дальше? — он повернулся к своему конвоиру. Прозрачно-серые глаза Лжедина встретились с глазами Кэла лишь на долю секунды, и от ответа у Лайтмана по позвоночнику побежал холод. То, что всплыло на поверхность и отразилось на его лице, заставило вздрогнуть и забеспокоиться о сохранности собственной жизни. Этот сукин сын был не так прост, как пытался выглядеть. Лжетаннер мотнул головой, словно выныривая в реальность. — Какой же ты нетерпеливый, — лениво хохотнул он. — Отсчитай пятый сверху ряд, восьмая бутылка справа. Кэл коснулся пальцем нужной бутылки. Руки дрожали от сдерживаемого гнева, невозможности выплеснуть его наружу и ощущения близкой опасности. — Резко вдави и поверни против часовой стрелки. Кэл последовал указаниям, пальцы всего лишь проскользили по гладкому стеклу. — Идиот, — прозвучало за спиной, и между лопаток уперлось пистолетное дуло, — против часовой, мудила. Стеллаж бесшумно отъехал вправо, открывая стальную дверь с глазком и электронным кодовым замком. — Набирай. Семь. Три. Девять. Единица. Четыре. Открывай. Кэл нажал на утопленную в металл чёрную пластиковую ручку. «Как у меня в машине», мелькнула нелепая мысль. Замок тихо щелкнул, дверь плавно подалась вперед. — Выключатель направо. — Кэл пошарил по стене. — Ниже. Вспыхнул яркий свет. Лайтман ослеплёно моргнул и тут же попятился. Возможно, именно так выглядел ад. Для них. Кэл не обладал особо яркой фантазией, но логическое мышление у него было развито отлично. И хватило одного взгляда, чтобы сложить два и два и дорисовать соответствующую обстоятельствам картину. Фостер оказалась права, говоря, что «зазеркалье» в доме Кендалла не самое мерзкое место, где приходилось бывать детям. Хотя то, что видел Кэл, выглядело мило и уютно. Затянутые клетчатой розово-голубой тканью стены. В тех же тонах пушистый ковер на полу. Белоснежная мебель. Лёгкие шкафчики. Кругом разноцветные мультяшные наклейки. Невысокие полочки, заставленные игрушками. Плюшевые мишки, глупые розовые зайцы, куклы в кружевных платьицах, с длинными ресницами и выпученными глазами. Похожая на них когда-то была у маленькой Эмили. И этот человекоподобный монстр мог ходить, если его держать за руку, и говорить. А четырёхлетняя Эмили визжала от восторга… У дальней стены стояла широкая кровать с никелированными спинками. И «шишечками». Наброшенное на нее покрывало тоже было розово-голубым. Клетчатым. В изголовье ворох подушек – розовых и голубых. Комната очень походила на детскую спальню, в такой могли жить и мальчик, и девочка. Что-то похожее имелось и у него в доме, пока Эмили не подросла и не возмутилась, и не переделала все по своему вкусу. Мысли об Эмили вперемешку с увиденным вызвали сильнейшую тошноту. Комната была просторная, но даже высокие потолки не спасали от давящего ощущения. Кто-то очень тщательно и с большим вкусом оборудовал камеру пыток. Весьма своеобразную камеру пыток. На одном из стеллажей рядом с кроватью за стеклянными дверками выстроились в ряд характерные «игрушки»… У Кэла помутилось перед глазами. — Шагай, — подтолкнул его Лжедин. Но Кэл заартачился, уперся и, раскинув руки, вцепился в стальные косяки. Ему была противна сама мысль оказаться там, где творились не поддающиеся здравому смыслу злодеяния. Словно бы он сам уподобился тем ненормальным любителям секса с детьми. — Да пошел! — Кэл получил такой силы пинок ногой под зад, что, едва не вывернув руки из плечевых суставов, влетел в комнату и плюхнулся на живот, уткнувшись носом в мягкий ворс ковра. — Поверь, мне не доставляет удовольствия драться с тобой. Звук выстрела оглушил. Кэл инстинктивно зажмурился и попытался зажать ладонями уши, ощутил вибрацию пола, когда пуля вошла в него. Подождав пару секунд, он приоткрыл глаза и увидел, как перед лицом