Я, моя шизофрения и Том

Она медленно заходит, когда я дежурю в приёмной. Это привычно: в руках ребёнок, завёрнутый в цветастые трухлявые тряпки, и на пол капает кровь. Женщина облокачивается на стену, пока я вызываю врача. — Отдайте, — прошу я, наверное, с очень корявым акцентом, зато она понимает. Жутко видеть черного человека с бескровным лицом — их кожа теряет привычную свежесть и блеск, она натягивается, и женщина походит на мертвеца. Прибегает Дамира, медбратья, второй хирург, и все они толпятся вокруг нас, предчувствуя неудачу. Я вынимаю свёрток из опускающихся рук. Из него торчат тощие ноги, как две полусогнутые антенны, но ткань оказывается сухой. Женщина выдыхает и начинает заваливаться. Здесь что-то не так. — Это её кровь, — но Дамира уже всё понимает, подхватывает женщину под руки вместе с хирургом, — этого нам не хватало… Я не кладу девочку на каталку, потому что её занимает мать. Или кто? Я не знаю, не хочу даже знать, потому что с ножом в животе не живут. Нам непонятно, как она к нам пришла, хотя после вымываем всю подъездную дорожку. — Мы даже не довезли, — говорит мне Дамира, заполняя анкету новой девчонки, — она умерла, как только мы вышли за дверь. Я просто не понимаю! Это какое-то чудо. Женщина прошла не меньше ста метров с разрезом до позвоночника, с ребёнком в руках и, наверное, прячась. Как курица без головы. — Это было убийство чести? — неуверенно полагаю я. — Не очень похоже. Но с девочкой всё в порядке, разве что истощение; никаких следов… В этот раз в приёмной уже не женщина. Мы с Дамирой отшатываемся, как по команде, всю историю восстанавливая в голове. Она бросает карточку на пол и убегает за помощью. А я, как всегда, остаюсь.

***

— Спокойно, спокойно! — оттаскивает меня кто-то, и по размеру рук и по голосу я узнаю — это Том. У негра остаётся клок волос между пальцев, и я чувствую, что кровь течёт где-то за ухом. Но боли нет — только ненависть. Его скручивают на полу двое рослых мужчин, наваливаются, угрожают, наконец, то ли шокером, то ли вообще — пистолетом, но Том вцепился в меня так, словно я хочу драться и готова в удобный момент удрать. — Тихо, — успокаивает он меня, — стой здесь — они разберутся. И я стою, тяжело дыша. На шум прибегает Чипо. Она не выглядит удивлённой (удивляться — это уже не про нас), но глаза у неё сразу — злые, и первым делом она бросается ко мне: — Ничего, — говорит Чипо, осматривая рану, — в этот раз — пустяки. — В этот раз? — слышим мы обе голос над головами. Хиддлстон смотрит так, будто мы сумасшедшие, но быстро соображает: — Oh, God! Где ваша охрана? — Их всего трое. — Вы шутите. — Можете меня отпустить. Хиддлстон неуверенно перестаёт меня обнимать. Да, наверное, именно так — походило на неуклюжее, но объятье. Такие тёплые руки!.. Позже выясняется, что если бы не телохранители Тейлор, то мне бы пробили голову, хотя я-то уверена, что выдавила бы негру глаза. Но говорю, конечно, спасибо, и чувствую себя неуютно, когда все тревожно посматривают на меня. Меня перебинтовывают, и Том присаживается за ширмой, кажется, переваривая. В какой-то момент мне его даже жаль. Это не сцена в кино, а сцена из жизни, так что её не просто забыть. — Вы не должны так поступать, дарлинг, — англичанин старается говорить мягко, и ширма заглушает все нервные ноты. — Это не ваша работа. — А чья же? — Фонда. Моя. Кого-нибудь из мужчин. Я не знал, что Юнисеф допускает такое. — У нас по соседству военные, — вмешивается Чипо, не отрываясь от дела, — если что-то очень серьёзное, то нам разрешено вызвать их. Он только хмыкает, такое тихое и спокойное «хм», но мы обе почему-то хорошо понимаем: Хиддлстон задумал это решить. — Хотите нанять охрану? — не сдерживается Чипо, и я вижу в её глазах восхищение и любопытство. — Пока мы оставим моих людей, но я обязательно это улажу. Свет падает немного сбоку, и мне хорошо видна ладная мужская фигура, когда Том поднимается, чтобы уйти. Заметно, как взъерошены волосы. Наверное, ему стоит проверить девчонку: она либо в шоке, либо плачет в кабинете психолога. Её мне тоже, конечно, жаль. Том отодвигает край ширмы пальцем: — Надеюсь, что вы в порядке. — В полном. Спасибо. — Больше не кидайтесь на тех, кто втрое сильнее вас. И уходит, слегка выстукивая подошвами по белому кафелю. Его шаги энергичны и широки, кажется, что англичанин плохо владеет собой: либо напуган, либо решителен и сердит. — Он приехал, как я говорила, а ты с окровавленной головой. Чипо обрезает нитки по краю бинта, ещё раз вытирает ухо влажной салфеткой (она снова немного розовая). Я хмуро смотрю на неё, стараясь не вспоминать всех тех откровений, что случились недавно. — Замолчи. Зря я всё рассказала. — Зря охранники пьют кофе, а не дежурят. А ты молодец. "Словно львица". Так хвалит меня Дамира потом, поздно вечером, когда делегация уезжает, негра куда-то сдают (и надолго ли?), а ту девчонку кладут в общую спальню. "Но я же человек?" "Человек, а не львица?" И тру голову, которая то чешется, то саднит.