***
— Давайте вы просто поговорите со мной, — предлагает он. — С чего вы взяли?.. — Я общался с Дамирой. Она сказала, что вы не принимаете помощь. — Но… — Но очевидно, что вы хотите получить её от меня. Ладонь, в которой зажат телефон, становится скользкой. — Я не знаю, чего от вас хочу. Кроме очевидного. Раз вы разрешили мне звонить, значит, заинтересованы во мне. — Вы уверены? — Нет. — Почему? Его голос продолжает звучать спокойно и мягко, но вопрос выбивает из колеи. Возможно, это именно то, что нужно, когда в комнате так темно. — Потому что я проблемная. И вы это знаете. Он молчит, выдыхает, готовится. И говорит: — Мне кажется, что я ничего не знаю о вас.***
— Почему бы вам было просто не пригласить меня на свидание? — Я разрываюсь между тем, что я чувствую, и тем, что я знаю о мужчинах. Вы грязные… нет, дайте мне сказать. Вы действительно такие. У меня есть примеры хороших мужчин, но я не знаю, что они делают с жёнами — если вообще делают это с ними. Они просто могут скрываться, как все остальные. Я не создана, чтобы меня насаживали на член, чтобы использовали, как игрушку, которую можно перекрутить, как угодно, и выкинуть. Но вы этого просто. Не. Понимаете. — Вы со мной спали? — спокойно интересуется Том. — Нет. — Тогда вы не можете обобщать. — В вас уже видна лживость: все эти длинные взгляды, шумные вдохи, жестикуляция — это не от природы. — Но это работает, дарлинг. Он даже не отрицает, принимает мою шпильку, словно давно её ждал. Голос по-прежнему ровный. — Харизма — это навык, я просто его развил. То, что я пользуюсь им не только как актёр, но и как человек, не делает меня плохим. — Это ложь. — Если бы это была полная ложь, то никто бы в неё не поверил. Мы молчим какое-то время, и я покручиваю в руках фотографию. Мне бы хотелось, чтобы Хиддлстон всё отрицал, чтобы доказывал, как я не права, но его маска — всего лишь маска, и он не скрывает этого от меня. — И у вас злые глаза, когда вы один? — Не злые, но жёсткие. Я довольно зануден, серьёзен и часто думаю о работе, где необходимо иметь твёрдый характер. Это правда. Но посмотрите на меня с моей семьёй — там я другой человек. Не менее настоящий. — И женщин вы не используете. — Нет. С женщинами я действительно более сдержан, чем многие мужчины сейчас. Я рос с сёстрами, я видел, как иногда к ним относятся. Я не идеален, конечно, но стараюсь поступать честно. И если вас интересует моя постель, то нет, я не играю с женщинами и их не выкидываю. Бывают краткосрочные связи, но это всегда обоюдное решение. — Сколько длились ваши самые серьёзные отношения? — Два года. Я молчу достаточно долго, чтобы он осознал это и разгадал. — Вы забываете, какая у меня профессия — я в разъездах и вечно занят, — всё-таки оправдывается он, — не каждый партнёр выдерживает такое. — Но со мной вы хотите переспать. — Я хочу вас узнать. Ни верю ни капли, хотя не считаю, что могу сексуально привлечь его — у Хиддлстона широкий выбор, а у меня заурядная внешность. Он даже не сразу запомнил моё лицо. Не узнал, когда мы встретились в Лондоне. Но мужчинам иногда действительно всё равно. Словно прочитав мои мысли, он добавляет: — Вам не кажется, что это слишком сложно для одной ночи?.. — Я девственница. — Что? — У меня не было отношений. Вы точно уверены, что вам нужна такая проблема? Вот он, миг какого-то горького, но злорадства. Я смеюсь над собой, над ним, просто так — отдалённо: давно зрелая женщина, а ни с кем не спала. Это нормально, если был сделан выбор. У меня же чувство, что выбор сделали за меня.***
