А если однажды чашка склеится обратно...

Лукас вздохнул, погасил окурок о пепельницу, зажег новую сигарету. Джон так часто приходит. Интересно, что он говорит дома? Врет что-то наверное. Не могу себе представить, как его родители раз за разом отпускают его к своему взрослому другу. С Маркусом они так и не подружились, такое ощущение, будто они два котенка, что договорились о разделе территории для охоты. Маркус его не ревнует. С Джоном очень спокойно. От этого не по себе. Он жил в этой общине еще до приезда Лукаса, возможно, даже родился. Не знаю, я никогда его не спрашивал, но несмотря на строгое христианское воспитание добропорядочного пуританина Джон не такой как все, открытый и живой мальчик, которому интересно все, что происходит вокруг. Но что в самом Джоне? Что у него внутри? Почему сегодня он пришел и показал эту книгу? Ох, уже вчера? Минуло двенадцать… И вот. Он пришел и отдал ее мне. Почему доверился именно мне? Потому что я относительно новенький в этой общине и не так категоричен в своих взглядах? Похоже, он и в самом деле считает меня своим другом. Конечно, я его друг. Но я до сих пор не могу понять причину, почему мне так интересно с ним, почему я забываю о разнице в возрасте, и отчего с ним куда спокойнее чем на вечерах, куда иногда приглашают выпить пива. Отчего ему хорошо со мной? Ведь, наверное, это неправильно. Он юн и должен общаться с ровесниками. Но всякий раз, когда у него свободная минутка… Он где-то на моей орбите… С Джоном так хорошо и свободно, будто я знаю его уже много лет. Галахад мягко опустился на колени сбоку от кровати и положил голову на руки на край постели. Его внимательные напряженные голубые глаза воззрились на раненого. -Как ты? Раны все еще болят? -Болят, - не стал скрывать Тристан, - но я увидел тебя и забыл о боли. Галахад приподнял голову. Его глаза блестели в лунном свете. Губы дрогнули в недоверчивой улыбке. -Правда? – ласково спросил он. -Правда, - подтвердил Тристан и накрыл его руку своей, - как мы выбрались оттуда? У меня все смешалось в голове… -У тебя горел лоб, когда мы с Ланселотом нашли тебя. Начиналась лихорадка, так что неудивительно, что мысли твои путались. Наши ночные ориентиры были сбиты из-за того, что нам пришлось уводить погоню в спешке. -И как вы меня нашли? – поинтересовался Тристан. -Твой сокол кружил над тобой. Он отличный друг. По бледному в лунном свете лицу тенью мелькнула улыбка. -И как он сейчас? -Скучает по тебе. Это невыносимо быть и не иметь возможности находиться рядом с тобой. Тристан нежно улыбнулся. -Сдается мне, ты сейчас не о соколе говоришь? Галахад мягко провел пальцами по руке до локтя. Такое удивительное чувство. Теплая живая плоть под подушечками пальцев. Внутри напряжены жилы, перекатываются валы мышц. -Я хотел бы побыть здесь подольше, Трис, хотя лекари наверное выгонят меня, если найдут. Пальцы беспокойно переплетаются с пальцами, лежащими на постели. -Бравый Гала не боится бежать с раненым бородачом под градом стрел и болтов, но боится гнева парочки стариков и старух? – улыбнулся Тристан. Галахад улыбнулся. Его рука судорожно сжалась на руке совиноглазого. -Мне до сих пор снятся кошмары о том, что ты погиб. И я просыпаюсь от собственных всхлипов. Ланселот беспокоится обо мне. Он даже поставил в комнате свою походную постель. Когда я начинаю метаться и кричать во сне, он поднимается, берет меня за руку и говорит о том, что ты жив, и все будет хорошо… Болтает всё, что придет в голову. О том, что мы вернемся в