Я, моя шизофрения и Том

Это странно — я не знаю, во что одеться. После отъезда Чипо я сплю нагая, ведь постоянно — одна. В шкафу приходится отыскать сорочку. Она хлопковая и смешная. Пока ищу её, вижу, что на вешалке — знакомый халат. — Я привёз его, чтобы было понятно… — Что ничего не изменилось? — Совсем ничего. Что все будет, как было у меня дома. Это не твоя фантазия или сон. Хиддлстон вытирает голову полотенцем, стоя чуть-чуть позади меня. Я могу видеть его в зеркале на дверце шкафа. Обычный, как был и тогда, уютный — в свободных штанах, футболке, с нежным и длинным взглядом. Влажные волосы сразу вьются. — Значит, этот халат теперь мой? — я спрашиваю его. — Нет, дарлинг, он мой, конечно. Но я могу дать тебе поносить. За плату. В его глазах появляются искры, но губы почти не гнутся в улыбке. Он шутит, но делает вид, что серьезно. — Какой подростковый флирт. — Но ты ведь это тоже не проходила. Я вдруг понимаю, что нет. Не проходила. Меня не дергали за косички, у меня не пытались выманить поцелуй, со мной по-глупому, неуклюже не флиртовали. Том видит это в моём лице. — О, крошка, мы можем это исправить. И он прислоняется к дверце плечом, словно король старшей школы или капитан футбольной команды, на которого любуются все девчонки. Полотенце на шее, с волос капает на плечи вода… Он актёр. — Надеюсь, ты так не делал. — Конечно, нет. Это ведь давит на женщин. Но не сейчас, верно? — выходит из образа Том. — Так что хочешь за свой халат?.. Хиддлстон всё-таки улыбается, пускай и склоняя голову, пытаясь немного эту улыбку скрыть, а потом смотрит мне прямо в глаза. Сложив руки, он говорит: — Поцелуй? — и пожимает плечами. — Думаю, этого хватит на первый раз. — Я — тебя? — Ты — меня. Что, раньше не целовалась, крошка? Я тебя научу. И Том наклоняется ближе, указывая пальцем на щеку; я чувствую его запах: — Так и быть, можешь сюда, — почти шепчет он, бархатно, хрипло. — Вот сюда? — Именно. — Один раз? — Один раз. Я стараюсь не улыбаться, а просто коснуться губами его щеки, но в последний момент — так подло, — он поворачивается и ловит губами мои. Я хочу возмутиться, а он целует, и я чувствую, что заканчивается эта игра, и его рот восхитительно жарок, и сердце колотится где-то в горле, и наполняется влагой живот. От его волос намокают мои ладони. Пахнет немного шампунем… и им. Это первый поцелуй в новой жизни. Почему только сейчас — со мной?.. Том отстраняется аккуратно, но все же — быстро. Я не хочу его отпускать. — Я передумал, — говорит он серьезно, всё видя. — Что? — Это слишком хороший халат, чтобы отдавать за один поцелуй… Тогда я целую его второй раз, и третий, и пока не сходит его улыбка, не смыкаются плотно глаза. Рот раскрывается шире, крепче становится хватка рук, и его грудь поднимается в такт моей. В комнате слышно, как шумно мы дышим. — Спасибо, Том.

***

— Мне всегда было неприятно такое. Я не знала, как другие девчонки выдерживают… но не с тобой. — Очень тонкая грань между флиртом и домогательством. Я знаю точно, что нравлюсь тебе, поэтому это был флирт, заигрывание с тобой. Но я помню, как несколько раз видел девчонок, выбегающих из пустого спортзала… Думаю, тебе не нужно ничего объяснять. Сделай я тоже самое с женщиной, которая не ответила мне взаимностью, флирт перешел бы в насилие. Парни никогда этого не понимали. — А ты понимал. Хиддлстон молчит, дышит, выкладывает из чемодана последние вещи. И говорит серьёзно: — Просто однажды из спортзала выбегала моя сестра.