Зеркало

Солдат не шевелился. То ли был слишком слаб и дезориентирован, то ли приучен не предпринимать каких-либо действий без особых на то указаний, либо объятия после разморозки были для него привычным делом. Стив осторожно отстранил его от себя и отвел от бледного лица волосы. - Как самочувствие, Бак? Что-нибудь болит? - Физический… дискомфорт в пределах нормы, - после едва заметной заминки ответил Баки. – Миссия? - Нет, - твердо ответил Стив. – Больше никаких миссий. - Списание? – тело Баки напряглось, будто он готов был вырваться из навязанных объятий, но не смел. - Нет. Отпуск. Ты знаешь, что такое отпуск? Увольнительная? Баки нахмурился, и в его пустых глазах мелькнуло странное выражение, будто тень сожаления о чем-то. - Прогулка, - полуутвердительно сообщил он. - Надеюсь, ты не вкладываешь в это слово какой-то тайный смысл. Прогулка… да, и она тоже. Если захочешь. Тебе нужно принять душ. Я помогу… если ты не против. Или ванну. Если это никак не повредит твоей руке, конечно. - Бионика полностью изолирована от попадания влаги, - отчитался Баки, пытаясь вытянуться в струнку, но Стив снова прижал его к себе, не в силах поверить, что вот он Баки – живой. Настоящий. - Хорошо. Тогда ванна, - решил Стив. – Воду сделаем погорячее, чтобы ты быстрее согрелся. Ты дрожишь. - Обычные последствия выхода из режима хранения, - заметил Баки, и теперь в его интонациях проскользнуло едва заметное удивление. Если бы Стив не ловил так жадно каждую нотку хриплого, будто простуженного голоса, он бы не заметил. - Я знаю. Идти сможешь? - Требуется помощь техников, функционирование восстановлено на пятьдесят процентов. - Я отведу тебя сам. Идем. Брови Баки, когда-то в прошлом весьма выразительные, подвижные, чуть дрогнули, пытаясь, видимо, выдать удивление. Но в остальном его лицо осталось совершенно бесстрастным. - Нарушение протокола, - все-таки сообщил он Стиву, тяжело наваливаясь на его плечо. – Параграф пятнадцать «Об ограничении физических контактов». - Плевать я хотел на протокол, - спокойно возразил тот. – Больше никаких чертовых правил, кроме тех, что ты установишь сам. Со временем. Я все тебе объясню, как только ты… удовлетворишь базовые потребности. Или как ты там привык называть обычные человеческие слабости. - У меня нет слабостей, - бесстрастно возразил Баки, пытаясь оторваться от Стива и пойти самостоятельно. – Временное нарушение… - У всех людей есть слабости. Даже у таких совершенных, как ты. - Я не человек. Стив с усмешкой взглянул на него и ответил: - Конечно, человек. Просто ты пока не помнишь об этом. Баки не ответил, лишь, хмурясь, молчал. Стив вдруг подумал: а каким тот видит его? Скорее всего, очередным чокнутым куратором, новым владельцем, спешащим установить свои пока не понятные Солдату правила. Странный мужик, которого он видит впервые в жизни, хочет от него непонятного и с неясной целью. «Наверное, - думал Стив, устроив Баки на мягкой скамеечке в ванной, - Баки давно отучился верить кому-либо, а потому все правильные слова для него сейчас – пустой звук. У оружия не бывает отпусков, оно не вправе решать что-либо и не вправе верить, что я завтра не отправлю его на очередное задание». Оставалось надеяться, что рано или поздно Баки вспомнит его. Снова. И что до этого Стиву удастся сделать так, чтобы тот отдохнул. Хоть немного пришел в себя, оправился от работы на износ, научился отдыхать не в криокамере и хоть чего-нибудь хотеть для себя. Осознавать свои желания. *** Это было непросто. Баки позволил раздеть себя и без возражений опустился в горячую воду, продолжая смотреть куда-то сквозь Стива. Будто ему было все равно, что происходит