— В школе со мной общались мальчишки, но лишь потому, что им нужно было знакомиться с моими подругами. Вокруг меня были красивые — типично красивые — люди, а я обыкновенная. Вы и сами знаете. Я и поцеловалась впервые почти в девятнадцать. В целом, у меня не было положительного опыта: мужчины либо влюблялись, но не нравились мне, либо просто хотели со мной переспать. — Что было ещё? — Ещё? — Этого мало. — Когда вы поцеловались? — спрашиваю я, словно не слышу. А он и не настаивает, как всегда. Отвечает, будто с улыбкой: — Мне было около десяти, и эта девочка сводила меня с ума. Мы перекидывались записочками на уроках, она хихикала с подружками, когда я проходил мимо… И однажды после занятий по крикету она поцеловала меня. Мне кажется, это был лучший первый поцелуй из возможных. Осенний вечер, пустой павильон… Я растерялся, но это всё равно было потрясающе. Мне представляется, как кудрявый мальчишка Том роняет ракетку на пол, а девочка прижимается к нему ртом, и они краснеют, бледнеют, но целуются, пошевеливая ресницами, а вокруг — сумрачно и тепло. — Как было у вас? — интересуется Хиддлстон. — Плохо, — и я выкидываю сигарету в окно, — еле дождалась, пока это закончится.***
— Меня раздражает то, что я чувствую. Я не хочу. — Так уж я плох? — и мне слышен мягкий смешок, словно Том стоит прямо над ухом. — Думаете, я что-то скрываю? — Конечно. Все мужчины скрывают. Я бы была лесбиянкой, если бы смогла. Женщины намного лучше. Я с напряжением жду, как он отреагирует — мужчины не любят правды. Обычно начинается перепалка, зачастую мне даже приходится извиняться — это ведь некорректно. Душить женщин можно. Рассказывать об этом? Нет. — Да, я согласен. — Что? — Женщины в целом лучше.***
— Слушайте… слушайте, — пытаюсь собраться я, но в голове почему-то пусто, — не надо меня жалеть… — Какая у вас погода? — Что? — Кажется, я слышу дождь. — Звоните, чтобы поговорить о погоде?***
— Есть два разных состояния: можно влюбиться, а можно любить. Влюбиться — это то, что заканчивается через месяц, а может, год. Любить — это делать что-то всю жизнь. Это осознанный выбор, работа и труд. Вы любите свою семью? — Конечно. — Если ваша сестра разгромит дом, накричит, скажет, что вы самый убогий брат на земле и она вас ненавидит, то что вы сделаете? — Помогу ей. Только она никогда так не сделает. — Почему? — Потому что она тоже любит меня.***
— Я хотела жить где-нибудь, где спокойно, может, у моря, просыпаться не по будильнику, засыпать не по часам. Чтобы был сад, гамак, солнце, и чтобы мужчина рядом был точно таким же: добрым, спокойным и светлым. Чтобы он отдавал мне то же, что и я готова отдавать. — А вы готовы это принимать? — Что? — Если у вас нет того, чего вы хотите, то вы к этому не готовы. — Или этого просто не существует. — Дарлинг… — У меня в голове хорошая модель: нет ни плохих парней, ни ловеласов, ни самцов, но в итоге… знаете… нездоровое также плохо, как и здоровое чересчур.***
— Я не думаю, что у меня будет партнёр. Я девственница — в моём возрасте это минус, — у меня может начаться паническая атака, я могу сказать «нет», когда всё уже зашло далеко, в конце концов, меня просто может стошнить. Вас возбуждает, если партнёра выворачивает на вас? — Мне бы это вряд ли понравилось, но и любить человека я бы точно не перестал. Мне кажется, вы думаете за других — не надо. Думайте за себя. — Как только женщина перестаёт быть подростком, её девственность становится проблемой, — я переворачиваюсь на живот, подминая подушку. — А вот девочек лет шестнадцати с удовольствием покупают в борделях, лишь бы порвать. Знали такое? — Я думаю, что всё должно быть в то время, которое выберет человек. Если женщина решает, что хочет вести половую жизнь в четырнадцать, то никто не должен её осуждать. При условии, конечно, что она хорошо знает о надлежащих мерах. Если она решает не вести её совсем — это тоже только её дело. — Вы удивились, когда я сказала, что ни с кем не спала. — Я удивился, но не осудил. Я действительно знаю мужчин, которые думают, как вы и сказали — они посчитают это проблемой. — Им не захочется возиться. — Да, им не захочется возиться. Им нужен только секс. А вам нужны такие мужчины? Есть нормальные люди, которые ищут себе партнёра, и им будет всё равно, девственница вы или нет.***