степь, о том, что когда ты поправишься, мы сможем отпроситься у Артура и отправится на озеро удить рыбу, о том, что меня и тебя возможно отпустят на пару дней в заброшенный дом дровосека. -Он знает о нас? – почти безбровые дуги взлетели вверх. -Не знаю, - пожал плечами Галахад, - он никогда не говорил об этом, а я никогда не спрашивал. Да и зачем? Ланселот тоже отличный друг. -Да, нам повезло, - согласился Тристан. Воцарилось молчание. Галахад замер, вслушиваясь в дыхание раненого и собственное сердцебиение. -А Артур так и не выяснил… Кто нас сдал? Галахад помедлил с ответом. Он тяжело вздохнул. -Гвиневра сказала знахарке Моргане. Глупая девчонка хотела выторговать у нее какой-нибудь оберег для Ланса. Старуха взяла деньги, а потом сгинула. Похоже, она некоторое время работала шпионкой здесь. -Думаешь, она и в самом деле была из кимров*? -Кто ее знает? – досадливо поморщился Галахад, - По крайней мере, их язык давался ей идеально, местные, кто его знает, ничего не заподозрили. Сейчас Артур выясняет, что еще ей могло быть известно. Гвиневра временно отправлена обратно в деревню. -Бедняга, она наверное сильно переживает, - вздохнул Трис. -Да уж, - согласился Галахад, - но давай пока отложим все эти проблемы до тех пор, пока ты не поправишься. Я так скучал… В голубых глазах заплясали искорки, и Тристан знал, что это значит. Но он хотел сказать кое-что еще. -Ты не знаешь… - у него перехватило дыхание, - Ты не знаешь, что они сделали с трупом Перси? Галахад окаменел. -Не знаю, - кудрявый отвел глаза. -Нет, ты знаешь, - твердо сжал его руку Тристан, - скажи мне, я должен это знать. -Нет, пожалуйста, я… Все закончится, когда… - Галахад осекся. Тристан отвернулся. -Нет, ох небо, Трис… - кудрявый лихорадочно осыпал руку лежавшего поцелуями, - Посмотри на меня, любимый, родной мой… Совиноглазый услышал тяжелый всхлип и обернулся. Глаза сармата напомнили набухшие сизые тучи, что обычно бродят над осенними горными перевалами. Тристан быстро сжал его руку. -Тише, сейчас может прибежать дежурная младшая лекарка. -Не прибежит, - слезы в глазах просохли, - Ланс позаботился об этом. Прошу тебя, давай отложим все эти разговоры на потом. Я не хочу отравить эту ночь пережитым горем. Только не эту ночь. -Ох, Гала, - Тристан заглянул в голубые глаза и почувствовал, что тонет в них как в двух омутах, как сладко… - Иди сюда, но ты должен будешь мне все рассказать. -В следующий раз… Я все тебе расскажу, - пообещал Галахад, - но только не сегодня… Тристан потянул кудрявого на себя. Голубоглазый поднялся на ноги и склонился над мужчиной, прижался к губам. -Как же я по этому скучал, - выдохнул он в раскрасневшиеся губы. -Мне трудно напрягать мышцы живота, я не смогу тебя трахнуть, - с сожалением вздохнул Тристан. Сладкий шепот на родном языке вызывал мурашки. -Ничего, но если ты позволишь мне насытиться твоей сметаной, сармат, то я буду безмерно счастлив. -Сколько угодно, - усмехнулся Тристан, - не думал, что ты заскучаешь без этого. -Я ведь мужчина, это женщины могут жить мыслями о высоком. Мне нужно кое-что пониже. Совиноглазый усмехнулся и привлек сармата к себе. Галахад осторожно прижался к груди и с наслаждением вздохнул, вслушиваясь в барабанную дробь взволнованного сердца. Затем он приподнялся и снова приник к губам. Осторожный и бережный поцелуй накалялся, переходя границу между вкрадчивой лаской и бурей. Кудрявый покусывал губы, наслаждаясь томительной пыткой, прежде чем скользнуть внутрь упрямым языком, коснуться розового