с его телом. Наверняка в его жизни случались вещи пострашнее купания в присутствии посторонних. Баки сильно изменился с тех пор, как Стив видел его вот так же, без одежды. Раньше, особенно после плена в сорок третьем, Баки был скорее жилист, чем мускулист, и скорее гибок, чем мощен. Теперь же он весь был перевит тугими жгутами мышц. Странно, но на его теле почти не было шрамов, исключением было лишь левое плечо. Видимо, сыворотка, носителем которой он был, работала ничуть не хуже той, что плескалась в венах Стива. Оставалось надеяться, что она справится и с повреждениями мозга, пострадавшего от очередного обнуления всего пару дней назад. Баки сидел неподвижно в горячей воде, и Стив, подавив желание вымыть его собственноручно (хоть волосы, Господи, хотя бы их), присел на скамеечку и заговорил: - Когда-то, много лет назад, у меня был друг. Мы были вместе, сколько я себя помню. Вместе росли, встревали в неприятности, дрались… вернее, встревал я, а дрался за меня, все же, чаще он. Баки никак не показал, что слушает, все так же неподвижно сидел и смотрел куда-то внутрь себя. - Я был слабым, болезненным, как тогда говорили – одной ногой на кладбище. Болел каждую зиму, и каждый раз думал, что в этот-то раз точно не выкарабкаюсь. Но мой друг был рядом. Я знал это: что бы ни случилось, у меня есть он. Когда умерла моя мама, у меня не осталось никого, кроме него. Я даже не знаю, нужен ли мне был еще хоть кто-то. Когда началась вторая мировая война, - Стив сделал паузу, заметив, что Баки едва заметно склонил голову к плечу – слушал. – Когда началась война, мой друг ушел на фронт. Просто явился однажды в форме и сказал, что не может быть в стороне. Меня же не брали по состоянию здоровья. Сказали – астма, сколиоз и перенесенный в детстве рахит, - Баки впервые с едва заметным интересом осмотрел его с головы до ног и снова вернулся к созерцанию чего-то видимого ему одному, - делают мои попытки уйти добровольцем бессмысленными. Но однажды мне повезло. Меня выбрали для экспериментального проекта. После некоторых манипуляций… я стал таким. За полчаса. Почти мгновенно. Баки вдруг повернул голову и посмотрел на него настолько пристально, что Стива продрало от затылка до копчика. - Эксперимент, - раздельно выговорил Баки, прищурившись, и кивнул каким-то своим мыслям. - Да. Удачный, на мое счастье. Высокий метаболизм, повышенная живучесть, сил на пятерых. Меня сложно убить, и я начинаю сомневаться, что смогу когда-нибудь умереть от старости. Баки едва слышно хмыкнул, и если бы не суперслух, Стив бы этого не заметил. - К сожалению или к счастью, доктора, разработчика методики, по которой усовершенствовали меня, убили. А потому Америка не получила армию суперсолдат. У Америки остался только я. И из меня сделали символ нации. Вместо того, чтобы приносить пользу, я неделями красовался перед фотографами и… в общем, линию фронта я видел только с одной стороны и с безопасного расстояния. Но потом я узнал, что мой друг попал в плен к фашистам. Нарушив устав, субординацию и наверняка несколько десятков законов, в том числе и международных, я спас его. Впервые в жизни смог защитить, а не спрятаться за его спину. Баки все так же неподвижно сидел в остывающей воде и молчал. Стив, решившись, взял бутылку шампуня и встал у него за спиной. Аккуратно смочив волосы, он принялся намыливать их, массируя кожу головы. - Мой друг сильно изменился после плена. Стал задумчив, скрытен. Раньше он был очень веселым, душой компании, любимчиком дамочек. Всегда знал, что нужно сказать и когда. А когда лучше промолчать. Я этого не умел никогда, да и до сих пор не научился. Я все пытался