вьется тоненькая струйка вонючего дыма. Пуля прошила ковер в каком-то жалком дюйме от его головы. — При желании я превращу тебя в решето, — небрежно предупредил Лжедин. Так что лучше веди себя смирно. Станешь ерепениться – подстрелю. Подыхать будешь долго и болезненно, пока не истечешь кровью, придурок. Распластанный на полу, Кэл капитулировал, у него не было выбора. «Глок» отличный аргумент в споре. Теперь он только мог надеяться, что этот выблядок на долю секунды потеряет бдительность. Потасовка на кухне показала, что при выгодном раскладе и внезапности нападения у него есть хоть и небольшая, но реальная возможность выбраться отсюда живым. Кэлу приходилось драться с противниками покрепче. Пройдя непростой отбор в уличных драках Лайтман знал, что зачастую победа остается за тем, кто более проворен и поворотлив, и кто не упустил момент наилучший для нападения. А с дыркой в шкуре у него не останется и шанса на спасение. — Вставай и иди на кровать. Кэл уперся и отрицательно помотал головой. — Не ссы, трахать не буду. Я специализируюсь по бабам. Да и ты не мальчик. Некая смутная интонация в голосе Лжедина насторожила Кэла. Он, превозмогая отвращение, подтянулся на локтях, попытался обернуться, но выпрямиться до конца не успел, получив внезапный сокрушающий удар кулаком по почкам. Кэл издал безумный вопль, когда парализующая боль дошла до самой диафрагмы. Он кулем свалился на колени. Псевдодин пнул его носком ботинка в бок, и Кэл снова рухнул на пол. Следующий пинок ногой под ребра оказался в разы сильнее: у Кэла прервалось дыхание, глаза заволокла красная муть, кажется, этот козел сломал ему ребро. — Без обиды, чисто для профилактики. По слухам и не только, ты ершист и задирист. И любишь кулаками помахать. Он потер скулу и поморщился. Этот невзрачный доктор Лайтман обладал хорошим ударом и бесстрашием. Но сейчас, уткнувшись носом в пол, он скрючившись от боли с хрипом дышал, не состоянии пошевелиться. Повернувшись спиной к Кэлу, Дин подошел к столу, открыл бутылку минеральной воды и начал пить большими глотками, остатки воды вылил Кэлу на голову. — Хорош выёбываться, вставай. Или помощь нужна? Дин потыкал Кэла носком ботинка в бедро. Тот, немного придя в себя, стал понемногу подниматься с пола. Едва держась на ногах, Кэл смотрел на ублюдка с ненавистью и брезгливостью, желая ему подавиться водой и сдохнуть. Дин отбросил в угол пустую бутылку, усмехнулся, смерил Кэл взглядом. Холодным и безжалостным. — Ныряй в постельку. Стараясь не дышать глубоко Кэл, пошатываясь, дохромал до кровати и осторожно опустился на нее. — На спину. Ложись. Сцепив зубы, чтобы не стонать, Кэл заполз на постель, размахивающий пистолетом озлобленный Лжедин вынудил его подчиниться. Ублюдок наклонился над ним. — Хороший мальчик, а теперь раскинул руки. Кэл подчинился, ему удалось сдержать стон, боль в груди была испепеляющая. Через минуту он лежал распятый, с вывернутыми назад и широко разведенными руками, прикованными к спинке кровати. Каждая попытка пошевелиться отдавалась в теле жгучими мышечными спазмами. — А вот теперь мы поговорим. Давай знакомиться, — он приветливо улыбнулся. — Я Джей. Старший брат Дина. Наша мамуля обожала мужские имена на «Д». Кэл поерзал на кровати, пытаясь найти положение, в котором боль досаждала немного слабее, и сосредоточился на выродке. На первый взгляд он ерничал, но язык тела говорил гораздо больше и немного иное. Дин, или кто он там, заметно нервничал. Он постоянно хватал себя за нос, оглядывался, проводил рукой по волосам и дергал за мочку уха — он чувствовал себя в этой обители извращенной любви крайне дискомфортно. — Братишка твоего приятеля Дина, случается такое с человеками. Он не лгал. Лицо Джея можно было читать, как раскрытую книгу. Нависая