— По партнёру можно судить, какое у человека мнение о себе. Если он относится хорошо, значит, у человека нет разлада с собой — он выбрал правильного партнёра, подходящего, готового любить и уважать в ответ, потому что и сам себя уважает. — Значит, у женщин низкая самооценка. Но в прошлый раз вы говорили, что нет нормальных мужчин. — Одно не исключает другого. Заберите женщину из ненормальных отношений, где её контролируют, ревнуют, может быть, бьют, поставьте в пару с мужчиной, который является здоровым (теоретически, такой должен быть в мире), и она не сможет любить его. Она будет считать себя недостойной, а любовь в чистом виде, правильную, без надрывов, она просто не сумеет принять. Вы знаете, ведь девочек не учат любить себя. А если не любишь себя, то не понимаешь, как может любить тебя кто-то другой.***
— Я чувствую, что всё пропустила. — Что именно — всё? — Жизнь. Любовь. Счастье. Мне кажется, я старуха. Единственное, что я могу — это оглядываться назад. — Зачем вы уехали из Лондона? — Я не хочу там жить… — А вы хотите жить вообще, дарлинг? Я знаю, как это всё очевидно. И снова не вру, как будто между нами есть правило — только правда. — Нет. И вам хорошо известно об этом.***
— Я уже не в том возрасте, когда… Я имею в виду, что для меня сексуальнее отдача партнёра, то, что женщина испытывает благодаря мне, насколько она искренна и открыта, как дышит, как пахнет, что говорит. Раньше был интересен результат; сейчас меня интересует процесс. — У вас здоровая сексуальность. — Думаю, я ей научился. У меня было достаточно опыта. А вот как ей научились вы? — Откуда вы знаете, что… — Я не знаю, а чувствую. Это довольно легко, если вы умеете отключать голову. Я актёр — я умею. — И как вы это чувствуете? — не удерживаюсь я. Как будто на приёме у сексолога — я раньше никогда не говорила так откровенно. Я слышу, как Том колеблется: его вдох глубок, а выдох шумен и короток. Мне кажется, он тоже никогда не обсуждал это с таким бесстрастием, как делаем мы сейчас. — Я не знаю… не знаю, как объяснить. Некоторые женщины зажаты и их не чувствуешь, даже если внешне они ведут себя уверенно… Могу я быть поэтичным? — Пожалуйста. — У таких женщин словно нераскрытый бутон в животе. Он не пахнет, он не созрел, ему запрещают вести себя так, как ему положено. Из-за воспитания, стандартов и комплексов, я полагаю. У других женщин в животе роза, которая вывернулась наизнанку… я имею в виду… это тоже не норма, не середина. Да, от таких женщин может снести крышу, думаю, ради таких женщин завоёвывались города и страны, и очень сложно не хотеть такую женщину, находясь рядом. Но основной инстинкт — это в итоге единственное, что привязывает к ней. Через несколько месяцев, когда гормоны успокаиваются, ты начинаешь видеть человека, любящего секс, возможно — любящего секс с тобой, но это не значит, что у вас есть общие цели, интересы и планы на будущее. — Попадались на эту удочку? — вставляю я. — Я на многое попадался, если вам интересно. В целом, такие женщины опустошают, потому что их отдача — это скорее похоть, чем страсть. Вы же понимаете разницу, не так ли? — Понимаю. — Так что это не здоровая сексуальность: излишек так же плох, как недостаток. — А у меня? — Что? — не понимает Хиддлстон и вежливо переспрашивает. — Какая роза у меня в животе? — Я думал, это очевидно. Нормальная. Она не отвлекает от вас как от личности, но и не делает бесполым человеком. Вы ладите со своим телом, знаете, что ему нужно. Только я пришёл к этому через отношения, а вы, получается, самостоятельно. — Я пришла к этому через отношения с вами. Это снова опасная, вызывающая откровенность. Мне кажется, стыд берёт своё — я краснею. — То есть… — хочу объясниться я. — Я всё понял, дарлинг. Всё хорошо.