кончика собрата, сплестись. Тристан держал его лицо в своих руках, ощущая под пальцами, как сильно оброс Галахад за это время, он не стригся и не брился. -Ты оброс, Гала, - прошептал он в знойный рот. -Это часть взятого мной на себя обета. Ланселот тоже принял его. -Я могу узнать, что за обет? – поинтересовался Тристан. -А следующую нашу встречу я все тебе расскажу, - пообещал Галахад, - но не в эту ночь… Тристан хотел было спросить еще о чем-то, но его слова задохнулись, замерев на губах, едва не сорвавшись в стон, когда кудрявый спустился ниже, лаская языком шею лежащего. Он почувствовал, как Галахад слегка прикусил кожу. Кудрявый стянул одеяло до пояса, а потом распустил завязки воротника, жадно покрывая поцелуями каждый квадратный сантиметр кожи, его руки осторожно скользнули по грубоватой ткани рубахи, под которой ощущалась намотанная перевязка, туда, ниже, где границей приличий является лишь одеяло. -Как же я скучал без тебя, Гала, - проговорил Тристан. Кудрявый улыбнулся, в последний раз поцеловав шею, он скользнул к одеялу. -Мне лучше забраться под него? Не хотелось бы, чтобы ты замерз. -Нет, я хочу это видеть, - усмехнулся Тристан, - я воин, а не девица, не замерзну. Галахад улыбнулся. -Напомни, за что я тебя люблю? -За всё, - улыбка играла в уголках янтарных глаз. -А, точно, - ухмыльнулся Галахад, отодвинул одеяло вбок, обнажая всю фигуру лежавшего. Несколько секунд его дрожащие пальцы пытались справиться с завязками на холщовых штанах, но затем он справился и высвободил твердеющий член. С каким-то странным облегчением и наслаждением от предвкушения Галахад опустился на колени и взял в рот. Тристан закусил руку, чтобы сдержать стон. -О небеса и предки, кажется прошла целая вечность, Гала… - прошептал он, прикрывая глаза. В ответ кудрявый взял руку Тристана, их пальцы плотно сплелись воедино. Все звуки ночи потухли как огни на рассвете. В голове плыли облака и казалось, что череп был набит легкостью и пустотой утреннего светлеющего неба. Едва различимые хлюпающие звуки стали отчетливее, стали центром Вселенной. Лишь звуки. Да еще ощущения, целый сонм ощущений. Крепко сжатые пальцы, тепло чужой руки, а ниже, просто дикая какофония чувств. По животу разливалось томительно приятное тепло, а под кожей тлело, разгораясь, возбуждение. Вторая рука придерживала бедра, препятствуя подмахиванию, в то время, как язык блуждал по вызывающе торчащему стволу, лаская его до твердости камня. Галахад провел языком по основанию, затем спустился к мошонке, покрывая ее поцелуями. -Я зарос, осторожнее, подавишься волосами, - предупредил его Тристан. -Ох небо, Трис, мы знаем друг друга уже столько лет, что я надеюсь, сможем пережить парочку неэротичных моментов, - отозвался Галахад, возвращаясь к настойчиво покачивающемуся, налитому мужской силой члену, тщательно облизал головку. Тристан молча ухыльнулся. Этот минет был одновременно и похож и не похож на все до него. Но странным казалось не только окружение, но и то, как усердно, как тщательно его делает Галахад. Он редко делал глубокий минет, но сейчас… Сейчас кудрявый не щадил себя, брал член так глубоко, как не посмел бы раньше. Он то чередовал короткие и длинные фрикции, опускаясь то до середины, то до самого основания, то вбирал член круговыми движениями, мыча от удовольствия, от вибраций его голоса по телу пробегала сладкая дрожь, лишая возможности думать. Я обязательно разберусь, что он задумал, но позже… Немножко позже… Ааах… *Кимры (устар.) валлийцы.