над Кэлом, он приблизил свою ухмыляющуюся морду так близко, что Кэл сквозь кровавую пелену боли смог рассмотреть, как подергиваются самые мельчайшие лицевые мышцы. — Из тех, — продолжил Джей, отшатнувшись, — как в сказке: было у мамы два сына: один белый пушистый, а другой урод. Так вот я – это второе. — Ты заманил меня, чтобы поведать эту слезливую историю? — прохрипел Кэл. — Заманил? — удивление было искренним и… Даже сквозь боль Кэл увидел отразившиеся на лице Дина неподходящие к месту эмоции. Что это было? Страх и отвращение. Недоумение. Джей быстро обвел взглядом комнату, передернул плечами, еще раз подтвердив, что он чувствовал себя в этом храме педофилии не особо уютно, и будь у Кэла возможность, он бы сумел заставить признаться Джея, что он здесь оказался впервые. И вытянул из него подробности, зачем и кому потребовалось свести их в этом подвале. Но это замешательство быстро исчезло с его лица. — А ты как думаешь? — Джей помотал головой из стороны в сторону и, не мигая, уставился на Кэла. — На кого ты работаешь? В точку. Джей замялся, почесал щеку дулом пистолета, явно удивленный вопросом Кэла, но потом решил не заморачиваться. По крайней мере, он не был так туп, чтобы считать, что сможет обмануть Лайтмана. — А вот этого тебе не положено знать! — хохотнул он. — Ты же недоумок, и сам бы до всего этого не додумался. А, Джей? — продолжал давить Кэл. Джей дернулся и отпрянул, на его лице отразились обида и негодование. Как у ребенка, которого разоблачили в краже сладостей, обнаружив фантики под кроватью. — Ты злишься. Тебе не нравится то, что ты делаешь. Но ты вынужден, — Кэл обвел взглядом потолок и стены. — Камеры. За нами следят? Охотничий азарт, как всегда, пришел на помощь, притупил боль – и Кэл задался целью вытянуть из Джея как можно больше информации. — Заткнись! Это всего лишь работа. Дуло пистолета уставилось Кэлу в лицо. Кэл сглотнул. Охуительно! Джей испытал желание убить его за те слова, что он только что сказал. И если бы это было в его власти, он бы пристрелил его сию секунду. Но Джей только скрипнул зубами и снова расплылся в ухмылке. — Должок отдаешь? Карты? Нет… Лайтмана понесло. Чтобы добиться правды – надо нащупать больное место и давить сильнее, резче. — Наркота? И это нет. Кэл не упустил, как Джей стиснул пистолет, скрипнув ногтями по металлу. Ему становилось всё труднее сохранять добродушный приятельский вид. Почти невозможно. Вдруг в его глазах вспыхнул огонек удовольствия, он сощурился и… — Женщина, — выдал Джей с такой издевкой, таким наслаждением и причмокнул губами. Он улыбнулся, и от этой садистской улыбочки ярость, которая до этого бурлила у Кэла в жилах, неожиданно сосредоточилась в желудке, как огненный шар. Адреналин, вскипевший в крови, заставил его среагировать слишком бурно: — Ты, кусок дерьма, — Кэл рванулся вперед и вверх, яростно прошипев, — только посмей… Джей только пожал плечами и поступил неожиданно, опустил руку с «пушкой» и плюхнулся на кровать в ногах у Кэла. — Зачем ты, долбаный идиот, поперся сюда? Я против тебя ничего не имею, — он отшвырнул пистолет к стене. — Убивать не собираюсь. Он лихорадочно потер ладони, ерзая на месте. — Так отпусти меня. Отдай документы и отпусти. Кэл скорчил гримасу и попытался принять более комфортное положение. Он был беззащитен и мог действовать только силой убеждения. — Мне очень жаль, Лайтман, но это невозможно. Ты есть наказание. Все это, — он обвел рукой комнату, — чтобы наказать твою бабу. Заставить ее страдать. Все из-за нее. Джей вскочил на ноги и запустил руки себе в волосы. Пнул ногой прикроватную тумбочку, опрокинул пуфик… — Скажи, какого черта она пообещала вечную любовь одержимому?! Дальше он нес какую-то сумятицу, про поиски, ожидания, убийства, рыжие