поговорить с ним, но он уходил от прямого ответа, отшучиваясь будто по инерции, а в глазах его… я даже не знаю, что было в них. Я надеялся, что после войны у нас будет много времени для того, чтобы со всем разобраться. Вместе нам всегда удавалось выбраться из любого переплета. Но мой друг не дожил до конца войны всего ничего. Во второй раз я не спас его. Не смог ни дотянуться до его протянутой за помощью руки, ни погибнуть вместе с ним, ни отомстить как следует. Он погиб по моей вине. Каждую ночь я слышу крик, с которым он срывается в пропасть, не дождавшись помощи. Стив смыл с волос Баки пену и обернул вокруг его головы полотенце. - Наверняка ты думаешь сейчас, зачем я все это рассказываю тебе? - Не положено. - Наверное. Но ты же не можешь не думать, верно? Это происходит само собой. Так устроены люди. - Я не человек. - Хорошо, - легко согласился Стив. – Так вот, весной сорок пятого меня тоже не стало. Я совершил, как говорит другой мой друг, красивое самоубийство. Но умереть не смог – улучшенная порода, помнишь? Меня нашли спустя много лет, я провалялся в коме и очнулся только пять лет назад. Семьдесят лет заморозки, две трети столетия прошли мимо, а для меня Баки не стало как будто вчера. Баки дернулся, когда Стив упомянул имя своего друга, и повернул к нему голову. - Баки, - повторил он. - Да, - подтвердил он. – Стив Роджерс и Баки Барнс. Мы – герои второй мировой. Потом и комиксов насочиняли, музей, вот построили. - Ты назвал меня Баки. Почему? - Потому что однажды во время жаркой заварушки с моего очень сильного и быстрого противника упала маска. Я бы никогда не перепутал это лицо ни с каким другим. Ни за что. Я узнал в Зимнем Солдате своего друга. Тебя. Стив не успел даже вздохнуть, когда оказался прижатым к противоположной стене и с хваткой стальных пальцев на шее. - Какой, к черту, Баки? – прорычал ему в лицо еще мгновение назад абсолютно мирный Зимний Солдат. Стив даже успел засомневаться, что его удастся вывести из состояния апатии. - Мой. Друг, - выдохнул Стив. – Ты. Баки Барнс. - Черта с два. Я – высококлассный агент. Оружие. Надо кого-то убить – прикажи. Не надо – заморозь. Дружить? Миссия невыполнима. Будь ты хоть Роджерс, хоть Пирс, хоть… - он запнулся на полуслове и озадаченно покрутил головой. Потом отпустил Стива и потер висок. Потом отступил на несколько шагов назад и замер в позе «смирно». – Я жду приказаний. Стива передернуло. Эта фраза – кодовый ответ Солдата после активизации. После триггеров. Сейчас они не прозвучали. - Бак? - Новый позывной? Принято. - Черт, - Стив одернул мокрую футболку и взглянул на голого Баки, застывшего перед ним в одном полотенце. Да и то красовалось на голове. – Ладно. Вольно, Бак. Давай, домывайся, пойдем ужинать. Или завтракать? - Сохранение функциональности подразумевает… - Функционировать и жить – разные вещи, - Стив потер плечо, которое по-прежнему ныло и попытался улыбнуться. – Ты вспомнишь, что это такое. Рано или поздно. Обещаю. Баки ничего не ответил. Включив душ, он вымылся точными, четко выверенными движениями и натянул приготовленную для него одежду без единого комментария. *** В столовой их ждала овсянка, которую Баки съел без возражений, потом Стив отвел его к специальному сканеру, чтобы Брюс мог определить, не нужна ли ему медицинская помощь, а после они оказались в спальне. Жесткий матрас Стив выбирал лично, помня, что сам не мог спать на мягких современных монстрах – ему постоянно снилось, что он проваливается сквозь них и начинает задыхаться. - Присядь, - попросил Стив и пододвинул кресло. Баки послушно устроился на кровати. – Может, нужно было начать с тобой