Я, моя шизофрения и Том

— Девочки в семьях не имеют права даже на чистую воду. Все женщины моются друг за другом, а мужчины, конечно, нет — они тратят воду, как захотят. У них нет контрацепции, того, что поставляем мы — мало, но и это не все берут. В деревнях женщины рожают каждый год, и если рожают девочек, то душат их сразу шкурами. Не знали? С коровами и овцами здесь обращаются лучше, чем с женщинами — их не бьют. Если речь идёт о выборе между девочкой и овцой, то отец всегда выбирает овцу. Ещё зачастую здесь насилуют, в повальном количестве — детей, но после того, как это всплывает, насильника просят взять дочь в жёны. То есть, фактически… — Я понял, — прерывает Том наконец, — но я не могу говорить об этом открыто. — Почему? — Потому что это грязно, а люди не хотят лезть в грязь. Я могу говорить о недостатке еды и воды, одежды, школ, об убийствах, но не о том, как насилуют детей. Никто не станет переводить деньги. Большинство закроет видео, только услышав об этом. — У всех достаточно своих проблем, — понимаю я. — Мне жаль, дарлинг. Я никогда не задумывалась о мышлении нормальных людей, людей, сидящих перед компьютерами и просматривающих фотографии исхудавших младенцев. Наверное, они действительно не готовы переносить реальный мир. Принимать его. Осознавать. Все из них знают про голод где-то в Африке, о нищете, о проблемах с экологией, возможно, о каких-то там изнасилованиях… Но это не тоже самое, что видеть перед глазами, как потный мужик вколачивается в семилетнюю девочку. Что вообще вколачивается в человека, который умирает под ним от боли. Это всё ещё слишком страшно для нормальных людей. — Тогда мы можем пройти к одной семье — у них пятнадцать полуголодных нищих детей, которых вы можете заснять. Я расскажу статистику. В двух километрах отсюда есть колодец — женщины таскают оттуда воду, и он скоро опустеет. Это подходит?..

***

Хиддлстон не кажется мне ни напряжённым, ни шокированным, и единственное, что я замечаю в нём, когда мы входим в дом — это сострадающие глаза. Не испуганные, не глаза человека, едва сдерживающего отвращение. Сострадающие. Я впервые чувствую, что несмотря на все мои выпады, он помогает — и хочет помочь. Он белый и чистенький, но не потому что не знает, а потому что верит в лучший исход. Верит… Верит! А во что тогда верю я?