волосы, психушку, ангелов и демонов… Замолчал, уставился на Кэла безумным взглядом и, подобно разъяренному хищнику, запрыгнул на него и начал душить, выкрикивая угрозы в адрес ебанутой шлюхи Ли. Затем его словно вырубило, он обмяк, захныкал и сполз на пол, бормоча извинения. Все что происходило дальше, показалось Кэлу горячечным кошмаром. Состояние Джея стремительно менялось — он демонстрировал образец разумного поведения и даже раскаяния, а через минуту уже проявлял себя как буйный пациент психиатрической клиники, смачно расписывая свои подвиги, от дикости которых вставали дыбом волосы. Вдавался в пространные монологи о «козлах, которые купили его душу» и следом расшвыривал и крушил мебель, обвиня всех и вся. Успокаивался, начинал каяться в грехах, и снова метался, как раненый зверь в клетке. Как долго продолжалось это безумство, определить не получалось, Кэл потерял чувство времени, периодически почти отключаясь от боли — его мучитель не забывал в буйные периоды наносить ему удары по самым чувствительным местам на теле. А в периоды затишья и просветления успел рассказать Кэлу историю своей жизни и ненависти. Он ошибка молодости, мать от него отказалась, до десяти лет жил с приемными родителями, затем кочевал из приюта в очередную приемную семью. Нашел биологическую мать и снова был отвергнут. За что та и понесла наказание. Она и ее богатенький муж, яхтсмены чертовы, попали в шторм и отправились на корм рыбам. Подумаешь, всего-то и надо было подсыпать песочку в движок их «ласточки». Проводив мамулю в последний путь, свалил из страны. Иностранный легион. Колумбия. Афганистан. Наркота. Нарушение устава. Три года в лагере строго режима в джунглях, едва не сгнил заживо. Вернулся в штаты, решил отыскать сводного братика и взыскать с него должок. Упс! А братишка-то оказался фальшивым, что оказалось к лучшему. Удалось договориться, и тот подкинул непыльную и денежную работу. Малолетки. А чем они лучше него? Плевать на них, подставлять задницу похотливым козлам за десятку баксов — это не самое страшное, что ожидает никому не нужных детей на улицах. А так сыты, одеты и обласканы. Нет, он понятия не имеет, как Майкл стал Дином. Он научен не задавать лишних вопросов. Одно ему известно, что к перевоплощению приложила руку тетушка Дейзи. Он ее видел и трахал пару раз. Зачетная телка. Резко оборвав свой исповедальный рассказ, он оставил Кэла в одиночестве и куда-то исчез. Вернулся с двумя кружками свежезаваренного кофе. — Хочешь? Джей присел на кровати рядом с Кэлом и поднес к его губам чашку. Кэл отстранился. — Не хочешь, дело хозяйское, — Джей с шумом втянул в себя кофе и причмокнул, облизываясь. — Эй. Я я знаю, ты многое недоговариваешь. И большая часть сказанного – пиздежь. Почему? — Мне нечего скрывать! — Что-то на мгновение вспыхнуло в глазах Джея. Раздражение? Страх? Отчаяние? Тоска? — Тогда, может, ты мне скажешь, на кой хрен весь этот цирк? Нерешительность Джея была исчерпывающим ответом, и последняя крошечная надежда на то, что Кэл ошибся, превратилась в дым. Этот психованный ублюдок всего лишь марионетка, и действует согласно определенного сценария, сочиненного еще большим безумцем. — Кофе. К губам Кэла Джей снова прижал кружку. Кэл не любитель кофе, но терпкий запах витал в воздухе и шибал в нос. Во рту у Лайтмана пересохло, металлический вкус крови осел в глотке, Кэл поддался искушению и сделал несколько глотков еще горячего терпко-сладкого кофе. Который ему внезапно показался вкусным. — Вкусно же, — проблеял Джей, допил свой кофе и поставил кружки на тумбочку. Случайно переведя взгляд с кружек на Джея, Кэл замер и закашлялся. Джей как-то сладенько ухмылялся. У Кэла похолодело в желудке, он слишком поздно понял, что в кофе могла быть подмешана какая-нибудь