по-другому, - высказал он мучившую его в течение последнего часа мысль. – Более привычно для тебя. Но… я не хочу, чтобы ты помнил потом, как я приказывал тебе. Что вел себя, как они. Я не куратор, не техник, и не… кто бы там раньше с тобой ни контактировал. Ты больше не в ГИДРе, мы отбили тебя. Чтобы между нами не было недоговоренностей: ни я, ни мои друзья не собираемся использовать тебя как оружие. Считай, что ты на реабилитации. На, черт, - он снова потер плечо, - плановом капремонте, если тебе так проще. Обязанности: отдыхать, поддерживать форму в щадящем режиме, восстанавливаться. Завтра Тони посмотрит твою руку, возможно, там есть какие-нибудь скрытые от сканеров передатчики, еще какая-нибудь дрянь, опасная для тебя и для окружающих. - Ты не боишься, - сказал вдруг Баки. – Меня. - Нет. Почему я должен бояться тебя? - Все боялись меня. Знали, что я не смогу напасть, и все равно боялись. А ты нет. Ты другой, Стив Роджерс. Стив улыбнулся. - В тот день, когда я начну бояться тебя, можешь смело меня убить. Баки, склонив голову к плечу, несколько мгновений рассматривал его. Стив бы мог назвать это «с интересом», если бы не знал, как на самом деле выглядит заинтересованный в ком-либо Баки Барнс. - Если окажется, что я не твой друг, - ровно, безжалостно спросил Баки, - что ты станешь делать? Если окажется, что никакие… обратные обнуления? Никакие вмешательства не превратят меня в него? - Ты уже мой друг. Даже если не помнишь об этом. И если никогда не вспомнишь, я снова постараюсь стать им для тебя. И никаких вмешательств не будет, обещаю. Баки едва заметно хмыкнул, будто слышал подобные обещания уже не один раз и знал им цену, а потом произнес: - Мне… - он сделал паузу, будто подбирая слово, - нужны инструкции. Как быть другом. Я не могу выполнить задание. Мало информации. Стив молча протянул ему планшет, подключенный к интернету. - Если бы для таких вещей были инструкции, люди не совершали бы ошибок. Так что даже лучше, наверное, что их нет. - Инструкции есть ко всему, - не согласился Баки и, запустив планшет, вбил в строку поиска: «Дружба. Правила». – А ты говоришь, нет инструкций, – с едва заметной усмешкой произнес он через мгновение и показал ему экран, на котором гугл нашел более полумиллиона ответов менее чем за треть секунды. Первая же строчка гласила: «13 правил дружбы. Простая и правильная психология». Стив вздохнул. - Не все так просто. - Сначала базовый уровень, потом усложнишь мне задачу. Сколько у меня времени на подготовку? - Надеюсь, что вся жизнь, Бак. - Если я такой же почти бессмертный, как ты, то рано или поздно стану лучшим другом на свете. Я быстро учусь. Никто не догадается, что… - он замолчал, будто задумавшись, и, так и не договорив, опустил глаза на планшет. – Ты не ведешь себя как человек, знакомый с Инструкцией. Сбой функциональности может привести к тяжелым последствиям. - Я на это надеюсь. Баки послал ему еще один странный взгляд и снова уставился в окошко гугла. - Я зайду через пять часов, - попрощался Стив. – Следующий прием пищи через двадцать минут. Твой кишечник не функционирует нормально, поэтому пока только овсянка. Меню, - он забрал у Баки планшет и вывел на экран файл. – Расписание на первую неделю, - он открыл еще одно окно. – Коммуникатор, - он положил на тумбочку наушник. – Здесь везде камеры. Вообще во всем здании, не только в твоих комнатах. Так что если тебе что-нибудь понадобится, просто скажи. Баки коротко кивнул, показывая, что понял, и проводил Стива длинным нечитаемым взглядом. Похоже, в этот раз миссия обещала стать самой сложной и длительной на его короткой, как он уже успел убедиться, памяти.