Я, моя шизофрения и Том

Эротические сны — это норма. Даже для тех, кто ведёт половую жизнь. Но мало кто знает, какие эротические сны преследуют проституток, жертв насилия, женщин из тёмных углов барака. Это сны извращённые, порнографические сны. Порнография ведь не для женщин, а против них. Для кого-то — с привязыванием к столу с раскинутыми ногами. Кажется, я даже книгу читала в детстве: роман про какую-то герцогиню, которую пираты насиловали по очереди всю ночь, пока её не спас златокудрый Анри. Всё это было так романтично. Романтичное изнасилование. Романтизированное дерьмо. Вот, до чего доводят, перекручивают всех женщин: до того, что групповое изнасилование — это приятно, если тебя спасёт принц. Помню, Чипо как-то делилась, что её сон — это бывший муж, который долбится в неё, как в игрушку, бьёт по груди и душит. Она просыпалась, почти кончая, а потом — бежала в туалет, и её долго и громко рвало. Я вставала, когда это слышала, и держала её волосы в кулаке, хотя сама — не исключение. До того, как появился Том, я кончать могла только от использования меня, от насилия надо мной. От представления, что я проститутка в борделе, и меня осматривают, как товар, все подряд. Вереница из мужиков взвешивает мою грудь в ладонях, оттягивает соски, раздвигает ноги, смотрит, трогает, фотографирует, трахает. Мне это снилось. Такие дикие оргии, что не каждый придумает, такой секс, в котором и от секса ничего не осталось, не говоря уже о любви. Кончив, я либо плакала от отвращения, либо вообще ничего не чувствовала. Затаившаяся тишина, наполненная невидимым пустота, вода в почерневшем аквариуме — вот, что было внутри меня. А если я не представляла это, лаская себя, а мне это снилось, то я просыпалась, и уже Чипо держала мои волосы в кулаке, чтобы их не испачкать рвотой. Такое вот странное удовольствие. Такие вот замечательные эротические сны. Понимает ли это хоть один мужчина в этом грёбаном мире? Вряд ли. Вряд ли… Когда появился Том, я впервые в жизни мастурбировала, думая только о нём. Не сразу, но постепенно отравляющие картинки стали сменяться им. Вначале — грубым, зато одним. Исчезла вереница из остальных мужчин, для которых я была секс-игрушкой. Затем Том стал напористым, но не грубым. Я стала получать удовольствие от того, что он не спешил и хотел, чтобы мне было хорошо. Потом Том стал аккуратным, заботливым и нежным. Я смогла кончить не от того, что представляла, как тренирую глубокую глотку, а от того, что Том обнимал меня, двигался плавно и медленно, а я подмахивала ему бёдрами, чувствовала голой грудью его горячую грудь и слышала мягкое, бархатное дыхание. И рот, конечно. И целовала его нежный, чувственный, влажный рот. Кончив так впервые в своей сраной жизни, я плакала не от отвращения, а от чувства победы над собой. Над тем, что сделали мной когда-то, но это на самом деле не было мной. После этого жестокость начала уходить из моих фантазий. К тому моменту, как я приехала к Тому, я полгода не видела снов, где меня снимают с одного члена и насаживают на другой. Полгода я не просыпалась с возбуждением от этого и тошнотой. А теперь я лежу в комнате, на циферблате будильника — 3.45, я смотрю в потолок и всё ещё чувствую: кучу жестоких рук, кучу жестоких глаз, грязь — скользкую, склизкую, потную грязь, которая стала, словно вторая кожа. Это отвратительно. Пальцы мокрые, потому что во сне я засунула их между ног. Хочется закричать, чтобы лопнули окна, барабанные перепонки и тот мыльный пузырь, в котором барахтаюсь я. Дерьмо. Какая же это нескончаемая сточная яма…

***

Ночь очень долгая. Я больше не могу уснуть. Что-то придавливает к кровати, как плита, и я лежу не в состоянии пошевелиться, глядя в зашторенное окно, как постепенно рассеивается темнота и… Пробивается свет.