дрянь. Не зря же напиток сделали приторно-сладким. — Ты ведь понимаешь, что наша встреча неизбежно близится к финалу. А ты сплоховал, Лайтман. Искушение оно…— он запнулся, а Кэл встрял: — Что тебе приказано делать дальше? — А ты прочитай по моей физиономии, — он потыкал пальцем себе в лицо, правая скула заметно опухла и наливалась синевой, Кэл на короткий миг ощутил удовлетворение. — Впрочем плевать, скоро сам поймешь. Приговор вступит в силу. Ты, наверное, еще помнишь… Он сделал характерный жест, словно втыкает нож в Кэла. Кэлу показалось, что под ним разверзлась бездна, когда Джей произнес последнюю фразу. Внезапно вспомнилось одно из недавних дел — пожилая женщина пырнула ножом десятилетнего мальчика на глазах у его отца. Полиция долго не могла найти причины такого нерационального поведения убийцы. Она ушла в глухую несознанку, отказалась от адвоката и тупо молчала на допросах. Ответ копы получили по почте. Приговор. «Ты должен потерять то, что потеряла я, испытать те же муки, что испытала я». Как выяснилось, отец убитого мальчика десять лет назад сбил велосипедиста, а так как у водителя в машине сидела готовая вот-вот родить жена, он сделал выбор и не остановился, и не оказал помощи. Попавший под колеса подросток умер в больнице через сутки после аварии… Лайтман сглотнул сухой ком, ощущая, как бешено заколотилось сердце, норовя проломить и без того ноющие ребра, внезапно понимая, о каком наказании твердил Джей. Кому приговор. Но за что?! Есть вещи похуже смерти — в этой фразе есть определенный зловещий смысл. Потеря близкого — уже катастрофа, оставляющая никогда не заживающие раны, но осознание того, что именно ты виновен в этом — это поистине адское наказание. Кэл вспомнил весь ужас, испытанный им, когда он узнал о самоубийстве матери, и чувство вины, до сих пор гнетущее его, потому что он совершил ошибку. Не рассмотрел, поверил, не настоял. Те, кто спланировал этот спектакль, рассчитали все до мелочей, зная о его неуемном любопытстве и жажде приключений, подсунули приманку, и вот он приговорен к медленной смерти. И все для того, чтобы как можно больнее и сильнее уязвить Фостер, заставить ощутить собственную вину в его гибели. Что может заставить казнить таким ужасным образом? Убийство и нанесение смертельного удара в состоянии аффекта еще можно было понять и оправдать. Сам Кэл неоднократно был близок к такому. Но вот так изощренно морально раздавить и уничтожить ее… Фостер… Кэл был уверен, что она не совершала тяжких преступлений, заслуживающих такого изуверского наказания. Ошибки? А у кого их нет? Они были и у нее. Возможно, она совершала и какие-то малозначительные, свойственные живому человеку проступки, давно забытые и вытесненные из памяти. Но принятые ей тогда решения кого-то ранили так глубоко, что превратились в бумеранг. Нет идеальных людей. У каждого в жизни случаются эпизоды, когда вызываешь в ком-то разочарование и печаль, причиняешь кому-то боль и становишься причиной неподдельных страданий, невидимых тебе. И у обиженной стороны возникает естественное желание как-то компенсировать свои эмоции и переживания. Дьявольщина. Чем могла досадить Фостер? И кому? Вариантов множество. Одна ее работа в Пентагоне тянет за собой достаточно «дымный» след. Что же желал получить тот, кто придумал этот жестокий спектакль? Самое дорогое тебе, за дорогое мне? Кэл задрал голову и обшарил лихорадочным взглядом стены и потолок. — Ты, жалкое трусливое ничтожество, — прохрипел, — ты не посмеешь сделать это. Его буквально ломало от бездействия. Кэл извернулся, как позволяли путы, и пнул носком ботинка Джея по спине, тот окинул Кэла ленивым взглядом, отмахнулся и безразлично поинтересовался: — Ты не против, если я закурю? Кэл не ответил, извергая грязные ругательства. Он продолжая извиваться на постели, но широко разведенные, прикованные к стойкам кровати руки, ограничивали свободу, и каждое резкое и неосторожное движение грозило опасностью вывернуть руки из плечевых суставов. Металлические браслеты впивались в запястья, раздирая кожу в кровь, но Кэл не чувствовал боли, почти сходя с ума ненависти, отчаяния и собственного бессилия что-то изменить и исправить. Он хотел сделать доброе дело, но снова подставил Джиллиан. Джей тем временем раскурил две сигареты, и насильно воткнул одну между разбитых губ Кэла, тот вытолкнул ее языком. — Не хочешь, дело хозяйское. И сигарета полетела на пол, хрустнув под подошвой ботинка. Внезапно Джей вынул из кармана куртки мобильный телефон, посмотрел на дисплей, удовлетворенно кивнул. Положил его на стул. — Пора с этим заканчивать. Мне надо успеть на самолет. Кэл обмяк, теряя силы, и, все так же не произнося ни слова, следил за действиями Джея. Сердце почти выскакивало из груди. Он не мог вспомнить, когда в последний раз так отчаянно ждал чего-то. Спасения? Не мог вспомнить, когда в последний раз испытывал такой всепоглощающий ужас. Не за себя. Собственная жизнь для него всегда имела небольшое значение. Может, когда узнал, что Фостер похищена? Он помнил завладевшую им тогда растерянность и беспомощность. Именно это он ощущал и сейчас. Беспомощность. Ему было плевать на то, что он сдохнет в этом подвале. Его убивало то, что он не мог защитить Джиллиан от уготованного наказания и боли. Что Эмили останется без отца. И в этом тоже Фостер будет проклинать себя. Кто-то достаточно хорошо знал Джиллиан и придумал, каким образом можно заставить ее возненавидеть саму себя, превратив ее жизнь в сплошную муку. Кэл чувствовал свое дыхание, слышал, как воздух с хрипом вырывается из груди. Тело потяжелело. Попытался приподняться, однако ноги не двигались, попытался подтянуться на руках, но они тоже остались неподвижными. Подумал — и остался лежать. С каждой секундой его мышцы всё больше расслаблялись, заставляя буквально растекаться на мягком матрасе. «Начинается, что за дрянь была в кофе?» — вяло подумал Кэл. Попытался привстать, — и понял, что тело его не слушается. А через секунду он с ужасом осознал, что ног и вовсе не чувствует. — Какого хрена, — с трудом выталкивая звуки из непослушного рта, проговорил он. — Что… — язык не подчинился, и Кэл умолк, бешено вращая глазами. К его удивлению, Джей сразу повернулся к нему, посмотрел удивительно ясным взглядом, улыбнулся. В его улыбке не было ни грамма тепла или дружелюбия. В ней вообще не было каких-либо чувств. — Трудно дышать? — поцокал языком Джей. Наклонился и, нажимая на лоб, вдавил голову Кэла в подушку, повернул его лицом в свою сторону. Протянул руку, вытащил откуда-то сбоку кровати ремень, перекинул Кэлу через грудь и застегнул. — А то ещё кувыркнешься с кроватки, ударишься, — снова улыбнулся он. Впрочем, Кэл мог видеть лишь одну сторону, ту, в которую была повёрнута его голова. Мышцы совершенно не слушались, и казалось, каждый следующий вдох даётся со всё большим трудом. — Это курареподобное вещество, — сказал Джей, прикрывая ноги Кэла одеялом. — Не хочу, чтобы ты замерз, — прозвучало более чем издевательски. — Так что ты не задохнёшься, — продолжил Лжедин, но в его тоне не было ничего успокаивающего, скорее, попахивало злорадством. — Дозу рассчитывал специалист. Мне жаль. Правда жаль. Я не убийца, и у тебя еще есть надежда на спасение. Хотя способность двигаться вернётся лишь через несколько часов, а тогда она тебе будет уже ни к чему. Или к чему? — Джей развел руками. Выпрямился. Обошел кровать со всех сторон, подергал ремень, подумал и отстегнул наручники. Руки Кэла безвольно упали на грудь, он был не в состоянии просто шевельнуть пальцами. — Я ухожу. И даже оставлю открытой дверь. Говорят, что ты везунчик и ухитрялся выпутываться из неприятностей с малыми потерями. Вот и проверишь, какова степень твоей удачливости. Ах, да. Он ушел куда-то в дальний конец комнаты, исчезнув из поля зрения Кэла, появился через минуту со стильным, крокодиловой кожи, кейсом. — Все без обмана. Выживешь – твое. Мой лжебратец и правда был помешан на твоей бабе. Джей снова подошел к Кэлу, небрежно похлопал по щеке, прикосновения были почти нежными, а улыбка – обаятельной и обезоруживающей. — Вот ты уже и слюни пускаешь, приятель. Фу. Обтер пальцы о покрывало. — Прощай. Я на тебя зла не держу. Тебе не повезло снюхаться с бабой, которую требуется наказать, заставить понять, что в мире зло порождает зло. Оно мстит. А твоя Джиллиан слишком много всего порушила. Не веришь? А зря. Если все удачно сложится, то у вас родится прелестная девчушка, — проговорил Джей. почти касаясь губами лица Кэла. — Куколка. От ужаса у Кэла зашевелились волосы, намек на нерожденную дочь был слишком прозрачен. Джей вздохнул, и по его лицу стало понятно, что ему наскучило объяснять элементарные вещи. Полностью обездвиженный Кэл мог только вращать глазами, а мозг уже начал превращаться в жидкий кисель, жутко тянуло в сон. Но он успел уловить смысл последнего признания Джея. — Не надо было ей лезть, куда не следует. Бедный БеБе. Сенатор, такой важный. Тьфу… Он был жалким трусом и бабским подкаблучником. И с радостью нырнул в петлю. А тут, — Джей широким жестом обвел комнату, — любила развлекаться его жена. Джанна обожала маленьких мальчиков. Текла, как гулящая сучка, при виде их маленьких пиписек. Джей резко выпрямился и, уже больше не оборачиваясь, прошагал к выходу. Раздался тихий щелчок, комната погрузилась в полумрак. Осталась включенной настольная лампа на прикроватном столике слева от головы Кэла, ярко освещая его лицо. Впервые в жизни — во всяком случае с тех пор, как он стал столичным жителем и завел собственное дело — Кэл был не в состоянии самостоятельно справиться с ситуацией. И помощи ему ждать бессмысленно. Никто не знал, куда его в этот раз унесли жажда к приключениям и пренебрежение вероятной опасностью. Сколько раз ему приходилось ввязываться в драки, переносить побои, становится объектом издевательств… На его долю выпало больше пинков по телу и душевных измывательств, чем обычно доставалось другим. Но каждый раз он мог взбунтоваться, попытаться выскользнуть, спрятаться, дать отпор и, на худой конец, получить помощь со стороны. Со сломанным носом и ребрами можно жить, но в этот раз не получится дотащиться до дома, рухнуть на диван, укрыться пледом с головой и проспать пару дней, затем встать и вернуться в повседневность, будто ничего и не произошло. «Спать, как же хочется спать», — настырно тикало в мозгу. Кэл сопротивлялся из последних сил и таращился на тускнеющий, плывущий перед глазами свет лампы. «В этот раз я облажался по-крупному. Самонадеянный идиот», — что-то разумное всплыло из-под сознания. Он понимал, что стоит ему окончательно расслабиться, поддаться желанию и закрыть глаза, как он, скорее всего, больше никогда их не раскроет. Задохнется. Каждый вдох требовал огромного труда, словно воздух внезапно стал твердым. Но яд, проникший в кровь, с каждой секундой завладевал сознанием, лишая остатков воли. В какой-то момент отказало чувство самосохранения, и Кэлу стало все равно. Мысли расползались, дробились и таяли где-то в подкорке мозга. «Эмили… — его на короткий мог вынесло на поверхность, — нет… Джиллиан… ребенок. — И снова утянуло в серое безмолвие. Веки стали неподъемными, глаза закрылись сами собой, и Кэл перестал что-либо ощущать, кроме затягивающей в свои объятия блаженной, дарящей покой темноты.